Спасибо, я расхотел забирать ваши жизни. Можете обжираться, петь и плясать, если, конечно, вам позволят ваши кости!

Пастух с завидным хладнокровием убил двух ленивых онколо, бродивших без дела у пристани. Еще прикончил пса, который, не восприняв Найджела, как своего хозяина, устроил страшный лай, чем перевозбудил прочих поблизости спавших дворняг, заставив их проснуться и также раскрыть пасти. Свои манеры, как и тип мышления “не подчинился – умри”, садюжник понахватал, побывав в общем имении религиозного культа и испробовав на вкус все приспособления крайнего деспотизма.

“Но я все еще не отрицаю варианта, что когда-нибудь сорвусь и предам своих создателей – время от времени мозг Пастуха посещали всякие “богохульные” помыслы и предательские позывы. Мечта поскорее подобраться к рассекречиванию способа вечной жизни допускала разные варианты, такие, как, к примеру, возможная подстава в дальнейшем. Фатум не старался походить на добряка, разбрасывающегося тайнами, как и Найджел не больно был похож на щеночка, готового ждать столетия и таять от слепой надежды, - И на разделение власти не согласен. Мне хочется полной монархии, единовластия! Чтобы на вершине горы стоял я, и никто больше. Чтобы владыка Олимпа, спускаясь на Землю, видел гигантскую статую из мрамора, возведенную моими рабами, статую на рубчатом каменном пьедестале. Такие произведения искусства посвящали римским императорам… почему же ничего подобного не посвятили Фатуму? А?”

Встретив еще пятерых блудных псин, Найджел подкинул им сытную свежатину - скукожившееся тельце недавно раздавленной им облезлой сучки.

- Ешьте на здоровье! – не отличающие сготовленное мясо от трупятины собаки принялись голодно жумкать и облизываться в кратких перерывчиках.

“Власть…”

Пастух снова посетил обитель Велдона через двое суток, чтобы узнать, не тревожил ли их настырный агентишка с того самого раза. Имея целую коллекцию забот, сектант не успевал ходить туда-сюда, что-то упуская, а что-то выполняя позже, чем планировал искони. А вторжение иностранных пришельцев, посредственно владеющих английским, занимало, пожалуй, первое место среди проблем, требующих проведения специальных мер.

“Только узнаю, что ублюдок еще жив, или появлялся, но мне об этом не доложили, порешу всю семейку” – с такими коварными намерениями Найджел шел до комнаты с приоткрытой дверью. Но посмотрев, что творится в ней, увидев, как злобные родственнички отрывают от низкорослого дедули куски плоти и чавкают похлеще собак, порассудил, как же быть:

- Позволить еще пожить, твари? Или все же освободить от оков? Мм? – не получив ответа (что, в общем-то, и ожидалось), Пастух ушел также неслышно, как и появился. Изголодавших онколо ничто не могло потревожить…

- Очнись! – воин без страха хлестанул храпевшего Калиньи по щеке. Тому из-за пониженной чувствительности, вызванной недавним употреблением нарко-вещества, показалось, что это был порыв ветра, - Ну, вставай уже!

“Увеселительная травка”, как частенько называют марихуану, обладала седативным, «затормаживающим» действием. Активисты легализации сходились во мнении об её безобидности и добились разрешения вещества в Израиле и еще двадцати штатах США.

- Постой, ой… - француз пожалел, что выкурил так много. Голова трещала, да и по спине проходил холодок, принуждающий к регулярному вздрагиванию, - Я еще маринованный…

- Это не на руку нам обоим, поэтому давай… - чтобы поскорее привести напарника в порядок, Ханк прибегнул к исключительным мерам активизации деятельности его мозга. Он рванул его на себя за грудки, другой рукой обхватил горло, отогнул назад и ударил “дыней” об стол. Руки агента взметнулись и раскинулись. Сам же ушибленный, быстро пришедший в чувство, не торопился петь песни со словами благодарности:

- Конченый псих, что ты творишь? – казалось, еще чуть-чуть и фрэнч выдаст порцию кислой рвоты прямо на пол, - Уй, так ведь… так ведь убить можно! Ты вообще думал, прежде чем меня кидать так…

Забавно покрутив зрачками глаз, наемник признался:

- И не одну минуту! – а затем, вспомнив последний просмотренный фильм и старый ламповый телевизор, который юзали сибирские террористы, попытался изобразить актерскую игру, замахал пальцами возле своего лица и возле лица приятеля, - Увидел бы себя в недавнем состоянии – побежал бы искать стометровую скалу, чтобы с неё спрыгнуть. Говорю без утрирования.

