Сознание. работа с сознанием. теория и метатеория. язык. интерпретация 4 страница

Когда мы говорим о том, что "состояние сознания" по преимуществу несодержательно, то, говоря о тех психических процессах, которые являются объектом науки психологии и о которых мы говорим как об условных дубликатах сознания (говоря тем самым о сознании как своего рода универсальном дубликате психических объектов, феноменов и процессов), мы предполагаем, что состояние сознания, как вводимая нами категория, несодержательно по преимуществу. Соответствующие же психические явления, служащие объектом науки психологии, - содержательны, вернее, могут быть содержательны (могут быть и несодержательны), во всяком случае они не являются несодержательными по преимуществу. Когда мы говорим о несодержательности состояний сознания, мы не имеем в виду оппозицию формы содержанию. Состояния сознания ни в какой мере не могут быть мыслимы как какие-то формы, в которых сознание могло бы содержательно реализоваться. Здесь несодержательность фигурирует как чисто негативное качество, и вот в

[63]

связи с этим, а также в связи с последующим нашим рассуждением о структурах сознания, которые по преимуществу содержательны, следует заметить, что состояние сознания может быть определенным образом приурочено к конкретному содержанию. Более того, в принципе возможна классификация состояний сознания (при невозможности классификации сферы сознания), которая может носить как психологический или логический, так и содержательный характер (то есть, когда нам дано первично определенное содержание, то этому содержанию может соответствовать определенное состояние сознания). Тогда этому содержанию мы приписываем свойства сознания, но само это свойство мы определяем независимо от содержания.

Мы думаем, что тому факту, что мы пытаемся понять сознание, соответствует ряд индивидуальных состояний сознания, в данном случае - наших. Но мы можем безусловно выявить и более конкретное соответствие - мы можем вообще представить себе, что любое мыслимое содержание, скажем, содержание типа: "все, что имеет место, имеет некоторый смысл", или "все, что имеет место, не имеет смысла", либо любое другое, вычленяемое текстуально содержание - мы можем соотносить с определенным состоянием или с определенными состояниями сознания. Речь здесь идет не о каких-то однозначных соотнесениях (одному и тому же содержанию может соответствовать несколько состояний сознания, либо ряду содержаний может соответствовать одно состояние сознания), но о принципиальной возможности такого соотнесения. Сколь это ни странно, на эту идею интуитивно ориентируются психиатры последних 60 - 70 лет (поскольку, разумеется, это доступно неразвитому психиатрическому мышлению нашего времени), но в психиатрии это соотнесение всегда фигурирует однонаправленно, психиатр рассматривает какое-то конкретное содержание, относящееся к поведению человека, к мышлению человека, и от

[64]

него идет к каким-то общим патопсихологическим характеристикам, связанным с сознанием.

В метатеории сознания такое соотнесение должно быть всегда обоюдным, такая соотнесенность существует, но мы не можем никогда с определенностью сказать, что такое-то содержание соотносится с каким-то одним состоянием или какое-то одно состояние соотносится с каким-то одним содержанием. Неопределенность господствует всегда, когда речь идет о конкретизации состояний в смысле содержания или о конкретизации содержаний в смысле состояния. Оговорим здесь еще одно обстоятельство чисто психологического свойства. Мы можем мыслить какие-то содержания (когда речь идет о состояниях сознания) как определенные типы. Хотя мы говорим о состояниях сознания в смысле приуроченности к личности, к индивиду, и хотя мы их соотносим с содержанием, подчеркивая тот факт, что сами они несодержательны, но при этом всегда имеем в виду, что соотнесенность с личностью психических состояний (ориентированных на содержание) ни в какой мере не может говорить о соотнесенности с "личностью" этих содержаний. Сами по себе эти содержания, так сказать, не личностны, и не только потому (как мы увидим в дальнейшем, когда речь пойдет о чисто содержательной категории "структура сознания"), что они могут до бесконечности повторяться, что они антиисторичны, генетически не интерпретируемы, но еще и потому, что эти содержания анонимны, и поэтому могут нами трактоваться как, условно говоря, типы текстов.

