Пикап будущего — загипнотизирую тебя и трахну! 16 страница

В заднем кармане я ощутил письмо, которое должен вручить этому лорду. Порядком я злился и на письмо, и на лорда, и на тех двоих! Они поручили мне эту невозможность!.. Бред... Любопытно, они знали о такой случайности, как мост? И если знали, то что я здесь забыл? Зачем я приехал сюда...

Невзначай я посмотрел на А. Она красиво слажена: каждая тень придаёт ей значения, а свет ложится так гладко и просто... Она улыбается сейчас и смотрит на вьюгу.

А если полюбить её? Нет! Нужно проснуться!.. Так не бывает. А за окном, словно сказка. Неожиданно я увидел опять огромного мужичка; поднялся быстро и побежал к выходу.

Выбежав на улицу, я удивлён был тем, что жар вломился под шубу, что я вытянул с вешалки рядом с выходом. Я напялил её, пока отец Яков и все остальные стояли с закрытыми глазами и что-то бренчали себе под носы. Я не стал никого спрашивать — увидел много шуб и одел одну из них! Надеюсь, я смогу вернуть её к тому моменту, если кто-то вдруг не досчитается своей.

Оказывается, мужичок этот выводил коня из калитки, за которой были огромные сани. В них сидела какая-то женщина: зловещее лицо её странно воспринималось мною — хоть и страшная, она не казалась мне опасной; кривые черты её впивались в реальность, а моя сетчатка странно всё воспринимала: слюни торчали изо рта её, а сопли из носа. Ей было холодно, но руки и ноги её были совершенно наги. Я поклонился и подложил ей эту шубу на ноги, боясь за неё. Мужик глядел на это всё озабоченно, но потом хлыстнул лошадь; она побежала вперёд, а мужик сел к старухе и снял передо мной шапку.

Запели вороны, а я задрожал и попятился назад. Снег ударял мои щёки, но что самое худое — мою шею и грудь, раскрывшуюся под сорочкой. Жутчайших холод и озноб атаковали меня; я взвизгнул и быстренько побежал в дом. Вошедши, я закрыл дверь и повернулся: на меня смотрели глаза. Армия глаз, устремлённых на меня... Слава богу, на мне не было шубы; кстати, отца Якова поблизости тоже не было. Я не стал общаться с этими ребятами — они так смачно жевали еду, что располагалась на скрепленных столах. Галдели, чавкали и, причмокивая, вновь галдели. За стойкой появился бармен.

— Куда подевался отец...

— Отец Яков пошёл наверх. Вам что-то подать?

— Нет, спасибо. Пожалуй, я тоже поднимусь наверх...

— Уж не думаете ли вы, что он зашёл к вам в комнату? — наклонился поближе ко мне бармен, а глаза его засияли безумным отливом сиреневого цвета.

— Думаю, что пока я не поднимусь, я не узнаю, куда он мог зайти! А что, он сказал, что идёт ко мне?

— Нет, что вы! А разве есть какая-то причина, чтобы идти именно к вам, господин К.?

— Причина всегда найдётся... Впрочем...

— Не знаете... — перебил неожиданно меня он. — Сегодня я не нашёл двух кружек и несколько блюдцев у себя за стойкой. Они очень памятны моему сердцу — мне их подарила мама, когда в последний раз смогла прибыть сюда. От города добираться ей так долго! Транспорт сюда не ходит, а такси застревает далеко от деревни...

— Но я дошёл вчера за... Или позавчера?.. — пока я думая, смотрел куда-то вверх, он решил, видимо, что это окончательная мысль и продолжил:

— В общем, добираться ей сюда сложновато. Поэтому она приезжает лишь один раз в год! И вот, она прибыла сюда совсем недавно, оставив мне эти любопытные экземпляры, привезённые из Турции или откуда-то оттуда; в общем, хочется сказать, что я ценил эти приборы для питья, для любования — они выглядят очень эстетично, их можно ставить даже у себя дома в шкафу, через двери которого всё видно! Мне сложно припомнить, как именно называются подобные шкафы, но хочется вам напомнить, что вижу мать я очень редко... Поэтому если бы вы знали, что с ними случилось...

