I. Странные обычаи, глиняные черепки и черепа 5 страница

Легко подшучивать над археологами как над «охотниками за реликвиями», чья интеллектуальная деятельность примерно соответствует уровню коллекционера марок. Уоллес Стегнер выражает распространенное отношение:

«Вещи, которые археологи находят во время своего ученого копания в мусорных кучах исчезнувших цивилизаций, на деле выглядят очень разочаровывающе. Они дают нам только ложные надежды; они заставляют нас судить о культуре по содержимому карманов маленького мальчика. Время поглощает значение многих вещей, и будущее находит лишь оболочку».

Однако для археолога, который является подлинным антропологом, каждое каменное орудие, например, представляет человеческую проблему, решенную неким индивидуумом, чья деятельность была обусловлена культурой его группы. Археолог не относится к каждому черепку так серьезно потому, что он интересуется посудой как таковой, но поскольку у него так мало материала, он должен учитывать их большую часть. Типы посуды дают археологу возможность понять, что продукты человеческого поведения соответствуют определенным моделям. Конечно, всегда есть опасность быть

обманутым уникальными продуктами человеческой эксцентричности. Помню, как я однажды прогуливался по деревне в Оксфордшире, состоявшей из крытых соломой коттеджей. Практически все прекрасно соответствовало модели. Но внезапно в одном саду я увидел миниатюрную копию пирамиды майя — результат необычного круга чтения и воскресного досуга фермера. Если бы все письменные источники были уничтожены, и нормальные деревянные предметы этой деревни превратились в пыль, каких только диковинных теорий не мог бы построить археолог тысячу лет спустя, основываясь на этой одинокой пирамиде в южной Англии! В 1947 году одна газета сообщала, что некий бывший учитель из Оклахомы построил семидесятифутовый тотемный столб из бетона — «просто для того, чтобы привести в замешательство ученых исследователей». На самом деле времена увлекательных объяснений, построенных лишь на одном образце, прошли. Интенсивные и экстенсивные раскопки в любом месте быстро отделяют уникальное от нормального. Тем, кто все еще говорит, что применительно к человеку ничего предсказать невозможно, следовало бы понаблюдать за археологом, изучающим поверхность не раскопанного еще памятника на американском Юго-Востоке. Он смотрит на пригоршню черепков и, если они принадлежат уже известной археологической культуре, может предсказать не только, какие другие типы посуды будут найдены при раскопках, но и строительный стиль, технику ткачества, расположение комнат и виды каменных и костяных изделий.

Основной метод современной археологии состоит в складывании мозаики-головоломки. Возьмем вопрос об одомашнивании и использовании лошади. В настоящее время мы имеем разрозненные фрагменты общей картины. Наиболее ранний памятник, где в большом количестве находят кости лошадей, не служивших, по-видимому, предметом охоты, находится в русском Туркестане и датируется четвертым тысячелетием до нашей эры. Но использовались ли эти лошади для верховой езды, или они таскали повозки, или их

разводили из-за их молока, или из-за мяса? В культуре боевых топоров, существовавшей в Северной Европе около 2000 лет до н. э., лошадей хоронили как людей. И опять же нет никакой информации относительно того, для чего они использовались. На некоторых рисунках примерно того же периода, найденных в Персии, возможно, изображены люди на лошадях — или на ослах? Отчетливое доказательство того, что лошади использовались для верховой езды, датируется примерно 1000 годом до н. э. Существуют некоторые указания на то, что лошадей запрягали в повозки или колесницы около 1800 года до н. э. Мы знаем, что скифы сражались верхом на лошадях около 800 года до н. э. Мы знаем, что у китайцев не было кавалерии до того, как около третьего века до н. э. их не вынудила создать ее необходимость в самозащите. Существующие данные позволяют сделать два предварительных вывода. Во-первых, лошадь была одомашнена позднее, чем такие животные, как овца и свинья. Во-вторых, одомашнивание лошади, по-видимому, происходило вне той ближневосточной территории, где были сделаны базовые для современной цивилизации открытия; возможно — к северу от нее. Со временем эта картина будет, конечно, составлена почти целиком, хотя вряд ли удастся точно узнать, как происходило одомашнивание лошади и кто ее использовал впервые.