Это очень трудно понять, как потому, что чисто лингвистически такие конкретизации всегда кажутся в высшей степени чуждыми сознанию, так и потому, что мы вообще не привыкли думать подобным образом. Но мы можем представить себе одно состояние сознания, в котором будут все содержания, или сознание одного, в котором будут все содержания, или состояния многих, в кото-

[65]

рых будет одно и то же содержание [хотя последнее возможно только тогда, когда мы отправляемся в нашем рассуждении не от состояния сознания, а от содержания, то есть когда речь будет идти уже о структуре сознания].

Нам необходимо понять состояние сознания как формальное понятие не в смысле противоположности содержанию, а в смысле независимости от любого мыслимого содержания. Свойство сознания "имеется у содержания", если содержание "находится" в состоянии сознания. И тем самым мы уже вводим состояние сознания формально: "сознавать" значит "быть формой сознания" или, вернее сказать, "осознавать" значит "быть формой". [Отправляясь от этого положения, мы можем теперь ввести понятие "текста сознания", не боясь лингвистических и психологических аналогий и ассоциаций.]

Впрочем, само отсутствие содержания тоже может явиться в некотором роде соотнесенным с определенным состоянием сознания. Определенное содержание мы оцениваем и позитивно и негативно. Мы уже говорили о независимости и равноценности негативного и позитивного случаев, когда речь идет о сознании. Когда содержание отмечено знаком минус, и мы говорим, что содержания нет, то мы можем также представить себе определенное состояние сознания, ориентированное на это "нет" по отношению к содержанию. Должны существовать и такие состояния сознания, которым соответствует отсутствие какого-либо осознаваемого и называемого содержания. В принципе можно было бы сказать, что текст как содержание есть "нечто читаемое сознанием". Чтение текста и есть в некотором роде состояние сознания. Но именно потому, что мы вводим понятие "состояние сознания" как конкретизацию, относящуюся к чему-то бессодержательному, мы тем самым имеем в виду какую-то совершенно особую сторону текста. В этом смысле состоянием сознания является такое чтение текста

[66]

сознания, или точнее, чтение такого текста сознания, который возникает в акте самого чтения. То есть состояние сознания не есть чтение текста, который дан до или независимо от состояния сознания. Само состояние сознания есть такая сторона (или свойство) текста, которое возникает, существует в акте самого чтения текста. Текст складывается самим чтением текста, и эта сторона или свойство текста, или такой текст, есть фактически состояние сознания, есть конечная, вспыхивающая связь, замыкание осознающего с осознаваемым, или какой-то ситуации "осознающего - осознаваемого". И то, что появляется в акте осознавания этого что-то, и есть состояние сознания.

В принципе, состоянием сознания может быть любое явление, событие или обстоятельство, которое индуцировало включение индивидуальной психики в содержательность сознания. Но поскольку такое включение уже произошло, индуцировавший его фактор теряет свое содержание. [Метафорически говоря, его содержание "растворяется" в состоянии сознания.] Именно поэтому мы исходим из положения о полной неопределенности (и произвольности) этого фактора (в смысле его содержания) в отношении сознания (но не в отношении психики!).

Безусловно, что на каком-то ином уровне возможна социология сознания или какой-то социологический ход в самой метатеории сознания, где сознание может быть интерпретировано как социально рожденный, социально возникший феномен. От такой возможности мы здесь специально отвлекаемся, потому что тогда сознание нельзя было бы как-то объяснить, истолковать отдельно, обособленно от проблемы коммуникации. Но, тем не менее, мы отдаем себе отчет в том, что мы саму интерпретацию сознания все же истолковываем как автокоммуникацию по преимуществу; "состояние сознания" предполагает возможность интерпретации сознанием психики как самого себя.

