Сексуальный слэнг и непристойности; динамическая теория их психосоциальной эволюции

Эриксон: Мисс Дей какая-то сонная.

Мисс Дей: У меня сегодня было много работы.

Клиентка: (Клиентка тянется рукой к блокноту) Разрешите мне взглянуть на последнюю страницу. Вы знаете, что я имею в виду – Вы сами просили меня не забыть Вам напомнить.

Эриксон: Ну, и что там написано?

Клиентка: Пока не знаю. Но я точно что-то писала. Похоже на то, что здесь черт ногу сломит. (Переворачивает страницу.) Вот это да! Теперь Вы сами видите, что в этом нет ровным счетом никакого смысла. Семьдесят пять раз слово "январь" – и все по-разному!

Эриксон: И о чем это говорит?

Клиентка: Написано очень небрежно.

Эриксон: А Вам не хотелось бы понять, как именно Вы это писали – только давайте немного подождем, чтобы хоть немного Вас заинтересовать. Наверное, для того, чтобы разобраться, Вам потребуется бумага и карандаш.

Клиентка: Да, нет ничего удивительного, что все жалуются на мой почерк. Обычно я так ужасно пишу, когда хочу спать. Похоже, что это написано левой рукой.

Эриксон: А какой именно?

Клиентка: Точно не знаю. Здесь так все перепутано.

Эриксон: А Вы умеете писать левой рукой?

Клиентка: Пробовала пару раз, но получилось что-то непонятное. Но это явно написано левой рукой.

Эриксон: Это Ваше последнее слово?

Клиентка: Честно говоря, Вы меня затрахали[13].

Эриксон: Клиентка признает, что писала левой рукой ("Похоже, что это написано левой рукой!), а я ее спрашиваю: "А какой именно?"

Росси: Что это за странный вопрос?

Эриксон: Просто существует большая разница между левой рукой в активном состоянии и левой рукой в состоянии транса.

Росси: И поэтому слова должны быть написаны по-разному, в зависимости от состояния клиентки.

Эриксон: (Эриксон обращает наше внимание на выражение "I get humps on the r's", где слово "hump" приобретает совершенно неожиданный смысл.) Оно употреблялось в весьма своеобразной ситуации.

Росси: Вы хотите сказать, что здесь имеется в виду сексуальная близость?

Эриксон: Гм.

Росси: Что-то с трудом верится.

Эриксон: Но слэнг так изменился с тех пор!

Росси: Сейчас не принято употреблять слово "бугор", оно какое-то вульгарное.

Эриксон: О, да! (И Эриксон игриво перечисляет некоторые другие, уже вышедшие из обихода слэнговые выражения для обозначения полового акта.)

Росси: По мере того как сексуальный слэнг популяризируется, он становится все более и более вульгарным. И поэтому приходится изобретать новые, более "приличные", но тем не менее тоже слегка возбуждающие слэнговые сексуальные обороты.

Росси:[В 1987] Эти замечания легли в основу новой интересной теории о функциях слэнга. Слэнг по сути своей – это такие лингвистические новообразования, которые придают нашим словам совершенно новый оттенок и освобождают их от груза неприятных воспоминаний. С другой стороны, непристойности начинают атаку ассоциативной структуры слушателя – они полностью сбивают его с толку, и тот, кто произносит неприятности, получает полную свободу действия. Слэнг начинается с робкой попытки наиболее адекватно выразить социально запретное действие. Однако, возникнув, он принимает на себя весь груз негативных ассоциаций, которые общество связывает с этим запретным действием – и слэнг перерастает в вульгарность – или более того, в непристойность. Непристойность выполняет совершенно другую социальную функцию: она нужна для того, чтобы сломать имеющуюся психологическую защиту. Но постепенно вырабатываются новые способы противостояния, непристойность теряет свою разрушительную силу и умирает естественной лингвистической смертью, превращаясь в архаизм.

Такова в общих чертах психосоциальная теория эволюции слэнга и непристойности. Это процесс психологический, поскольку он связан с ассоциативной структурой каждого индивида; это процесс социальный – поскольку он заключается в перенесении эмоциональных зарядов от одного человека (или группы) к другому (к другой). Сама же теория эволюции слэнга вытекает из более глобальной теории о возникновении лингвистических новообразований вообще, об их трансформациях, эволюции и замене их другими такими же новообразованиями. К языку нельзя относиться только как к статичному средству общения. Он изменяется – и эти изменения свидетельствуют об эволюции сознания и его постоянной борьбе с ограничениями и принуждениями прошлого.