Археология стала чрезвычайно специфической. Химики и металлурги помогают в анализе тех или иных образцов. Сам археолог должен быть квалифицированным картографом и фотографом. Процесс датирования может включать изучение годовых колец бревен, использовавшихся для строительства, микроскопическое определение минералов, присутствующих в глиняных черепках, анализ пыльцы из культурных отложений, определение найденных костей ископаемых животных, сопоставление слоев с геологически установленной последовательностью речных террас. Перспективная технология, которая сейчас находится в экспериментальной фазе, базируется на новых знаниях о радиа-

ции и атомной физике. Радиоактивный изотоп углерода, присутствующий во всей органической материи, распадается с совершенно постоянной скоростью. Возможно, что это позволит брать кости людей, умерших десять или двадцать тысяч лет назад, и с известной точностью говорить о дате их смерти.

Как говорил В. X. Холмс, «археология — гончая истории..., она читает и интерпретирует то, что никогда не воспринималось как читаемое или интерпретируемое..., она обнаруживает обширные ресурсы истории, на которые раньше никто не обращал внимания». Так что современный археолог не очень хорошо относится к своим предшественникам эпохи Романтизма, испортившим тысячи памятников истории для того, чтобы найти несколько предметов, ценных лишь из-за своих эстетических или антикварных качеств. Сегодняшний археолог не особенно озабочен и поисками первоисточников тех или иных явлений. Он знает, что нам никогда не удастся выяснить, кто первый научился добывать огонь, или каким был первый язык.

Интерес современной археологии сосредоточен на возможностях установления принципов культурного развития и изменения. Важность археологического доказательства того, что индейцы племени хопи добывали и использовали уголь до Колумба, имеет значение не поразительного или занятного факта. Но гораздо большее: оно значит, что существует веское свидетельство в пользу принципиального единства человеческой психики и независимости изобретений. Пусть определенные психологические аспекты такого единства могут быть изучены только на примере живущих людей, археология, изучающая материальные остатки человеческого прошлого, в состоянии дать хронологическую опору нашим теориям. По удачному выражению Грэхэма Кларка, «чтобы увидеть крупные вещи в целом, следует смотреть на них на расстоянии, и это именно то, что археология позволяет делать». Когда мы смотрим на общую панораму изобретений и новшеств в огромном, устанавливаемом только археоло-

гией масштабе пространства и времени, мы представляем, насколько обширно взаимодействие культур и сущностно культурное родство людей.

Изыскатели и собиратели направляют свои поиски вглубь и вширь. Когда археолог скрупулезно сравнивает образцы материала, найденного в разное время и в разных местах, составляет карты и детальные графики последовательности событий прошлого и их комбинаций, он ищет определенный порядок. Обнаруживают ли различные народы, населявшие один и тот же район в разное время, общие особенности в своей жизнедеятельности? Другими словами, в какой степени физические условия обитания влияют на развитие социальных институтов? Формы ли экономического производства в конечном счете определяют идеологию человека? Что можно извлечь из уроков истории, чтобы избежать ошибок прошлого?

Те широкие исторические и географические сравнения, которые могут быть сделаны в отношении того, как различные люди решали свои проблемы или как они ошибались при их решении, повышают шансы научной проверки теорий о человеческой природе и ходе человеческого прогресса. Так, например, решение вопроса о том, были ли культуры американских индейцев достаточно развиты вне зависимости от новшеств и идей, привнесенных Старым Светом, представляет не только академический интерес. Гончарное производство, ткачество, разведение растений и животных, обработка металла, письмо, математическая идея нуля — существовали в ряде мест Нового Света до Колумба. По мнению консервативных американских антропологов, эмигранты из Азии привезли в Америку исключительно косную культуру, при этом никаких значительных контактов между Старым и Новым Светом не было после того, как население Восточной Азии освоило техники ткачества и металлургии. Если археологи, этнологи и лингвисты смогут доказать, что эти изобретения были сделаны в самой Америке, тогда у нас появится уверенность, что, предоставленные сами себе,