— Нет. Я их не видел! — отрезал я и отвернулся, чтобы пойти вверх.

— Но стойте же!.. Уходя из бара утром я заметил, как вы и А. спускались... Конечно, я не стал следить за вами — у меня были весьма важные дела! Поэтому, собственно, я и решился оставить вас одних, надеясь на вашу чистоплотность и честность. Я знаю, что вы отобедали, но больше я ничего не знаю, ибо видел две грязные посудины, в которых побывало молоко. Вероятно, вы съели два ломтика хлеба, что остались мне, — он загрустил, но протянул ко мне руку, посмотрел на меня и, легонько толкнув, сказал: — Я не обижаюсь на вас, ведь вы совсем не знали, что эти два куска были для меня. Тем более, я был сыт по горло этими событиями, которые отразились и на моём аппетите! — резко ударив по столу он забегал. Я хотел уж было отойти от него и подняться, но он выбежал и закрыл мне проход, продолжив:

— Простите мне мою эмоциональность, но эти памятные вещички были дороги мне! И если вы бы знали, что с ними стало... Где они?..

— Вероятно, их могли случайно разбить. Когда эти джентльмены, — я показал на стол, где уже почивали некоторые, а некоторые всё ещё болтали, но доели даже остатки! — Когда они спустились, знаете, тут стоял такой шум... Мне кажется, кто-то из них мог случайно уронить...

— Уронить? — со свистом крикнул он это и покосился на тех мужиков. Потом обратно и завизжал: — Но это невозможно!

— Почему невозможно?

— Это невозможно из-за ненадобности подобных действий! Кто бы их надоумил разбить мои вещи? Это провокация! Знайте же это... Тут замешаны вы и А.!

Теперь удивлён стал я, не в меньшей степени и заявил:

— Почему вы так решили? И где ваши доказательства?

— Парни! Проснитесь! Кто из вас видел разбитые части от кружек и блюдец за стойкой на полу? — крикнул он вдруг громко.

Все подняли руки и крикнули хором: «Мы!»

— Кто подмёл их и выбросил в мусорку?

Опять все подняли руки и крикнули хором: «Мы!»

— А кто разбил эти кружки и блюдца?

Все зашептались, но руки не подняли. Некоторые из них боязливо прижались к столу и затрещали об стол зубами. Признаваться никто не хотел! Я сам разозлился и крикнул:

— Но я слышал, как блюдца и кружки разбились!

Они удивлённо перевели взгляд на меня.

— Я слышал и могу сказать, что это было тогда... — я кашлянул и посмотрел в сторону лестницы. — Тогда, когда я спускался с этой лестницы.

— Но что вы там делали? — заявил мне бармен.

— Он подсматривал! — крикнула вдруг А., спускаясь с отцом Яковом.

— Да, — тихо проскрипел отец Яков и поглядел в мою сторону с ехидной улыбкой. — Он подглядывал...

— Зачем ему подглядывать? — возмущённо прошипели постояльцы.

— Как это зачем? — воскликнула А. — За вами нужен глаз да глаз! Вот если бы мы не увидели, что вы сломали эти вещицы, кто бы вас тогда смог обвинить?

— Действительно... — прошипели снова постояльцы, а один из них даже захихикал; кто-то замахнулся, и он резко прижался снова к столу.

— Так кто из них это сделал?.. — медленно произнёс бармен, а А. спустилась подошла ко мне:

— Сейчас К. вам всё расскажет!

Все посмотрели на меня. Мне стало не по себе, а вьюга будто стала ещё сильней — ветер забренчал по двери и стукал по ней так навязчиво! Тук-тук-тук... А мне всё нечего сказать. Тук-тук-тук... Тук-тук-тук...

Все смотрят пристально, вскоре начинают шептаться. Меня толкает тихонько А. и заглядывает в мои глаза. Я начинаю что-то мычать, мэкать, собираюсь и говорю:

— Это он! — не глядя я указываю на кого-то, смотрю — это бледный и худой чрезвычайно парнишка. Он ничего не говорит, а с ужасом смотрит на меня. Другие тоже смотрят на меня с ужасом и ничего не говорят, поэтому я решаюсь продолжить, хотя А. пытается меня, будто бы, образумить и тянет за рукав. Я отмахиваюсь от неё и говорю уже смело:

— Да, это он!

