Задачи возрастного этапа развития. Центром развития в отрочестве становится голова, и обу­чение теперь осуществляется через интеллект

Центром развития в отрочестве становится голова, и обу­чение теперь осуществляется через интеллект. Наши сы­новья перестают мыслить образами, а выходят на широ­кую арену абстрактного мышления. Чувства, ставшие более интенсивными в возрасте от 8 до 12, остаются на достигнутой высоте, но внимание подростка сосредото­чивается на" появившейся способности критиковать и анализировать себя, других и весь мир. Когда он уходит в себя, это не «уход от мира», а «отступление», которое дает ему возможность подумать, осмыслить и проанали­зировать свои чувства, поразмышлять над тем, что собы­тия жизни значат лично для него.

Я не ненавижу людей. Просто мне нужно побыть одному. Я не могу этого объяснить. Но всем моим друзьям это по­нятно, а родителям нет. Они думают, что я собираюсь по­кончить с жизнью или курю травку у себя в комнате. Ну да, мне нравится красить волосы, слушать тяжелую музыку и носить серьгу в ухе, но я чист, трезв и честен. Могут ли ро­дители желать лучшего ребенка? Иногда мне хочется на­питься или сделать что-нибудь в этом роде, только чтобы их разозлить. Но на самом деле я совсем не такой. Если они так и будут продолжать, то уж точно толкнут меня к этому.

Джеми, 14 лет

Когда в семье есть подросток, нам нужно научить­ся доверять — прежде всего себе, тому, как мы его воспи­тывали до сих пор, и, конечно, своему сыну. Психолог и ученый, доктор философии Эрик Эриксон, наблюде­ния которого над базовыми внутренними конфликтами мальчиков послужили вступлением к главе 9 назвал процесс роста в эти отроческие годы конфликтом «са­мосознания и смятения». Иногда мы задаем себе вопрос: «Чье смятение он имел в виду — подростков или родите­лей??»

Сыновья-подростки воистину примеряют на себя раз­ные личностные качества, чтобы выяснить, насколько им это подходит. В один день мальчик может быть уверен в себе, твердо знает, чего он хочет; на следующий день он подавлен,, растерян и необщителен. Он может попробо­вать стать «Охотником», «Психом», «Идиотом», «Гени­ем», «Общественным деятелем», «Преступником». Не­которые личностные качества мальчик может отбросить сразу, зная, что они не соответствуют его душевному складу. Другие эксперименты могут вестись на протяже­нии довольно длительного времени, в зависимости от реакции родителей и окружающих. Вообще говоря, под­росток ведет себя несносно совсем не потому, что хочет досадить родителям. Если до сих пор его развитие и от­ношения в семье, с учителями и сверстниками были до­вольно предсказуемы и ровны, то родители сумеют по­нять, что этот раздражающий их «наряд» сын примерил для того, чтобы «посмотреть, что будет», и это само по себе интересно и увлекательно для его жаждущего позна­ния мозга. Он изучает человеческую натуру. Растущее в нем чувство справедливости остро подмечает парадоксы и противоречия окружающего мира, и мальчик пытается как-то их разрешить для себя.

«Я люблю своего отца, но он рассуждает как расист», «Мама добрая и хорошая, но она позволяет людям садиться ей на голову», «Сестра ведет себя так, что, когда приходят мои друзья, мне становится стыдно», «Родите­ли говорят, что всегда готовы меня поддержать, а сами не дают мне даже понять, что же я собой представляю». Эта борьба против несовершенства жизни не может быть логичной и рациональной. Сегодня сын горячо, будто это вопрос жизни и смерти, настаивает на необходимости смотреть в полночь фильм ужасов, доказывая, что это очень важно для его самооценки. А два месяца спустя фильм наводит на него скуку. Если родители начинают спорить с подростком, говоря: «Чего ты так расстраива­ешься? Ты же через неделю будешь думать совсем по-другому» или: «Когда ты станешь взрослым, ты поймешь, почему я поступаю именно так», они только провоциру­ют гнев мальчика и обиду. И вследствие этого возмущен­ный вопль «Ты никогда не поймешь меня!» — врывается в родительские уши. И это правда. У мальчика форми­руется его уникальная индивидуальность, определяется направление всей его будущей жизни. И нам трудно по­мочь ему в этом. Он подобен хамелеону, который посто­янно меняет свою окраску, реагируя на бури, бушующие внутри его существа, и на требования внешнего мира, которым он так жаждет соответствовать. Мы можем и должны понять, что он делает то, что должен делать по своей природе; нам под силу осознать потребности, лежа­щие в основании его поведения.

