Слушать, понимать, сочувствовать 2 страница

Напомним, что сделки о признании вины достаточно широко распространены в уголовном процессе США, Англии, Израиля и ряда других стран. «Мало кому известно, — пишут авторы, глубоко изучавшие эту проблему, — что в настоящее время 90 % уголовных дел в США не проходят через процедуру судебных разбирательств. В одних случаях, признание вины ведет к упрощенному производству в суде, а в других, когда органы предварительного расследования без признания вины не в состоянии обеспечит сбор доказательств, изобличающих обвиняемого, заключается так называемая, «сделка о признании вины». Данный институт является органической частью американского уголовного процесса и применяется на практике уже более 150 лет»[41].

Предложения о введении в отечественный уголовный процесс института сделок имеют и своих принципиальных противников, и доводы их представляются нам, несомненно, заслуживающими внимания и дальнейшего обсуждения[42].

По нашему мнению, борьба с коррупцией и другими формами организованной преступности, необходимость изобличения соучастников отдельных преступлений (организаторов, подстрекателей, исполнителей и др.), вероятнее всего, подтолкнет законодателя внести соответствующее дополнение в УПК РФ, которое легализируют институт «сделок о признании вины».

Также отметим, что, институт подобных сделок давно уже, как говорится, «незримо» действовал и к нему прибегают чаще всего, когда расследуются тяжкие и особо тяжкие преступления, естественно, в случаях, специально предусмотренных отдельными статьями Особенной части УК РФ, что, наконец – то частично, нашло свое закрепление в уголовном-процессуальном законодательстве (ранее в ч.2 ст.7 УПК РСФСР в редакции Федеральном Законе от 21 декабря 1996г., ныне — в ч.2 ст. 28 УПК РФ).

Так, лицо, участвовавшее в подготовке акта терроризма, либо в организованном незаконном вооруженном формировании, совершившее государственную измену или шпионаж при условиях, перечисленных в примечаниях к ст. 205, 208, 275, 276 УК РФ (по сути, в связи с сотрудничеством со следствием), освобождается от уголовной ответственности; от нее же освобождаются и лицо, добровольно сообщившее о даче взятки (прим. к ст.290 УК РФ) или ранее дававшее ложные показания (прим. к ст.307 УК РФ), добровольно выдавшее незаконно хранившиеся у него огнестрельное оружие или наркотики (прим. к ст. 222, 228 УК).

Нужно ли доказывать и обосновывать, что эти решения, служащие основанием для освобождения названных лиц от уголовной ответственности, зачастую предопределены целенаправленными и тактически грамотными действиями профессиональных представителей органов уголовного преследования.

Говоря об этом, заметим, что Ю.М. Грошевой предлагает в целях повышения процессуальной ответственности следователя пойти по пути сокращения тех постановлений, которые непосредственно утверждаются прокурором[43]. Вряд ли с этим можно согласиться. Такое утверждение обозначает представление права следователю на производство действий, в большей степени, чем все другие связанные с принуждением (или возбуждением ходатайства об этом перед судом) либо, как сказано, знаменует отказ прокурора от возбуждения против определенного лица государственного обвинения.

Но отказ прокурора от возбуждения государственного обвинения на досудебных стадиях уголовного процесса может не только обусловливаться указанными выше тактическими соображениями, но и быть вынужденными. Мы имеем в виду особенности производства по уголовным делам в отношении отдельных категорий лиц, предусмотренные гл. 52 УПК. В частности, как известно, направление уголовного дела в суд после окончания предварительного расследования в отношении члена Совета Федерации или депутата Государственной Думы (а, следовательно, возбуждение против него государственного обвинения, возможно лишь при получении на то согласия соответствующей палаты Федерального Собрания РФ (ст. 451 УПК). В противном случае прокурор вынужден прекратить уголовное преследование, т. е. отказаться от возбуждения государственного обвинения (или, если обвинительное заключение им уже утверждено, немедленно лично его прекратить).