Все начинают кричать, а некоторые убегают в панике. Я решаю продолжить:

— Это он и никто более! Я видел всё своими глазами, а глаза меня ни разу не подводили ещё за всю мою жизнь!..

— Тишина! Пусть он скажет, — одобрительно кивает отец Яков. Всё становится вроде бы спокойно.

— Он, вероятно, не заметил этих чашек!

— И блюдечек! — замечает бармен, со злостью смотря на мальчика.

— Тише! — успокаивает его отец Яков, а я продолжаю:

— Он шёл спиной. И он ничего не видел! — говорю я уже слабей, но когда кто-то хочет встать, я подхожу к нему вплотную и сообщаю: — Вы мне не верите? Но вы ещё ничего не услышали!

Тот в недоумении садится и растопыривает уши.

— А что ещё вы хотите нам поведать? — удивлённо сажается и сам отец. — Вы нам уже сказали кто и как...

— Просто я боюсь, что мальчик может этого и не помнить! Он чем-то был напуган, да и сейчас он смотрит на всё это с ужасом! Хочу сообщить, что не стоит винить мальчугана — этот возраст похож на шутку! Сколько ему? 15?.. Возраст его проверяет и пытается вышибить всю смелость! Он всего лишь был один раз неаккуратен... Так не избивать же его из-за этого! — я посмотрел на бармена, тот, вероятно, немного остыл. А. же совсем раскраснелась и подошла ко мне ближе, схватила за руку и просто стояла так. — Мальчишка весь на эмоциях! Хотя по бледности его ничего не скажешь... Он даже и не заметил ваших вещиц! Думаю, если бы они ему были так же дороги, как и вам, — я наклонился и указал рукой в сторону бара, где томился от ожидания бармен: — Думаю, он был бы аккуратней! Но вышло совсем не так, как предполагалось... Он шёл спиной и столкнулся с чашками и блюдцами, даже не заметив этого, он разбил их и ушёл. Он не видел ничего вплоть до того момента, пока я ему не показал этого!

Все с ужасом посмотрели на мальчугана. Он побледнел ещё пуще прежнего. В этот момент А. схватила меня за рукав и потащила вверх по лестнице. Бледный мальчишка побежал за нами, и даже оказался с нами на этаже. Каково же моё удивление было, когда он зашёл в нашу комнату.

— Спасибо огромное!.. — радостно сказал он мне и протянул руку. — Хочу с вами познакомиться... Я...

— Что? — удивился я и повёл бровями. — Ты хочешь сказать мне спасибо?..

— Он уже сказал! — заявила А., улыбнувшись.

— Да, конечно! Вы спасли меня... — я ничего не понял, а он тут же продолжил: — Понимаете, у меня проблемы с памятью. И иногда я настолько становлюсь слабым от голода и переутомления, что просто валюсь с ног! В этот раз со мною всё было так же... Я помню, как я спустился с лестницы, но что было потом я не помню!.. Если б вы не оправдали меня, они могли бы порвать меня на части, несмотря на то, кем я являюсь...

— Но постой!.. — был я в недоумении до сих пор. — Как это я тебя спас?..

Он ушёл.

Я сел на диван и посмотрел на свои руки. Разглядывал ногти и подушечки пальцев.

Сидя на верхнем этаже этого двухэтажного паба, мне стало жутковато от произошедших со мной событий. Я посмотрел в окно — темнота пялилась на меня неустанно; девушка А. сидела рядом и что-то напевала... Я оглядел комнату: на полу лежал ковёр с абстрактной композицией. Стены украшали три картины. Напротив висела картина Дали. Рядом, по левую руку — Босх и его «Несение креста»... С правой стороны располагалась «Герника». Рядом с «Герникой» стоят два шкафа — один для одежды, другой наполнен книгами.

— Как мне добраться до моста? — прозвучал от меня вопрос к А. Она суетливо подошла к окну и указала в точку. Я приблизился, а мой взор упал на забулдыгу, который шёл впереди за собакой, овчаркой немецкой; из рук того торчит бутылка с жидкостью, похожа на водку. Он размашисто шагает вперёд. А. говорит:

— Он живёт за два дома от моста... Иди за ним.

