Бихевиоризма. его заслуги и недостатки 4 страница

Таким образом, то, что вошло в ваше сознание, яв­ляется действительно интегральным продуктом предше­ствовавшего процесса. Однако вы не имели четкого пред­ставления о ходе последнего. Вы знали только то, о чем думали и что переживали в каждый данный момент или в ограниченный период времени. Весь же большой про­цесс, который по всем признакам происходил в вас, ва­ми вовсе не прослеживался.

Почему же подобные процессы следует поместить вне сознания? Потому, что они отличаются от сознательных процессов, по крайней мере, в следующих двух важных отношениях.

Во-первых, субъект не знает того конечного итога, к которому приведет “надсознательный” процесс. Сознательные же процессы предполагают цель действия, т. е. ясное осознание результата, к которому субъект стремится. Во-вторых, неизвестен момент, когда “над­сознательный” процесс закончится; часто он заверша­ется внезапно, неожиданно для субъекта. Сознательные же действия, напротив, предполагают контроль за приб­лижением к цели и приблизительную оценку момента, когда она будет достигнута.

Судя по феноменологическим описаниям, к обсуждае­мому классу “надсознательных” процессов следует от­нести процессы творческого мышления, процессы пере­живания большого горя или больших жизненных собы­тий, кризисы чувств, личностные кризисы и т. п.

Одним из первых психологов, который обратил спе­циальное внимание на эти процессы, был В. Джеме. Он собрал на этот счет массу ярких описаний, которые изложены в его книге “Многообразие религиозного опы­та” [33]. В качестве более поздних работ на эту тему (на русском языке) можно назвать небольшие статьи 3. Фрейда [121], Э. Линдемана [б1], сравнительно не­давно опубликованную книгу Ф. Е. Василюка [19] и др.

Приведу два развернутых примера, которые разби­раются В. Джемсом. Первый пример Джемс заимствует у Л. Н. Толстого.

“Мне рассказывал С.,- пишет Л. Н. Толстой, - умный и прав­дивый человек, как он перестал верить. Лет 26-ти уже, он раз на ночлеге во время охоты, по старой, с детства принятой привычке, встал вечером на молитву. Старший брат, бывший с ним на охоте, лежал на сене и смотрел на него. Когда С. кончил и стал ложить­ся, брат его сказал ему: “А ты все еще делаешь это?” И больше ничего они не сказали друг другу. И С. перестал с того дня стано­виться на молитву и ходить в церковь... И не потому, чтобы он знал убеждения своего брата и присоединился к ним, не потому, чтоб он решил что-нибудь в своей душе, а только потому, что слово это, сказанное братом, было как толчок пальцем в стену, которая гото­ва была упасть от собственной тяжести; слово было только указа­нием на то, что там, где он думает, что есть вера, давно пустое место, и что потому слова, которые он говорит, и кресты, и покло­ны, которые он кладет во время стояния на молитве, суть вполне бессмысленные действия. Сознав их бессмысленность, он не мог про­должать их” [цит. по: 33, с. 167].

Заметьте, что с человеком, от лица которого ведется рассказ, случилось как раз то, что я описала в абстрак­тном примере: в один прекрасный день он обнаружил, что потерял веру; что его вера — как стена, которая уже не поддерживается ничем, и ее достаточно тронуть пальцем, чтобы она упала, в роли этого “пальца” и высту­пил равнодушный вопрос брата. Тем самым .как бы подчеркивается, что не столько вопрос брата, сколько предшествующий процесс, не осознававшийся в полном объеме героем рассказа, подготовил его к этому решаю­щему повороту.

Другой пример из Джемса относится к кризису чувства, “В течение двух лет,—рассказывает один человек,—я переживал очень тяжелое состояние, от которого едва не сошел с ума. Я страстно влюбился в одну девушку, которая, несмотря на свою молодость, была отчаянной кокеткой... Я пылал любовью к ней и не мог думать ни о чем другом. Когда я оставался один, я вызывал воображением все очарование ее красоты и, сидя за работой, терял большую часть времени, вспоминая наши свидания и представляя будущие беседы. Она была хороша собой, весела, бойка. Обожание мое льстило ее тщеславию. Любопытнее всего, что в то время, как я добивался ее руки, я знал в глубине души, что она не создана быть моею женою, и что никогда она на это не согласится... И такое положение дел в соединении с ревностью к одному из ее поклонни­ков расстраивало мои нервы и отнимало сон. Моя совесть возму­щалась такой непростительной слабостью с моей стороны. И я едва не дошел до сумасшествия. Тем не менее я не мог перестать лю­бить ее.

