Psychological portrait of a man constructed by nonverbal peculiarities of the speech 4 страница
Если количественные исследования семантики (с точки зрения выявления имплицитных содержаний) в известной степени представлены в зарубежных и отчасти в отечественных исследованиях, то упоминания о количественных исследованиях синтаксиса и служебных слов встречаются в единичных случаях. В частности, в работе [21] описываются возможности, которые предоставляет статистический анализ отдельных личных местоимений и их сочетаний, например, установление таких моментов в диалоге, когда психотерапевтическое вмешательство высоко- и низкоэффективно.
С нашей точки зрения, есть основания считать такого рода направление перспективным. Служебные слова - это высокочастотные речевые единицы, неизменно присутствующие в речи, независимо от обсуждаемых тем. Следовательно, оказывается возможным отслеживать частотность их появления за счет сопоставления с априорно задаваемой базой данных. При этом частотные характеристики присутствия различных служебных слов высоковариативны как для разных людей (индивидуально- стилистические особенности речи), так и для одного и того же человека в зависимости от характеристик субъективного плана отражения ситуации вербальной коммуникации и ее темы [14].
Кроме того, внимание к синтаксическим особенностям и "слабонагруженным смыслом" словам объясняется еще одним основанием, базирующимся на концепции синтаксиса как побочного стимула. Пример такого подхода отражен в работе [20]. Концепция состоит в том, что синтаксис в речи рассматривается как играющий роль "побочного стимула", сообщающего о психологическом содержании. "Побочные стимулы" определяются как "маргинальные", "находящиеся под порогом осознания, но, тем не менее, несущие информацию о том, что происходит с субъектом" [32]. Pine описывает отмеченный для различных модальностей эффект "маскировки", который может быть достигнут демонстрацией как коротких маргинальных стимулов вслед за долгим и отчетливо воспринимаемым стимулом, так и маргинальных стимулов, наложенных на стимул, отчетливо воспринимаемый субъектом [32]. Предполагается, что аналогичная "маскировка" происходит и в том случае, когда мы слушаем обычную речь, и задача выделения смысла при этом эффективно маскирует синтаксическую структуру высказываний. Фокусировка внимания на семантической интерпретации обеспечивает обработку синтаксиса (с точки зрения как говорящего, так и слушающего) без "критического фильтра". Следовательно, синтаксическая структура может предоставить чрезвычайно важное содержание скрываемого и неосознаваемого при общении, в то время как семантические составляющие, гораздо более контролируемые, могут противоречить этой скрытой коммуникации. Представленная модель синтаксиса как "носителя" имплицитных содержаний речевого взаимодействия оформлена в виде трех теоретических постулатов. Первый состоит в том, что осуществляемый говорящим выбор определенной синтаксической конструкции менее контролируем сознанием, чем выбор слов. Второй: не существует истинного (идентичного) перефразирования. Третий', каждый говорящий располагает разно-
стр. 80
образными синтаксическими возможностями выражения, следовательно, определенная синтаксическая структура, которую он выбирает, отражает в числе прочего содержимое скрываемого и/или неосознаваемого им [20].
Это направление анализа имплицитных содержаний ярко иллюстрировано разбором частных примеров. Однако среди них редко встречаются экспериментальные исследования обобщающего характера, направленные на установление устойчивых закономерностей соответствия между синтаксическими особенностями речи и их психологическими коррелятами.
Отдельной темой, которую нельзя не упомянуть в этом обзоре, является исследование речевых ошибок (см. [6]). Традиционно они представляют нишу активных исследований психологов. Уже в начале XX в. их анализ рассматривали как средство проникнуть в сознание или бессознательное субъекта. Еще ранее была опубликована коллекция из более восьми тысяч речевых ошибок, которая используется для анализа до сих пор. В настоящий момент в психологии рассматриваются различные примеры речевых ошибок - при произнесении, написании слов, восприятии речи и т.д. [16]. Примером современного исследования психодиагностического смысла спонтанных аграмматизмов в отечественной психологии является работа А.В. Казанской [2]. Очевидно, что оговорки, речевые ошибки и аграмматизмы не могут быть заранее предусмотрены и адекватно интерпретируемы в компьютерной программе, поэтому они требуют "авторского" анализа.