Так я и сделал. Спустился на первый — на нём никого уже не было: видать, все ушли. За дверью было холодно, поэтому я взял ещё одну шубу; моя одёжка не подходила для подобной зимы, и я сбросил её ещё раньше в своей комнате.

Натянув шубу, я вышел. В лицо дул хоть и слабый, но довольно холодный ветер. Я прошёл вперёд по замёрзшим следам. Забулдыга шёл неспешно, поэтому я немного подмёрз, размышляя над тем, кем же был тот паренёк. И за что он меня поблагодарил, боже? Сбоку стояла церковь. Калека продолжал сидеть там, наблюдая за мной. Я прошёл мимо, но поклонился. Тот снял шапку, а потом запихал туда бумажные деньги прямо с лестницы.

Мои ноги устали и замёрзли, а пьяница неустанно шёл впереди петлями, словно змея. С левой и с правой стороны располагались домики, прикрытые снегом; из некоторых оград слышался лай собак.

Неожиданно пьяница рухнул. Я подбежал и упал рядом: проверил дыхание — пар есть; пульс прощупывается. Встал и огляделся — пустота; глаз выколи, но никого нет! Так я решил его тащить до церкви, благо мы от неё не так далеко и отошли.

Взялся за шкирку и поволок его. Он, гад, тяжёлый!.. Дыхание сбилось, и я сел на снег. Ноги промокли, как и спина... Как бы не заболеть ещё из-за него!

— Тупица!

И волоку дальше.

Пот со лба катится — падает на нос, на щёки; шаги мои то протяжные, то мелкие-мелкие. Мышцы икры сводит; вновь падаю. Смотрю на небо — в нём уже вырастают звёзды...

Так допёр я его еле до крыльца церквушки; калеки уже не было. Я направился в обратную сторону и увидел железный забор, в дыру которого полз тот калека... Решил последовать за ним; заполз следом и оказался в тихой тёмной комнате. Везде паутина и свечи тусклые. Неспешно я прошёлся и заглянул в дверь, что напротив. Всего их было три! На одной из них было зеркало, в которое я посмотрелся и поправил свою шубу; зеленоватый воротник её свисал куда-то вниз, неудобно толкая меня порой в правую руку.

В комнате сидело пятеро мужиков. Они совершенно не разговаривали и смотрели куда-то в одну точку; это была треснувшая стена, разлом пришёлся на её середину, и они упёрлись глазами в него. Сама комната казалась меньше той, из которой я всё это наблюдал. Я тихо вошёл. Некоторые из мужиков привстали и снова сели. Другие продолжали смотреть в ту трещину. Я поклонился и проследовал до свободного стула...

— У вас какой-то вопрос? — вдруг сзади прозвучал женский голосок. — Просто у нас тут стараются не шуметь и сидят спокойно... Каждый со своей проблемой, и никто друг другу не мешает.

— Хорошо. Я просто посижу...

Она напряглась и подошла вплотную:

— Нет. У нас так не принято! Просто посидеть вы могли бы и в пабе, но тут сидят с важными проблемами!.. И только их решение поможет вам уйти отсюда.

— То есть мне нужно вспомнить свои проблемы и найти их решение? Одному?.. То есть самому?..

— Да.

— Тогда я постараюсь так сделать...

Она понимающе кивнула и отошла.

Вид одного мужика был внушительный — очень большой живот его упирался в колено другого мужчины, что был чрезвычайно худ. Оба они смотрели друг на друга, пока мы общались с девушкой, но после окончания разговора снова обратили свой взгляд на треснутую стену.

Я подозвал тихо девушку и спросил её шёпотом:

— А почему они все смотрят на эту странную трещину?

Трещина действительно была странной: в некоторых местах она измазана мазутом, в других была глина.

— Сложно сказать... Наверное, это самое отчётливое место, внутри которого можно найти опору или стержень. Я точно вам не могу сказать. Извините.

