Д. Мережковский поправляет Поликинхорна

Прежде всего, я как психолог поддерживаю мнение физиков, участников дискуссии, о том, что проблема “наука и религия” вновь стала актуальной. В остальном моя позиция существенно отличается от опубликованных на страницах газет “Поиск” и “Саратовский университет”. Моя позиция не оригинальна. У нее есть несколько авторов, в том числе русский писатель ХХ века Д. Мережковский. В недавно переизданной книге “Иисус Неизвестный” при внешне туманном изложении им дается конкретное решение вопроса о том, как понять природу библейских чудес, не обращаясь к иррационализму. Вот пример. Как объяснить чудо насыщения Иисусом тысяч людей пятью хлебами и двумя рыбами? С порога он отвергает любое объяснение, противоречащее классической механике и здравому смыслу. Замена классической механики на квантовую ничего не меняет по существу.

Физически понять эту ситуацию нельзя. Но чудо было? Было. И его объяснение должна дать наука. В отличие от Поликинхорна, который считает, что наука это якобы только физика, позволяющая “...понять...картину физической вселенной...” и не более того, Д. Мережковский, не найдя физических объяснений чуда ( ибо их нет), обращается за помощью к другой фундаментальной науке - психологии, и находит искомое решение.

Я его сейчас изложу, но заранее оговорюсь, что это лишь гипотеза (здравая, научная, но гипотеза). Мережковский напоминает, что в Галилее того времени ресторанов не было, и люди состоятельные брали пищу с собой. А дальше все просто. В тексте одного из Евангелий сказано, что непосредственно Иисус накормил 12 апостолов. Как насытились остальные? Воодушевленные проповедью Иисуса, обаянием его личности и учения ЛЮДИ НАКОРМИЛИ ДРУГ ДРУГА. Еще и корзины понадобились, чтобы унести остатки. Так было ли чудо, спросит читатель? Разумеется, было, но не физическое, а ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ, и его можно понять в свете законов современной социальной психологии, изучающей феномены заражения, внушения и им подобные.

Как видим, “мистик” (по определению советского литературоведения) Д. Мережковский не последовал совету А.Г. Рокаха и не стал искать мистических объяснений, а обратился за помощью к научной психологии и получил разумный ответ.

...Я клоню вот к чему. Раньше, чем спорить на обсуждаемую тему, надо договориться о понятиях. Если Наука - это только наука о неживом (без биологии, психологии и социологии), то тогда и впрямь без мистики не понять природы человека, происхождения жизни и сознания. Тогда прав Поликинхорн, и спорить не о чем. Но он не прав. Он не выдержал соблазна веры, который победил Д. Мережковский. Он не смог отказаться от мысли опереться на религию не только в жизни (где она ему помогла, и, слава Богу!), но еще и в науке, где одной веры мало, надо владеть искусством верификации, умением доказывать истинность знаний.

...А может ли наука изучать религию? Смотря какая. Физика - нет, не может. У нее нет для этого адекватных методов. Науки о человеке, и, прежде всего, психология, могут и изучают давным-давно, со времен Г. Эббингауза....

Ниже приводим ответ А.Г. Рокаха на статью Е.И. Гарбера, опубликованный в газете “СУ” №5 за 1999 год.

2.4. Какая наука ближе к объяснению "чудес"?

Хорошо, что тема “Наука и религия” получает на страницах нашей газеты продолжение. Тем более, что в обсуждении принял участие психолог Е.И. Гарбер, который сам стоит у истоков этого направления в СГУ и которому есть, что сказать.

Правда, я не совсем понял, при чем здесь механика, и тем более, квантовая. Ведь последняя как раз и не вписывается в “здравый смысл”, упоминаемый Евгением Ильичем. Квантовая механика и основанные на ней направления теоретической физики призваны объяснить микромир, в котором, например, часть может быть больше целого: осколки на которые “делится” ядерная частица, могут быть тяжелее ее самой. Для здравого смысла это тяжеловато понять. Так что замена классической механики на квантовую, о которой мимоходом пишет Е.И. Гарбер, приводит к необходимости замены ... здравого смысла.

Ну, да оставим в покое квантовую механику, хочется вникнуть в психологические рассуждения Евгения Ильича. А они, напомню, вкратце таковы. В Евангелии описано “чудо”: Иисус Христос пятью хлебами и двумя рыбами накормил пять тысяч человек. Это чудо, по Мережковскому, не физического, а психологического свойства: пища у многих людей была якобы взята с собой, и нужно только было, чтобы взявшие поделились ею с другими, что и произошло под влиянием Христа.

Однако в текстах Евангелий от Матфея и от Марка сказано, что люди шли за Иисусом, не оглядываясь. Он не разрешал даже проститься с родственниками, и, следовательно, им некогда было запастись провиантом. Так что “чудом” следует, скорее всего, считать “творение из ничего” вполне материальных хлебов и рыбы, а это уже скорее физический (естественнонаучный), но не психологический акт.

И, надо сказать, физика вплотную подошла к нему, поскольку физические гипотезы допускают происхождение мира из “ничего” (из физического вакуума), что имеет "аналогию" в создании мира Всевышним во дни Творения. Ведь физика допускает аналогии с религией, хотя в своих объяснениях обходится без мистических ссылок. Правда, мистические аналогии могут быть полезны творцам фундаментальной физики на этапе вынашивания идеи (метафизика), ибо расковывают творческое воображение и делают его носителя как бы причастным к Вечному.

Что касается психологии, то здесь мои знания беднее, чем у Евгения Ильича. И все же рискну предположить, что у психологии переплетение с религией еще теснее. Так, религия активизирует изучение непознанных феноменов, поставляя психологии сам предмет для изучения, в данном случае - феномен Иисуса Христа.