Но замечательнее всего тот странный, внезапный, неожиданный и бесповоротный конец, которым все это завершилось. Я шел утром после завтрака на работу, по обыкновению полный мыслями о ней и о моей несчастной участи. Вдруг, как будто какая-то могуществен­ная внешняя сила овладела мной, я быстро повернул назад и при­бежал в мою комнату. Там я принялся немедленно уничтожать все, что хранил в память о ней: локоны, записочки, письма и фотоми­ниатюры на стекле. Из локонов и писем я сделал костер. Портреты раздавил каблуком с жестоким и радостным упоением мщения... И я так чувствовал себя, точно освободился от тяжкого бремени, от болезни. Это был конец. Я не говорил с ней больше, не писал ей, и ни одной мысли о любви не возбуждал во мне ее образ. <...> В это счастливое утро я вернул к себе мою душу и никогда боль­ше не попадался в эту ловушку” [33, с. 169].

В. Джемс, комментируя этот случай, подчеркивает слова: “как будто какая-то могущественная внешняя си­ла овладела мной”. По его мнению, эта “сила” — ре­зультат некоторого “бессознательного” процесса, кото­рый шел вместе с сознательными переживаниями моло­дого человека.

В. Джемс не мог предвидеть, что термин “бессозна­тельный” приобретет в результате появления психоана­лиза слишком специальный смысл. Поэтому, чтобы под­черкнуть совершенно особый тип впервые описанных им процессов, я использовала другой термин — “надсознательные”. Он, как мне кажется, адекватно отражает их главную особенность: эти процессы происходят над сознанием в, том смысле, что их содержание и времен­ные масштабы крупнее всего того, что может вместить сознание; проходя через сознание отдельными своими участками, они как целое находятся за его пределами.

Подведем итоги всему сказанному в последних двух лекциях. В свое время 3. Фрейд сравнил человеческое сознание с айсбергом, который на девять десятых по­гружен в море бессознательного. Вы знаете, что под бес­сознательным Фрейд имел в виду вытесненные желания, влечения, переживания. Рассмотрение всей темы “Не­осознаваемые процессы” приводит к выводу, что, если сознание и окружено “водами” бессознательного, то состав этих “вод” гораздо более разнообразен.

В самом деле, попробуем изобразить человеческое сознание в виде острова, погруженного в море неосозна­ваемых процессов (рис. 5). В них осознаваемые механизмы сознательных действий (I). Это — технические исполнители, или “чернорабочие”, сознания. Многие из них образуются путем передачи функ­ций сознания на неосознаваемые уровни.

Наравне с процессами coзнания можно поместить неосознаваемые побудители сознательных действий (II). Они имеют тот же ранг, что и со­знаваемые побудители, только обладают другими качествами:

они вытеснены из сознания, эмоционально заряжены и время от времени прорываются в сознание в особой сим­волической форме.

И наконец, процессы “надсознания” (III). Они раз­вертываются в форме работы сознания, длительной и напряженной. Результатом ее является некий интеграль­ный итог, который возвращается в сознание в виде но­вой творческой идеи, нового отношения или чувства, но­вой жизненной установки, меняя дальнейшее течение сознания.

Видите, насколько более разнообразная картина по­лучается по сравнению с той, которая складывалась в некоторых школах в результате анализа только опреде­ленного, ограниченного круга неосознаваемых процес­сов и игнорирования процессов остальных классов.

В заключение обсудим, каким образом мы узнаем о неосознаваемом психическом. Я хотела бы обратить ваше внимание на то, что здесь существует особая мето­дическая задача, и задача довольно трудная. Ведь “неосознаваемое” — это отрицательная характеристика, которая означает, что соответствующие содержания от­сутствуют в сознании. Так как же их можно обнару­жить?

Прежде всего, неосознаваемое проявляется в созна­нии, и мы рассмотрели различные формы его проявле­ний — иллюзии восприятия, ошибки установки, фрей­довские феномены, наконец, интегральные результаты надсознательных процессов.

Пожалуй, еще более информативным оказывается совместное использование субъективных и объективных данных. Например, при образовании навыка анализ со­става и качества выполнения действия вместе с речевым отчетом позволяет судить, насколько продвинулся про­цесс автоматизации, т. е. переход действия в сферу не­осознаваемого.

Мы убедились, наконец, в ценности использования физиологических индикаторов (сопряженная методика А. Р. Лурии и др.).

Таким образом, мы встречаемся все с теми же исход­ными данными: фактами сознания, поведения и физио­логическими процессами. Их комплексное использование дает возможность проникать в различные сферы неосоз­наваемого психического.

Раздел II

МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

О ПСИХИКЕ: КОНКРЕТНО ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ

Лекция 7