Потребности

Подросток плывет по течению, подталкиваемый, с одной стороны, зовом собственной души, своего внутреннего мира и зовом внешнего мира — с другой. В отроческие годы родители должны быть к мальчику особенно вни­мательны, чтобы помочь ему обрести равновесие, найти точку опоры между своей внутренней потребностью реагировать на сложности жизни и призывом к действию, идущим извне.

Мальчик-подросток нуждается в физической актив­ности.Резкое усиление активности гормонов в отроче­стве делает большинство мальчиков очень беспокой­ными. Собственное тело вдруг становится для мальчика чужим, нередко являясь источником неловкости и сму­щения. Кажется, что подросток состоит только из рук и ног. Некоторые мальчики естественным образом реали­зуют свою бесцельную энергию в физической активнос­ти, в занятиях спортом. Удаль и отвага в этой области дают мальчикам возможность выйти в большой мир. Они буквально живут футболом, баскетболом или треком, бредя этим во сне и наяву. Других же эта ненасытная энергия заталкивает внутрь самих себя, мальчики погру­жаются в депрессию, отстраняются от бушующей вокруг них жизни.

Физическая активность необходима всем мальчикам этого возраста. И родители просто обязаны, хотя это и нелегко, помочь сыну найти такой вид активности, кото­рый бы подходил ему наилучшим образом, а не загонять на спортивные тренировки, которые, возможно, против­ны его натуре. Спокойного мальчика, склонного уходить в себя под действием своей избыточной энергии, может бросить в дрожь от одной мысли о командных видах спор­та, таких, как регби или баскетбол, но плавание или борь­ба могут оказаться как раз тем, чего жаждет его природа. Мальчик-подросток обязательно должен нагружать свое тело физически, и не важно, что это будет — езда на ве­лосипеде, ходьба или тяжелая атлетика. Только тогда он сможет ясно мыслить, сформулировать и обдумать воп­росы, на которые будет отвечать всю оставшуюся жизнь.

Мальчики нуждаются в тишине и покое.Быстрые изменения тела подростка и развивающийся интеллект вызывают смятение и острое ощущение собственной изолированности. Мальчику может казаться, что он стран­ный, что никого другого не вгоняет в неловкость неожи­данная эрекция, что только у него ноги как будто живут своей собственной жизнью. Большинство подростков ста­раются заполнить каждое мгновение бодрствования де­ятельностью, движением, звуками, чтобы избежать му­чительного ощущения одиночества, которое преследует почти каждого в этом возрасте. Однако любому подрост­ку нужно время побыть одному, в тишине и покое. Стро­гий распорядок дня успокаивает тело и душу, позволяет выделить время для творчества, занятий искусством, са­мопознания, анализа и отдыха — всего, что необходимо мальчику для полного расцвета.

У подростков всегда будет своя, громкая музыка, приво­дящая родителей в бешенство. У каждого поколения рож­дается свой ее вариант. Но шумовые загрязнения техно­генной эпохи с ее постоянным ревом и грохотом, откуда бы он ни несся — из транзисторов, телевизора, динамика или стереоколонок, породили поколение людей, уши и души которых глухи к нумической мелодии их собствен­ного дыхания, лягушачьему кваканью в сумерках, птичь­ему щебету на заре, смеху возлюбленной и шелесту ветра.

Подросток особенно подвержен гиперстимуляции зву­ками и движением: он постоянно живет на грани нервно­го и эмоционального срыва, и это делает его очень уязви­мым. Его энергия толкает его делать все и сразу, эмоции заставляют его прочувствовать все, что можно, от самого высокого до самого низкого. Он использует музыку и те­левизор, чтобы заполнить пустоту и провести время, хотя его нервная система нуждается в покое и отдыхе во избе­жание перегрузки и взрыва.

Попытка посоветовать мальчику проводить свобод­ное время в тишине может быть встречена бурным сопро­тивлением, если мальчик уже превратился в необуздан­ного тинейджера, у которого не была выработана такая привычка. Начинать никогда не поздно, но он ни за что не согласится на это, если мы сами так никогда не посту­паем. Мы выставим сами себя в глупом свете и вызовем негодование сына, если будем настаивать, чтобы он вы­ключил музыку и проводил время в своей комнате в спо­койных раздумьях, тогда как сами в эту минуту плюха­емся перед телевизором в надежде, что он убаюкает нас в культурной прострации. Тайм-аут с покоем и тишиной эффективен тогда, когда он устраивается для всей семьи. Мы не говорим, что он должен быть для всех в одно и то же время, но сыну легче последовать нашему примеру, чем попробовать сделать это самостоятельно. Если мы регулярно посвящаем время медитации, спокойным раз­мышлениям, отдыху, рисованию, рыбной ловле, слуша­нию звуков природы или любому другому занятию, ко­торое позволяет успокоить мозг и тело, наши сыновья охотнее попробуют поступать так же. Только в тишине мальчик может научиться слушать свою собственную душу, ценить общение с самим собой. Эти две способно­сти относятся к тем величайшим дарам, которые может получить в наследство любой мальчик.