Но откуда же Иисус Христос взял знания современной научной психологии (из нее, правда, Е.И. исключает аналитическую психологию), о которых пишет Евгений Ильич? Стало быть, он опередил свою эпоху почти на два тысячелетия? Тогда это и есть настоящее чудо, поскольку он мог уже тогда использовать силу воздействия на людей, к пониманию которой психология пришла только теперь. Впрочем, пришла ли? Ведь наука стремится описывать не уникальные, а повторяющиеся, воспроизводимые явления, делая их еще более воспроизводимыми.

И все же, несмотря на высказанные сомнения, я не расхожусь с Е.И. Гарбером в основном: психология - главная из наук, которой по силам изучать религию. И социология здесь, конечно, важна, но ей ближе не религия, а религиозная организация, т.е. церковь. Что же касается физики, то она, как отмечено выше, в этом вопросе тоже немало может сказать просто вследствие того, что это, как известно, достаточно “продвинутая”, развитая наука с эффективной методологией и категориальным, а главное операциональным аппаратом.

Немало могут сделать и другие естественные науки: биология, геология, химия и, конечно, медицина. Ведь и религии, особенно восточной (индуизм), внешний мир, природа далеко не безразличны, хотя духовность там тоже на первом месте.

Но, признавая примат психологии, хочу подчеркнуть, что не считаю ее всесильной в этой проблеме. Ведь многие достижения психологии не только выросли, но и продолжают расти из мистических практик востока (йога). Приведу одно сравнение психологии с физикой в той области, где, как мне кажется, это можно сделать. Физика через посредство взращенной ею техники добилась идентичности (пусть не стопроцентной, но близкой к ней) деталей, сходящих с конвейера.

А психология? Может ли она добиться идентичности, воспроизводимости психических состояний? Если бы это было так, то психологи, применяя это знание, прежде всего, к себе, были бы самыми здоровыми людьми. В то же время, восточные мистики йоги своими упражнениями добиваются воспроизводимых психических состояний и отсюда - здоровья. Следовательно, научной психологии есть пока еще чему поучиться у восточного мистицизма.

Полностью согласен с Е.И. Гарбером, что отношение к “чудесам” должно быть критическим. Критичность тем выше, чем выше уровень культуры, образования. (Правда, добавим мы к уже напечатанному, возможен и прямо противоположный подход, при котором “чудеса” принимаются в их первозданном виде просто как элемент мифологии, культуры того времени, уникальности личности, о которой идет речь. Такое рассмотрение уже, впрочем, нельзя считать естественнонаучным). Вообще статья Евгения Ильича полезна, несмотря на то, что, на мой взгляд, Мережковский поправил не Поликинхорна, он скорее “поправил” Новый завет....

Выше речь шла о критических замечаниях автора по поводу мнений Физика и Психолога, стоящих на позициях “непримиримого” атеизма, так сказать, “ критика справа”. Однако спектр мнений, высказываемый учеными по затронутой проблеме шире. Существует и прямо противоположная позиция физика Ю.И. Кулакова (2). Компактная формулировка его взглядов и их критика дана нами в статье (3), текст которой приводится ниже.

2.5. Мистический хаос на пути к структуре[50]

Интеллект - властелин в царстве науки.

К.-Г.Юнг

Нижесказанное основано на соображениях, возникших по поводу статьи Ю.И. Кулакова “Синтез науки и религии”. Автор статьи затронул проблему, которая все больше интересует ученых и преподавателей России, в частности физиков. Имея в виду трудности, возникшие при поисках непротиворечивого описания явлений природы микромира, автор статьи постулирует наличие Мира высшей реальности, в котором существует гармоничное описание и единый язык явлений природы, которого так не хватает современной науке. В подобный мир ввел нас, как известно, еще Платон, считавший, что населяющие его эйдосы (идеи) являются основой бытия вещного (природного) мира, каждый предмет которого представляет собой реализацию соответствующего эйдоса Мира высшей реальности (МВР). Платонов Мир высшей реальности входит у автора статьи в состав единой научно-теистической картины мира. Миру высшей реальности принадлежат, в частности, и законы природы. Понимая, что ни в какой эйдос не удается “втиснуть” любой из объектов материального мира, автор вводит, кроме формы (структуры) еще и метаморфию, т.е. то случайное, что выходит за пределы одной формы-идеи. Не совсем понятно, правда, откуда берется случайность в жестко зарегулированном МВР. Ведь именно случайность делает материальный мир богаче мира идей (т.е. МВР), а этого не может быть, по определению. Ибо мир идей, по Платону, первичен.

Пункт тринадцатый (!) научно-теистической картины включает Бога (абсолют) как непостижимое сверхличностное первоначало.... Закладывая в основу своей картины мира постулат такой силы и сложности, как Бог, автор еще должен хорошо структурировать эту картину, т.е. сделать ее хотя бы непротиворечивой, если он претендует на научность. Одно противоречие уже отмечалось нами: это случайность, которой, казалось, неоткуда взяться. Случайность исторически появилась в модели, основоположником которой был Демокрит, с которым, как известно, Платон жестко конкурировал, а дальше развил Эпикур. Поэтому заявление автора статьи о победе линии Платона над линией Демокрита в современной науке выглядит не вполне обоснованным, поскольку автор, стоящий на позициях Платона, вынужден привлекать чуждые Платону понятия из арсенала его идейного противника.

Автор не замечает (или не знает о том), что существует международное движение с таким же названием, как и его статья, которое провело уже два всемирных конгресса по синтезу науки и религии. Труды первого конгресса опубликованы в 1988 г., а второй состоялся в январе 1997 г. В Калькутте.