Это объяснение подействовало, так как курильщик сразу перестал на него дуться:

- Ладно, забей. Черт со всем этим… - и, посоветовавшись с самим собой, взялся посвящать друга в истоки столь опрометчивого поступка. Речь пошла об участливых переживаниях о прошлом, о том, что уже было сделано и о том, чего сделать не вышло, - Чтоб ты знал, старик, я не без причины балдею во время спецзаданий и не просто так спонсирую фестивали по выращиванию конопли… - Калиньи за какие-то три минуты “вылил” все, что держал поодаль от мутанта, - Мне стыдно до синей усрачки, я бы многое в жизни отредактировал, много моментов переписал бы…

Видя разбитость товарища, ́с какой тот всматривался в бесформенный, в бесцветный потолок и ловил потусторонние звуки, Ханк пригрустил за компанию:

- А я бы вообще стер все листы – и уселся в кожаное кресло напротив любителя травки, - И не стал бы заново писать. Если бы поинтересовались, что я хотел бы оставить, я бы выбрал от силы две странички.

- Нетрудно угадать, что на них – тихим голоском проронил ОПБ-шник, нащупывая на макушке здоровенную шишку, похожую на еловую, - Твоя исповедь, не знаю, к лучшему или к беде, уже пять раз повторялась в моих снах…

- И как я в них выгляжу? В чужих снах… Трогательным или злым?

Последние слухи, датированные вчерашним числом, слухи в голове Калиньи о предстоящем грехоочищающем испытании, обретали конкретную плоскость. Засыпая, француз уже не путался в каких-то разногласиях, а принимал назначение как некую данность, как разрушенную и случайно переформированную структуру. Калиньи привстал, словно получивши прощение всех согрешений, ключ от всех дверей:

- На одном задании с минимумом известей сначала я хладнокровно расстрелял в упор семерых сдавшихся боевиков… - и мученически выпятил глаза, - Парни просили пощадить их, разбрасываясь клятвами и обещаниями. Я в замешательстве почесал затылок, но уже через несколько секунд рассудил по-свойски… - ОПБ-шник хмурился и отводил взор от всего, на чем тот останавливался, - На протяжении многого времени меня мучает совесть – он хотел произнести над собой справедливый суд, добившись полноты покаяния, - Да так мучает, что переходит в уныние, в жажду забыть и забыться…

За горой в беспорядке наваленных друг на друга психоустановок Калиньи не видел собственного будущего, отчего с легкостью соглашался на самые рисковые миссии. Это, несомненно, роднило его с Ханком. “Подставлять шкуру, ходить по лезвию ножа гораздо легче, когда ничем не дорожишь” – агент уживался с подобной философией вот уже несколько лет, хоть и не исключал, что следующий год может получиться поворотным в плане смены мировоззрения. Пессимизм ради оптимизма…

Воин без страха принялся размышлять вслух после краткосрочной паузы, экипируя в слова потаенные россказни, долго ждавшие выхода:

- Значит, мы оба убийцы и происходящее тут не что иное, как мощное вмешательство Божьего Промысла, идеальная возможность исправиться? – мутант верил в непрерывную цепь различных действ бога, направленных, так или иначе, на “моральное исцеление” (в кавычках, потому что в предыдущей книги Ханк регулярно изрекал это двухсловие) грешников.

- Почему бы и нет? – ОПБ-шник сильно потер лицо и сильно сощурился, - Вполне допустимо, что выбор всевышнего пал на дно провинциального края. Оглянись по сторонам, выйди на лужок у озера, в воде плавают не только рыбы…

Внимательный антигерой закончил за друга:

- Но и тела утонувших. Я знаю.

Какое-то время Калиньи с мужицким усердием старался игнорировать всплывающие в сознании образы, знаки и символы, предвозвещающие скорую расплату, веля уму либо безмолвствовать, либо сотрудничать с ним. Но, истратив большую часть своего пыла и терпения, дойдя до рассеянности, француз так и не сумел погасить в себе пламя, пронзившее все микроучастки души…

Этой ночью Конрад Найджел отнял восемь жизней, пять человеческих и три собачьих.

