Уходя от единственного ответа
Но есть ли единственно правильный ответ на тест, подобный приведенному на рис. 3.7? Даже если твердо следовать инструкциям, я могу предложить несколько в равной степени правильных ответов для этой конкретной рисуночной аналогии. Я согласна, что отсчет времени является функциональным подобием между песочными и наручными часами, но столь же обоснованное функциональное подобие состоит в том, что песочные часы позволяют некоторому веществу (песку) перемещаться из верхнего резервуара в нижний точно так же, как это происходит с жидкостью в кофеварке. Далее, лопата перемещает песок из одного места в другое (в ведро), и ту же функцию могут выполнять песочные часы. Кроме того, горелка посредством нагревания вынуждает жидкость покинуть пробирку и уйти в атмосферу, как и сила тяжести заставляет песок перемещаться из одной части песочных часов в другую. И так далее.
Потом тем же пациентам был предложен другой тест с картинками. Он иллюстрирует проблему с еще большей очевидностью (рис. 3.8):
Составитель задает вопрос-. «Который из четырех предметов справа связан с центральным предметом справа таким же соотношением, как верхний предмет слева связан с нижним предметом слева?»
Присмотримся к творчеству повнимательнее
Сам исследователь в этот момент, по-видимому, признал, что что-то идет не так, если судить по противоречивым утверждениям в его статье: «Когда я ни применяю этот тест (на коллегах и студентах), я получаю гораздо больше ответов, чем хотелось бы». Тем не менее он продолжает: «Семантической связью, которую я хотел бы, чтобы вы увидели здесь, является одинаковая температура. И утюг, и горящие дрова горячи, в то время как мороженое и вода со льдом холодны». Это, по-видимому, и есть «правильный» ответ, и снова пациенты набирают очень мало очков.
Но минуточку! Как я это себе представляю, на этот раз так называемый «правильный» ответ вовсе не правильный! Утюг-то явно холодный — ведь он не подключен к розетке и лежит гладкой стороной на поверхности. Никто не ставит горячий утюг плоской стороной вниз; следовательно, он должен быть холодным. Аналогия, таким образом, здесь должна быть такая: горячий к холодному. Огонь, который безусловно горяч (поднимается дым), относится к холодному утюгу, как горячий чай (он показан явно горячим — поднимается пар) относится к холодной воде с кубиками льда в стакане. Ответ составителя теста, по крайней мере на мой взгляд, решительно не соответствует представленной мне визуальной информации.
Мне кажется, что кем бы ни был тот человек, что составлял этот тест, он проигнорировал всю эту сложную визуальную информацию и фактически сказал следующее: «Меня не интересует, что могут показывать картинки; я настаиваю на том, чтобы вы игнорировали тот факт, что утюг не включен в розетку и что он лежит плоской стороной вниз; не обращайте внимания на пар, поднимающийся над чашкой чая. Вы должны понять мою идею, идею, сидящую в моем мозгу: семантическую связь, категорию. Все эти рисованные детали нематериальны. Не видьте того, что вы видите. Огонь всегда горячий, и утюги всегда горячие, а остальное к делу не относится».
Подобная негибкость отупляет, и мне кажется, что конечным ее воздействием на тестируемых учащихся будет то, что они будут стараться не видеть того, что находится перед их глазами, а вместо этого стремиться к абстрактным вербальным понятиям, которые могут на самом деле противоречить их визуальному восприятию. Кроме того, у людей с повреждением левого (вербального) полушария мозга могло возникнуть нарушение, при котором они были неспособны видеть приемлемым образом, но их ответы посчитали ошибочными как раз за то, что они все-таки увидели. Когда я поняла это, мне в голову пришла мысль, что современная система образования в значительной степени проповедует именно такой тип мышления, по умолчанию допуская деградацию непосредственного восприятия.
«Бывают случаи, когда одно слово стоит тысячи изображений».
Профессор Дон Дейм Факультет изобразительного искусства Калифорнийского университета в Лонг-Бич
Художник внутри вас
«Интеллект, как он мнится психологам, произвел на свет очень вредное для общества представление о том, что то, что они якобы измеряют, есть нечто особенное — своего рода Золотое Яйцо, которое мы должны высоко ценить, демонстрируется оно, измеряется и испытывается примитивного вида тестами, которые не стимулируют воображение (да и не помышляют это делать).
Хуже всего, что предполагается, что этот интеллект, необходимую предпосылку для всякого рода навыков и понимания, нельзя развить никакими мыслимыми усилиями, хотя он стал Золотым Яйцом, которое мы чтим как нечто самое драгоценное. Представляется более чем вероятным, что социальные беспорядки, недостаток уверенности в себе у отдельных людей и жизненно важные решения, касающиеся образования и профессиональной деятельности, базируются на иллюзорном Золотом Яйце интеллекта, которое было создано мистикой тестов на коэффициент интеллекта».