Участники первого конгресса - а это были в основном ученые, философы и христианские теологи - не ставили перед собой задачу создания смешанной научно-религиозной картины мира, как это делает автор упомянутой статьи. Правда, там были попытки построить модель мира и человека на основе ведантизма-кришнаизма путем замены светской науки наукой ведической. Подобная попытка была предпринята еще раньше английским физиком-теоретиком Р. Томпсоном в его книге “Механистическая и немеханистическая наука”, вышедшей в 1982 г. на английском языке (есть русский перевод - А.Р.). Что касается автора статьи, то он не показал плодотворности своей модели для той науки, представителем которой выступает, т.е. физики.

...Рассуждения об ином реальном мире, отличном от материального, приводят автора статьи к Миру высшей реальности, миру божественному. В то же время, следует отметить, что автор не использовал до конца арсенал науки. То, что физику не хватает представлений о мире, а тем более о человеке в рамках его науки (физики), неудивительно. Об этом писал и Ф. Капра [4], имея в виду психологию, без которой картину мира вряд ли можно считать полной.

Глубинная же психология, например аналитическая психология К. Юнга, содержит представления об архетипах как о праформах, в рамках которых развивались представления о мире и человеке у наших предков. Из диалога К. Юнга с одним из основоположников квантовой теории В. Паули, выяснилось, что архетип - это универсальная форма опыта поколений, своего рода структурная единица коллективного бессознательного, содержание которой зависит от той культурной среды, в которой живет человек и в которой жили его предки.

Культурная традиция трактует, например, архетип бога для одного как Будду, для другого как Кришну, для третьего - как Иисуса Христа, и притом, как отмечал Юнг, с полной очевидностью. Так что приход автора статьи к православию не выходит за рамки упомянутой закономерности. Ю.И. Кулаков пришел к богу как человек, а не как ученый, и это его право. Ученый может быть религиозным (или партийным), наука же, по крайней мере, естественная,- нет, ибо в противном случае она теряет свое традиционное оружие - логику.

Находясь между собой в отношениях своего рода дополнительности, наука и религия имеют разные сферы приложения сил. Религия, основанная на эстетически-интуитивном постижении действительности (любовь, откровение), охватывает в основном морально-этические проблемы, естествознание - объективный мир, источник наших ощущений. И тот факт, что крупный физик В. Гейзенберг говорил о боге, которого исследователь находит на "дне сосуда познания", мало что меняет, ибо надо еще разобраться, что такое бог для ученого-естественника.

Так, для А. Эйнштейна, например, это был Бог Спинозы, стоявшего, как известно, на позициях пантеизма. Ученый нередко говорит о боге как о непознанной гармонии мира. Но это такой бог, которого, как правило, не признает ни одна из существующих церквей. Называя имя Христа, Ю.И.Кулаков формально приходит к богу официальной церкви, однако неясно, примет ли такой подход православная церковь, ибо он сочетается с платонизмом, который, как известно, базировался на политеизме, но это уже скорее не наши проблемы.

Заметим в заключение, что поиск бога ученым-физиком свидетельствует в данном случае не столько о кризисе физики, сколько о духовном вакууме, воцарившемся в нашем обществе. И предстоит приложить немало усилий, чтобы оба упоминавшихся объекта - и физика, и общество - вышли из этого состояния окрепшими.

Литература к статье "Наука и мистицизм".

1).Роках А. Духовный голод - тоже не тетка // Известия Поволжья от 24 января 1997 года. 2) Кулаков Ю.И.. Синтез науки и религии //Сознание и физическая реальность.1997, т.2, №2, с. 1-14. 3).Роках А.Г. Мистический хаос на пути к структуре //Пространство цивилизаций и культур на рубеже ХХ1 века. Ч. 2. Саратов, “Слово”, 1998, с.55-58.4) Капра Ф.. Уроки мудрости. Москва, Киев, 1996, с.318.

3. Плодотворна ли религия для ученого?[51]

Какое чудо, если есть

Тот, кто затеплил в нашу честь

Ночное множество созвездий.

А если все само собой

Устроилось, тогда, друг мой,

Еще чудесней.

А.Кушнер. Флейтист

Нужда в догматах веры возникает как раз потому, что наше понимание несовершенно.

Дж. Сорос

Эти размышления родились как ответ на статью немецкого математика и христианского деятеля Бодо Фолькманна[52], в которой автор рассуждает о совместимости научного мышления с христианской верой. Не претендуя на полный анализ этой большой по объему статьи (она занимает около двух печатных листов), хочу высказать все же некоторые соображения, касающиеся совместимости науки и религии не просто как отдельно существующих феноменов, а как путей познания и самопознания, т.е. познания как внешнего, так и внутреннего мира.

О психологическом сходстве путей познания в науке и религии. Говоря о многообразии наук, автор выделяет некоторые общие черты, которые их объединяют: всем наукам присущи предмет, метод и понятие истины, которые тем не менее для каждой науки свои, что порождает многообразие истин. Здесь не вредно, на наш взгляд, заметить, что установление истины - интуитивный акт, а ее принятие мировым сообществом или каким-то другим коллективом есть акт соглашения, конвенции. Таким образом, роль конкретики, свойственной каждой науке, в данной статье несколько преувеличена: действуют и общие закономерности философского, науковедческого и психологического плана, и для того, чтобы выйти на них, вовсе не обязательно обращаться к религии.

У разных наук, продолжает автор, и разные предметы изучения. У естествознания - это природа, которую мы наблюдаем с помощью приборов. Здесь я бы хотел добавить, что всякое наблюдение - акт сенсорный, т.е. обращенный к органам чувств, а приборы, на которые делает акцент автор, служат лишь преобразователями и усилителями сигналов от объектов наблюдения. К сенсорике в естествознании добавляется еще и логика, приводящая в определенный порядок способы, последовательность и результаты наблюдений. Иное дело - математика. Здесь логика является главным оружием. Хотя и в естествознании, и в математике в процессе рассуждения присутствует также интуиция (озарение, инсайт), играющая важную роль на этапе творчества, нахождения истины. А это уже акт, психологически весьма сходный с религиозным озарением. Таким способом, используя психологический подход, можно довольно быстро прийти к выводу о родстве путей познания в науке и религии.