Говоря об отказе прокурора от возбуждения государственного обвинения на досудебных стадиях уголовного процесса, нельзя не сказать о следующей проблеме.

Ранее обоснованность прекращения уголовного преследования в отношении отдельных лиц и факты «занижения» квалификации действий подсудимых исследовались судом при рассмотрении уголовного дела. Имелся и «рычаг воздействия» – возвращение уголовного дела для доследования в случае несогласия суда с принятыми по этому поводу следователем и прокурором решениями. Сейчас, как известно, такая возможность для суда исключена; не обладает он и правом на возбуждение уголовного дела в отношении лиц, необоснованно, по его выводу, освобожденных от уголовной ответственности.

Будем реалистами: иногда такие решения принимаются представителями органов уголовного преследования не только по вполне правомерным тактическим соображениям, но, мягко говоря, по весьма субъективным причинам. Приведем небольшой пример:

В избиении, повлекшем смерть потерпевшего, как то было установлено и предварительным, и судебным следствием, принимали участие четыре человека. Все они, то признавая, то отрицая свою вину, в тоже время изобличали друг друга. В отношении двух из них уголовное преследование было прекращено за недоказанностью обвинения.

Допрошенный в суде в качестве свидетеля следователь, расследовавший это дело (к моменту суда уволенный из органов прокуратуры), «чистосердечно» пояснил, что он прекратил в отношении этих лиц уголовное преследование, т. к. «они давали показания на подсудимых». На вопрос, почему он, принимая такое решение, остановился именно на этих лицах, а не на подсудимых, которые, как сказано, давали аналогичные показания в отношении лиц, освобожденных от уголовной ответственности, следователь не ответил. В тоже время один из подсудимых представил в суд диктофонную запись своих бесед с лицами, в отношении которых уголовное преследование было прекращено, из содержания которой усматривалось, что такое решение было принято следователем не бескорыстно.

Решение этой проблемы нам в настоящее время видится прежде всего, в своевременном обжаловании заинтересованными лицами подобных постановлений о прекращении уголовного преследования в судебном порядке в соответствии с ст. 125 УПК.

§ 4. Возбуждение государственного
обвинения как самостоятельная стадия
уголовного процесса

Как сказано, окончательное решение о возбуждении государственного обвинения прокурор принимает по результатам изучения материалов уголовного дела, поступившего к нему с обвинительным заключением или обвинительным актом.

При этом, как верно заметил В.Г. Ульянов, прокурор выступает как адресат доказывания: следователь доказывает прокурору законность и обоснованность предъявленного конкретному лицу обвинения. Находясь в этом статусе, прокурор, должен изучить материалы поступившего к нему с обвинительным заключением уголовного дела, и убедиться в достоверности, правильности и обоснованности обвинительного тезиса следователя (в процессе же судебного производства по уголовному делу прокурор выступает в ином качестве – субъекта доказывания, адресатом которого является суд)[44].

Диапазон его полномочий при этом весьма широк: от утверждения данного документа (и, тем самым, возбуждения в отношении лица государственного обвинения в объеме и с квалификацией предъявленного тому следственного обвинения) до полного или частичного отказа в таковом, формулируемом прокурором в постановлении о прекращении поступившего к нему уголовного дела либо уголовного преследования (ч.1, 2 ст. 221 УПК; в случаях, предусмотренных той же статьей, эти полномочия им делегируются вышестоящему прокурору).

Если же достаточных оснований для принятия одного из указанных выше решений (возможности или невозможности возбуждения государственного обвинения) прокурор по материалам представленного уголовного дела не усматривает, он откладывает решение этого вопроса, возвращая со своими письменными указаниями дело следователю для производства дополнительного следствия (п.3 ч.1. ст.221 УПК). Уйти от окончательного решения этого вопроса прокурор не вправе.

Выше мы обосновали наше виденье того, что прокурор, являясь представителем стороны обвинения и руководителем уголовного преследования, всю свою деятельность в этом качестве на досудебных стадиях судопроизводства направляет на обеспечения для себя возможности выдвижения против лица, законно и обоснованно изобличенного в совершении преступления, обвинения от имени государства – государственного обвинения.