Р. Л. Грегори «Разум в науке*, 1981
«Рисование поворачивает творческий разум к его плодам. Рисование раскрывает сердце визуального мышления, сращивает дух с восприятием, вызывает к жизни воображение; рисование — это род медитации».
Эдвард Хилл
«Язык рисования*, 1966
Видеть или не видеть
Почему? — спросила я себя. Какая может быть польза в том, чтобы не видеть? Как долго это не-видение продолжается? Сколько этого не-видения вобрала в себя я сама, пройдя через систему образования, которая поощряет невидение? Если, как я полагала, видение как-то связано с творчеством, то как влияет на творчество не-видение?
Конечно, можно предложить аргументы в пользу фильтрации визуальных данных. Два плюс два категорически будет четыре, как бы ни менялось изображение цифр; и пристальное внимание к вариациям во внешнем виде букв алфавита, разумеется, было бы контрпродуктивным. Произношение слов, стоимость различных монет и банкнот, распознавание предметов, людей и мест — все это более эффективно осуществляется посредством жестких лингвистических категорий.
Но что происходит, если опыт образования на протяжении всей жизни человека состоит почти целиком в экранировании визуальной информации и принятии исключительно лингвистических концепций? Не потеряет ли такой человек, выражаясь фигурально, окончательно способность видеть? Или имеет место частичная потеря, действующая избирательно? Какие отличия в моем образовании позволяют мне, как и пациентам, подвергшимся тестированию, видеть зрительную информацию, по крайней мере, иногда, а порой даже против воли? А как насчет тех людей, которым нелегко научиться трюку с подавлением визуальных данных в пользу вербальных категорий? Какие решения принимаются за них, касающиеся их потенциальных способностей, их жизненных возможностей, их будущего?
Попытаемся сфокусироваться на связях
Вопросы накладываются на вопросы, и в попытке выбраться из этого завала я попробовала сфокусировать внимание конкретно на взаимосвязях, если таковые существуют, между видением, рисованием и творчеством, которые я несколько нерешительно исследовала в своей первой книге. В той книге я выразила надежду, что умение рисовать подхлестнет творческие способности и повысит уверенность художника в себе. Что касается последней цели, я чувствовала свою позицию достаточно обоснованной: почти все мои студенты обрели большую уверенность в своих художественных способностях.
Однако в отношении обещания повысить творческие способности дело представлялось не столь очевидным. Многие из моих студентов говорили мне, что они почувствовали себя более творческими людьми, научившись рисовать, а некоторые из них явили практические примеры творческих свершений. Я знала также, что рисование каким-то образом высвобождает творческий потенциал —
Присмотримся к творчеству повнимательнее
но как именно оно это делает, я не сказала, да и вообще не смогла выразить эту мысль достаточно ясно.
Я была вполне уверена, однако, что взаимосвязь между рисованием и творчеством как-то простирается и на видение. А потом меня осенило, что процесс рисования во многом является копией самого процесса творчества. Во-первых, рисуя, человек долгое время погружен в созерцание, не замечая хода времени. Это свойство вневременное™ является весьма характерным для рисования и представляется мне в некотором смысле подобным бессознательной стадии вынашивания, свойственной творчеству. Рисуя, человек знает, что познание имеет место, но в какой-то иной, даже удаленной части разума.
Во-вторых, рисуя, человек ощущает, что объект воспринимается как он есть и одновременно очень похожим на нечто иное — волосы кажутся похожими на морскую волну, рука в грациозной позе — на цветок на стебле. Это метафорическое, аналоговое мышление является неотъемлемым атрибутом рисования и столь же глубоко вовлечено в творческий процесс, как об этом сообщают ученые и творческие люди.
В-третьих, характерная потребность творческих людей работать в одиночестве аналогична потребности в изоляции при рисовании, особенно потребности в свободе от вербального вмешательства. Большинство художников добиваются наилучших успехов, когда работают в тишине и одиночестве.
Наконец, самое главное: поскольку способность рисовать требует прежде всего навыков восприятия — способности видеть — мне пришло в голову, что, может быть, три наиболее ускользающие стадии творчества — Первый инсайт, Вынашивание и «Ага!» (Озарение) — могут каким-то образом быть тесно связаны с визуальным восприятием не в обычном значении слова «видеть», но, скорее, в том особом смысле, который вкладывают в это понятие художники.