К объединяющим науку и религию чертам, как уже отмечалось нами, относится также конвенциальный характер истины: и в науке, и в религии в конечном итоге истина как признанная сообществом закономерность всегда является продуктом соглашения (конвенции) специалистов. Рассуждая о методологии наук, об автономии, изолированности отдельных областей знания автор, чересчур увлекаясь, как нами уже отмечалось, этой стороной вопроса, приходит к ошибочному, на наш взгляд, утверждению о том, что историк, например, не имеет право использовать методы математика или физика. Это положение опровергается, в частности, широким использованием в истории для определения возраста каких-либо предметов радиоизотопного анализа, а также применением математических (скажем, компьютерных) методов обработки нарративных (повествовательных) текстов, вполне доступных историкам.

Богу - Богово, а кесарю - кесарево (вопросы трактовки Священного писания).Должен сказать, что все высказывания производятся мною, исходя из человеческой сущности, а не из божественной, как это делает временами автор описываемой статьи. То, что человек несовершенен, - не отрицаю, но припасть к более мощному источнику не тороплюсь, ибо у него есть разные имена, обозначающие разные религии. Да и, кроме того, для любого человека, который в своей жизни хоть раз занимался серьезным и длительным исследованием, требуется убедиться, действительно ли существует этот глубокий источник, знания, мудрости, истины. В этом корень придирчивости и дотошности, с которой ученый исследует феномен религии, не торопясь ничего принимать на веру, конечно, если он подходит к религии как исследователь, а не как “потребитель”.

А есть ли преимущества у христианства по сравнению с другими религиями? И почему автор рассматриваемой статьи выбирает именно эту религию? Мне трудно судить, т.к. многие из нас в большей или меньшей степени воспитаны в ауре христианских образов, архетипов. В пользу христианства автором рассматриваемой статьи приводится следующее утверждение: Христос умер за нас, грешных людей, приняв мученическую смерть на кресте. Задумаемся на минуту, о какой смерти идет речь? О смерти тела? Но ведь главная сущность Христа, как признает и сам автор, духовна. В христианстве существует даже ветвь монофизитов (армянская, эфиопская, коптская церкви), считающих, что Иисус не был человеком, а “только” Богом. В отличие от двух других людей, казненных одновременно с ним, Иисус знал, что его ждет в будущем: сесть одесную Отца небесного - почетная миссия! Так что и жертва-то сама, быть может не такова, как ее представляет автор статьи. Впрочем, в других религиях, с которыми мне приходилось знакомиться, тоже немало противоречий. Но о них нельзя молчать, когда исследуешь их совместимость с наукой! Ведь настоящая наука очень критична к противоречиям в своих собственных рассуждениях, а тем более (а иногда, к сожалению, и менее) - в своих основах.

Надо сказать, что критическое мышление, присущее автору, когда он рассуждает о науке, покидает его, как только он переходит к религии: и в самом деле, любовь не терпит критики. Слов нет, христианство сыграло свою роль в истории западного мира и продолжает играть. Это самая распространенная из мировых религий.

Однако, ее сравнение с наукой требует постоянных доказательств, что, согласен, для религии не так-то легко сделать, поскольку это, несмотря на общие черты с наукой, все же объект иной природы, и его сочетание с наукой может производиться скорее по принципу дополнительности. Но уж математику-то должно быть понятно, что здесь существует альтернатива: либо вы при описании религии пользуетесь обычной, формальной логикой, либо доказываете, что она здесь неприменима (хотя и была еще в древности канонизирована католической церковью!). Это решение церкви я принимаю (надеюсь!) как рабочий инструмент. Не уверен, что этого же тезиса придерживается и мой оппонент, выступающий за изолированность отдельных областей знания.

Может ли человек общаться с Богом? Обычно ответ священнослужителей примерно таков: может, если Бог захочет, а он не отказывает ищущему. Вопрос только в том, как человек своими несовершенными органами чувств ощутит, что он беседует именно с Богом, а не сатана строит здесь свои козни, на кои он, как известно, мастер? (“Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим...” - так звучит это предупреждение Иисуса верующим в Евангелии от Марка). Вот на упомянутый вопрос я не получил удовлетворительного ответа в статье, хотя ее автор и рассуждает об этом немало. Слабость перед лицом Бога, о которой многократно говорит Б. Фолькманн, может ведь сыграть с человеком злую шутку: за Бога он примет кого-то другого.... Как тут не вспомнить Альберта Эйнштейна, говорившего, что наука без религии хрома, а религия без науки слепа!

Христианство и восточный мистицизм. Однако вернемся вслед за автором от духовного к материальному. Вечна ли материя? - спрашивает он. И отвечает: современная физика пришла к выводу, что мир имеет начало, и это якобы согласуется с идеей творения, принятой христианством. Однако, как быть в таком случае с наблюдениями физика Ф. Капры, который обнаружил гораздо больше аналогий современной физики с восточным мистицизмом? А там, как известно, существует идея цикличности: вселенные производятся на выдохе Брахмы и исчезают на вдохе. Почему бы нам не помолиться восточным богам?

Между тем на Востоке есть люди которые занимаются рассматриваемой проблемой серьезно и основательно, и среди них немало христиан (в основном, правда, приглашенных с Запада). Это происходит в рамках движения за синтез науки и религии, в котором принимают участие и видные ученые - лауреаты Нобелевских премий о области физики и биологии и которое провело уже два всемирных конгресса (в Бомбее в 1986 и в Калькутте в 1997 гг.).