только в силу своего биологического наследства, люди последовательно делают одни и те же шаги в создании своего образа жизни. Если принять это предположение, то социальное планирование и упорядоченное сохранение и передача знания не покажутся слишком важными. Прогресс наступит в любом случае, и на путях человеческого развития многого быть сделано не может. Если, с другой стороны, будет продемонстрировано, что, по крайней мере, идеи гончарного производства, ткачества, металлургии и тому подобных навыков были завезены из Старого Света, то решающее предположение о человеческой природе станет существенно другим. Человек видится исключительно подражателем и лишь крайне редко — действительным творцом. Будь это обстоятельство доказано, следовало бы спросить, что является той особенной комбинацией условий, которая вдруг и единожды создает экономическую и техническую основу городской жизни и таких, сделавших возможной современную цивилизацию, изобретений, как письмо.

Археологические материалы открывают очень много в экономическом состоянии, технологии, условиях обитания и даже социальной организации народа:

«Каменный топор, инструмент, характерный, по крайней мере, для части каменного века, является продуктом домашнего производства, изготовленный и использовавшийся всяким в замкнутой группе охотников и крестьян. Он не подразумевает специализации труда или обмена вне группы. Сменяющий его бронзовый топор является не только более совершенным орудием, но и предполагает более сложную экономическую и социальную структуру. Отливка бронзы — слишком сложный процесс, чтобы производиться кем-либо без отрыва от добывания для себя пищи или заботы о детях. Это работа специалиста, и, чтобы удовлетворить свои первичные потребности, такие как еда, таким специалистам приходилось полагаться на излишки, произведенные другими специалистами. Далее: медь и олово, из которых выплавлялся бронзовый топор, сравнительно редки и нечасто попадаются вместе. Либо один, либо оба эти

металла должны импортироваться. Импорт же этот возможен только при наличии некоего типа коммуникации и устойчивого обмена, а также излишка той или иной местной продукции, обеспечивающего бартер металла».

Гордон Чайлд

Итак, обширный анализ археологических свидетельств является надежным способом проверки некоторых марксистских теорий о соотношении между типами технологии, экономической структурой и социальной жизнью.

В принципе, археология подобна работе антропологов, описывающих жизнь живущих людей. Археология — это этнография и культурная история человеческого прошлого. Кто-то даже сказал, что «этнограф — это археолог, одухотворяющий свою археологию». А то, что при описании культур не делает этнограф, делает этнолог, прибегающий для этого к историческим терминам, иногда к помощи статистики и карт. Этнолог также изучает отношения между культурами и физической средой обитания, занимаясь такими темами, как первобытное искусство, первобытная музыка, первобытная религия. Фольклорист распутывает запутанный клубок мотивов, существующих как в письменных, так и бесписьменных культурах.

Вся эта деятельность имеет значение и для нашей жизни. На современную музыку и на графическое искусство повлияли исследования культур прошлого. Сразу после того, как первобытное искусство оказалось темой описания и серьезного изучения, у него нашлись подражатели и в нашей цивилизации, продемонстрировавшие возможности для его развития. Знание, накопленное этнографами в отношении географии, ресурсов, местных обычаев отдаленных земель, получило свое практическое применение во время войны, когда эти земли оказались в центре военного внимания. В январе 1942 года антропологу, которому случилось быть единственным человеком, кто когда-то провел какое-то время на одном из затерянных островков Тихого океана, приходи-

лось недосыпать неделями, отвечая на вопросы военных о пляжах, водных источниках и населении этого острова. Антропологи писали «руководства по выживанию», объясняя трудности, связанные с едой, одеждой, опасными насекомыми и животными, снабжением водой, правильными способами поддерживать взаимоотношения с местным населением в тех районах, которые они знали лучше других. На Версальской мирной конференции этнографы присутствовали в качестве экспертов-советников по вопросу о культурных границах Европы. Быть может, было бы к лучшему, если бы культурные границы рассматривались так же серьезно, как и политические.

