Встреча и приближение к Диту в переносе

В этом примере пациентка – депрессивная женщина средних лет с историей серьезной ранней заброшенности и жестокого обращения, чей тиранический внутренний «голос» (Дит) постоянно принижал ее и нападал на нее даже за малейший творческий импульс или движение к самовыражению. «Дура ты набитая… идиотка… пора тебе в уже дурдом, дорогуша… дебилка… ты еще не покончила с собой?» и т. д. Когда я узнал об этом внутреннем агрессоре, я вспомнил предупреждение Невилла Симингтона (Symington 1993: 71):

Любой шаг к дарителю жизни приносит знание. Если затронуто детское я, спонтанное и эмоциональное, если установлен какой-то контакт, то придется встретиться и со страшным тираном, который душит это я и не позволяет ему контактировать ни с чем из того, что поддерживает жизнь. Часто это приводит в отчаяние.

Нередко моя пациентка приписывала эти нападения мне или другим людям, которых она идеализировала. Каждый раз, когда звучал этот голос, нам удавалось обнаружить ту часть тревоги, которая была связана с надеждой или потребностями в отношениях зависимости, на проявление которых она, наконец, отваживалась. Истязающий ее «голос» сразу же принимал «боевую стойку» против надежды, которая только-только начинала нарождаться. Мы могли наблюдать это и говорить об этом. Она стала понимать, как срабатывает защита и развивать наблюдающее Эго, которое уже не было полностью идентифицировано с голосом самоуничтожения.

Нижеследующее сновидение пациентка рассказала в конце второго года ее анализа перед моим длительным летним отпуском.

Я случайно наталкиваюсь на мужчину, который борется с женщиной. Я вроде бы не боюсь за женщину, потому что сцена видится почти ритуальной. Мужчина отрезает левый указательный палец женщины до костяшки, затем собирается сделать то же самое с правым указательным пальцем. В этот момент эта женщина – я, и чувствую, как нож этого человека режет мой палец, при этом я не испытываю сильной боли, и доходит до сухожилия, соединяющего первые две фаланги, которые он пытается отделить от пальца и от остальной руки. У него явно это не получилось, потому что в последнем образе сновидения был отрезанный палец, висящий на сухожилии. Была мысль, что его можно присоединить обратно.

У пациентки не было никаких ассоциаций ни с образом мужчины, ни с образом женщины. Она связала появление в сновидении указательного пальца с выражениями «обратить особое внимание», «донести основную мысль», «высказать соображение» и рассказала, что на самом деле она теперь стала более уверенно высказывать свое мнение и выражать свою точку зрения в различных социальных и профессиональных ситуациях. А потом она совершенно спонтанно сказала: «Да, как только я становлюсь увереннее насчет своих чувств и действительно хочу с ними поработать, вы опять уходите!» После некоторого молчания я ответил: «И отрезаю вас?» Она засмеялась и сказала: «Да, причем во второй раз! Прошлым летом вы тоже отсутствовали очень долго».

В этом кратком диалоге мы с пациенткой интерпретировали ее сновидение как изображение действия защиты, уже знакомой нам по образам расчленения в ее сновидениях. Большую роль здесь сыграло спонтанное остроумие, поскольку пациентка не привыкла скрывать, что наша работа и возникшие в процессе нее трансферентные отношения были важны для нее на уровне чувств. Это проявилось в ее невольном замечании, которое раскрыло смысл сновидения. Затем она признала и боль, и злость, которые она испытывала в связи с ее фантазиями о моем предстоящем отъезде, какой «курицей» она себя ощущает, когда говорит об этом, из-за потребности защитить меня. После этого также впервые в открытую выяснилось, как ей будет не хватать меня и нашей совместной работы и что на этот раз мой уход видится ей не таким ужасным, ведь сухожилие уцелело, удерживая сустав, который иначе был бы отрублен. Это соответствовало ее чувствам, что теперь связь была глубже и между нами, и у нее с самой собой, и это поможет ей пережить длительный перерыв.

Таким образом, в этом сновидении нам снова представлен Дит – незнакомый человек отрезает части ее тела, нападая на сухожилия (связки, связи), которые она ассоциировала с самовыражением. Человек с ножом является «незнакомцем» (пока не персонализированным), с которым она борется и бередит свою рану. Мрачные намерения этого незнакомца, очевидно, заключаются в том, чтобы отделить от нее проявление чувств, в том числе чувств ко мне в переносе (хотя теперь он позволяет остаться некоторой связи в сухожилии).

Ответив на ее острое[32]замечание, я как бы совпал в ее восприятии (через механизм проекции) с образом ее архетипической фигуры – так у нее появилось краткое ощущение в переносе борьбы со мной. Таким образом, архетипическая защита, уже смягченная настолько, что она смогла рискнуть и сделать спонтанное замечание, была еще больше персонифицирована. Расчленяющий Дит теперь мог быть признан, так как был спроецирован на меня, а затем реинтегрирован. Теперь она могла позволить себе осознать чувства, связанные с потребностями в зависимых отношениях. Тот гнев, который направлялся обратно во внутренний мир, на ее чувства любви и «нужды» во мне, мог быть высвобожден вовне и найти свое выражение в искреннем признании гнева на меня за то, что я «покидаю ее». Таким образом, архетипический аффект и энергии были «очеловечены» и стали более эго-синтонными.

Этот пример показывает, как создание пространства игры в переносе восстанавливает переходное пространство, которого пациентка была лишена в ранние годы, что вызвало к жизни архетипическую систему самосохранения с ее расщепляющими и инкапсулирующими защитами. Мрачному незнакомцу с ножом, чья задача состояла в том, чтобы «отрезать ее» от ранящего ощущения своей потребности в другом и в зависимости, нападая на связи (связки, сухожилия) ее самовыражающейся индивидуальности, больше не нужно было разрывать все связи. Он оставил связку (ligament ), которая может быть заново присоединена. Вспомним, что этимологически латинский глагол ligare означает соединять, привязывать или связывать и идет после префикса «re» в латинском слове religio, из которого возникает слово «религия». Можно предположить, что воссоединение с истоком-основой наших чувств означает воссоединение с внутренним ребенком-душой, которая была отрезана и изгнана в «психическое убежище» (Steiner, 1993), и что это является одушевлением личности.

Это этимологическое совпадение неслучайно, так как в проработке ранней травмы и архетипических защит мы, по сути, медленно освобождаем сверхъестественные силы коллективного бессознательного от их мрачной роли «павших» расчленяющих демонов, для того чтобы в результате трансформации их энергия в большей степени обратилась на поддержание жизни, а они сами – в интегрирующих, восстанавливающих связи «высших ангелов нашей природы».