Об интеллектуальной честности. Основной вывод автора о совместимости науки с религией, возможно, и не вызывал бы возражений, если бы не сделанная им оговорка, что условием этого должна быть абсолютная честность обеих сторон. Вот тут-то я не могу не поделиться своими сомнениями. И в самом деле, если наука честна в критике своих непоследовательностей и возможностей (иначе моему оппоненту, не являющемуся физиком, было бы сложно найти примеры трудностей, переживаемых физикой), то религия, по крайней мере, в рассматриваемом изложении - вряд ли. Ведь, будучи абсолютно честным, как не признать, что ты не всегда знаешь, с кем имеешь дело во время молитвы, или, по меньшей мере, хотя бы предупредить, что такая проблема существует.

Возможно, что, молясь, человек беседует с самим собой, точнее с бессознательной частью своей психики, что, может быть не так уж и мало, но к Богу имеет лишь косвенное отношение. Да и жертва Христа, по большому счету, выглядит не вполне убедительной. В Библии есть и другие непоследовательности, что, впрочем, и не удивительно, ибо она состоит из частей, написанных разными людьми в разное время. Удивительно другое - то, что об этом не говорит автор статьи, взявшийся сравнивать религию с наукой. Впрочем, он, как уже отмечалось, возможно, и не считает, что в священных текстах должна присутствовать логика - ведь еще в древности было сказано: верую, ибо абсурдно?

К кому обращена молитва? Перехожу к самому большому разделу статьи, касающемуся христианской этики. Надо сказать, что здесь автор проявляет определенную широту и не ограничивается лишь заглавной темой, рассуждая о категорическом императиве Канта, как основе для этики; справедливо замечает, что Библия - самая читаемая книга. Что касается убежденности в общении именно с Богом, то доказательств по-прежнему не приводится, разве что через личные ощущения, наподобие того, что муж знает о том, что жена его любит (но он, ослепленный собственной любовью, может и ошибаться!). Еще раз подчеркивается мысль, что быть христианином - значит просить у Бога прощения за свою греховность, т.е. подчеркивается, что христианину постоянно присуще чувство вины.

Идеализм христианства и ... марксизма. Не вызывает возражений утверждение автора о влиянии христианской идеи на общественную жизнь. Этот идеализм, как считает автор, противоположен материализму Маркса-Ленина. Думаю, однако, что дело здесь обстоит не совсем так, ибо, как это ни странно, Маркс и Ленин на деле тоже проявляли себя как идеалисты. Первый умозрительным путем пришел к идее о том, что будущее общество должно быть коммунистическим и предложил под эту идею перестроить мир, а второй принялся воплощать упомянутую идею в жизнь. Причем идея в этом случае выступала как первичный фактор по отношению к экономике (чистый идеализм!).

О гуманизме и идеале человека в христианстве. Значительным по размеру является также раздел статьи о границах гуманизма. Сопоставляя представления немецкого Просвещения с христианскими, автор делает вывод о расхождении христианских взглядов с гуманистическими. Согласно христианству, считает автор, человек по своей природе зол, а его разум не ведет к добру. При этом подчеркивается мысль, что человек сам не может руководить своим поведением, не обращаясь за поддержкой к Богу.

Из этой мысли можно сделать вывод о бесперспективности образования, научно-технического прогресса. Это в то же время и призыв к бездеятельности: нужно сидеть и ждать искупления как подарка свыше. Не следует ли отсюда, что идеалом христианской религии является темный, запуганный, необразованный человек, усердно молящийся Богу? Интересно, как при этом автор оправдывает использование им самим технических достижений, например компьютера, которые созданы весьма образованными людьми, вкусившими от “древа познания Добра и Зла”? Или он не пользуется техническими достижениями?

Религиозность неизбежна? Таковы некоторые мысли, возникшие в ходе чтения статьи Б. Фолькманна. На этом прервем обзор ее содержания, ибо дальше рассуждения автора касаются собственно религии и не связаны с наукой. Статья в целом, как уже отмечалось, посвящена возможности сочетания науки с религией (христианством), которую автор оценивает положительно. Выше я уже назвал вопросы, остающиеся без ответа при чтении статьи, основной недостаток которой, на мой взгляд, в том, что автор под наукой понимает лишь “объективную” науку, т.е. фактически науку об объектах неодушевленных. При этом реальный человек со своими эмоциями, сомнениями и пр. выпадает из научного рассмотрения.

Из такого подхода, казалось бы, логически вытекает потребность скорее в религиозности, чем в атеизме, о котором ранее писал в газете академик В.Л. Гинзбург[53], ибо религия в таком случае выступает в спасительной роли ликвидатора этого несоответствия, поскольку ориентирована на человека, как бы дополняя естествознание в тех областях, куда оно еще не проникло. И если нет иных представлений о внутреннем мире, то религиозные представления просто необходимы для дополнения картины внешнего мира миром внутренним. Но они, такие представления, есть!

Поэтому при сопоставлении с религией науки о человеке, точнее - о его внутреннем мире, ситуация в корне меняется, и религия уже не играет роли единственного путеводителя в область внутреннего мира человека. В применении к рассматриваемой статье это означает, что ее автор, обращаясь к достоинствам религии, веры, игнорирует достижения психологии, особенно глубинной. В то же время, один из создателей глубинной психологии К.Г. Юнг подробно рассматривал психологические аспекты различных религий. Отмечая психотерапевтическое воздействие религии на верующих, он сам предпочитал пользоваться для психотерапии нерелигиозными методами, хотя и учитывал тот “объективный” факт, что человеческая психика “населена” архетипами (первообразами) древних мифов, религий, мистических практик.

Так что совместимость науки и религии, по крайней мере в некоторых аспектах, доказана в психотерапии на практике. Истоки этой совместимости - в особенностях психики, личности человека, на некоторые из которых религия обратила внимание раньше, чем наука. В самом деле, личность ученого может вбирать в себя, помимо науки, еще и религию так же, как и принадлежность к той или иной политической партии, любовь к классической или рок-музыке....

