Функциональные области. стадии и типы 1 страница

В интересах большей ясности описания необходимо рассмотреть несколько больших функцио­нальных ансамблей, что будет не так легко, особенно при описании начального этапа развития ребенка, когда его деятельность еще мало дифференцирована. Некото­рые функциональные ансамбли, например познание, воз­никают довольно поздно. Другие, наоборот, проявляются уже с рождения. В разные периоды последовательно преобладает тот или иной ансамбль. Для их распознава­ния нужно прежде всего уметь определять характерные черты, соответствующие каждому виду функциональных ансамблей, не ограничиваясь перечислением его внеш­них особенностей.

Такое описание весьма необходимо и вместе с тем затруднено, благодаря тому что развитие ребенка, осо­бенно в первое время, идет настолько быстро, что раз­личные его проявления накладываются друг на друга, так что часто один и тот же период может носить сме­шанный стиль. Но образующие этот стиль рядополо-женные системы сохраняют свою индивидуальность, что может быть подтверждено патологией. При некоторых задержках психического развития все реакции субъекта соответствуют лишь определенному типу поведения. Все они одна за другой как бы упираются в один и тот же потолок. Отсюда следует не только их единообразие, но также и то, что они могут достичь своего рода формаль­ного совершенства, которое обычно не предвещает ни­чего хорошего. Всякая частичная виртуозность на неко­тором этапе развития ребенка характеризует деятель-

ность, которая продолжает бесконечно осуществляться ради самой себя, не будучи в состоянии интегрироваться в последовательные системы, появление которых должна повлечь за собой нормальная эволюция. Действительно, когда один тип деятельности подготавливает появление другого, он сам начинает перестраиваться и обслуживать ранее чуждые ему потребности. В соответствии с этим и характерные для него когда-то результаты оказы­ваются ограниченными и урезанными. Они проявляются в своей полноте только в отдельных случаях: в игре или в эстетической деятельности, которые возвращают таким функциям возможность упражняться или проявляться лишь ради самих себя.

Сообразно с моментом и уровнем, на котором про­изошла задержка психического развития, она может носить глобальный характер или же совмещаться с опре­деленной дифференциацией функций, одна из которых, часто относящаяся к предыдущему возрастному периоду, начинает доминировать. В первом случае, представляю­щем собой идиотию, все проявления активности одина­ково относятся к одной и той же стадии. В этом случае деятельность может приспосабливаться к обстоятельст­вам или к раздражителям, лишь находящимся с ней в са­мой тесной связи. Если же дифференциация функции остается возможной, как во втором случае, то поведение выходит за пределы одной стадии, но отличается некото­рыми характерными чертами. Так, в нем может постоян­но преобладать какая-либо функция, носящая характер игры и осуществляющаяся лишь ради самой себя (тако­ва, например, словесная невоздержанность некоторых дебилов). В других случаях эффект задержки может быть более диффузным. Так, например, происходит в тех случаях, когда все действия субъекта носят инфантиль­ный характер либо вследствие того, что определяющие их мотивы отстают от характерных для данного возраста интересов, либо потому, что выполнение этих действий обнаруживает еще специфическое для ребенка строение самосознания. Часто недостатки деятельности оказывают­ся менее заметными. Они могут поддаваться компенсации или сверхкомпенсации и являются стимулом, вызываю­щим необходимые замещения. Случается, что в резуль­тате могут быть достигнуты значительные успехи. Но этот окольный путь, если он и может в некоторых отно-

шениях обогатить функцию, не всегда устраняет ее внут­реннюю слабость, что обнаруживается в неожиданных обстоятельствах, в состоянии угнетения или даже в ре­зультате простой усталости. Во всяком случае, состояние равновесия, лежащее в основе поведения каждого челове­ка, может достигаться самыми различными средствами. Ничто не дает лучшей возможности узнать структуру поведения, чем наблюдение над становящимися во времени его элементами и их взаимосвязями у ребенка. На этом должно основываться понимание возможностей взаимной замены и взаимного приспособления различных функцио­нальных систем.