Мальчики-подростки стремятся к объединению в группы.Мальчиков в возрасте от 13 до 17 лет группа и привлекает, и отталкивает. Группа сверстников дает им ощущение тождества, которое в этом возрасте представ­ляется неуловимым. Мальчиков очень тревожит вопрос, приняты ли они группой и популярны ли в ней. Поиск группы, к которой можно было бы присоединиться, и пе­реживания, если группу, в которой мальчик себя чувст­вовал бы хорошо, найти не удается, делают отрочество особенно мучительным для мальчика и трудным для ро­дителей.

Очень важно, чтобы в эти годы экспериментов и поис­ка родители удерживали центр, как это делает мать для малыша, когда он начинает исследовать мир вокруг ее коленей. Нужно относиться с уважением и понимание к той растерянности, в которой пребывает мальчик, к его страданиям в поисках своей группы и попытках при­мкнуть хоть к какому-то коллективу сверстников. Ощу­щая наше сочувствие, дети скорее обратятся к нам за со­ветом, скорее будут именно у нас искать убежища, чтобы отдохнуть от борьбы. Группа олицетворяет для ребенка ценности, которых он придерживается, определяет, кем и каким он захочет быть. Выбор своей группы — одно из первых важных решений, которое подросток принимает самостоятельно. И ему нужно знать, что мы прикрываем его тылы.

Особенно трудно бывает, когда сын попадает, на наш взгляд, не в ту компанию. Дик, сыну которого четырнад­цать лет, наблюдал, с каким трудом Брент завоевывал себе место в новой школе. Дик рассказывает: «Наш пере­езд оказался очень трудным для Брента. Он робок и с тру­дом заводит друзей, поэтому, когда он стал прибиваться к группе мальчиков, известных в округе как нарушители спокойствия и порядка, я заволновался. Фред, мой близ­кий друг, успокаивал меня. Он посоветовал: "Расскажи ему о своих переживаниях. Он еще молод и нуждается в твоем совете. Возможно, он и будет сопротивляться тво­ему вмешательству, но наверняка почувствует облегче­ние от твоей поддержки"».

Дик продолжает: «Сначала Брент очень обиделся, но, когда я высказала ему все, что меня волнует, он был мне благодарен. Я поделился с ним тем, как сам когда-то за­водил друзей, когда наша семья переехала в новый город. Это было довольно трудное время моего одиночества, поэтому я понимал, как он чувствует себя в новой шко­ле. Я сказал ему, что выбор друзей — одно из самых важ­ных решений, которые ему придется принимать в жиз­ни. Люди будут судить о нем по тем, с кем он дружит. Я сказал, что если его друзья нарушают порядок, то даже если он и не замешан в этом, в сознании людей он все равно будет причастен ко всему, что делают его друзья».

При поддержке отца Брент сумел отойти от компании смутьянов. И до тех пор, пока он не обрел новых друзей, Дик старался проводить с ним побольше времени, зани­маясь тем, что им обоим доставляло удовольствие.

Из-за друзей мальчика во многих семьях идет тяжелая борьба. Но давайте зададим себе вопрос: «Что мы будем делать, если сыновья, невзирая на наше мнение, при­мкнут к банде или компании ребят, ценности которых су­щественно отличаются от наших собственных?» В этом случае мы должны тщательно взвесить возможные по­следствия. Если нам кажется, что общение с этими дру­зьями грозит сыну опасностью, если он не хочет внять нашим предостережениям, то мы вынуждены будем по­ставить такие ограды, которые бы защитили мальчика от беды. Что это будут за ограды? Если существует опас­ность, что мальчика могут покалечить в разборке между бандами или арестуют за мелкий разбой или кражу, наш инстинкт говорит нам, что мы должны окружить сына кирпичной стеной, запретив ему встречаться с «дурным влиянием». Именно с этого во многих семьях начинает­ся война поколений. Решившись встречаться с тем, с кем ему хорошо, мальчик начинает лгать, нарушать установ­ленное время возвращения домой, вообще становится трудновыносимым. Пэт, одинокая мать, рассказывает, как ей удалось справиться с такой ситуацией.