[67]

Возьмем такой тривиальный случай: если у 20 человек мы наблюдаем состояние сознания, которое мы считаем одним и тем же, то это могло бы предполагать определенную коммуникацию этих состояний в пространстве или это будет предполагать определенную коммуникацию содержания. Мы категорически выступаем против такой постановки вопроса, потому что никакое содержание не коммунициpуется как сознание. Сознание постоянно должно возникать. Коммуницируется нечто другое. А если нечто коммуницируется, то оно - не сознание. И в данном случае нас вообще не интересует проблема объективной коммуникации, без которой не существует ни современное лингвистическое понимание текста, ни теория информации в целом.

Таким образом, возвращаясь к нашему пониманию текста, мы можем его сформулировать следующим образом: текст - это некоторая длительность содержания, ориентированная на некоторое состояние сознания. А последнее мы вводим вне какой-либо принципиальной оппозиции. Состояние сознания не противостоит содержаниям, соотнесенным с ним, о которых шла речь до сих пор.

I. МЕТАТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ О СОЗНАНИИ

СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ

Теперь мы переходим к третьей основной категории метатеории сознания - "структуре сознания". Нам представляется, что структура сознания будет содержанием, абстрагированным от состояния сознания, то есть от того первоначального условия, которое мы ввели, когда вводили понятие "состояние сознания", а именно, что оно есть нечто, не существующее вне приуроченности к индивиду. Структура сознания принципиально не-индивидуальна. Структура сознания может быть названа содержанием и может быть названа формой, частично по-

[68]

крывая то, что в некоторых философских течениях и школах называется "формой сознания".

Структура сознания представляется нам каким-то чисто "пространственным" образом существования сознания. Когда мы говорим, что сознание существует, то представляем себе, что существует ряд совершенно конкретных явлений сознания, мыслимых как конкретно различные или одни и те же в отношении содержания. Допустим, такой элементарный случай: несколько человек высказывают какую-то общую идею, этим давая нам возможность обнаружить какие-то "одинаковые тексты". Эти несколько человек могут жить одновременно, или они могут жить в разные века или в разных тысячелетиях, или, можно сказать так: какие-то "тексты сознания" прочитаны в разное время и в разных местах. И этим предполагается, что как факт сознания они одинаковы, ибо у нас нет оснований с точки зрения содержательного подхода к тексту в этом сомневаться. Мы не знаем, кто прочел, но мы знаем, что прочитано. Или, говоря метафорически - "сознание прочитало сознание". Нам важно, что прочитало сознание и что оно прочитало. Тут предполагается и определенная длительность этого содержания. И когда у нас есть ряд таких текстов, то мы можем сделать один элементарный вывод, что такого рода текст "вообще есть", - не то, что он возникает в "разных местах, в разное время, а что он - "есть".

Мы говорим: текст, а не тексты, потому что, если мы считаем их одинаковыми с точки зрения нашего подхода, то у нас нет основания говорить: "тексты". Ведь математик не говорит: "числа 5", но говорит "число 5", хотя оно может фигурировать в тысячах и миллионах случаев, связанных с различными прагматическими, временно-пространственными ситуациями. Мы можем сказать: вот существует такой факт сознания, предполагая определенное содержание. Но это еще не есть структура сознания. Мы говорим, что нечто здесь существует, и на это суще-

[69]

ствование длительности содержания сознания в каких-то случаях можем накладывать определенные рамки, то-есть в каком-то смысле мы можем говорить, что существует определенный текст сознания, и в то же время, если мы про какой-то текст говорим, что он существует, у нас есть некоторые основания думать, что в этом месте существует сознание. Это во-первых. Что в этом месте не существует другого текста сознания - во-вторых. И что есть место, где этого текста сознания не существует - в-третьих. (Здесь можно было бы добавить четвертое: этот текст сознания должен существовать.) [Так начинается привыкание мышления к подходу к сознанию как материалу другого мышления.]