Окончательно этот вопрос, как сказано, решается прокурором по поступлению к нему от уголовного дела с составленным следователем обвинительным заключением. «После подписания следователем обвинительного заключения, — указывает ч. 6 ст. 220 УПК, — уголовное дело немедленно направляется прокурору».

О том, что именно этот момент является началом стадии возбуждения государственного обвинения, свидетельствуют, во-первых, те широкие полномочия, которые предоставлены прокурору по поступившему к нему с обвинительным заключением уголовному делу (ст. 221 УПК РФ).

Статья 221. Решение прокурора по уголовному делу

1. Прокурор рассматривает поступившее от следователя уголовное дело с обвинительным заключением и в течение 5 суток принимает по нему одно из следующих решений:

1) об утверждении обвинительного заключения и о направлении уголовного дела в суд. Прокурор может составить новое обвинительное заключение;

2) о прекращении уголовного дела либо уголовного преследования в отношении отдельных обвиняемых полностью или частично;

3) о возвращении уголовного дела следователю для производства дополнительного следствия или пересоставления обвинительного заключения и устранения выявленных недостатков со своими письменными указаниями;

4) о направлении уголовного дела вышестоящему прокурору для утверждения обвинительного заключения, если оно подсудно вышестоящему суду.

2. Прокурор вправе:

1) при утверждении обвинительного заключения изменить объем обвинения либо квалификацию действий обвиняемого по уголовному закону о менее тяжком преступлении;

2) отменить или изменить ранее избранную обвиняемому меру пресечения[45]. Прокурор также вправе избрать меру пресечения, если таковая не была применена, за исключением домашнего ареста и содержания под стражей;

3) дополнить или сократить список лиц, подлежащих вызову в суд, за исключением списка свидетелей со стороны защиты.

3. Установив, что следователь нарушил требования части пятой статьи 109 настоящего Кодекса, а предельный срок содержания обвиняемого под стражей истек, прокурор изменяет данную меру пресечения.

4. В случаях, предусмотренных пунктами 2 — 4 части первой, частями второй и третьей настоящей статьи, прокурор выносит соответствующее постановление.

Во-вторых, только после утверждения прокурором обвинительного заключения, составленного следователем (с внесением им при необходимости указанных выше изменений), либо новым обвинительным заключением, составленным им самим, уголовное дело, направляется в надлежащий суд для рассмотрения по существу. Одновременно прокурор, и это является новацией УПК, вручает копию обвинительного заключения с приложениями обвиняемому, а также защитнику и потерпевшему по ходатайству последних, и уведомляет о направлении уголовного дела в суд потерпевшего и других перечисленных в ч. 3 ст. 222 УПК лиц (ранее по УПК РСФСР 1960 г.) обязанность вручения копии обвинительного заключения обвиняемому, преданному суду, лежала на суде – ст.237; далее – УПК РСФСР).

«Воспринимает прокурор обвинение, сформулированное следователем, или формулирует его сам, внося с учетом обстоятельств дела в ранее сформулированное обвинение соответствующие изменения, — приходит к совершенно верному, по нашему убеждению, выводу В.С. Зеленецкий,- во всех случаях он принимает соответствующее решение, которое по своей природе является актом возбуждения государственного обвинения против конкретного лица»[46].

Очевидно, что принятию столь ответственного решения, как возбуждение государственного обвинения, должно предшествовать тщательное изучение прокурором материалов уголовного дела, поступившего к нему с обвинительным заключением. Зачастую, сложность и трудоемкость этого процесса для прокурора зависят от степени его участия в ранее осуществлявшемся по нему уголовном преследовании. Давая согласия на возбуждение уголовного дела (особенно против конкретного лица), применение к обвиняемому меры пресечения в виде содержания под стражей, производство иных процессуальных и следственных действий, производимых на основании судебного решения (ст. 108, 165 и др. УПК), санкционируя осуществление отдельных из них, прокурор изучал соответствующие материалы уголовного дела, а потому знаком с доказательственной базой по делу, лежащей в основе принятия подобных решений.