Я снова посмотрел на мозаичную парочку, худого и толстого; взгляд их снова приковала треснутая стена. Я перешёл взглядом на других парней — один из них со сморщенным лицом, другой с огромным носом и родинкой на правой щеке; родинка была такой огромной, что поначалу я предположил, что, может быть, это прыщ?.. В итоге я остановился на том, что это могла быть и родинка, ведь цвет оливы в темноте мог быть коричневым при свете... Невзначай я перенёс свой взгляд на пятого мужика — тот смотрел на меня вплотную. Я даже вздрогнул, но потом оказалось, что он посапывает. Он спал... Когда я решил встать и подойти к нему, то он не изменил направление взгляда и продолжал сопеть. Оказавшись рядом с ним, я увидел, что он почти не двигается; когда я задел его, он никак не отреагировал.

Тот, что сидел в центре комнаты вдруг встал на стул. Он начал что-то произносить себе под нос — было еле слышно, но знакомых слов я так и не встретил. Он вертелся из стороны в сторону, а потом начал припрыгивать... Вдруг он неожиданно зааплодировал себе и поднял взгляд кверху; ткнул туда пальцем и что-то пробурчал вновь себе под нос. Потом он ткнул пальцем ещё несколько раз в разные стороны; было слышно что-то знакомое, вроде: «Спасибо, что вы пришли сюда ради меня...»

Я вышел вон. Добравшись до середины пути — вновь напротив была церковь. Я свернул налево и пошёл вперёд. Дома всё становились меньше и уже, а последний дом и вовсе походил на будку. Так и было — из него выбежала собака и напала на меня. Мы упали, а следом выбежал какой-то мужичок. Он хлопнул её по заду и неспешно повёл обратно, ничего мне не сказав.

Я прошёл вперёд и встал посередине дороги. Дома закончились, дороги дальше не было. Где-то здесь, недалеко и свалился тот алкаш. Я раскрылся и достал письмо из штанов: всё смятое и немного промокшее... Сразу испугался и замахал им по ветру. Вскоре оно стало стальным. Я смотрел на медленно-поднимающуюся Луну; она сверкала мне своим светом, подмигивала мне своими огнями; беседовала со мной. Вокруг ни души и ни шороха. Порой слышны звуки воя собак и их лаянья... Но длится это недолго. На улице слишком холодно, даже для собак.

Я кинулся вперёд и попал в засаду — застрял в снегу и вывихнул ногу, сильно закричав при этом. Письмо покатилось куда-то вниз... Я зарыдал, но достал ногу и покатился следом. Вот и река!

Кинувшись кубарем я ударился коленной чашечкой; чуть позже она сильно распухла. Сейчас же я был проклят этим письмо и теми деньгами, что мне пообещали, если я его доставлю. Никогда себе не прощу подобную борьбу за какие-то бумажки! Это идиотство и дурость!

— Как быстро ты сюда добрался... — услышал я знакомый голос Л. и повернулся. Там действительно стояла она... Я улыбнулся и повис на её шее; она не шевелилась и стояла, словно вросшая в землю, которая была растаявшей под её ногами.

— Пришла тебя спасти...

ГЛАВА 3

После её фекальных тем мне было нечего добавить и сказать. Тем более, моя нога сильно болела и, хромая, я поплёлся за ней. Она сказала, что мост вправду разрушен, и мне невероятно сложно будет перебраться на ту сторону. Денег с собой у меня было мало; я сообщил ей, что их хватит примерно на оставшихся два дня. Потом мне придётся уезжать, ведь я вряд ли найду здесь работу. Впрочем, мне обязательно нужно было отдать это письмо! Иначе у меня денег не будет и по возвращению...

— Я могу поговорить с хозяином паба, чтобы он тебя пристроил куда-нибудь. Он вежливый и добрый человек. Весьма скверный по характеру, конечно, но внутри себя очень хороший и даже милый... Он не раз мне помогал материально, поэтому я запомнила его доброту и честность. Он никогда не требовал с меня больше денег, чем я у него брала! — она на секунду замолчала и посмотрела на мою коленку; она немного кровилась, но это её не смутило, она даже стала возбуждённой: — Кстати, а ты заметил, что сегодня был необычайный туман над рекой?