Разграничение функциональных областей включает два основных аспекта. По-видимому, наиболее ранние психические проявления ребенка исходят из аффективной сферы. Она с самого начала связана с его потребностями и пищевыми автоматизмами, которые возникают сразу после рождения. К аффективным также можно отнести первые мышечные и голосовые реакции ребенка, рассмат­ривая их как выражения хорошего или плохого самочув­ствия. Жестикуляция, которую проявляет грудной ребе­нок ради нее самой, является одновременно признаком и ис­точником его удовольствия. В этих движениях аффектив-ность находит свою проприоцептивную базу, подобно тому как в висцеральных функциях — базу интероцептивную.

Разумеется, могут иметь место и другие движения, внезапные и нерегулярные, либо как следствие какого-либо раздражения, либо кажущиеся спонтанными. Они являются простыми разрядами возбуждения в уже сло­жившихся структурах. Для их возникновения достаточно одной динамической расторможенности нервных центров. Подобные импульсы могут возникать на всех уровнях психомоторной деятельности. В их разрядах выявляются элементы функциональных структур. Причиной таких импульсов является недостаточность координации или контроля. Следовательно, эти импульсы указывают на не­достаточную зрелость или на неуравновешенность психи­ческих систем. Но сами по себе они лишь простые мотор­ные явления.

Аффективным типом поведения является не только поведение грудного ребенка, но также и поведение при глубокой идиотии. Соответствующее возбуждение прояв­ляется тогда либо в криках, где следуют друг за другом

интонации гнева, триумфа, страдания, либо в позах или жестах, эмоциональное значение которых совершенно оче­видно. Такие реакции часто вызываются одним присут­ствием другого человека. Это показывает, к каким при­митивным и глубоким слоям чувствительности относятся реакции, которые могут быть названы реакциями на при­сутствие других лиц (prestance) и которые каждый субъект носит в себе как рефлекс на другую личность. Очевидно, в основе поведения субъекта имеется своего рода диффе­ренцированная бдительность, образующая основу того, что есть наиболее живого в самоощущении. Но для самой личности развитие этого самоощущения предполагает завершение психической эволюции.

Хотя корни личности лежат в сфере тех важнейших инстинктов, которые проявляются в рефлексах на при­сутствие других людей, ее формирование является резуль­татом длинного ряда функциональных этапов. В случаях психической инволюции, когда функции, как правило, разрушаются в порядке, обратном их приобретению. структура личности искажается первой. Повреждения мозга, которые, по-видимому, оставляют незатронутыми самые сложные перцептивные и даже интеллектуальные операции, поражают в поведении субъекта то, что идет от его чувства собственного достоинства. Очевидно, та­кие нарушения локализованы в основном в префронталь-ной области, которая позже всех развивается как в филогенезе, так и в онтогенезе. Благодаря осозна­нию собственной личности у человека происходит слияние рефлексов органического порядка, включающих его в-окру-жающую среду, с миром социальных ценностей и идеалов. единственной опорой которых являются абстрактные по­нятия. Содержание, относящееся как к объектам, так и к сложным социальным отношениям, изменяется в за­висимости от эпохи, уровня цивилизации и степени пси­хического развития индивида.

Функциональные области, которые располагаются между чисто аффективными реакциями и эстетическим поведением интеллектуально развитой личности, обраще­ны к внешней действительности, как присутствующей в данный момент, так и воображаемой. В первом случае связи осуществляются путем двигательных реакций, ко­торые могут функционировать на различных уровнях: от простой круговой взаимосвязи между движением и вызы-

ваемыми им экстероцептивными ощущениями до способ­ности обнаруживать в результате собственной деятель­ности пространственные или механические возможности во­спринимаемой ситуации. Эта способность описана под наз­ванием практического или ситуативного интеллекта и свя­зана с простым, но часто трудным приспособлением двига­тельных структур, являющихся нашими прирожденными или приобретенными автоматизмами, к структуре объек­тов.

В другом случае объект или явление, которые не могут быть непосредственно восприняты или не способны вызвать непосредственный эффект, должны быть пред­ставлены каким-либо способом или в какой-либо форме. Сенсомоторный эффект, который соответствует этому представлению, может быть использован только при, том условии, если он получит значение, дополняющее или, скорее, подменяющее его. Выделение и определение этих знаний, их классификация, разграничение и объединение, сопоставление логических и эмпирических отношений, по­пытка воссоздать с их помощью возможную структуру вещей — все это область познания, которое также имеет много различных уровней и первые решающие стадии ко­торого составляют психическое развитие ребенка.