Еще раз скажем: записные книжки антропологов являются всего лишь средством более широкого предназначения. Описание не ограничивается самим собою. Его первое назначение состоит в том, чтобы заполнить чистые страницы мировой истории в отношении тех живущих народов, которые не имеют письменных языков. Некоторое число хорошо документированных сведений в данном случае получено. Так, например, Полинезия была заселена сравнительно поздно. Общественные союзы, такие как кланы, появились в человеческой истории после долгого периода, когда семья и отряд составляли основу социальной организации. Некоторые народы Сибири представляют собой волну переселенцев из Северной Америки. Приблизительно прослеживаются и другие миграции.

Иногда существенно важной для данных реконструкций является историческая лингвистика. Например, мы находим группы племен на Аляске и в Канаде, на побережье Орегона и в Калифорнии, и даже на Юго-Западе, которые говорят на языках, близко между собой связанных. Предположительно, все эти племена когда-то жили на одной и той же территории. Но как происходила миграция — с севера на юг или с юга на север? Сравнение определенных слов, используемых одним из южных племен с подобными им словами на западном побережье и северными языками указывает на север-

ное происхождение. Слово, используемое в языке племени навахо для обозначения зерна, буквально означает «еду индейцев пуэбло». Очевидно, что сами навахо не выращивали маис, когда они пришли на Юго-Запад. Слово для обозначения тыквенного черпака имело более раннее значение «рога животного». Тыквы естественны для Юго-Запада, рога же важны для охотничьего населения лесов Севера . Основной смысл слова, обозначающего в языке навахо сеяние семян,— «снежинки, лежащие на земле». Загадочное церемониальное выражение, означающее: «пусть сонные весла оставят меня», гораздо более согласуется с канадскими реками и озерами, чем с пустынями Нью-Мексико и Аризоны. Таково же ритуальное описание совы — «несущей темноту в свое каноэ».

Взаимное соотнесение элементов описания с соответствующей исторической реконструкцией тоже является, однако, лишь средством ответить на более общие вопросы. Археологи и этнологи, например, объединяются в описании военной истории человечества. Фрейд и Эйнштейн в своей замечательной переписке обсуждали вопрос о неизбежности войн. Более научным подходом было бы исследование того, является ли война постоянным и повсеместным фактом человеческой истории. Если это так, это не доказывает, что Фрейд был прав для всех времен, так как некоторые устойчивые институты, такие как имущественное рабство, были удачно устранены. Кроме того, наличие существующих типов инструментов разрушения является новым элементом общей картины. Однако, если данные поддерживают предположение Фрейда относительно агрессивного инстинкта, то планирование сколь-либо скорейшего прекращения войн оказывается пустой тратой времени. Конструктивные усилия следовало бы в этом случае лучше всего направить на руководство агрессивными импульсами и постепенное сведение их к определенному уровню контролируемых вспышек враждебности между вооруженными группами.

Между тем, необходимого свидетельства в пользу этого нет. Известные сегодня факты демонстрируют, что точка