Алексу только-только исполнилось пятнадцать, когда он познакомился с Диллоном. Мне это было непонятно, но меж­ду ними возникла какая-то мгновенная и прочная связь; они и вовсе не расставались бы, если бы я это позволила. Беда была в том, что вся семья Диллона была известна как небла­гополучная. Диллона несколько раз арестовывали за кра­жи, его старшему брату было предъявлено обвинение в из­насиловании, а сестра была осуждена за наркотики. У сына тоже появились проблемы с полицией, и я почувствовала, что влияние Диллона опасно для него. И тогда я сказала: «Никакого Диллона!» Алекс не должен был встречаться с Диллоном, и Диллон больше не имел права приходить к нам. Мы были одни с тех пор, как отец Алекса ушел от нас, оставив трехлетнего сына. Мы всегда с ним легко догова­ривались и все проблемы решали сообща. Но на этот раз все было по-другому. Алекс не сказал мне ни слова, но я знала, что с его стороны это было объявлением войны.

В течение нескольких последующих месяцев Алекс почти не разговаривал со мной, возвращался домой поздно ночью, не делал уроков и перестал выполнять свои обязанности по дому. Наконец я нашла консультанта, который по-настоя­щему понимал мальчишек-подростков. Он посоветовал мне поискать что-нибудь хорошее (положительный на­строй) в отношениях Алекса с Диллоном. Когда я спроси­ла Алекса, почему он так настаивает на встречах с Дилло­ном, сын ответил: «Потому что мы друзья, мама. Мы забо­тимся друг о друге». Консультант помог мне понять, что на самом деле Алекс этим не хотел задеть меня. Я стала искать способ, который позволил бы мне принять существование Диллона в жизни Алекса. Консультант предложил резрешить Диллону бывать у нас дома при условии, что Алекс не будет с ним встречаться больше нигде, кроме как во время уроков. Я сидела дома с двумя мальчиками и держалась по отношению к Диллону приветливо, поскольку они вели себя вполне прилично, не нарушали установленных у нас дома правил: не курили, не пили, музыку, правда, слушали громкую, но не оглушительную, уроки у них были сделаны, и в комнате они оставляли полный порядок. С тех пор все идет нормально, и мы опять разговариваем с Алексом как прежде.

Пэт, мать пятнадцатилетнего Алекса

Мальчикам нужно, чтобы их видели.Очень часто ро­дители втягиваются в споры и в борьбу за власть со сво­ими сыновьями-подростками, потому что не могут ниче­го увидеть за их странной внешностью. Мы позволяем зеленым волосам, кольцам в носу и ободранным джинсам заглушить то, что наши сыновья пытаются сказать нам. «У меня зеленые волосы совсем не потому, что я хотел разозлить отца, — говорит четырнадцатилетний Абе. — Я их выкрасил, чтобы чувствовать себя своим среди ре­бят, с которыми мне нравится общаться. А он просто не может этого понять».

Еще недавно каждый разговор между Абе и его отцом заканчивался почти дракой. Отец не мог или не хотел слышать, что Абе хочет ему сказать, так как эти зеленые волосы просто бесили его. На психотерапевтических за­нятиях Абе с отцом удалось разобраться в своих чувствах и прийти к взаимопониманию, и отец согласился прекра­тить ругань из-за цвета волос. Еще более способствовало улучшению контакта между ними то, что отец Абе, спе­циалист по компьютерам, пригласил сына с собой в ко­мандировку в компанию Fortune 500. Абе очень увлекла эта идея, потому что он так же интересуется компьюте­рами, как и его отец. По настоянию отца Абе согласился спрятать волосы под шляпой. Но, к отцовскому удивле­нию, в ночь перед поездкой Абе перекрасил волосы в ко­ричневый цвет. Он сказал: «Когда отец отступил, я поду­мал: "Ах! Что за дело! Отцу это неприятно, а я в любой момент могу перекраситься обратно в зеленый". Я ведь всегда хотел заниматься компьютерами, поэтому и ре­шил чуть-чуть подогнать себя под его мир, ведь нам обо­им так будет легче. У меня есть еще тюбик флюоресци­рующей зелени, на всякий случай».

Сыну нужно, чтобы родители видели, кто он есть на самом деле, а не только свои надежды на то, каким он должен быть. Толкая мальчика к жизни, какую мы сами хотели бы, но не смогли прожить, мы опустошаем его душу. Том, которому уже сорок и он уже сам отец, вспо­минает, как ему в десять лет хотелось стать таким же фер­мером, как его отец. «Но он и слышать не хотел об этом. Он требовал, чтобы я поступил в колледж и получил спе­циальность инженера. Я сделал это и двадцать лет был инженером. Но сердце мое до сих пор тянется к тому, чтобы выращивать растения и воспитывать животных.

Вы уже догадались, чем я мечтаю заняться, когда выйду на пенсию?»