Большие надежды психологов были возложены на изучение пауз нерешительности в речи, или хезитаций. Сначала предполагалось, что хезитации возникают в моменты наибольшей неопределенности, связанной с выбором слов. В дальнейшем, на большом статистическом материале было показано, что фраза составляется говорящим не из отдельных слов, а из более крупных единиц [16]. Отмечена связь хезитаций в спонтанной речи с фонематическими отрезками, которые в большинстве совпадают с поверхностной структурой предложения [16]. По всей видимости, вариативность пауз нерешительности является четким критерием в специально организованном, например, ассоциативном эксперименте [6, 7], в то время как для исследования имплицитных содержаний последовательно разворачиваемой речи этот критерий оказывается слабоинформативным и неоднозначным.
Обозначим основную дилемму выбора тех или иных экспертных методов выявления имплицитных содержаний речевого взаимодействия: с одной стороны, это полная формализация и неизбежная редукция, с другой - учет особенностей коммуникативного контекста, низкочастотных, "случайных" речевых явлений при неизбежном влиянии установки наблюдателя на интерпретацию. Дилемма остается острой, пока эти методы сопоставляются как конкурирующие, и решается, если рассматривать их как взаимодополняющие.
С операциональной точки зрения то, что может быть полностью формализовано и воплощено в компьютерной программе, должно быть основано на формально- лингвистических, а не на изначально смысловых признаках. Поскольку редукция неизбежна, применение лингвостатистических методов с использованием компьютерных средств имеет смысл в основном для быстрого анализа больших массивов данных. В процессе этого чрезвычайно важно четко обозначать сферу применимости тех или иных лингвистических критериев, избегая внутриязыковых аналогий, не подтвержденных результатами эмпирических исследований (в чем можно упрекнуть "психолингвистические экспертные системы", созданные не профессиональными психологами, а филологами, философами).
Если эксперту предоставляется возможность более кропотливой работы с текстом, очевидными становятся преимущества количественных нарративных методов (таких, как CCRT) и качественных методов анализа процесса речевого взаимодействия (дискурс-анализ, анализ частных особенностей синтаксиса высказывания, оговорок, аграмматизмов и т.д.).
Проводимые нами исследования осуществлялись в процессе поиска критериев имплицитных содержаний речевого взаимодействия, применимых как для анализа особенностей отдельного случая, так и для оценки динамики психоаналитического процесса как такового. Наше внимание было сосредоточено на тех речевых признаках, которые могли бы быть однозначно отслеживаемы с помощью специально разработанной компьютерной программы. Принцип действия программы - это последовательное сопоставление состава текста с задаваемыми нами категориями, фактически представленными как группы конкретных слов. Из числа совпадений количественно оценивалась представленность той или иной категории.
Материалом для исследований послужили записи психоаналитических сессий, отражающих работу аналитика с одной и той же пациенткой в течение первого полугода. Их всех аудиозаписей было выбрано пять сессий, более-менее равномерно представляющих этот временной промежуток (приблизительно одна сессия в месяц). Не считая фактора времени, во всем остальном эта выборка носила случайный характер. Далее материал был переведен в текстовую форму (с учетом специально разработанной системы условно-
стр. 81
Список тем, выделенных в протоколах
Номер темы | Название темы (определено экспериментатором) | Номер сессии | Количество слов |
"О сопротивлении" | |||
"О холотропном дыхании" | |||
"О лошади" | |||
"О напряжении" | |||
"О муже" | |||
"Усталость в институте" | |||
"Аналитик раздражен" | |||
"Сон про бар" | |||
"Кто раздражен?" | |||
"Опора" | |||
"Интерпретация аналитика" | |||
"Мужчина в гастрономе" | |||
"Сопротивление" | |||
"Части тела" | |||
"В детстве" | |||
"Строгий отец" | |||
"Юнгианские сны" | |||
"После прошлой сессии" | |||
"Отношения и реальность" | |||
"Реальность и анализ" | |||
"Аналитик и папа" |
го обозначения). Протоколы сессий были разбиты экспертом на участки, соответствующие обсуждению той или иной темы (всего 21 тема, список представлен в таблице).
В качестве примера приведем описание трех групп выявленных нами критериев и их диагностических смыслов применительно к описанию динамики процесса психоаналитической терапии.