Ранее, кроме того, этот процесс существенно облегчался, но облегчался, на наш взгляд, лишь внешне, формально, тем, что обвинительное заключение содержало в себе проведенный следователем анализ доказательств обвинения и доводов, приводимых в защиту от него самим обвиняемым и его адвокатом (ст. 205 УПК РСФСР). Теперь же, в соответствии с ст. 220 УПК, структура обвинительного заключения принципиально иная: оно должно содержать лишь перечень доказательств, как подтверждающих обвинение, так и тех, на которые ссылается сторона защиты.

Нам представляется здесь необходимым остановиться более подробно на нашем понимании сущности данной позитивной, по нашему мнению, новации.

В ней мы видим несколько составляющих различной степени важности. Во-первых, она предопределяет необходимость для прокурора более глубокого и самостоятельного изучения материалов поступившего к нему с обвинительным заключением уголовного дела, а не ограничиваться лишь ознакомлением с тем, как они отражены в заключительном акте следователя.

Во-вторых (и подробнее об этом мы скажем ниже), эта же
необходимость возникнет и перед сотрудником прокуратуры, который затем будет назначен поддерживать по данному делу государственное обвинение в суде. Чего грех таить: государственные обвинители ранее, зачастую, выходили в судебное заседание лишь ознакомившись, да и то порою, невнимательно, с копией обвинительного заключения, находящегося в надзорном производстве. Особенно наглядно это проявлялось по рассматриваемым судами групповым и многоэпизодным делам, когда после допроса того или иного лица судом и представления права на допрос государственному обвинителю, наступала … томительная пауза: прокурор судорожно разыскивал в обвинительном заключении (также состоящем иногда не из одного тома) место, в котором следователь приводил и анализировал показания этого человека, данные на предварительном следствии.

В-третьих, и, пожалуй, это нам представляется основным, такая структура обвинительного заключения исключает возможность для суда, что, увы, также не только имело место, но и было достаточно широко распространено, механически переносить в свой приговор заимствованные из обвинительного заключения формулировки следователей с их анализом доказательств.

И, наконец, в-четвертых. Наличие у обвиняемого копии обвинительного заключения, содержащего анализ доказательств, несомненно, могло быть использовано, и как показывает практика, использовалось, как им самим, так и другими заинтересованными в том лицами, для оказания предвосхищающего воздействия на свидетелей и потерпевших, чьи показания на следствии подтверждали обвинение (либо, как минимум, облегчало им таковое воздействие).

Нам представляется, что эта же причина лежит также в основе новеллы о том, что судебное следствие начинается не с оглашения обвинительного заключения, как такового, что предписывала ст.278 УПК РСФСР, а с изложения государственным обвинителем лишь предъявленного подсудимому обвинения (ст.273 УПК).

И в этой же связи: нам не понятна цель, с которой, в соответствии со ст. 222 УПК, обвиняемому вручается не только копия обвинительного заключения, но и все приложения к нему, в том числе и список лиц, подлежащих вызову в судебное заседание, с указанием их места жительства и (или) места нахождения. Разве его наличие (или отсутствие) каким-либо образом может сказаться на обеспечении права обвиняемого на защиту? А использовать эти данные для негативного воздействия на перечисленных в этом списке лиц, во всяком случае, вполне возможно. По нашему разумению, такие сведения должны представляться исключительно суду. Более того, как быть с предписанием закона в случаях, когда в порядке ч. 9 ст. 166 УПК по постановлению следования и согласия прокурора участник следственного действия для своей безопасности вправе воспользоваться псевдонимом?

В практике применения нового УПК расследованию преступлений возник и такой вопрос, который в настоящее время неоднозначно разрешается следователями и прокурорами: что в данном случае следует понимать под доказательствами, перечень которых должен быть приведен в обвинительном заключении – сведения, полученные из предусмотренных ст. 74 УПК источников, либо лишь перечисление источников доказательств?