Таким образом, можно выделить следующие функцио­нальные области, образующие в то же время этапы пси­хического развития ребенка: аффективность, двигательный акт, познание и личность.

Глава вторая АФФЕКТИВНОСТЬ

Крик новорожденного, появившегося на свет, согласно Лукрецию, есть крик смятения перед ли­цом открывающейся для него жизни или, по Фрейду, крик тоски в момент, когда ребенок отрывается от мате­ринского организма. Для физиолога же он не означает ничего другого, кроме спазмы голосовой щели, которой сопровождаются первые дыхательные рефлексы. Дейст­вительно, психологическая мотивация крика — предчув- • ствие или сожаление о чем-то — не более чем миф. Но и сведение его к простому мышечному явлению представ­ляет лишь абстракцию. Этот крик зависит от всего ви-тального комплекса. Со спазмой связан не только крик, но и вся совокупность условий и одновременных впечат-

лений, которые выражаются как в спазме, так и в крике. Разумеется, на этой элементарной стадии не может быть речи о различении симптома и- причины.

В данном случае в спазме невозможно различить мы­шечную реакцию и чувствительность. Они дифференци­руются на более высоких стадиях развития, в круговых реакциях. Например, спазма радужной оболочки глаза не происходит без боли, избавиться от которой можно, лишь парализовав радужную оболочку. Спазмы кишок вызыва­ют колики, которые очень часты у грудного ребенка при пищеварении. Тогда ребенок кричит, несомненно, в ре­зультате распространения спазм на дыхательный аппа­рат. Формирование крика как средства выражения чего-то. с чем он не имеет прямой физиологической связи, про­исходит лишь позже. В результате распространения спаз­мы на все внутренние органы — пищевод, дыхательные органы, органы кровообращения — возникает чувство тоски, стеснения. Некоторые спазмы, например при ор­газме, могут быть источником наслаждения. Но они часто находятся на грани страдания — наслаждение ока­зывается тем более острым, чем оно ближе к страданию и иногда даже может быть вызвано болевым стимулом. Таким образом, между половым возбуждением и ощуще­нием тоскливого томления может существовать переход или они могут смешиваться. Эротическое желание вы­зывает то же ощущение в легкой степени; в свою оче­редь, тоскливое беспокойство иногда растворяется в эро­тической практике.

По-видимому, спазмы, в которых находит выход став­шее чрезмерным напряжение, сопровождаются удоволь­ствием или облегчением. Так происходит при рыданиях, приносящих обычно облегчение. Безудержный смех также может быть разрешением длительного ожидания пли принуждения, выходом задержанной и аккумулиро­ванной энергии. Простой смех представляет собой ка­скад сотрясении, в которых мышечное напряжение стре­мится себя исчерпать и который обычно расслабляет мышцы, лишая человека всякой способности сделать усилие. В отличие от рыданий, смех теснее связан со скелетными мышцами, чем с мышцами внутренних ор­ганов, и его обычной причиной является, очевидно, не столько повышение напряжения, сколько снижение поро­га напряжения.

Но здесь речь идет об уже организованных спазмах, выходящих за пределы простых спазм висцерального или двигательного аппарата. Утратив свой элементарный и спорадический характер, они связываются друг с дру­гом, регулируются и даже являются регуляторами рас­ходуемой в них энергии. Чувствительность, связанная с каждой из спазм, распространяется на весь их ан­самбль и из чисто органической, какой она является вначале, может постепенно становиться более духовной. Глубокое страдание, соответствующее этим пароксизмам, очищается, перемещается, разрежается, утончается и, на­конец, интегрируется с психическими актами, которые постепенно превращают его тягостную тональность в простые уколы совести. Эту эволюцию можно просле­дить у ребенка на протяжении ряда этапов, характери­зующих развитие его аффективности.