1. "Неопределенность" в речи в процессе психотерапии.В лингвистике речевая неопределенность может рассматриваться на различных уровнях, в том числе на содержательном и смысловом, или же на основе таких формально-лингвистических признаков, как, например, грамматическая неполнота предложений. Однако с точки зрения психологических механизмов порождения и восприятия высказывания отсутствие в предложении необходимого для его грамматической полноты компонента может компенсироваться обращением к контексту. Следовательно, в общем случае грамматическая неполнота отдельного от контекста предложения не предполагает психологического коррелята речевой неопределенности. Поэтому задачей данного экспериментального исследования было установление речевой неопределенности, априорно понимаемой как частота ссылок на неопределенный предмет/субъект/место/ время/образ действия.
Таким образом, в качестве маркеров речевой неопределенности были выбраны неопределенные местоимения. Оценивалось суммарное количество неопределенных местоимений в той или иной теме, затем делением на общее количество слов в теме рассчитывалась их частотность.
Графическая иллюстрация динамики частотности неопределенных местоимений в процессе психотерапии показана на рис. 1, отражающем следующие закономерности:
1. На примере первых трех сессий можно наблюдать, что в середине психоаналитического сеанса "речевая неопределенность" больше, чем в начале, и во всех случаях в конце психоаналитического сеанса она снижается. Предположительно это объясняется тем, что в процессе психоаналитического сеанса пациент погружается в особого рода легкое измененное состояние сознания [5, 10], что характеризуется, в частности, возникновением трудностей в категоризации (вещей и явлений) и отражается в увеличении частоты использования неопределенных местоимений. Поскольку одной из задач терапии является формирование "новых связей", в конце ("хорошего") сеанса предполагается определенная фиксация и соответственно речевая неопределенность снижается. Отсутствие пика речевой неопределенности в середине 4-й и 5-й сессий формально может быть объяснено изменением дробности их разбиения, что, в свою очередь, означает меньшее количество тем, обсуждавшихся во время этих часов. Такое "застревание" свидетельствует о снижении продуктивности аналитической работы и, как будет видно из результатов следующих экспериментов, приходится на период негативного переноса.
Рис. 1. Динамика частотности неопределенных местоимений в процессе психотерапии.
стр. 82
2. Возрастание речевой неопределенности от начала всего цикла терапии к его середине (см. на рис. 1 аппроксимирующую прямую) позволяет предположить сходную динамику возрастания речевой неопределенности от начала к середине процесса психотерапии в целом.
Таким образом, выбранные в эксперименте маркеры речевой неопределенности отражают динамику психотерапевтического процесса на уровне как отдельного сеанса, так и психоаналитического курса.
2.Динамика частотности личных местоимений в речи пациента в процессе психоаналитической терапии.В работе [21] были рассмотрены возможности, которые дает статистический анализ отдельных личных местоимений и их сочетаний. Представленное здесь экспериментальное исследование русскоязычного материала спланировано аналогично описанному в работе [21]. Учитывая принципиальное различие в языковом материале, его интерпретация была независимой от выводов, сделанных зарубежными коллегами.
С помощью компьютерной программы производился подсчет количества употребления того или иного личного местоимения в каждой теме.
Динамика использования отдельных личных местоимений наглядно представлена на рис. 2 и 3.
Соотношение частотности "активного" употребления местоимения "я" (в именительном падеже) и "пассивного" его употребления (другие падежные формы: "меня", "мною" и т.д.) можно рассматривать как речевой эквивалент психологического понятия "локус контроля". Как видно на рис. 2, для процесса психотерапии в целом отчетливой общей динамики этого соотношения не наблюдается (помимо незначительного снижения как одного, так и другого компонента). Однако таким образом можно оценить относительную интернальность/экстернальность в представлении субъектом отдельных тем. Среднее значение для частотности "активного" ( А ) употребления местоимения "я" составляет 0.0439, стандартное отклонение равно 0.0078; для "пассивного" ( П ) употребления соответственно 0.0217 и 0.0067. Тогда, например, выражение интернальными оказываются темы: 8 ("Сон про бар", А = 0.0495, П = 0.0099), 13 ("Сопротивление", А = 0.0467, П = =0.0123); выражение экстернальными - темы: 6 ("Усталость в институте", А = 0.0368, П = 0.0294), 9 ("Кто раздражен?", А = 0.0339, П = 0.0267), 19 ("Отношения и реальность", А = 0.0323, П = 0.0259).