Мы можем сказать, что эти содержательные факты сознания дискретны, что они дискретны не столько по отношению к ничему, то есть к тому, где нет сознания, и не только по отношению к перебиву другими фактами сознания, но что они дискретны в самих себе, то есть как одинаковые, но отдельные факты. Когда мы говорим, что есть факт сознания, это не означает (как в случае, когда речь шла о состоянии сознания) пространственно-временной непрерывности, потому что когда он есть, то это не означает ничего более того, что "он есть". Под "есть" мы предполагаем, что он "есть" в данный момент, когда мы говорим, что он есть, и что у нас нет основания полагать, чтобы в какое-нибудь другое время (когда об этом зайдет речь в нашем метарассуждении) его бы не было. Но мы не рассуждаем непрерывно и не осознаем непрерывно. Дискретность своего сознательного существования мы произвольно накладываем на факт содержательности сознания.

Все то, что мы сейчас сказали, само по себе не говорит о том, что этот факт сознания реально существует в пространстве, но нам удобно говорить о нем, как о "как бы существующем" в каком-то пространстве. Само пространство может осознаваться как содержательное явление

[70]

сознания. Содержательный факт или содержательный материал сознания есть некоторое пространственное расположение самого материала сознания - не в том смысле, что сознание "в" пространстве, а в том, что само это сознание (как структура сознания) есть определенное пространственное расположение относительно самого себя. Сама структура сознания есть определенная пространственная конфигурация. Сама по себе она есть некоторое пространство. [И в этой связи мы решились бы сказать, что "пространство есть структура сознания" в том смысле, в каком Жан Гебсер говорит, что "время есть феномен психики".]

Мы говорим о каком-то факте сознания как о структуре в том смысле, что он может обладать определенной сложностью, то есть он может содержать в себе известное разнообразие. Мы говорим: "где-то есть факт сознания", "где-то есть один факт сознания, а где-то совсем другой". Наши размышления о факте сознания сами по себе есть размышления о структуре сознания. Он факт, пока мы не наделили его этим последним важным свойством - внутренней сложностью, в отличие от однородности состояния сознания. Именно поэтому он может быть расчленен в процессе метарассуждения иначе, чем он расчленяется в личностной, культурной, индивидуальной конкретизации, а также в любой другой: социальной, технологической, математической, лингвистической и т. д. И метарассуждение, расчленяющее, структурирующее материал сознания, будет предметно иным, потому что оно есть некоторый самостоятельный предмет, и с некоторой точки зрения наше расчленение будет опосредствующим по отношению к другому расчленению, которое произвел бы сам человек, попадающий или попавший в ту или иную структуру сознания.

Мы в момент нашего метарассуждения о структуре сознания не имеем возможности оценивать наше понимание сознания с точки зрения понятия структуры, но

[71]

мы можем утверждать, что содержанию такого факта сознания, каким является в данный момент наше рассуждение о сознании, соответствует известное состояние сознания. Когда мы рассуждаем о нашем понимании сознания, то сами не знаем в какой структуре сознания мы находимся, и если бы мы знали, то тем самым автоматически находились бы уже в другой структуре сознания, чем та, в которой мы излагаем нашу метатеорию создания.

"Факт сознания", когда мы отличаем его от структуры сознания, может полагаться равноценным понятию "случившееся сознание". Как "случившееся", сознание не может быть нами в каждый момент схвачено в метарассуждении. Спрашивая - является ли указанное случившееся сознание содержательным, является ли оно структурой сознания, мы знаем, что в этом случае отпадают такие наложенные ранее ограничения, как например, "есть факт сознания или нет факта сознания". Мы считаем, что "есть", потому что мы сейчас в некотором роде сопричастны этому факту, но мы не можем говорить о структуре сознания всегда, когда говорим о факте сознания, потому что структура сознания обязательно предполагает внешнюю отчлененность и внутреннюю расчлененность. Мы же не способны, в силу известного правила дополнительности в наблюдении, одновременно переживать факт сознания и в его определенной структурности: может быть, тогда бы мы оказались уже в другой или третьей структуре; или мы бы вообще вышли из области структуры сознания в область случившегося сознания, которое нами не может быть структурировано. Поэтому мы не можем сказать, что где существует факт, там существует структура сознания, ибо мы не можем к каждому факту сознания прилагать интерпретацию структурированности. Мы лишь предполагаем, что содержательность сознания может выступать в качестве структур. Понятие структуры со-

[72]

знания позволяет нам компромиссно в "условиях дополнительности" стать на путь объективного описания того, что мы в начале нашего рассуждения договорились не считать объектом.

