Аффекты в концепциях Якобсон, Сандлера, Бреннера и Кернберга

Среди авторов, которые очень подробно занимались теорией и клиникой аффектов, стоит отметить Якобсон. Аффекты и чувства являются, с ее точки зрения, как выражением самости, так и ответами на внешние раздражители и служат преимущественно для направленной на себя разрядки внутри и направ­ленной на объект разрядки вовне (1964, 1973, с. 96). В детском развитии жизнь чувств и фантазий проявляется преимущественно в так называемом аффектив-

– 109 –

ном языке органов; он присутствует до определенной степени также в жизни чувств нормального взрослого, особенно в состояниях страха и возбуждения и при других манифестациях «ресоматизации» аффектов (Schur, 1955). Под аф­фективным языком органов Якобсон понимает «психофизиологические прояв­ления чувств и фантазий ребенка на первых стадиях его развития», которые охватывают не только незаметные, но и видимые внутренние физиологические процессы (вазомоторные и секреторные феномены, а также те, что связаны с оральными и выделительными функциями). Якобсон полагает, что развитие аффективно-моторной активности начинается уже на третьей стадии энергети­ческой и структурной дифференциации с либидозного и агрессивного замеще­ния репрезентаций самости и объектов, причем, конечно, сначала преобладает аффективный язык органов. Уже на этой стадии появляются аффекты сигналь­ного характера (там же, с. 63-64). Затем на более поздней стадии начинающе­гося формирования Суперэго преобладающим аффективным сигналом стано­вится страх Суперэго (страх вины).

Иоффе и Сандлер (Joffe and Sandler, 1967b), a также Сандлер (Sandler, 1972) видят в человеческих аффектах проявление уверенности высокого уровня. Уве­ренность постигается ребенком через переживание чувственных состояний; это происходит в связи с развитием детского мира представлений. Оба автора го­ворят о нарциссических основах аффекта, поскольку они также служат уверен­ности индивидуума и, тем самым, нарциссическим потребностям.

Функция аффекта, по мнению этих авторов, постоянно актуализирована: с его помощью оцениваются образы самости и объекта, чтобы добиться на осно­вании этой оценки идеальных условий для Эго.

Это особенно характерно на ранней фазе развития ребенка, когда очень большое значение имеет такая помощь в ориентировке и регуляции поведения; объясняется это тем, что на данной фазе процесс познания недостаточно эф­фективен, а, следовательно, речевая функция и способность к символизированию отсутствуют. Поскольку ребенок в достаточной мере еще не располагает навыками восприятия, познания, управления поведением, чтобы самому регулировать свои нарциссические потребности, эту функцию в значительной мере выполняет мать.

В семидесятые годы Бреннер (Brenner, 1974, 1975) представил психоана­литическую теорию аффекта, основанную на клинических данных, которые были получены с помощью психоаналитического метода.

Он рассматривал аффект как ощущение удовольствия или неудовольствия, которое приводится в действие либидозной или агрессивной энергией, то есть связано с дериватами влечений, а также с представлениями или комплексами представлений, которые придают ему индивидуально-специфическую форму. Аффекты развиваются из неспецифической матрицы удовольствия/неудоволь­ствия и формируются переживаниями раннего периода, которые организуются

– 110 –

в представления и цепочки представлений. Как и Фрейд (ПСС XI, 1916/17, с. 410), Бреннер считал, что ядро некоторых аффектов определяется пережива­ниями, которые появились в филогенезе, то есть относятся к врожденному иму­ществу человеческого существа.

Тезис постепенного развития и дифференциации аффектов из недиф­ференцированной матрицы удовольствия/неудовольствия на основании резуль­татов новейших дифференциальных исследований аффектов может считаться устаревшим (см. Krause, 1991).

Бреннер считает, что аффекты связанны не только с удовлетворением или фрустрацией дериватов влечений; он, как и Якобсон (Jacobson, 1953), видит их в большей степени связанными с созреванием и развитием Эго и Суперэго (Brenner, 1986, с. 66). Он классифицирует аффекты согласно категориям удовольствия и неудовольствия и, соответственно, выделяет счастье (радость), страх и депрессивный аффект.

Хотя отношения между аффектом и влечением сегодня следует рассматри­вать иначе, чем это делал Бреннер, представленные им варианты ощущения счастья, страха и депрессивного аффекта остаются до сих пор существенными для клинической практики. Эти варианты формируются в индивидуальном опы­те, который организуется в представлениях или группах представлений; таким образом, каждое переживание аффекта становится индивидуально-уникальным феноменом.

Бреннер пишет о выделенных им категориях следующее.

О счастье (или радости):

«Если ощущение удовольствия является интенсивным, то аффект обозначается как экстаз или блаженство. Если в представлении одер­живается победа над одним или несколькими людьми, то этот игро­вой вид счастья определяется как триумф. В зависимости от интен­сивности удовольствия, соответствующие представления классифи­цируются как всемогущество, удовлетворенность собой, как легкое превосходство или самодовольство» (Brenner, 1986, с. 58).

Об аффекте страха:

«Страх - это возбуждение чувств (аффект), которое вызывается ан­тиципацией опасности в Эго... Что-то неприятное происходит... Если опасность воспринимается как острая или непосредственно пред­стоящая, то можно говорить об ужасе, если неудовольствие интен­сивно - о панике. Если неудовольствие выражено слабо и опасность воспринимается как небольшая, как неопределенная или еще дале­кая, можно свободно говорить о беспокойстве или неприятном чув­стве» (Brenner 1986, с. 58).

О депрессивных аффектах, связанных с представлениями несчастья, кото­рое уже произошло:

– 111 –

«Уже в соответствии с интенсивностью неудовольствия можно говорить об унынии, грусти или досаде. Когда представление тоски по потерянному объекту выходит на первый план, можно говорить об одиночестве. Когда у нас, как это выразил Дарвин (1872), «нет на­дежды на утешение», мы говорим об отчаянии. И о стыде или уни­жении, когда акцент делается на том, что человека высмеивают или ругают» (Brenner, 1986, с. 60).

В последнее время Кернберг критически рассматривал вопрос о том, ка­кая взаимосвязь устанавливается между аффектом и интериоризованными объектными отношениями. По его мнению, самый ранний интрапсихичес­кий опыт - аффект и восприятие - интегрируется в контексте самого раннего единства интериоризованных объектных отношений (1985, с. 110), и поэто­му следует говорить о «чистом аффекте» или о «чистом первичном процес­суальном мышлении» как о независимых аспектах первичного процессуаль­ного функционирования. Кернберг (Kernberg, 1985, с. 110) опирается в этой связи на работы Росса (Ross, 1975) и Шпитца (Spitz, 1972). Шпитц занимает следующую позицию:

«1. Я думаю, что никакой след памяти не может быть сохранен в психической системе без того, чтобы какой-либо из аффектов не был бы в этом задействован.

2. Восприятие, в плане возможности осознания воспринятого, не может протекать без вмешательства аффектов.

3. Чтобы новорожденный мог перешагнуть границы осознания, аф­фект должен ускорить восприятие. Восприятие может начать суще­ствование тогда, когда аффект придал ему длительность, определил биологическое время. Только тогда может развиться когерентность как связь между восприятием и восприятием, восприятием и аф­фектом» (Spitz, 1972, с. 731, с. 733-734).