Кроме того, представляет интерес рассмотрение динамики употребления местоимений, обращенных к собеседнику (Вы, ты, Ваше...) и "включающих" собеседника (мы, наше.. .). В данном случае собеседник - это преимущественно психотерапевт ("преимущественно", так как возможны еще случаи пересказа каких-либо эпизодов взаимодействия с использованием прямой речи, но они сравнительно редкие). Этот показатель, напротив, демонстрирует некоторую закономерную динамику в процессе психотерапии (см. рис. 3). Пики частоты употребления этих местоимений (с 5-й по 9-ю темы) отражают повышенный интерес к личности психоаналитика, сопутствующий позитивному переносу [11, 12, 15]. В дальнейшем наблюдается некоторый спад, а затем аналитик снова становится личностью, активно обсуждаемой пациенткой, но уже "с обратным знаком" (негативный перенос). Эти выводы находят свое подтверждение в тематическом содержании зафиксированных в транскриптах бесед.
Таким образом, взаимная динамика "самообозначающих" личных местоимений может
Частотность (относительно общего количества слов в теме)
Рис. 2 . Динамика использования самообозначающих личных местоимений.
Рис. 3. Динамика использования личных местоимений, обозначающих и включающих собеседника.
стр. 83
Рис. 4. Частотность маркеров отрицания/согласия/сомнения.
быть характеристикой локуса контроля рассказчика по отношению к излагаемой им теме, в то время как динамика личных местоимений, обозначающих и "включающих" собеседника, является одним из речевых признаков, отображающих ход процесса психоаналитической терапии.
3.Динамика речевого выражения согласия! отрицания! сомнения в процессе психотерапии.Курс терапии зависит от влияния, оказываемого психоаналитиком [15]. Защитные механизмы пациента могут ограничивать или прерывать аффективно-когнитивное психотерапевтическое взаимодействие. По этой причине оказывается необходимым отслеживать ситуативный уровень "принятия" пациентом той или иной темы разговора, а также динамику этого принятия на уровне психоаналитического курса в целом.
В компьютерную программу для поиска заносился список предполагаемых речевых маркеров согласия/отрицания/сомнения. Аналогичным образом, как и в предыдущих экспериментах, определялось количество их присутствия для каждой темы и рассчитывалась частотность.
Рис. 4 иллюстрирует частотность присутствия этих маркеров в выделенных темах, но оценить целостную динамику психоаналитического процесса с позиций согласия/отрицания/сомнения в данном случае не представляется возможным. Однако на рассматриваемом отрезке терапевтического курса наблюдается некоторое снижение частотности маркеров "отрицания" и "согласия" при незначительном повышении частотности маркеров "сомнения" (что с точки зрения их взаимной динамики закономерно и в некоторой степени соответствует результатам, полученным в эксперименте 1, - возрастанию количества неопределенности). Кроме того, представляется возможным оценить каждую тему (сравнительно с другими) исходя из соотношений этих показателей. Средняя частотность употребления маркеров сомнения ( МС ) составляет 0.0257, маркеров отрицания (МО) - 0.0562, маркеров сомнения (М?) - 0.0071. Стандартные отклонения соответственно: МС = 0.0075, МО = 0.0120, М? = 0.0056. Так, наибольшая частота маркеров "сомнения" наблюдается в теме 19 ("Отношения и реальность", М? = 0.0181), маркеров "отрицания" - в теме 5 ("О муже", МО = 0.0819). Относительно высокие показатели и маркеров "согласия", и маркеров "отрицания" предположительно указывают на внутреннюю конфликтность темы, например, 6 ("Усталость в институте", МС = 0.0368, МО = 0.0589) и 11 ("Интерпретация аналитика", МС = 0.0372, МО = 0.0695).
Таким образом, взаимная динамика частотности речевых маркеров согласия/отрицания/сомнения (а именно - повышение частотности маркеров "сомнения" при одновременном снижении маркеров "отрицания" и "согласия") свидетельствует в пользу адекватности выбора данных речевых единиц для оценки соответствующих психологических явлений. Представляется возможным оценивать каждую обсуждаемую тему исходя из соотношений этих показателей.