Говоря о структурах сознания в их соответствии с текстами, включая сюда вербальные, письменные и т. д., мы не можем сказать с определенностью, о какой именно структуре сознания идет речь. Можно рассуждать так: существует нечто, что мы называем структурой сознания. Допустим, мы предлагаем текст: "мы осознаем то обстоятельство, что мы когда-нибудь умрем, осознавая при этом и то обстоятельство, что мы не знаем, когда это случится, и осознание этого обстоятельства лишает первую его часть чисто психологической достоверности". И мы говорим: "мы считаем это структурой сознания". Поскольку мы ввели понятие "структура сознания", это уже наше дело считать, что является структурой сознания, а что не является. Но мы при этом не можем утверждать, что находимся в этой структуре сознания. Это можно сказать (недостоверно) про другого, но не про себя.

Про себя этого нельзя сказать в двух смыслах. Во-первых, потому что мы тут же неизбежно переходим в метаструктуру, которая не равна структуре. Это есть вторичное, третичное, четвертичное осознание сознания (и ему, очевидно, соответствует и особое состояние сознания). Во-вторых, мы не можем быть уверенными, что находимся именно в этой структуре, в силу того факта, что мы сейчас осознаем нахождение в этой структуре, попадая благодаря этому осознанию уже в другую. Поэтому эмпирическое утверждение о каком-то факте (или тексте) сознания, что он является структурой сознания, может иметь место только в объективном плане. Ведь мы в принципе могли бы сказать, что может быть задан какой-то "список" структур сознания, но мы не можем сказать в каждый данный момент - в какой части, в какой точке этого списка мы находимся.

[73]

Теперь возвращаемся опять к одной из первоначальных характеристик структур сознания. Итак, какие-то факты мы можем рассматривать как структуры сознания, какие-то как разные структуры сознания, какие-то факты как относящиеся к структуре сознания, какие-то как не относящиеся к структуре сознания (если мы ставим вопрос в общей форме). Является ли этот факт этого рассмотрения сам структурой сознания или нет? По-видимому, мы можем иметь дело не только с разными структурами, но и с разными фактами сознания, разными в их отношении к структуре. О каком-то факте мы можем сказать, что это - структура сознания, о другом - что это не структура сознания, хотя последний в определенных прагматических ситуациях может фигурировать как структура сознания. Это именно то, что можно было бы назвать псевдоструктурой сознания. Здесь, как об этом уже говорилось вначале, невозможна теория, и мы не можем заранее предсказать структуру сознания, даже рассматривая при этом относительно большой текст. Мы можем этот текст определенным образом сегментировать, дробить, членить. И мы можем сказать, что текст этот поддается описанию на уровне структур сознания, или, что в нем поддается такому описанию и ч т о нет.

Итак, не зная заранее всего, что относится к структуре сознания, мы договорились, что какие-то факты есть структуры сознания; или что некоторые факты мы можем представить себе в некоторых прагматических ситуациях играющими роль структур сознания. Скажем, относительно такого примера, как "человек смертей", мы предполагаем, что это - структура сознания. Но понятие "человек" не является структурой сознания по преимуществу; оно является фактом сознания, но оно не является фактом, который будет давать нам при многочисленном повторении во времени и пространстве основание считать себя одним и тем же, то есть считать себя структурой сознания. Мы его называем одним и тем же фак-

[74]

том сознания исключительно в силу одинаковости его лингвистической обозначенности (когда такие тексты оказываются в пределах одного и того же естественного языка). Таким образом, если мы говорим, что существует структура сознания в применении к "человеку" (в нашем примере), то имеем в виду, что человек является структурой сознания лишь как набор признаков или в содержаниях типа "человек смертен".