Попутно заметим, что причиной возникновения такой проблемы, на наш взгляд, является несколько двусмысленное определение понятия доказательства, данное в ст. 74 УПК. В соответствии с ней, с одной стороны, «доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, на основе которых…»; с другой — «в качестве доказательств допускаются показания подозреваемого, обвиняемого…». Иными словами, произошло смещение понятий доказательств как сведений и как допустимых источников их получения. Думается, что в ст. 69 УПК РСФСР этот вопрос решался более корректно: доказательствами являются любые данные…, которые устанавливаются показаниями свидетеля, потерпевшего…

А потому в настоящее время мы склоняемся к первому из названных вариантов решения этого вопроса. Тем не менее, полагаем, что эта проблема должна быть разрешена соответствующим постановлением Пленума Верховного Суда РФ[47].

Надо напомнить, что УПК РСФСР посвящал вопросам, которые возникали перед прокурором при поступлении к нему уголовного дела с обвинительным заключением, и решениям по ним четыре достаточно подробно «расписанные» статьи (213 – 216). УПК же уделил всем этим проблемам лишь одну ст. 221 «Решения прокурора по уголовному делу».

Не думаем, что конструкция, принятая современным законодателем, является оптимальной. В частности, в названной статье УПК нет положений, аналогичных содержавшимся в ст. 213 УПК РСФСР, достаточно четко определявших тот круг вопросов, которые подлежат в этом случае разрешению прокурором. По сути, данная статья содержала в себе описание алгоритма тех обстоятельств, установление (или не установление) которых в результате предварительного расследования должен проверить прокурор при решении вопроса о возможности утверждения обвинительного заключения, а, следовательно, возможности возбуждения по изученному уголовному делу государственного обвинения.

В этой связи при рассмотрении поставленных в данной части нашей работы вопросов мы будем основываться на названном выше алгоритме, несколько изменяя последовательность его «шагов» и учитывая, естественно, имеющие значение для этого, новации УПК.

Итак, при поступлении уголовного дела с обвинительным заключением прокурор обязан проверить:

1. Имело ли место деяние, вмененное обвиняемому, и имеется ли в этом деянии состав преступления. Решение этого вопроса в ряде случаев достаточно сложно не только по так называемым «экономическим» преступлениям, когда не так легко отграничить уголовно-правовые отношения, от отношений гражданско-правовых, но, иногда, и по уголовным делам о насильственных деликтах; к примеру, внесенные Федеральным законом, от 14 марта 2002 г. № 29-ФЗ, изменения в ст. 37 УК РФ, зачастую исключают возможность привлечения к уголовной ответственности лица, причинившего вред человеку, вплоть до убийства последнего, но действовавшего в состоянии необходимой обороны.

2. Обоснованно ли предъявленное обвинение имеющимися в деле доказательствами. Как сказано, это наиболее сложный для прокурорского разрешения вопрос в настоящее время (ибо, напомним, обвинительное заключение по причинам, проанализированным нами выше, не содержит сейчас анализа доказательств). Кроме того, обратим внимание на то, что принцип свободы оценки доказательств (ст. 17 УПК) обязывает прокурора (как и судью, присяжных заседателей, следователя и дознавателя) оценивать доказательства по своему внутреннему убеждению, но основанному не на всестороннем, полном и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности (как то предписывала ст. 71 УПК РСФСР), а на совокупности именно имеющихся в уголовном деле доказательств.

Нам представляется, что в сложных случаях, например, при поступлении с обвинительным заключением многотомного уголовного дела о групповых и многоэпизодных преступлениях, для анализа доказанности обвинения каждого обвиняемого в целом и по каждому вмененному ему эпизоду отдельно, прокурор может привлечь к этой работе следователя, расследовавшего это дело, и потому более свободно в нем ориентирующегося. Также, думается, может явиться вполне уместным со стороны прокурора предложение следователю составить по данному вопросу некое резюме (меморандум), которое, кстати сказать, в дальнейшем поможет государственному обвинителю рационально готовиться к участию в судебном заседании.