зрения Фрейда была излишне пессимистичной, так как принимала во внимание исключительно последние века европейской истории. Так, неясно, велись ли войны в позднем каменном веке. Определенные данные свидетельствуют, что война была неизвестна в раннем каменном веке в Европе и на Востоке. В поселениях отсутствуют сооружения, которые могли бы защитить их обитателей от нападения. Оружие, как кажется, также служило только средством охоты. Ряд выдающихся этнологов, сравнивая исторические данные, полагает войну не врожденным свойством человеческой природы, а извращением последней. Организованная наступательная война неизвестна у аборигенов Австралии. Некоторые районы Нового Света, похоже, были совершенно свободны от войн до прихода европейцев. Все эти утверждения в большей или меньшей степени обсуждаются специалистами, хотя большинство из них поддерживают лишь известные точки зрения. Что сегодня абсолютно ясно, так это то, что общественные устройства различных типов проявляют различную склонность к войне. Спектр таковых включает группы, от подобных индейцам пуэбло, которые на протяжении многих столетий почти никогда не вели наступательных войн, до таких групп, как индейцы равнины, видевших в сражениях высочайшую доблесть. Даже в тех обществах, которые превозносят агрессию, различия в одобрении ее форм весьма велики. Точно так же, как культура, концентрирующая общественное внимание на здоровье, может поддерживать это здоровье, запасая и распространяя его, так же и агрессивная культура может выражать свою агрессию в войне против соседей, во враждебности внутри групп, а может в соревновательной деятельности вроде спорта или во власти над природными условиями обитания.

Что означают рост и изменения культуры? В какой степени культуры создаются самими их носителями и в какой — за счет представителей других культур? Повторяет ли в каком-то смысле история сама себя или же история является, как однажды грустно заметил другу Генри Адамс, чем-

то вроде китайской пьесы — бесконечной и бессмысленной? В самом ли деле у истории есть циклы? Реален ли «прогресс»?

По мнению такого антрополога, тщательно изучавшего эти вопросы, как Р. Б. Дихон, в основе каждого нового факта культуры различима триада факторов: удобный случай, необходимость и творческий гений. Фундаментальные условия развития человеческой культуры возникают либо за счет случайных открытий, либо из сознательных усилий. Появление значительного количества людей, систематично и целенаправленно добивающихся новшеств, — особенность нашего времени. Усовершенствование изобретений происходит с огромной скоростью. Общее целое человеческой культуры кумулятивно. Мы как бы стоим на плечах тех, кто был до нас. Достижения Эйнштейна были обеспечены по крайней мере пятью тысячелетиями коллективных усилий. Теория относительности прослеживает свою генеалогию от неизвестного охотника, положившего начало открытию абстрактных чисел своими зарубками, от месопотамских жрецов и торговцев, обратившихся к умножению и делению, от греческих философов и мусульманских математиков.

Существует несколько примеров совершенно не зависящих друг от друга изобретений. Ближайшая иллюстрация такого рода — разработка одной формы математического исчисления Ньютоном и Лейбницем в XVII веке. Часто приводимые примеры из недавнего прошлого, такие как радио и аэроплан, представляются в данном случае несколько иными, так как и то и другое изобретение обязаны целому ряду предварительных изобретений, которые благодаря современным условиям коммуникации были равно известны обеим сторонам.

Появление идеи математического нуля в Индии и Центральной Америке могло бы стать впечатляющим примером, но должно быть оставлено как пока еще недоказанное. Использование народностью хопи каменного угля представляется более определенным. Существует несколько приме-

ров, чье совпадение демонстрируется совершенно различными культурными обстоятельствами. Пистон для зажигания появился в Южной Азии где-то во времена античности. В Европе он начал производиться в девятнадцатом веке благодаря экспериментам физиков. Очевидное сходство требует внимательного рассмотрения. Легко сказать, что «пирамиды существуют и в Египте, и в Новом Свете». Однако египетские пирамиды остроконечны и использовались только как гробницы. Пирамиды же майя были плоскими и служили либо храмами, либо алтарями.

Чтобы произошло открытие или изобретение, необходимо наличие определенного рода культурных и ситуационных условий. Несомненно, что многие изобретения оказались сделанными впустую потому, что они не соответствовали нуждам своего времени, или потому, что к самим изобретателям относились как к никчемным людям. Когда Грегор Мендель сделал свое важное открытие принципов наследственности, оно осталось невостребованным в течение многих лет и было похоронено в нечитаемом журнале. Если бы Мендель не жил в письменной культуре, факт его открытия был бы неизвестным и сегодня. Открытие сегодня может сохраниться в виде публикации до своего практического применения. ДДТ был исследован в 1874 году, а использован в качестве инсектицида в 1939-м. Аналогичным образом, открытие может быть сделано, но не доведено до конца. Греки эллинистического периода знали принципы парового двигателя, однако использоваться он стал лишь в наше время. Социальные и экономические условия не способствовали его разработке. При этом в целом греческая культура оставалась интересной своими людьми — но не машинами.