— Необычайный? — удивился я и приостановился; стоять было неимоверно сложно и больно, поэтому я двинулся снова вперёд, продолжая хромоногий свой путь. — Из необычного я сегодня видел лишь пять человек, которые странно молчали за той железной калиткой... — и я направил руку далеко вперёд, чтобы попытаться хотя бы показать, где была эта калитка. Она находилась глубоко вдали, за дорогой; её и не было видно.

— Да, туман был необычайный! Он лился с неба оттенками золотого и худого сиреневого цвета; в некоторых местах был сыроват и слегка серым! — она сразу засмеялась и прикрыла рот. Я в этот момент зевнул, но рот оставил в покое. Шёл вперёд и улыбался чему-то. Наверное, ей и её истории. Весьма странной... Честно сказать, я не понимал её.

— Сырой серый туман?

— Да!.. — она вновь играючи засмеялась и остановилась: — Неужто ты не знаешь, каково это?

— Каково быть таким туманом?

— Нет... Что ты... Никто не сможет быть туманом. Если только после смерти. А вот видеть такое!

— Да, ты права. Это очень странно...

Она заплакала и убежала вперёд. Я не знал, что добавить, ведь бежать я не мог, а говорить... Я итак её обидел. Дальнейшие слова могли бы обидеть её сильней...

— Может быть, я не такая красивая для тебя? — закричала она и убежала ещё дальше.

— Стой же!.. Ты меня не так поняла!

Она сбежала.

Я наклонился и прощупал коленку — ужасно болит и звук такой скрипучий. Во мне поселился страх. Что мне теперь делать, я совсем запутался и не знаю, куда идти?! Сбоку находилась та будка, из которой выбежала этим днём собака. Я решил идти в обратную сторону и перелез через калитку. В доме не было света и огня, поэтому я прежде постучался... Никто не шумел и не хотел мне открывать дверь. Я стучался и стучался, но никто не отреагировал. Я локтём разбил окно и влез сквозь него внутрь домишки. Было ужасно темно... Я что-то крикнул языком, но мне никто не отозвался, и я расслабился. «Надеюсь, здесь нет приведений...» — прошелестело в голове, и я продрог. То ли холод, то ли страх, я не вполне осознавал.

Впереди была печка; я открыл дверцу и посмотрел внутрь — наложены дрова, а рядом лежат спички. Я поджёг всё это дело и улегся рядом. Коленка ныла, а нога жутко болела; тогда я принялся прощупывать её и завыл от ужасной боли. Печь зашумела, а лучина зашипела и затрещала, выдавая огонь через дыры в двери. Открыл немного поддувало и продолжил щупать ногу. Вскоре комната наполнилась дымом. Оказывается, я забыл открыть трубу и побежал к железяке... Вновь захромал и упал, вновь ударился коленкой и завизжал как поросёнок.

Так я добрался до железки и отодвинул ту от трубы, чтобы дым смело мог выходить вверх, а не заполнять комнатку. Нога слегка успокоилась — кажется, я ударился ровным счётом так, чтобы вывих вернулся на место; я услышал хруст!

Лучевая кость заболела или где-то рядом с ней, а мышцы ближе к запястью онемели. Мне стало немного легче, но лёгкость эта носила наивный характер и была выдумана мною; было тяжело. Я забрал руки под себя и попытался согреться. Хруст лучины меня бодрил, но теплей от этого, конечно, не становилось... Захотелось растянуться, чтобы придать бодрости и телу, но обычная лень меня вынудила скорёжиться ещё пуще и продолжать лежать дальше. До этого момента мыслей о ней не было, но вдруг они вломились в сознание и препятствовали прохождению тепла — я сильно задрожал. Нога перестала болеть, а воздух стал мгновенно тяжелей и суше; стало потеплей, но было ли то тепло от печи?

За дверью слышался шум природы, а огни во всех домах гасли — улица потемнела и стала чёрной. Я подрыгался ещё и ногами ощутил небольшую флягу, даже столкнул её с места. Привстал от любопытства и на коленях потесал до фляги. Открыл её — пахнет бражкой. Пить я не стал, иначе меня вытошнило бы прямо на пол. Я моментально закрыл крышкой этот дурной запах и высморкался: всё осталось в руке, а сквозь приятную мелодию секунды, и на штанине. Из окна я наблюдал свет Луны и звёзд... В таком тепле они особенно были приятны.