3. Правильно ли квалифицировано преступление. Мы видим в этой проблеме два аспекта. Во-первых, есть ряд смежных составов преступлений, разграничение которых между собой и теоретически, и практически достаточно сложно, например, отграничение вымогательства от самоуправства, похищения человека от незаконного лишения его свободы, получения взятки от коммерческого подкупа, того же взяточничества от мошенничества, и т.д. Второй аспект этой проблемы носит в настоящее время, скорее всего, психологический характер.

Дело в том, что сорок лет действия УПК РСФСР «приучили» и следователей при предъявлении обвинений, и прокуроров при утверждении обвинительных заключений завышать квалификацию действий, инкриминируемых обвиняемым, так сказать, «на всякий случай» Делалось это для того, чтобы исключить для суда необходимость возвращать уголовное дело для доследования в случае, если суд придет к выводу, что действия, в совершении которых подсудимый изобличен, должны квалифицироваться по другой статье уголовного закона, предусматривающей более тяжкое наказание. Сейчас же, как известно, суд рассматривает уголовные дела исключительно в рамках возбужденного против подсудимого и поддержанного в суде государственного обвинения, и потому искусственно завышать квалификацию вменяемого этому лицу преступления, нет ни какой нужды.

4. Правильно ли избрана обвиняемому мера пресечения. Надо сказать, что УПК РСФСР предоставлял прокурору на данном этапе уголовного процесса самые широкие полномочия: от изменения более строгой меры пресечения на более мягкую и, напротив, скажем, ранее избранной следователем подписки о невыезде на содержание под стражу.

Заметим, что иногда это право использовалось прокурором не достаточно корректно. В частности, нам известен ряд случаев, когда в ходе предварительного расследования обвиняемым в совершении тяжких и особо тяжких преступлений мера пресечения в виде содержания под стражей, в связи с истечением предельного срока содержания под стражей (или не продленного в установленном порядке) изменялась на подписку о невыезде. Прокурор же при утверждении обвинительного заключения вновь изменял обвиняемому меру пресечения на содержание под стражей (как правило, мотивируя свое решение тяжестью инкриминированного обвиняемому преступления и предположениями, что он может скрыться от суда) и в тот же день направлял уголовное дело в суд для рассмотрения по существу, перечисляя дальнейшее содержание обвиняемого под стражей за судом.

Сейчас же в соответствии с п. 2 ч. 2 ст. 221 УПК прокурор при утверждении обвинительного заключения также может избрать, отменить или изменить ранее избранную меру пресечения, но за исключением избрания им в этом качестве домашнего ареста и содержания под стражей. Напомним также, что согласно Федерального Закона от 4 июля 2003г. № 92-ФЗ утратила силу ч. 4 ст. 110 УПК, устанавливающая, что мера пресечения, избранная на основании судебного решения, могла быть отменена или изменена только судом.

Если же, изучая этот вопрос, прокурор убедится, что предельный срок содержания под стражей обвиняемого (18 месяцев) к этому моменту истек и не был продлен в порядке, предусмотренном ч. 7, 8 ст. 109 УПК, он обязан изменить ему данную меру пресечения.

Особо отметим, необходимость для прокурора при решении указанных выше проблем тщательно изучать ходатайства обвиняемого и его защитника, а также потерпевшего и его представителя, заявленные соответственно по результатам ознакомления их с материалами уголовного дела (ст. 216 и 217 УПК) и обоснованность их отклонения следователем. Во-первых, чаще всего, они касаются именно этих, основополагающих при решении вопроса о возбуждении государственного обвинения обстоятельств; во-вторых, практика показывает, что значительная часть таких ходатайств по различным причинам отклоняется следователями необоснованно, на первом месте из них, на наш взгляд, стоит дефицит времени, которым следователь располагает для их удовлетворения. При этом весьма часто в подобный «цейтнот» следователи попадают по своей вине, знакомя названных выше лиц с материалами дела буквально в последние дня до истечения срока расследования.