"Человек" может иметь отношение к структуре сознания, почему мы это и называем псевдоструктурой сознания. Возьмем, наконец, для примера третий факт сознания - "Я". Его еще труднее объективно квалифицировать с точки зрения сознания, ибо признаки "Я" относятся к совершенно другой плоскости, чем признаки "человека", не говоря уже о плоскости, в которой фигурирует структура "человек смертен".

"Человек" или "человек смертен" фигурируют на уровне структур сознания, а признаки "Я" фигурируют на уровне вторичных образований сознания, то есть тех, которые конструируются из материалов первичных структур сознания. И когда человек говорит: "мое Я этому чуждо", он использует некоторые псевдоструктуры сознания, потому что "Я" не существует как структура сознания, но соответствует определенному состоянию сознания. Напомним при этом, что состояние сознания не обязательно должно соответствовать структуре сознания. Оно может соответствовать псевдоструктуре сознания или не-структуре сознания, или факту сознания, или ничему. Но мы здесь условимся считать, что факты и структуры сознания не могут быть обратно соотнесены состояниям сознания. Даже если мы рассматриваем конструкцию "Я" как иллюзорную по отношению к материалу, заданному структурой сознания, то сама эта иллюзорная конструкция имплицирует определенное состояние сознания.

Мы договорились, что эмпирически найденный факт сознания мы в общем случае не можем однозначно соот-

[75]

носить со структурой сознания. Мы не можем также и само наше метарассуждение соотнести с определенной структурой сознания. Но каждый этап нашего метарас-суждения является, с одной стороны, фактом сознания, а с другой, что особенно важно, - соответствует определенным состояниям сознания. Таким образом, становится возможным представление о своего рода обратной семиотической связи: структуры сознания, отсутствия структур или фактов сознания на данном этапе нашего мета-рассуждения могут полагаться знаками состояния сознания. Но не наоборот, мы не можем идти от состояния сознания к содержательности сознания. В этом смысле содержательность мы рассматриваем как постоянную возможность состояния сознания.

Мы можем представить себе и условную семиотическую классификацию сознания: что-то в сознании мы могли бы полагать знаком чего-то другого. В частности, внутри структуры сознания можно вычленить какой-то атомарный факт, который, будучи нами воспринят отдельно, будет фигурировать как знак этой структуры. Но и тут не будет однозначной связи.

Мы не будем здесь спорить с привычной идеей, что все мыслимое генерируется психикой, потому что мы не занимаемся психикой, - мы занимаемся только сознанием. Но если мы отказываемся от гипотезы психического субстрата сознания (в нашем рассмотрении он не фигурирует), то обязаны отказаться и от тех прагматических навыков и эстетических образов, которые связаны с идеей генерации, и прежде всего от одного пространственного образа, который присутствует почти во всех текстах, где соотносится человек и какой-то акт сознания. Человек включает факт сознания в какую-то пространственную физическую (на самом деле "псевдофизическую") сферу своего "я". Он говорит: "у меня родилась мысль", "я нечто придумал", "в моей голове возникла идея". Нам было бы интересно, потому что мы

[76]

отказываемся от идеи генерации, предложить своего рода инверсионный "антиобраз". Если мы будем говорить не "у меня возникла идея", а "я возник в идее", не "я придумал нечто", а "я оказался в нечто", "я оказался в мысли о чем-то", "я оказался внутри какого-то факта сознания", то это может "эстетически" помочь привычке к другому подходу, помочь чувственно воспринять мыслительные конструкции, к которым мы хотим приучить себя интеллектуально, помочь развитию новых рефлексивных навыков. Поскольку мы исходим из факта сознания как в некотором роде "топологического понятия", понятия, связанного с местом и пространством, постольку мы можем представить себе психику как существующую "отдельно" (психики дискретны - психика "моя", "другого человека" и т. д.), как оказывающуюся внутри каких-то фактов или структур сознания. Но это опять-таки предполагает, что психики могут оказаться и вне структур сознания вообще. Данная психика может быть в нескольких структурах сознания, может быть в одной или в другой структуре сознания. Естественно, "психика" при этом будет фигурировать как чисто условное обозначение псевдоструктуры сознания, наподобие "Я".