По левую руку стоял небольшой стол; я разглядел на нём свечи, поэтому правой рукой пощупал место возле печи и указательным пальцем ощутил коробок со спичками. Быстро взял его, раскрыл и зажёг спичку; она тихо загорелась, я медленно поднёс её к свечи, которая загорелась, покапал на стол воском и поставил свечу на воск. Теперь она стояла твёрдо, но огонь колебался и сбивался; тёплый воздух обтёсывал пламя, которое ложилось приятно на общий вид; позади я увидел фотографии и вырезки из газет. На одной из фотографий, — мне пришлось привстать и подойти поближе, — я увидел троих мальчиков, которые обнимали странную женщину: на левой руке у неё был надет башмак, а на голове шляпа в образе телефонной трубки. Это было странно даже для деревни. Я обошёл взглядом все стены; другие были пусты и оскорблены паутиной, которая тянулась иногда до самой середины стены.

Соседняя комната была спокойна, когда я вошёл в неё со свечой; я вырвал её из воска. Тихая комната приятно наполнилась светом и принесла мне утешение — недалеко от входа я увидел постель, которая скрывалась за стеной. За этой стеной, кстати, находилась печь, поэтому постель, наверное, была очень жаркой. Я сразу прилёг. Немного погодя я понял, что нужно бы подложить в печь, а свечку вновь зажечь, ведь перед тем как лечь, я её потушил. Это привело меня вновь на кухню, где, видимо, и располагалась печь. Несмотря на это, кухонных принадлежностей здесь не было: ни плиты, ни чашек и плошек.

С улицы послышался крик неких птиц; он привёл меня в замешательство, и я прислонил к ушам руки от испуга; завыли собаки. Моя голова стала мятой, я быстро схватил её руками и потёр в области висков. После некоторого времени шум в голове прекратился, и я преспокойно прилёг и уснул.

Когда проснулся, то был весел и бодр. Кровь кипела, а сам я закипал от страсти. Мне снилась Л. Всю ночь мне эту снилась Л. Но я её обидел вчера, а это значит, что сегодня мне нужно всё исправить! Да... Но как?.. Для начала, мне нужно встать. Я поднялся с кровати и оглянулся: вокруг меня висели ковры разной палитры. Я хорошо вдохнул и последовал на кухню, после чего вылез в разбитое окно и оказался на улице. Ощупал себя — оказалось, что нога моя совершенно не болит! Я обрадовался и словно молодой побежал скорее в паб.

Оказавшись внутри, я увидел вновь ту картину, что наблюдал вчера утром — стадо сидело и ждало своей еды. Я тихонько снял шубу, повесил её на законное место и проследовал до лестницы; заметил, что бармен вновь что-то подметает, поэтому не стал идти медленно, а, наоборот, прибавил шагу и, — вот, я уже на лестнице, которая ведёт наверх.

Теперь я на втором этаже и тихонько отворяю дверь в свою комнату, чтобы насладиться видом Л. Открываю, и она действительно сидит у окна...

— Ты меня ждала? — ласково спрашиваю я и подхожу всё ближе.

— Очень даже ждала, а ты не смог прийти! Где ты был этой ночью? Почему ты так и не пришёл? — она кинулась ко мне и обняла: — Я сильно волновалась...

Я придался её объятиям и стоял молча, смотря в окно, наблюдая за птицами, что парили в облаках, пытаясь оказаться на Солнце. Иногда им это удавалось, я терял их из вида, но потом они снова оказывались на облаках, и я их ловил опять-таки взглядом. Снег в это утро не шёл, но ветер был сильным... Пока я добрался до паба, продрог до костей, а сейчас стоял погружённый в объятия Л. и грелся её телом и руками. Мы стояли так вечность, но каждая минута казалась мне бесконечно быстрой, словно миг; я прижал её сильней.