Плодотворна ли религия? Иное дело - плодотворность такого совмещения. Великий немецкий поэт И.В. Гете, 250-летие которого недавно отмечалось и в России, писал: “Was fruchtbar ist, allein ist wahr” (“Лишь плодотворное верно”). Вот об этом в статье, на мой взгляд, сказано недостаточно. А если начать размышлять в таком направлении, то на горизонте появятся не только христианство, но и другие религии, в частности восточный мистицизм.

При игнорировании научного подхода к внутреннему миру человека, эта “экологическая ниша”, по большей части, заполняется религией. Так было во все времена, и подобная ситуация, надо думать, продолжится и в ХХI веке. Хотя история знает и нерелигиозных ученых. Помимо видных советских ученых, к их числу относился и З. Фрейд, учитель К. Юнга. Религиозность же А. Эйнштейна, о которой упоминает автор, была отнюдь не христианского (и не иудейского) типа. Он, по примеру Спинозы, исповедовал своеобразный пантеизм.

Отвечая на заглавный вопрос данной статьи, можно сказать, что религия может быть плодотворной для ученого как объект изучения, поскольку она поднимает морально-этические проблемы и расковывает творческое воображение, и, конечно, как элемент общей культуры. Что касается религии как веры, то это -. дело выбора каждого, зависящее от традиций, воспитания, жизненного пути, хотя высокий уровень образования и навык исследовательской работы обычно повышают уровень критичности к принятию на веру любой информации, тем более информации догматичной, и это может сказаться, если не на наличии самой веры, то на ее характере.

Заменит ли психология религию? Не означает ли сказанное, что для религии подрастает “смена” в виде различных направлений глубинной (в частности аналитической) психологии, которую К. Юнг называл “западной йогой” и в становление которой вложило свой вклад и христианство? Действительно, теперь у образованного человека, быть может, впервые в истории появляется выбор - выбор не только между различными религиями, как это было еще во времена крещения Киевской Руси, но также и между наукой о психике, впитавшей в себя религиозные наблюдения, ценности и отчасти даже ритуалы, и религией в ее первозданном или близком к нему виде. Думается, что естествознание меньше пересекается (т.е. решает одни и те же вопросы) с религией, чем психология, хотя религия претендует и на освещение вопросов, относящихся к компетенции физики, биологии и медицины.

Для малообразованных слоев населения альтернативы для религии, по-видимому, нет: во всяком случае, вера более общественно полезна, чем безверье, к тому же осложненное множеством суеверий. Но поскольку на практике грань между образованными и малообразованными людьми провести нелегко, научные знания о внутреннем мире человека будут полезны всем, в не меньшей степени, чем научные сведения о природе.

Вся трудность самопознания - в специфичности субъекта (личности) как объекта научного анализа. И здесь, нам представляется, не стоит игнорировать наработки, сделанные в различных религиях и мистических практиках, предварительно подвергнутые научному осмыслению. Конечно, о полной замене религии психологией говорить нельзя, поскольку религия имеет более широкое поле деятельности, устоявшиеся и привлекательные для многих обряды и сильную церковную организацию.

Повышение роли психологии связано с тем, что психология успела создать модель психики (действуя как бы изнутри нее) человека, отличающуюся от религиозной, которая прибегает к постулату о внешнем ее (души, психики) источнике (Боге). Наука здесь действует скромнее, стремясь, следуя завету Оккама, “не умножать сущности”, а это даже по-христиански оправдано, ибо Бог избрал “немудрое мира, чтобы посрамить мудрых”, как писал апостол Павел.

Влияние науки на религию стало проявляться с началом Нового времени, когда, после ожесточенных споров, доходящих до насилия со стороны церкви, система Коперника была все же признана. Если раньше религия признала правоту науки в изучении внешнего мира, то теперь настала очередь сделать это в отношении мира внутреннего, тем более, что в распоряжении религии останется еще масса проблем, не решенных наукой. И так будет продолжаться в обозримом будущем: законы жизни одинаковы и для науки, и для религии - чтобы сохраниться, нужно измениться (прошу прощения за каламбур!). А жизнь (теолог сказал бы: Бог) шире их обеих, и потому вправе диктовать свои законы.

Что есть “Бог” для ученого? Понятие “Бог” даже для ученого, которого относят к верующим, не обязательно совпадет с понятием официальной церкви, поскольку нередко ученый называет Богом необъяснимую (или не объясненную пока) гармонию мира как внешнего, так (вспомним И. Канта!) и внутреннего. Близки к этой позиции были крупнейшие физики ХХ века Альберт Эйнштейн, Нильс Бор и Вернер Гейзенберг, о чем свидетельствуют, например, их высказывания, приведенные в статье немецкого физика Х. Изинга[54].

Что же касается цитированного в той же статье Вольфганга Паули, то он посвятил специальное исследование анализу влияния христианских архетипов, и в частности архетипа Святой Троицы, на научное творчество Иоганна Кеплера, приведшего к изменению взглядов на законы движения планет, тем самым, применив (ретроспективно) к проблеме “наука - религия” понятия аналитической психологии Карла Юнга. Из этих исследований вытекает, в частности, что в прошлом наука и религия уживались в психике ученого (Кеплера), однако в ХХ веке другой ученый (Паули) уже получил возможность (ранее не существовавшую) излагать это явление на плодотворном языке аналитической психологии с целью осветить путь познания новейшей физике. Несколько лет назад переписка В. Паули с К. Юнгом вышла в Германии отдельной книгой.

Проводя подобные рассуждения, спросим себя, однако, не отбрасываются ли при этом прочь выработанные религией морально-этические нормы? Такая опасность существует, но если уделить ей внимание, пожалуй, не слишком велика, ибо то, что выдержало испытание временем, частично уже перекочевало из христианства в этику светской жизни.