В основе спазмы лежит тоническая деятельность мышц, предшествующая движениям, в собственном смыс­ле слова. Активность грудного ребенка состоит из вне­запных разрядов, которые заставляют его переходить от одной позы к другой. В каждой из них мышцы, кажется, скорее напрягаются и твердеют, чем укорачиваются или удлиняются, как это обычно происходит при движениях, направленных на обследование окружающего простран­ства. Сокращение здесь обширное, сходное с тетанусом. Оно захватывает все тело, в частности спинную и про-ксимальную мускулатуру, т. е. ту мускулатуру, которая играет особенно важную роль в стабилизации движений и равновесия тела. Первые рефлексы — это тонические рефлексы защиты и положения тела. Прикосновение к коже или щипок вызывает отдергивание конечности. Шум вызывает вздрагивание, похожее на те внезапные тонические разряды, которые иногда вызывают внезап­ное высвобождение тонуса при засыпании. На поведение новорожденного влияют также лабиринтные раздраже­ния. Их одних было бы достаточно для того, чтобы вы­звать систематические изменения относительного поло­жения головы и конечностей ребенка, и как раз благо­даря им ребенок любит, чтобы его укачивали.

Первые четко различимые эмоциональные реакции ребенка, реакции страха, связаны именно с резким воз­буждением лабиринта при падении. Равным образом все другие эмоции, пусть каждая по-своему, соответствуют

изменениям тонуса как висцерального, так и мышечного. Следовательно, они происходят из постуральной функ­ции, в которой Шеррингтон объединил все, что является тоническими проявлениями. А если все эмоции имеют общий источник, то не обратимы ли они друг в друга? Некоторые психологи, как например Уотсон, стремились объяснить разнообразие эмоций воздействием обсто­ятельств, которые соединяют основное ядро эмоций с раз­личными раздражителями и реакциями. Но в действи­тельности онтогенетическая специфичность эмоций не­оспорима. Каковы бы ни были этапы развития эмоций в истории рода, каждая из них зависит от характерных для нее автоматизмов, возникающих в поведении инди­вида в результате функционального созревания. Таким образом, у идиота можно наблюдать целые серии эмоцио­нальных реакций, появляющихся без всякого заметного повода и выполняющихся лишь ради самих себя: позы, выражающие агрессивность, угрозу или страх, а так­же оборонительные или просящие пощады жесты, хотя перед этим с ним обращались хорошо и не обижали.

Эмоции включают системы выразительных движений и поз, которые для каждой из эмоций соответствуют определенному типу ситуации. Эмоциональные установки и соответствующие им ситуации предполагают друг друга, создавая тот глобальный архаический тип реагирования. ' который так часто встречается у детей. Происходит как бы слияние психических предрасположений, ориентиро­ванных в одном направлении, и внешних событий. В ре­зультате этого эмоция часто задает тон реальности. Н& и внешние события приобретают возможность вызывать эмоцию. Эмоция является" своего рода настроенностью, более или менее зависящей от темперамента, от привы­чек субъекта. Но эта настроенность, сосредоточивая во­круг себя без различия все обстоятельства настоящего момента, позволяет каждому из них, даже случайному, вновь вызвать эмоцию позже, как вызывает ее сущест­венный элемент данной ситуации. Синкретический харак­тер эмоций, их сила 'и живость, исключающие все отвле­кающие моменты, способствуют образованию условных эмоциональных реакций¹. Появление таких условных реакций может противоречить логике и очевидности

' См. четвертую главу второй части.

Именно так образуются аффективные комплексы, не под­дающиеся влиянию рассуждений. Но в то же время на определенных стадиях психического развития и в опре­деленных обстоятельствах, где длительное размышление невозможно или опасно, эмоции придают реакциям необ­ходимую быстроту и цельность.