— Ты меня разорвёшь на кусочки, если приложишь ещё немного усилий... — произнесла Л. и притворилась хрупкой. Я сжал её чуть сильней, и она сломилась, отпрянула назад, я поцеловал её в щёку. Она жутко засмущалась и покраснела, веером провела глазами и похлопала ими. Я приблизился губами к ней и провёл носом по щекам её; она застонала. Продолжив путь от щеке к губам, я носом провёл по губкам её и оказался на них своими губами.

В дверь постучались. Я вздрогнул и отошёл от Л. Она сама не ожидала и быстро села на постель, предварительно её заправив — вероятно, она спала сегодня на ней. Я легонько прошёлся по комнате и подошёл к двери. На моё «кто» ничего не ответили, поэтому я открыл — за дверями был незнакомый мне человек. Он молча толкнул дверь и зашёл.

Худощав и высок он элегантно был одет во всё чёрное. Я подумал, что это гробовщик, и мне стало не по себе. Моё «что вам нужно» тоже не подействовало, поэтому я присел к Л. и уставился на этого мужчину. Он медленно поворачивал головой, чтобы осмотреть комнату; был в ней хозяином и это чувствовалось в его гордой походке. Мне стало менее комфортно от этого, я сразу прижался к Л. Она обнимала меня, но ничего не говорила. Человек упрямо ходил взад и вперёд, как наконец вышел из комнаты, закрыл дверь и вскоре стук его ботинок пропал.

Я побежал следом, но тут повернулся к Л. — голова её поникла, и она грустно сидела на постели. Я долго не решался идти вниз по лестнице за этим странным человеком, но в итоге я не согласился на такой шаг, вернувшись в объятия к Л.

Утехам мы предавались целое утро, а позже мне стало дурно. Я не стал злиться и сбивать с толку мою Л., поэтому просто вышел из комнаты и направился вниз. В пабе было пусто, но все шубы пропали, поэтому во мне возникло неспокойствие. Бармена тоже не было, но был звонок, который я хлопнул несколько раз. Он завопил и через секунду высветился хозяин паба.

— Да, что вам угодно?

— Мне интересно, куда подвелись все жители?.. Здесь раньше висело столько шуб, а теперь ни одной!..

— Знаете, на улице приехала повозка с одной дамой; поговаривают, что она у нас стащила шубу и теперь прикрывает ею свои ноги...

Я выскочил на улицу, и на меня указал огромный мужик, крича: «Это он!» Народ тут же ополчился и все дружно подошли ко мне. Кто-то меня сильно ударил, и я потерял сознание.

Очнувшись, я оказался в том месте, где раньше находилось пятеро мужчин. Теперь я был один здесь, поэтому было неведомо мне, что происходит.

Комната казалась спокойной. Я очнулся сидя за столом, взгляд мой направлен был в сторону трещины. Я смотрел на неё, и даже любовался... Сзади я послышал шорох, обернулся и увидел ту женщину.

— Вас принесли сюда, чтобы вы очистились... Вы довольно приятный молодой человек. Ваша внешность и ваше спокойствие доставляют мне внутреннее равновесие и душевное наслаждение. Можно узнать, как вас зовут? Если же это секрет... Уж лучше это было бы секретом, ведь вам должно быть есть что скрывать. Мне сказали, что вы приехали сюда с неким поручением, но сейчас вас обыскали и не нашли ничего! Где ваше письмо?.. Нам сказали, что вы важный гость в нашей деревеньке и пожаловали к самому лорду Садерику. Его сын, кстати, недавно с вами общался... Возможно, вы его не помните, но обязательно встретите! Вы пробрались вчера к нему в дом, разбили стекло, испортили свечку, сожгли лучину! Теперь бедный мальчишка не может растопить печь, и все жители пытаются ему помочь!.. Мне рассказали, что это вы украли ту шубу... Как же вы могли? Как вы поступили так? И главное, зачем? Неужели вы не думаете наперёд, а всего лишь живёте по своим чувствам? И эта Л... Как можно было влюбиться в эту девчонку? Граф Валет зашёл к вам в тот момент, когда вы прижимались так ласково друг к другу, хоть и знакомы вы всего пару дней! Это так неловко и мерзко! Откровения мои могут вас, и запутать, но мне нечего скрывать! Что же вы ещё утаили от нас?