В разъяснении того, что такое структура сознания, можно идти от одной детали нашего истолкования состояния сознания. Состоянием сознания можно называть то, что "интерпретировано" и "дано как присутствие", то есть иначе говоря, состояние сознания может рассматриваться как продукт интерпретации или переживания сознанием индивидуальных психических механизмов. Или, употребляя другое эквивалентное этому выражение: сознание может "захватываться" этими механизмами. Феноменологически же явление сознания можно интерпретировать как восполнение нашего знания о психике. "Объект" и "субъект" тогда будут существовать лишь как разные случаи интерпретации сознанием этих психи-

[77]

ческих механизмов. Оппозиция "объект - субъект", с этой точки зрения, может быть нами разъяснена как одна из структур сознания. И в этом смысле может быть рассмотрена не только проблема сознания, но и проблема бессознательного. И тогда бессознательное будет выступать как "выполнение" сознания в другом (в данном случае - психофизиологическом) материале.

И в связи с этим мы опять возвращаемся к тому, о чем уже говорили: сознание есть такой текст, который возникает актом чтения этого текста, который сам себя обозначает, который отсылает к самому себе. Эта самоотсылка снова становится текстом до бесконечности. И отсюда - переход к структуре сознания. Структура сознания - то содержательное, устойчивое расположение "места сознания", которое обнаруживается в связи с состоянием сознания, с точки зрения сферы сознания. То есть, если мы взглянем на состояние сознания со стороны сферы сознания, то мы в состояниях сознания можем увидеть, вычленить, выявить отсылки к структурам сознания. К этим структурам сознания применимо все то, что говорилось выше, а именно, что они могут быть, могут не быть и т. д. Структуры сознания дискретны в пространстве и недискретны во времени, в отличие от декартовой топологии пространства. Структура сознания есть фактически внеличностное, квазипредметное состояние бытия. Говоря метафорически, структура сознания есть некоторое "заделывание дыр бытия", "дыр", оставляемых причинно-следственными агрегатами. В этой квазипредметно структурированной "дыре" (которая другой структуры не имеет, потому что она дыра) есть целостные структуры сознания.

И здесь важно подчеркнуть следующую мысль, касающуюся способа бытия, жизни структуры сознания. Структура сознания рассматривается нами как нечто та-

[78]

кое, к чему не применимы понятия возникновения и уничтожения. Структуры сознания не возникают и не уничтожаются, данной структуры сознания может не быть в том или другом месте, или вообще может не быть той или другой структуры сознания. Но если она есть, то мы не можем уже говорить о том, что она возникла или исчезла. Мы можем говорить, что сознание ушло из какой-то структуры сознания, покинуло эту структуру и, может быть, мы это сознание засечем потом в какой-нибудь другой структуре сознания, но мы ничего не можем сказать о судьбе предшествующей ей или другой структуры сознания, из которой сознание ушло или которая была покинута сознанием. Кстати говоря, раз мы строим метатеорию сознания с учетом условий дополнительности наблюдения, то мы здесь должны говорить лишь о новом сознательном опыте, а не о рождении и исчезновении структуры сознания. В отличие от сознания вообще, структуру сознания мы должны рассматривать в виде некой исконнозаданности, может быть, даже ограниченной конечным по своему классификационному ряду материалом, который мы "берем взаймы" и здесь разрабатываем (под "мы" имеется в виду технический механизм нашей работы). Мы богаты чем-то взятым взаймы. Скажем, на этом взятом взаймы мы строим конструкцию "Я". На этом взятом взаймы мы строим мифологию "начала" или "конца" мира и т. д. Так вот, сознание может покидать мифологическую, научную или даже языковую систему. Метатеоретический характер самого понятия структуры сознания можно разъяснить, сопоставив его с конструкциями типа "Я". Конструкции этого типа, с точки зрения нашего метода, приближаются к идеологическим конструкциям*. Они, если их рассматривать