Многие культурные явления, которые мы именуем одинаковым образом, на самом деле обнаруживают довольно смутное единство в отношении своей общей функции, но не в плане структурных особенностей. Для некоторых случаев (например, клана, запретных систем родства, феодализма,

тотемизма) возможно разнообразие причин и факторов происхождения. Очень соблазнительно драматизировать культурное развитие, выделяя какую-то одну дату и одного изобретателя. Великие интеллектуальные достижения, такие как письмо, вероятно, были порождены подсознательными усилиями многочисленных людей, и, возможно, нашли свое первое применение благодаря случаю или игре. В удачном ситуативном контексте спонтанное новшество отдельного человека поддерживается другими людьми. Только после многих попыток и последующих «изобретений» письмо обрело свое прогрессивное развитие и достигло той упорядоченности, когда наблюдатель мог бы сказать: «Да, теперь у нас имеется письменный язык».

Распространение изобретения за пределы группы, где оно было сделано, антропологи называют диффузией. Диффузия табака и алфавита, других элементов культуры сейчас прослежена чрезвычайно подробно. Принятие или отвержение новшеств зависит от многообразных факторов, ведь и сам контакт может представлять собой форму торговли, миссионерской деятельности или печатного слова. Наиболее очевидным фактором является, конечно, необходимость. Имея рис, китайцы не были особенно привлечены картофелем. Англичане употребляют в пищу листья свеклы, а корнеплоды скармливают свиньям и быкам. Европейцы возделывают маис в качестве корма для скота; африканцы очень быстро стали поборниками кукурузы и даже включили блюда из кукурузы в свой ритуал. В данном случае фактором выступает общее соответствие уже существующим культурным моделям. Религии, ставящей во главу угла мужское божество, нелегко прижиться у народа, где традиционные почести воздавались женским образам. Некоторые культуры гораздо более устойчивы к разным типам новшеств, чем другие. При этом культурная общность, уже имеющая традицию самостоятельного существования, будет много более восприимчивой, если она дезорганизуется в результате голода или военного вторжения. Силы, обеспечивающие со-

противление к изменению, ослабляются. Подобным же образом, можно заметить, что внутри хорошо интегрированного общества, представители которого оказываются не у дел, обычно большая склонность к принятию иностранных моделей. Или же, если вождь или царь находит новую религию созвучной своему собственному темпераменту, это может резко ускорить культурное изменение.

Заимствования всегда выборочны. Когда индейцы племени натчез из района Миссисипи вступили в контакт с французскими торговцами, они нашли применение ножам, кастрюлям и огнестрельному оружию. Они научились пожимать руки наподобие европейцам. Они сразу стали разводить кур, хотя и по другим, отличным от европейских, методам. Вопреки распространенному мнению они отвергли спиртное. Одно племя в западной Канаде восприняло хорошо известный фольклорный сюжет «Муравей и кузнечик», но при этом совершенно изменило его мораль в соответствии со своей собственной и уже устоявшейся культурной моделью.

Иногда внешняя форма сохраняется без изменений, но содержание, ею выражаемое, носит совсем другой смысл. Так называемый комплекс духов-защитников распространен среди многих племен на западе Северной Америки. В одном племени это часть церемоний юношеских инициаций, в другом — основа шаманской практики, еще в одном — кланового единства. Иногда культурное заимствование изменяется в сторону его улучшения. Так греки заимствовали консонантный алфавит финикийцев и добавили к нему гласные.