Явления, с которыми человек устанавливает связь че­рез посредство эмоций,— это материальные события или отношения между индивидами. При этом человеческое окружение пронизывает физическую среду и в большей мере, особенно для ребенка, заменяет ее. Именно эмоции, благодаря их психогенетической ориентации, осуществля­ют первые связи ребенка с его социальной средой и ста­новятся основой для формирования намерения и рас­судочной способности. Эмоциональные позы, звуковые и зрительные проявления эмоций способны вызвать у окружающих большой интерес, а также сходные реак­ции, связанные с той же эмоциональной ситуациеп. Обычно между эмоциональными позициями (attitudes) людей, на­ходящихся в одном и том же поле восприятия и дейст­вия, устанавливаются своеобразные отношения, отнош&-ния солидарности или оппозиции. Контакт между ними возникает благодаря аффективному миметизму или кон­трасту. Именно так устанавливается первое конкретное и прагматическое взаимное понимание, или, вернее, со­причастность. «Заражение» эмоциями — факт, часто от­мечавшийся. Оно зависит от экспрессивной способности эмоций, на которой основывались первые совместные дей­ствия стадного типа и которая в процессе непрерывного общения и, несомненно, коллективных обрядов преврати­лась из примитивных средств выражения в более или менее условную мимику.

Аффективные влияния социальной среды, окружаю­щие ребенка с колыбели, не могут не оказывать опреде­ляющего воздействия на его умственное развитие. Не только потому, что они формируют социальные способ­ности поведения ребенка, особенности его чувств, но и потому, что они затрагивают автоматизмы, форми­рующиеся в спонтанном развитии нервных структур, и через их посредство — глубинные, интимные реакции. Так социальное сливается с органическим.

Примером подобного слияния является улыбка, по по­воду которой исследователи детства сделали столько за-

мечаний. Приписывая первым же улыбкам ребенка их полное функциональное значение, Ш. Бюлер утверждает, что они имеют чисто человеческий источник и появ­ляются только в присутствии человеческого лица. Но дан­ные многих авторов противоречат этому утверждению. По-видимому, вначале улыбка связана со стимуляцией кожи вблизи тех мышц, работа которых лежит в основе улыбки: щекотание под подбородком (Dearborn) вызы­вало улыбку на 1-й и 2-й день, щекотание носа и щеки (Scupin)—Ha 2-й день, щекотание носа (Ament)-Ha 3-й день, щекотание щеки (Dearborn) — на 5-й день, при­косновение соска к щеке (Blanton) — на 28-й день, сжи­мание в игре кисти и руки (Major) — на 28-й день. За­тем идут раздражения более общие и имеющие явную аффективную тональность: теплая ванна (Major) вы­зывала улыбку на 4-й день, хорошее самочувствие (Dearborn)—на 6-й или 7-й и 9-й день (Baldwin), от­дых после сосания (Ргеуег)-на 27-й день, дремота после сосания (Moore) — на 5-й неделе, хорошее само­чувствие после сна (8Ыпп)—на 5-й неделе, хорошее самочувствие после обтирания маслом (Shinn)—на 8-й неделе. Несколько позже начинают действовать эк-стеропептивные раздражители: болтовня няни (Valen­tine)—на 10-й день, сияющий свет (Blanton)—на 13-й день, голубая тень на свету (Blanton) — на 16-й день, высокие звуки (Дарвин) —на 6-й неделе. Наконец, суве­ренностью можно говорить о появлении человеческих факторов: улыбающееся лицо (Moore) вызывало улыбку на 20-й день, разговор и мимика (Tiedmann) — на 28-й день, улыбки взрослых (Jones, Gregoire)—на 2-м меся­це, няня, которая качает головой и поет (Piaget),— на 45-й день, ласковые взгляды (Мооге)—на 5-й неделе, вид матери (Дарвин) — на 6-й неделе, подражание взрос­лым, ситуация игры (Gregoire), ласковый лепет матери, улыбающееся лицо, посеребренная погремушка (Dear­born) — на 7-й неделе.

Порядок последовательности появления этих различ­ных видов возбуждения совершенно четок. Сначала это непосредственное возбуждение мышечного тонуса и за­тем общее состояние органического удовлетворения, вы­ражающееся локальной реакцией, потом слуховые восприятия находящегося на расстоянии объекта и, нако­нец, воздействие на расстоянии липа или голоса, выра-

жающего и внушающего удовольствие, причем удоволь­ствие, которое имеет уже внешний, а не внутренний источник. Это реакции, из которых возникает аффектив­ное значение улыбки, но им предшествуют реакции, де­монстрирующие лишь физиологические возможности:

способность к сокращению соответствующей мышечной группы, подчинение этой группы экстероцептивным впе­чатлениям. Равным образом, как это показал Инсабато (Insabato), смех, а затем рыдания могут быть механиче­ски вызваны щекотанием, являясь результатом глубо­кого мышечно-сухожильного раздражения. Но эти реакции, будучи сначала следствием и выражением органической аффективности, становятся затем следствием и выраже­нием моральных обстоятельств.