Заранее подготовив нравоучительную речь для онколо, которая разъяснила бы причину столь зверского поступка, маньяк преисполнился намерениями как можно сильнее закрепить родственные связи – поговорить с последними представителями самых старинных родов, проживающих в деревне. Хитрость, исправно замаскированная густым слоем доброжелательства и товарищества, сворачивала горы.

- Мне жаль, что сегодня ушло пятеро ваших. Еще больше жаль, что бедняги погибли от моей руки – Пастух расхаживал кругами возле умирающего от рака пожилого филиппинца, приехавшего в деревню за десять часов до возникновения фатальных легочных кровотечений, раздражения кожи, общей слабости и прочих нехороших симптомов. Ходил вокруг него вкрадчивыми шагами, диктовал, как надо поступать в том или ином случае, сильно ограничивая свободу филиппинца, - Но я не такое уж и чудовище, а в сравнении с иностранцами, силящимися подорвать бесценную репутацию моего повелителя, и вовсе ангел. Однако спешу предупредить, сердить меня отнекиваниями все же не стоит – Найджел явно наслаждался чужой болью, - Умерев, ты причислишься к лику верующих. Это твое эфемерное право…

- Лучше умру – прохрипел больной раком, дрожа от сухого болезненного кашля, возникающего при глубоком дыхании, - Помогать бесчестным ублюдкам, собирающим дань, отбирающим хлеб у старух, сродни преступлению… - некоторые альтруисты даже при облике смерти остаются верны себе, - Нет, я ничего не стану делать, ни для вас, ни для ордена. Так ему и передайте…

Получив отказ в довольно грубой форме, Найджел рассвирепел внутри, все бросил и, наполнившись временно захватившей “ядовитостью”, нещадно рассчитался с хворающим. Схватил за лицо, выдавил глаза, точнее, растер их в порошок. Что там давить-то? Они и так уже ничего не видели…

Чувствуя неладное, Пастух спустился в пещеру, чтобы проведать Онколото – важнейший инструмент просвещения. После обряда, пережитого Найджелом, пошел прорыв во всех сферах, усилились “экстрасенсорные” способности, а главное изменение - неформатная способность предсказывать действия противника. Найджел тронулся рассудком, думая, что полученный “дар” натурален, естественен, как природа, как рак, но это было самой лучшей фикцией и результатом удачного внушения. Нанимая Найджела, Фатум не обращался к архинаучным знаниям. Фатум просто сказал, куда идти и пожелал счастливого пути! Найджел просто считал себя особенным…

“Иностранец сильнее, чем я предполагал, сильнее, чем предполагал орден – сектант нашел скрученного в клубок подохшего Онколото, обслюнявившего каменистые стены возле себя перед смертью, и долго стоял, смотря на труды Ханка с удивительно переменной терпимостью и негодуя, - Победить подземного жителя простой смертный вряд ли бы смог. А, значит, тот, по чьей вине господин потерял свою зверушку, имеет неявные, невнешние задатки животного, чем можно хитро воспользоваться. Если подойти к делу с умом, то даже поезд взлетит в небо”

Подойдя к краю, пастух вгляделся в подземную реку, водопад ниспадал с непроглядной выси, бурлил яростный поток! Смотрящему вниз загорелось освежиться, искупнуться, но… увы, обязанности, пришедшие с привилегированием, накладывали явственный отпечаток, дополнительную ответственность и ограничения, делающие отдых недопустимым.

Лишив онкобольного филиппинца не только “встроенного прибора видения”, но и до неузнаваемости изуродовав все остальное лицо, сломав правую руку, измяв ступни, маньяк уверился, что отрекшийся кощунник… все еще дышит (Найджела в течение четырех лет обучали наносить тяжелейшие телесные повреждения, не убивая) и змеино прошипел:

- Твое сердце остановится только к полудню, старик, ну, а до этого момента тебя ждет еще несколько часов страданий. Мне жаль… мне жаль, что так вышло! - а, уходя, вероломщик дал обещание, - Но так будет с любым, кто отвернется от бога.