Проведенные нами экспериментальные исследования обозначают перспективы диагностических возможностей применения формализованных методов выявления имплицитных содержаний речевого взаимодействия и их воплощения в виде программного продукта. Тот факт, что в данном исследовании использовался материал единичного случая, ограничивает возможности авторов в оценке устойчивости выявленных закономерностей. В настоящее время мы продолжаем исследования с охватом более широкого круга материалов естественного и экспериментально-моделируемого речевого взаимодействия.
Результаты, полученные нами на данном этапе, позволяют сделать следующие выводы:
- Экспертные методики выявления имплицитных содержаний речевого взаимодействия, которые могут быть воплощены в виде программного продукта, должны быть ориентированы на учет лингвостатистических признаков и на работу с большими массивами текстов. При статистическом анализе текстов происходит игнорирование контекста употребления тех или иных речевых единиц, что неизбежно снижает полноту анализа, однако позволяет характеризовать картину речевого взаимодействия на обобщенном (по ряду интересующих исследователя параметров) уровне.
- Психологический смысл лингвостатистических критериев может быть выявлен в процессе экспериментальных исследований.
- Экспериментально нами была проверена применимость ряда лингвостатистических критериев для оценки динамики процесса психотерапевтического взаимодействия. Критерии такого
стр. 84
рода могут быть информативными при описании отдельных аспектов процесса психотерапевтического взаимодействия и индивидуальных установок рассказчика по отношению к излагаемым им темам.
Нам представляется очевидным, что сегодня еще рано говорить о возможности существования универсальных психолингвистических экспертных программ. Однако в данной области имеются возможности для разработки эффективного инструментария психодиагностики и психологической экспертизы, нацеленного на решение конкретных задач и базирующегося на эмпирически проверенных закономерностях.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бурлачук Л.Ф., Морозов СМ. Словарь-справочник по психодиагностике. СПб.: Питер, 1999. С. 134-136.
2. Казанская А.В. О чем говорит речь? Грамматика и стилистика устной речи // Московский психотерапевтический журнал. 1996. N 2.
3. Калмыкова Е., Мергенталер Э. Нарратив в психотерапии: рассказы пациентов о личной истории // Психол. журн. 1998. Т. 19. N 5, 6.
4. Калмыкова Е.С., Чеснова И.Г. Анализ нарративов пациента: CCRT и дискурс-анализ // Московский психотерапевтический журнал. 1996. N 2.
5. Кучеренко В.В., Петренко В.Ф., Россохин А.В. Измененные состояния сознания: психологический анализ // Вопросы психологии. 1998. N 3. С.70-78.
6. Лурия А.Р. Язык и сознание. Ростов н/Д: Феникс, 1998.
7. Леонтъев А.А. Основы психолингвистики. М.: Смысл, 1997.
8. Мергенталер Э. Паттерны изменений в психотерапевтическом процессе // Иностранная психология. 1997. N 9.
9. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. Смоленск: Изд-во СГУ, 1997.
10. Россохин А.В. Интерактивный диалог в измененных состояниях сознания // Языковое сознание и образ мира. М., 1997. С. 48-49.
11. Россохин А.В. Место анализа латентного негативного переноса в обучении психоаналитической технике // Индивидуальность в современном мире. Смоленск, 1999.
12. Россохин А.В. Коллизии современного психоанализа: от конфронтации подходов к их динамическому взаимодействию (эволюция теории аналитической техники) // Антология современного психоанализа. М., 2000. Т. 1. С. 23- 76.
13. Россохин А.В., Петровская М.Б. Исследование активности личности в ходе психоаналитического процесса (экологические аспекты): Тез. 2-й конф. по экологической психологии. М., 2000. С. 45-46.
14. Россохин А.В., Петровская М.Б. Синтаксические критерии имплицитных содержаний в речи // Ежегодник РПО "Психология созидания". Казань, 2000. Вып. 2. Т. 7. С. 15-11.
15. Томэ X., Кэхеле X. Современный психоанализ / Под ред. А.В. Казанской. М.: Прогресс, 1996.
16. Ушакова Т.Н. Методы исследования речи в психологии // Психол. журн. 1986. Т. 7. N 2.
17. Crits-Christoph P., Liborsky L. Applications of the CCRT method: Adequacy of therapist's response and patient's self- understanding // Proceedings of the 8th Annual Conference of Psychoanalytic Research / Ed. H. Thomae et al. Universitat Ulm, 1985.