Завершая статью, хотелось бы пожелать, чтобы разговор продолжили, помимо иностранных, также и ученые России, как верующие, так и не считающие себя таковыми (к последним относится и автор этих строк), причем не только естественнонаучной, но и гуманитарной ориентации, поскольку и рецензируемая и данная статья написаны в значительной мере с естественнонаучных позиций. Интересно было бы узнать также мнение теолога, занимающегося вопросами взаимодействия с научным знанием.

Вместо послесловия. Написанное ниже не входило в первоначальный текст статьи и связано с опубликованными недавно "Общей газетой" интервью крупного российского поэта Иосифа Бродского, данными им в период эмиграции в США и появлением статьи Л.Н. Митрохина.

Иосиф Бродский спустя многие десятилетия делится своими впечатлениями о знакомстве (это произошло в один год) с индийским эпосом "Махабхарата" (и ее частью "Бхагавад-гита"), "Божественной комедией" Данте, Ветхим и Новым заветами. Вот его слова[55]: "И метафизические горизонты индуизма произвели на меня куда большее впечатление и со мной всегда остались. Это потом я понял, что это не мое. Но когда я читал Новый завет, то невольно сравнивал, и то, что дает человеку индуизм - это действительно метафизический эквивалент каких-то Гималаев... Иудаизм можно сравнить с потоком в узком русле, но колоссальной интенсивности... и мне кажется, что духовный потенциал человека - грех говорить такие вещи - более реализован в Бхагавад-гите, нежели, скажем, в Новом завете".

В другом своем интервью[56], отмечая, что для русского человека нет большой разницы между Ветхим и Новым заветами, он добавляет, что сделал, в конечном итоге, выбор в пользу иудаизма и даже, скорее, христианства. "В общем, мне кажется, что моя работа есть, по большому счету, работа во славу Бога. Я не уверен, что он обращает на нее внимание..., что я Ему любопытен, но моя работа, по крайней мере, направлена не против Него". Таков личный выбор поэта. Здесь уместно еще раз сказать, что Бог поэта и, особенно, Бог ученого может отличаться от Бога официальной церкви, и скорее напоминает непознанную гармонию мира. Вспомним также приведенные нами при обсуждении научной революции слова Б. Рассела о том, что ученого отличает не то, во что он верит, а то, как он это делает.

Мой путь постижения религии похож на описанный путь большого поэта, только по нему я пошел независимо, не зная о том, что он существует, хотя и на десятилетия позднее. По-видимому, в наше время, когда очень распространена ведическая литература, это не такой уж редкий путь. Но в моем случае - это скорее путь рационального постижения религии, чем путь веры в конкретного Бога.

Теперь о статье Л.Н. Митрохина[57], на которую обратил мое внимание Д.И. Трубецков. Лев Николаевич пишет: "Приходится так или иначе признать иррациональность, укорененность религиозных знаний в тайниках души, где решаются глубокие экзистенциальные проблемы и где определяющей является интуиция... Иными словами можно говорить о взаимной дополнительности религиозной веры и научного знания как двух измерений человеческого бытия, лишь в совокупности удовлетворяющих мировоззренческие потребности миллионов и миллионов..."

И далее, говоря о борьбе с лженаукой и мистикой и в целом одобряя эту борьбу, Л.Н. Митрохин тем не менее предостерегает: "Кажущиеся сегодня мистическими и фантастическими взгляды могут указать на явления, о которых добросовестные исследователи пока и не подозревают, и тогда грозит опасность вместе с водой выплеснуть и ребенка".

Приведенные цитаты выражают точку зрения известного отечественного философа[58], члена-корреспондента РАН, автора ряда книг и статей по философии религии [21], с суждением которого, как мог убедиться читатель, не расходится позиция автора этой книги, хотя у нас речь идет не только об общих проблемах, но также о психологических механизмах влияния религии и об уже практически реализующихся конкретно-научных и практических подходах к проблеме "наука - религия" с выходом на образование.

Рифмованный итог

Помещен не без колебаний и только потому, что в его помощи при размышлении над историей творческой мысли автор имел возможность неоднократно убедиться на протяжении десяти с лишним лет. Пусть теперь он послужит читателю!

История вспять не вернется,

Чтоб тайны покров приподнять,

И все, к чему мысль прикоснется,

Полезно подчас вспоминать.

Два раза не вплыть в ту же воду-

Сквозь время звучит Гераклит.

Застывшей и цельной природу

Пытался понять Парменид.

Мы вспомним отца диалога

Не раз, а, наверно, стократ.

Он, мысли спеша на подмогу,

Жизнь отдал, бессмертный Сократ.

Но дело его не почило,

И, в мудрость безмерно влюблен,

Идей нестареющих силу

Раскрыл в Диалогах Платон.

Объемлющий мир Аристотель

Итожить, по счастью, умел

Положен научной работе

Распадом империй предел.

И мудрых людей рассужденья,

Давая опору уму,

Объектом слепым поклоненья

Не стали тогда никому.

Продолжив гонения в Риме

На слабых еще христиан,

Попал из огня да в полымя

Властитель Диоклетиан.

Но логики стройность и силу,

Что мудрость Эллады дала,

В каноны и церковь включила,

На вооруженье взяла.

Мудрец из Стагир из забвенья

В воскресшей Европе воскрес,

Хотя мракобесов движенье

Сдержать и пыталось прогресс.

Коперник нежданно прорвался -

По прежним догматам удар!

На Кеплера мысль опирался

Ньютона могучего дар.

Открыл он закон тяготенья,

Привел объясненье цветов,

И флюксий меньших исчисленье

Создал, как и Лейбниц, с азов.

Влиянье открытий огромно,

Однако, два века прошло

(Истории труд многотомный),

Пока оно дальше пошло.