5. Приняты ли по изучаемому делу меры обеспечения гражданского иска и возможной конфискации имущества[48]. Надо заметить, что важность исследования прокурором этого вопроса в настоящее время в некоторой степени нивелируется полномочиями судьи по поступившему в суд уголовному делу по ходатайству прокурора и других, перечисленных в ст. 230 УПК лиц, принять меры к обеспечению гражданского иска и возможной конфискации имущества. В то же время по собственной инициативе суд подобное решение принять не вправе, а при выяснении вопросов, относящихся к каждому обвиняемому, судья обязан установить, приняты ли органами следствия меры по обеспечению возмещения вреда, причиненного преступлением, и возможной конфискации имущества (п.5 ст. 228 УПК).

Привлечены ли в качестве обвиняемых все лица, которые изобличены в совершении преступления, либо, добавим, имеющие некое прикосновение к совершению преступления. Здесь мы имеем в виду, в первую очередь, возможность и целесообразность прекращении уголовного преследования в отношении отдельных лиц по нереабилитирующим основаниям (т.е. отказа от возбуждения в отношении их государственного обвинения, проблема которого рассмотрена нами выше), а также наличия в деле, так называемых, «отсекающих» постановлений, обосновывающих, почему в отношении отдельных лиц, причастных к преступлению, невозможно их привлечение к уголовной ответственности. Тут же скажем, что практическая острота этой проблемы по действующему УПК также как предыдущей, несколько снизилась, в связи с исключением возможности для суда по этим основаниям, как и по всем другим, возвращения уголовного дела для производства дополнительного расследования. Тем не менее, принцип законности и обоснованности уголовного преследования, а также того, что можно назвать, правовой культурой лиц его осуществляющих, требуют разрешения этих вопросов, как следователем при расследовании, так и прокурором на данной стадии процесса.

Подлежит ли изменению приложенный к обвинительному заключению список лиц, подлежащих вызову в судебное заседание. Необходимость рассмотрения прокурором на стадии возбуждения государственного обвинения этого, казалось бы, технического вопроса предопределена тем, что, зачастую, следователи включают в этот список, в качестве свидетелей со стороны обвинения, практически всех допрошенных ими лиц (за исключением тех, которые подлежат включению в список свидетелей стороны защиты по ходатайству представителей последней; случаи, когда необходимые свидетели обвинения не включаются ими в данный список, на практике крайне редки). Это неминуемо влекло, как минимум, увеличение сроков рассмотрения в суде уголовного дела, а также неоправданные материальные издержки, связанные с участием таких свидетелей в судебном процессе. Говоря об этом, тут же следует напомнить, что список свидетелей со стороны защиты прокурором не может быть ни сокращен, ни дополнен (п.3 ч.2 ст. 221 УПК).

Обратим внимание на то, что эти же вопросы, на наш взгляд, прокурор должен решить до направления уголовного дела на основании своего постановления вышестоящему прокурору для утверждения обвинительного заключения, если дело подсудно вышестоящему суду. Это, однако, несомненно, не означает, что вышестоящий прокурор, в свою очередь, используя тот же алгоритм, не может прийти к иным выводам, исключающим для него возможность возбуждения по данному уголовному делу в целом или относительно отдельных обвиняемых государственного обвинения.

В любом случае, государственное обвинение возбуждается прокурором двояким образом: либо утверждением составленного следователем обвинительного заключения, либо составлением нового обвинительного заключения. Вносимым прокурором изменениям в утверждаемое им обвинительное заключение, в соответствии с ч. 4 ст. 221 УПК предшествуют самостоятельные постановления прокурора об исключении из обвинения отдельных эпизодов, т.е. изменении объема обвинения, и (или) изменении квалификации действий обвиняемого по уголовному закону о менее тяжком преступлении.

Наши рекомендации