Некоторые культурные элементы характеризуются более быстрым распространением, чем другие. В целом, материальные объекты распространяются быстрее, чем идеи, так как лингвистический фактор в данном случае роли не играет, и также потому, что идеи требуют более глубоких перемен внутри сложившихся ценностных моделей. Бывают, впрочем, и исключения. Индейцы района Плато оказались более восприимчивыми к католицизму, чем к европейской матери-

альной культуре. Женщины, в целом, в большей степени противятся культурным изменениям, чем мужчины, быть может потому, что вплоть до последнего времени они имели гораздо меньше контактов с внешним миром.

Дихон сравнивал культурную диффузию с распространением лесного пожара. В зависимости от направления ветра, относительной сухости различных пород древесины, наличия водных или других преград, огонь распространяется различным образом от места своего возникновения. Он может перескочить весь лес и переброситься с неукротимой яростью дальше. Таким же образом обширная диффузия часто оказывается прерванной. Если народ мигрирует, то диффузия охватит весь комплекс каких-либо культурных явлений. Если заимствования распространяются исключительно посредством контактов отдельных людей или благодаря книгам, то их переплетение также может подвергаться диффузии, но диффузии скорее логической, когда заимствуется весь комплекс: например, лошадь, седло, узда, шпоры, плеть.

Ральф Линтон подсчитал, что из используемых людьми материальных объектов не более десяти процентов представляют их собственные изобретения. Эта пропорция устойчиво сокращается в условиях современной коммуникации. Недельное меню в американском доме может запросто включать в себя курицу, впервые одомашненную в юго-восточной Азии; оливки из района Средиземноморья; кукурузный хлеб — растительную еду американских индейцев, изготовленную по их же рецепту; рис и чай с Дальнего Востока; кофе, возделывавшийся, вероятно, в Эфиопии; цитрусовые, впервые окультивированные в юго-восточной Азии, но попавшие в Европу через Средний Восток; и, быть может, перец чили из Мексики. Особенности в обычаях питания определяются историческими случайностями и первоначальными контактами: индейцы Канады пьют чай, а индейцы Соединенных Штатов — кофе.

Ход культурной эволюции схож и отличается от эволюции биологической. В культурном изменении неожиданные

рывки напоминают внезапные изменения внутри наследуемых материалов, то, что биологи называют мутацией. В самом деле, Чайлд утверждает, что внезапные культурные сдвиги обладают эффектом, схожим с биологическим эффектом органических мутаций. Обретение экономических возможностей в добывании пищи создало предпосылки не только для оседлой жизни и специализации труда, но и для значительного роста населения. Чайлд усматривает не менее пятнадцати основных форм культурной мутации, лежащей в основе того, что мы называем «городской революцией». Нет никакого другого ряда событий в известной нам истории, который был бы столь впечатляющим, как этот взрыв творческой активности. Достижения Египта и Вавилона, изображающие в наших учебниках основы современной цивилизации, бледнеют в своей сравнительной незначительности, ведь они дали всего лишь два первостепенных изобретения: десятеричную систему счета и водопровод.

Точное время и место важнейших открытий, способствовавших одомашниванию животных, выращиванию растений, развитию гончарного производства, изобретению плуга, ткачества, серпа, колеса, выплавки металла, паруса, архитектуры и всего остального, остается сомнительным. Все они появились вместе около третьего тысячелетия до н. э. в Египте, Палестине, Сирии, Северной Месопотамии и Иране. Наиболее ранняя из устанавливаемых дат доместикации животных и существования гончарного производства датируется 5-м тысячелетием до н. э. Колесо не было известно ранее 3-го тысячелетия. Все эти даты могут быть сдвинуты новыми открытиями в еще более ранние времена. По мнению некоторых авторитетных специалистов, общий комплекс этих открытий будет со временем приурочен в своем происхождении примерно к 7-му тысячелетию до н. э. — плюс или минус тысячелетие. Первые образцы этих открытий относятся ко времени, когда технология и экономика, по всей видимости, уже миновали свои самые ранние этапы. Переход от собирательства к производящему хозяйству является, быть