Часто можно наблюдать, что за улыбкой одного че­ловека сейчас же следует улыбка другого, находящегося в той же ситуации. Вероятно, эта реакция вызывается не самой по себе ситуацией и не механизмом условных рефлексов, а в силу функционального родства непосредст­венно стимулируется эмоциональными проявлениями со­седа. Но так или иначе улыбка принадлежит к тем способам реагирования, благодаря которым расширяется сфера восприятия ребенком окружающей социальной среды. В восприятии все полнее воспроизводятся черты этой среды, из которой, однако, ребенок себя не выделя­ет. Это распространение себя на свое окружение, являю­щееся в то же время отчуждением себя в других, под­разумевает вторую, противоположную 'фазу, в которой ребенок овладевает собой, противопоставляя себя дру­гим. Именно тогда начинается развитие его личности. К эмоции возвращается роль фактора, объединяющего индивидов между собой с помощью их наиболее интим­ных органических реакций. Это слияние имеет в каче­стве дальнейших последствий противопоставление и раз­деление, приводящие к постепенному возникновению сознания.

Так, эмоции, являющиеся внешним проявлением аф­фективности, кладут начало таким изменениям, которые стремятся ограничить сами эмоции. На них основывают­ся стадные аффекты, являющиеся примитивной формой общности и общения. Отношения, которые становятся возможными благодаря эмоциям, улучшают средства их выражения, делая их тем самым все более и более спе-

циализированными инструментами общения. Но, по мере того как выявление значения этих средств выражения делает их более автономными, они отщепляются от самой эмоции. Вместо того чтобы разлиться, эмоция сдержи­вается этими выразительными средствами, и ее влияние заключается в определенные рамки. Как только мимика становится языком и способом воздействия на других, в ней увеличивается количество нюансов, безмолвных соучастии, намеков, которые становятся более утончен­ными, в отличие от общего аффекта, каким является эмо­ция в чистом виде.

Между эмоцией и интеллектуальной деятельностью имеется то же соотносительное развитие и тот же антаго­низм. Смысл ситуации переживается до всякого анализа благодаря вызываемым ею действиям, предрасположени­ям и установкам. Эта практическая интуиция в психи­ческом развитии задолго предшествует способности раз­личения и сравнения. Она является первой формой по­нимания, еще целиком находящегося под влиянием инте­реса данного момента и ограниченного частными случа­ями. Впервые своего рода контакт и взаимное понимание, полностью зависящие, однако, от потребностей или по­буждений текущего момента, могут осуществиться лишь благодаря согласованности или обоюдности эмоциональ­ных позиций. Образ, служащий для сравнения и предви­дения, может возникнуть из этих практических и кон­кретных связей лишь путем постепенного уменьшения числа постуральпых реакций, то есть эмоций и аффек­тивности. И наоборот, всякий раз, когда аффективные установки и соответствующие эмоции начинают' вновь превалировать, образ теряет свою поливалентность, за­меняется, уничтожается. Это явление обычно наблюдается у взрослых: сознательный контроль или простое интел­лектуальное толкование мотивов и обстоятельств эмоции ведет к ее устранению; в то же время сильная эмоция вызывает искажения умозаключений и объективных представлений. У ребенка процесс перехода от этих лич­ностных, эмоциональных, зависящих от случая реакций к более стабильным представлениям о вещах протекает медленно, с постоянными возвращениями назад.

Изменения в собственно аффективной сфере являются результатом этого конфликта. Интеллектуалистические теории эмоций оказались возможными именно благодаря

большому значению интеллектуальных мотивов и обра­зов в области чувств и страстей. Ошибка этих теорий заключалась в том, что они не заметили постепенного сокращения истинного эмоционального аппарата и отож­дествили эмоцию с чувством или страстью, тогда как в процессе развития происходит функциональный пере­ход от эмоций к чувствам. У ребенка он зависит от воз­раста. Но наиболее эмоциональные дети отнюдь не обя­зательно становятся наиболее сильно чувствующими или наиболее страстными. В действительности здесь идет речь о различных типах, которые зависят от разного соот­ношения форм психической деятельности у индивида.