18. Dahl H. The measurement of meaning in psychoanalysis by computer analysis of verbal contexts / J. of the Americal Psychoayalytic Association. 1974. V. 22. P. 37.
19. Dahl H. A quantitative study of a psychoanalysis // Psychoanalysis and Contemporary Science / Eds. R.R. Holt, Е. Peterfreund. N.Y.: Macmillan, 1972. P. 237-257.
20. Dahl H., Teller V., Moss D., Truillo М. Countertransfer- ence examples of the syntactic expression of warded-off contents // The Psychoanalytic Quarterly. 1978. V. 47. P.339.
21. Dahl H., Spence D., Mayes L. Monitoring the analytic surface // J. of the American Psychoanalytic Association. 1994. V. 42. P. 43.
22. Gill М., Hoffmann I. A method for studying the analysis of aspects of the patient's experience of the relationship in psychoanalysis and psychotherapy // J. of the Americal Psychoanalytic Association. 1982. V. 30. P. 137-167.
23. Grave К., Caspar F. Die Plan analyse als Konzept und instrument fur die Psychotherapieforschung // Psycho-therapie; Makro-un Mikro perspecktiven / Ed. V. Bau-mann. Koln: Hogrete, 1984. P. 177-17.
24. Hartog J. Die Methode des Zentralen Beziehungs- Konflikt-Themas (ZBKT): eine linguistische Kritic // Medizinishe Kommunikation. Diskurspraxis, Diskursethik, Diskursanalyse // Hrsg. A. Redder, L. Verlag, 1994. S. 306-326.
25. Horowitz М., Inouye D., SiegeIman E.Y. On averaging judges' ratings to increase their correlation with an external criterion //J. Consult. Clin. Psychol. 1979. V. 47. P. 453-458.
26. Horowitz М. States of Mind: Analysis of Change in Psychotherapy. N.Y.: Plenum Press, 1979.
27. Lahov W., Fanshel D. Therapeutic discourse. Psychotherapy as conversation. N.Y.: Acad. Press, 1977.
28. Lahov W., WaletzkyJ. Narrative Analysis: Oral versions of personal experience // Essays on the verbal and visual arts / Ed. J. Helm. Seattle etc.: Univ. of Washington press, 1967. P. 12-44.
29. Levine F.J., Luborsky L. The core conflictual relationship theme method: A demonstration of reliable clinical inferences by the method of mismatched cases // Object and Self: A Developmental Approach / Ed. S. Tuttman et al. N.Y.: Int. Univ. Press, 1981. P. 501-526.
30. Luborsky L., Crits-Christoph P. Measures of psychoanalytic concepts - The last decade of research from "The Penn Studies" // The Int. J. of Psycho-Analysis. 1988. V. 69. P.75.
31. Ludwig O. Berichten und Erzahlen // Variationen eines Musters / Hg. K. Ehlich. 1984. S. 38-54.
стр. 85
32. Pine F. The Bearing of Psychoanalytic Theory on Selected Issues in Research on Marginal Stimuli // J. of Nerv. and Ment. Disease CXXXVIII. 1964. P. 205-222.
33. Polkinghorne D.E. Narrative and self-concept // J. of Narrative and Life History. 1991. V. I. P. 41-68.
34. Spence D.P. Narrative truth and historical truth: Meaning and interpretation in psychoanalysis. N.Y., 1982.
35. Spence D.P., Dahl H., Jones E.E., Owen K.C. Lexical co-occurrence and association strength //J. ofpsycholing. Res. 1990. V. 19. P. 317-330.
36. Teller V., Dahl H. The framework for a model of psychoanalytic inference // Proceedings of the Seventh International Joint Conference on Artificial Intelligence. 1981. P.394-400.
37. Weiss J., Sampson H. The Mount Zion Psychotherapy Research Group // The Psychoanalytic Process: Theory, Clinical Observations and Empirical Research. N.Y.: Guilford Press, 1984.
38. Wyatt F. The narrative in psychoanalysis: Psychoanalytic notes on storytelling, listening, and interpreting // Narrative psychology: The storied nature of human conduct/Ed. T. Sarbin. N.Y.: Praeger, 1986. P. 193-210.