Этот особый способ видения включает в себя способность видеть целое, одновременно воспринимая части внутри целого, связанные между собой и с целым (тот самый процесс, в который вы были вовлечены, выполняя перевернутый рисунок); способность видеть, что находится непосредственно перед вами, не рассеивая внимания и не обращаясь к словесным понятиям; способность воспринимать вещь как она есть и одновременно как ее возможные метафорические аналогии.
Внутренний свет был смутным и неясным, пока я без особого прогресса размышляла над этими предположительно существующими связями между визуальным восприятием и творчеством. Тем временем, испытывая некоторую тревогу и неуверенность, я продолжала свои изыскания и, как ни странно, нашла скрытую подсказку в языке.
Рис. 3.9. Некоторые ответы на головоломки на с. 39.
Тест на букву «ч>. Ответ, мы склонны упускать вторую букву «ч» в слове «чрезвычайно». Всего букв «ч» восемнадцать.
Тест на альтернативное использование. Ответы считаются более творческими, если в них включаются разнообразные категории, например: построить стену; растолочь и приготовить красную краску; швырнуть в злейшего врага; использовать как гирю... Кроме того, способность порождать большое множество ответов за установленное время, как считается, указывает на повышенную гибкость мышления — а это один из аспектов творческих способностей.
Площадь квадрата. Если установить более тесную взаимосвязь между радиусом круга и квадратом, задача изменяется и упрощается.
Эксперимент с девятью точками. Большинство людей имеют тенденцию замыкаться на схеме ящика. Если перестать думать о ящиках и подумать о проблеме соединения девяти отдельных точек, решение открывается. Все точки можно соединить тремя, двумя и даже одной линией.
Обратимся
к определениям
•♦Творчество, как было сказано, во многом состоит в переосмыслении того, что мы уже знаем, с тем, чтобы найти то, чего мы еще не знаем... Следовательно, чтобы мыслить творчески, мы должны уметь посмотреть свежим взглядом на то, что считаем само собой разумеющимся». (Курсив мой.)
Джордж Неллер «Искусство и наука творчества*, 1965
«Невозможно предпринимать какие-либо исследования, не осознавая постоянно, что истина забрасывает нас предположениями, прошлое засыпает нас намеками и что, если мы не извлекаем ничего полезного из этой помощи, это вина не наших небесных помощников, а нашей слишком человеческой тупости».
Сирил Коннолли «Прежние убеждения*, 1963
«Я в точности понимаю этот образ, я могу вылепить его из глины. Я точно понимаю это описание, я могу нарисовать его. Во многих случаях мы могли бы установить в качестве критерия понимания способность выразить смысл утверждения в рисунке (я мечтаю об официальном учреждении теста на понимание)».
Людвиг Витгенштейн Цитируется в книге Эндрю Харрисона «Творчество и мышление», 1979
Отыскивая ключи, которые указали бы на истинную роль умения видеть в творческом мышлении, я обратилась к цитатам, письмам и дневникам творческих людей. После некоторого периода бесплодных исканий я по какой-то причине сосредоточилась на словах, которые читала, и увидела их в новом свете: я поняла, что почти в каждом случае творческие люди описывали Озарение, четвертую стадию творческого процесса, в терминах зрения.
В одной цитате за другой использовался глагол «видеть»: «Я сразу же увидел ответ!», «Мне приснился сон, в котором я увидел решение проблемы». Французский поэт Поль Валери описал вдохновение следующим образом: «Иногда я наблюдал те мгновения, когда в ум приходит понимание; это как проблеск света, не столько озаряющий, сколько ослепляющий... Вы говорите себе: "Я вижу, а завтра увижу еще больше". Происходит некий процесс появления особой светочувствительности; скоро вы уйдете в темную комнату и увидите, как внезапно проступает изображение».
Это открытие очень взволновало меня. У меня наконец раскрылись глаза на связь между видением и творчеством — связь, которая все это время была передо мной. И когда у меня открылись глаза на эту идею, я снова и снова обнаруживала, как слова, связанные со зрением, преимущественно производные от глагола «видеть», применялись для описания моментов открытия, постижения и изобретения, внезапного и неожиданного разрешения проблем.
И как я не увидела этого раньше? Указатель на приз, глубоко скрытый в языке, замаскированный речевыми формами, которые стали настолько привычными, что я больше не видела их или не понимала их значения. Даже сама способность к творчеству чаще всего описывается в терминах зрения. «Творческая способность — это способность видеть проблемы по-новому». «Творческая способность — это способность видеть вещи в новом свете (или с другой точки зрения)». «Творческая способность — умение видеть ответы в неожиданных местах». У меня было чувство, что я тоже удалилась «в темную комнату» и что изображение вот-вот начнет проявляться.
Обратимся к определениям