“С любым”

Тяжелая дверь с треском захлопнулась…

…Меж тем ОПБ-шник рассказывал Ханку, сколько времени было потрачено, пока исполнительный директор, человек, сменивший Родригеса, не додумался послать его в Англию. Более семидесяти сообщений от жителей, встревоженных необычными дикими явлениями, приневолили местную правоохранительную структуру, информированность которой стояла под глубоким вопросом. Участившиеся жалобы на неадекватное поведение сожителей не только не снимали проблемы, а порождали новые. Самые деятельные пытались искать результативные ходы, но все без особого успеха.

- По причине грядущего межгосударственного конфликта с участием могущественных супергероев президент, да и сам директор, не захотели отвлекаться на какую-то, на первый взгляд, банальную эпидемию и безраздельно сосредоточились на мировых заморочках… - рассусоливая с широко открытым ртом и выпирающими деснами, Калиньи выглядел кладезем ценной информации, не человеком, а каким-то компьютером, - Да и это понятно, когда Америка движется вперед, выставляя тяжелую артиллерию вроде Героймена, на Англию с её малогабаритными злополучиями всем автоматически становится чихать.

Помня реакцию господина Бэкона на известие о нравственном упадке в одной точке

Британии, агент не удивился, что директор ОПБ избрал ту же политику. Глава спецподразделения отчитывался напрямую перед президентом, он мог возразить, мог попытаться переубедить, но, в конечном свете, не смел, да и не имел права, идти против его воли.

Ханк вспомнил, как выражаться кратко и одновременно подробно, это умение, достойное считаться искусством, спасало его от нужды затевать длинные монологи:

- Политикам насрать на нас – это аксиома!

Высокая аргументированность сформулированных по теме выводов не позволила собеседнику поспорить:

- В точку! Да, так и есть…

Сидя в машине такси и спрашивая мистера Кортеса об особенностях здешнего менталитета, француз услышал намекающее “местные сохранили некую систему распознавания своих и чужих, но не ждите от них ни приглашения погостить, ни теплого приема”. Водила вел себя странно с самых первых минут поездки, начинал что-то бубнить и потом словно замыкался в себе. Калиньи связал в уме сказанное Кортесом с кошмаром, царящим в деревне, а после серьезно призадумался. Почему таксист предпочел умолчать о массной психопатии? Мог ли он занимать определенную нишу в ордене? Могла ли его немногословность скрывать под собой коварный умысел? Вопросы, вопросы, вопросы…

Часто для вступления в какое-то тайное сверхсекретное сообщество от члена требуют разрешение на наведение татуировки, а в некоторых более жестоких и ортодоксальных сектах знак единства осуществляется путем прижигания. Получив труп Кортеса, Калиньи начал осмотреть его, но ничего не нашел…

- Аарен Кортес, пятьдесят восемь лет, не состоит в браке. В паспорте отметки, во всяком случае, нет...

- Точно не твой родственник? – ни к селу шутнул Ханки, - Ой, прости, совсем забыл, откуда ты родом…

Француз сделал замечание:

Брось, неиронично же… - и, прекратив тиранить рвань карманья шлепнутого мистера Кортеса, перезарядил любимую беретту. Но когда друг ушел, он, не выпуская из памяти странные намеки убитого, взялся осматривать тело.

- Расслабься! – приказал фрэнчу наемник, считая стройку домыслов далеко не безупречным способом скоротать время до кровавой, захватывающей стычки с Конрадом Найджелом, до первой и последней в своем роде, - Таксист мертв. Ломать голову, был ли какой-то левый водитель причастен ко всему этому дерьму, все равно что промышлять мазохизмом. Так ты ни к чему не придешь и ничего не добьешься…

Агенту пришлось с ним согласиться, согласиться и перестать проявлять глупое любопытство, прекратить задаваться ненужными вопросами:

- Верно. Здесь ты прав. Я совсем не в тему заговорил о трупах…

“Совсем”

Воин ночь напролет прозанимался точением ножей, нудной прелюдией к той самой битве не на жизнь, а на смерть, разрядкой души и мозгов, помогающей заостряться на главном и становиться ревностным приверженцем какой-то единой идеи. Некоторые, чтобы достичь такого уровня сосредоточенности, какая наблюдалась у Ханка в моменты совершения крайней необходимости, теряли годы: ездили по шаолиньским монастырям, травились древними диетами, делали огромные вложения, посвящали свое время неспешному созерцанию, погружению в себя, поискам внутренней силы и тотального

умиротворения. Ханк же, не имея за плечами многолетней практики, чудесно обходился и без перечисленного.