Сначала же новое имя

Науке придется узнать

Электромагнитное поле

Сумевшего описать.

Теории этой блестящей

Завиден и славен удел:

В минувшем и в настоящем

И в будущем - имя Максвелл.

Модели физической поля

Пока не сумели создать-

Физический путь поневоле

Расчетным пришлось заменять.

Взрыв - в кризисе естествознанья.

Обыденный смысл не помог:

Материя - выход сознанья,

Мерило же сущего - бог.

Оторвана мысль от явлений,

Наглядности, чувств дефицит.

И пульс уж горой уравнений

Спешит заменить эрудит.

Избыть ненаглядность теорий

Пытались, конечно, стократ:

Пилот, квант и Дирака море,

В финале же - матаппарат.

За что же неистово бьемся,

В дискуссиях скулы дробя?

А, может быть, обернемся

И всмотримся... только в себя?

Созрели ль мы для пониманья

Глубоких и новых идей?

Иль ключ от всего мирозданья,

В душе похороним своей?

Не праздных людей разговоры

Томили ученых Земли,

А в нашей стране эти споры

Особенно остро прошли.

Сквозь догмы навязанных мнений,

Не зная границ и преград,

Пробился физический гений,

За то не снискавши наград.

Пройдя сквозь запретов препоны

Мир творческой мысли живой

Шатает империи, троны

В сраженьях Второй мировой

Свобода, раскованность мнений,

Богатство и свежесть идей,

Физический дух уравнений

Командуют техникой всей.

Внедряют на Западе этику,

А нам пережить предстоит

Гонение на кибернетику,

Генетики палеолит.

К свободе от всякой рутины

Наука, окрепнув идет.

Уже к НТР сквозь плотины

Направился мысли полет.

Уж время кричит человеку:

Историю надо понять,

В канун двадцать первого века

Почаще к делам привлекать!

К чему же пришли, в результате?

Что технике это дало?

И как прижилось в автомате

Умелых людей ремесло?

Нам умственный труд облегчила,

Пройдя технологий барьер,

Микроэлектронная сила,

Опора и мозг НТР.

И вот появилась подмога,

Теперь человек не один,

Коль за управленье тревогу

Взвалил он на плечи машин.

Свободного времени масса

И счастье, казалось, в руках.

Однако же с этого часа

Иной появляется страх:

Страшит пустота и никчемность

В сравненье с машиной большой,

Достигнутых знаний огромность

И мысль: кто же сам ты такой?

Что, кроме программы машинной,

В тебе копошится внутри?

Изведать успел мир причинный?

А вот - беспричинный, смотри!

В чем ныне твое назначенье,

Чему посвящаешь свой век?

Машинное ты приложенье

Иль все же творец, Человек?

Хотя гроздью новых вопросов

Решенье любое встает,

Вглядимся в истории остов:

Шаг вглубь осветит путь вперед.

5. ИСТОРИЯ ЭЛЕКТРОНИКИ[59]

Введение

Электроника представляет собой бурноразвивающуюся отрасль науки и техники. Она изучает физические основы и практическое применение различных электронных приборов. К физической электронике относят: электронные и ионные процессы в газах и проводниках. На поверхности раздела между вакуумом и газом, твердыми и жидкими телами. К технической электронике относят изучение устройства электронных приборов и их применение. Область посвященная применению электронных приборов в промышленности называется Промышленной Электроникой.

Успехи электроники в значительной степени стимулированы развитием радиотехники. Электроника и радиотехника настолько тесно связаны, что в 50–е годы их объединяют и эту область техники называют Радиоэлектроника. Радиоэлектроника сегодня это комплекс областей науки и техники, связанных с проблемой передачи, приема и преобразования информации при помощи эл./магнитных колебаний и волн в радио и оптическом диапазоне частот. Электронные приборы служат основными элементами радиотехнических устройств и определяют важнейшие показатели радиоаппаратуры. С другой стороны многие проблемы в радиотехнике привели к изобретению новых и совершенствованию действующих электронных приборов. Эти приборы применяются в радиосвязи, телевидении, при записи и воспроизведении звука, в радиолакации, в радионавигации, в радиотелеуправлении, радиоизмерении и других областях радиотехники.

Современный этап развития техники характеризуется все возрастающим проникновении электроники во все сферы жизни и деятельности людей. По данным американской статистики до 80% от объема всей промышленности занимает электроника. Достижения в области электроники способствуют успешному решению сложнейших научно–технических проблем. Повышению эффективности научных исследований, созданию новых видов машин и оборудования. Разработке эффективных технологий и систем управления: получению материала с уникальными свойствами, совершенствованию процессов сбора и обработки информации. Охватывая широкий круг научно–технических и производственных проблем, электроника опирается на достижения в различных областях знаний. При этом с одной стороны электроника ставит задачи перед другими науками и производством, стимулируя их дальнейшее развитие, и с другой стороны вооружает их качественно новыми техническими средствами и методами исследования. Предметами научных исследований в электронике являются:

1. Изучение законов взаимодействия электронов и других заряженных частиц с эл./магнитными полями.

2. Разработка методов создания электронных приборов в которых это взаимодействие используется для преобразования энергии с целью передачи, обработки и хранения информации, автоматизации производственных процессов, создания энергетических устройств, создания контрольно–измерительной аппаратуры, средств научного эксперимента и других целей.

Исключительно малая инерционность электрона позволяет эффективно использовать взаимодействие электронов, как с макрополями внутри прибора, так и микрополями внутри атома, молекулы и кристаллической решетки, для генерирования преобразования и приема эл./магнитных колебаний с частотой до 1000ГГц. А также инфракрасного, видимого, рентгеновского и гамма излучения. Последовательное практическое освоение спектра эл./магнитных колебаний является характерной чертой развития электроники.