Ребенок, поглощенный чувством, не проявляет по от­ношению к окружающим условиям непосредственных эмоциональных реакций. Его поза сдержанна, и если он смотрит вокруг, то далеким или беглым взглядом, укло­няющимся от всякого активного участия в разворачи­вающихся перед ним отношениях. Стараться вовлечь его в эти отношения — значит вызвать у него дурное настрое­ние; оно возникает благодаря тому, что у ребенка недо­стает способностей и желания участвовать во внезапных контактах с другими. Его впечатления образуют замкну­тый круг. Поглощенный сосанием своего пальца, ребенок замыкается в кругу получаемых при этом ощущений. Этот период возникновения чувства, оборонительный и негативный, может измениться лишь с появлением и развитием мысленных представлений, которые дают мечтам ребенка более или менее связанные с настоящим моментом мотивы и темы.

Страсть ребенка может быть живой и глубокой, но вместе с ней появляется возможность переживать эмоцию молча. Страсть предполагает для своего развития кон­троль личности над собой и следует за осознанным про­тивопоставлением себя другим, которое появляется лишь начиная с 3 лет. Тогда ребенок становится способным тайно питать неистовую ревность, исключительную при­вязанность и честолюбие, еще, быть может, неопределен­ные, но тем более требовательные. В последующем воз­растном периоде более объективные связи с окружающим миром могут умерить эти страсти. Но от этого темпера­мент выявляется в них не менее определенно.

Несомненно, чувство и особенно страсть будут тем более стойкими, упорными, абсолютными, чем более силь-

ной аффективностью, содержащей вегетативные эмоцио­нальные реакции, они сопровождаются. При этом дейст­вующая эмоция остается способной к затуханию под влиянием других воздействий. Чувства являются резуль­татом интерференции и даже конфликта между факто­рами, относящимися к органической и постуральной жизни, и факторами, зависящими от представлений, по­знания и личности.

Глава третья ДВИГАТЕЛЬНЫЙ АКТ

Среди способов, с помощью, которых жи­вое существо реагирует на окружающую среду, движение благодаря развитию своей структуры в животном мире и у человека является настолько эффективным и преоб­ладающим способом " реагирования, что бихевиористы считают его единственным объектом психологии. Однако такое ограничение психологического исследования вы­нуждает приписывать движению чрезвычайно различные значения. Действительно, было бы смешно ограничить, например, речевые движения простым фактом фонации или не отличать друг от друга движения, внешне очень сходные, но вызываемые различными ситуациями и при­водящие к различным результатам. Если свести движение к производящим его мышечным сокращениям или к осу­ществляемым при этом перемещениям в пространстве, то оно становится лишь физиологической или механической абстракцией. В таком случае психолог не мог бы выде­лять в поведении целостные действия и разлагать их на составные части — различные движения.

Посредством движения действие включается в теку­щий момент. Если условия и цели действия содержатся в конкретном окружении, тогда это двигательный акт, в собственном смысле слова. Но действие также мо­жет либо направляться на цели, которые в на­стоящее время не могут быть реализованы, либо предпо­лагать средства, не зависящие ни от непосредственных обстоятельств, ни от двигательных способностей субъ­екта. Тогда движение из непосредственного эффективного превращается в техническое или символическое и отно­сится к плану представлений и сознания. Этот переход

происходит, по-видимому, только у человека. Совершаясь в ходе онтогенетического развития, он приводит к рез­кому различию между способностями ребенка и способ­ностями животных, наиболее близких к человеку. Само по себе движение развивается по двум линиям: возрастает ловкость его выполнения, часто замечательная у живот­ных, и повышается уровень включающего его действия. Впрочем, между этими двумя линиями имеются зоны, в которых провести такое разграничение очень труд­но. Например, приспособление двигательных структур к структурам внешней среды тесно связано с упражнением нервных центров, которые обеспечивают физиологическое регулирование движения. Однако другим условием этого приспособления является образ предмета, а он может относиться к более или менее высокому уровню перцеп­тивного или интеллектуального представления.