Die fünfjährige Stute wurde von Derby-Sieger Cadwaladr geritten

Fürchterliches Pferdedrama auf der Kölner Galopprennbahn Weidenpesch! Beim Aufgalopp zum dritten Rennen am Freitag nachmittag stürzte die fünfjährige schwarzbraune Stute Assia so unglücklich, daß sie sich Genick brach. Tierarzt Dr.Dimitri Ostojic: "Assia war sofort bewustlos. Sie blutete aus Mund und Nase. Es blieb keine andere Wahl, als sie zu erschießen!" Assia hatte sich den zweiten und dritten Halswirbel gebrochen.

Zu dem Sturz kam es, nachdem Assia ihren Reiter George Cadwaladr abgesetzt hatte und wieder eingefangen wurde. Beim erneuten Versuch, Assia zu besteigen, schlug die Stute auf eine Kante zwischen der Grassbahn und der tieferliegenden Sandbahn.

Das Tier gehörte dem Hamburger Kaufmann Peter von Kapherr, trainiert wurde die Stute von Adolf Wöler in Bremen. Der Trainer sah mit Tränen in den Augen zu, wie seine Stute in ihrem Blut auf der Rennbahn lag.

Seinen 1107. Sieg schaffte der ehemalige Spitzenjockey Ossi Langner im traditionellen Trainerreiten, das er damit zum dritten Mal hintereinander gewann, diesmal mit dem Hengst Soll."

Уже заголовок пытается пробудить интерес читате­ля непозволительными, хочется даже сказать некор­ректными средствами. Что такое "Pferdedrama"? Уж не спектакль ли это, в котором выступают лошади или исполняют главные роли? Может ли вообще сущест­вовать нечто подобное? Слово употреблено непра­вильно; имеется в виду драма, в которой оказалась замешана лошадь, или которая была вызвана ей. Но и тогда слово "драма" неуместно. Как раз на это и рас­считывает автор: читатель споткнется о название, не­доумевающе покачает головой и примется читать дальше. Кого постигло "Sturz und Genickbruch"? Свя­зано ли второе несчастье, перелом шеи, с первым или падение повинно в этом каким-то другим образом? Можно заголовок назвать изощренным, честным -нет. И подзаголовок, набранный более мелко, не про­ясняет существо дела. Он сообщает о "funfjährigen Stute" как будто она там была единственной кобылой или, по меньшей мере, хорошо известной читателю. На­ездник ее, определенно, известен в кругах специали­стов; так не он ли это сверзился с кобылы и свернул себе шею?

Начало статьи указывает лишь место происшест­вия; оно названо "fürchterlich", крепкое слово, под стать повторенной "Pferdedrama". Теперь читатель знает точно, где произошло нечто ужасное. Что же произошло в действительности, он узнает только из следующего предложения, а ведь об этом должно быть сообщено в самом начале! Потом следует цитата, при­водятся слова подоспевшего ветеринара. Но разве не следует цитировать там, где форма цитаты придает содержанию особое звучание? Но здесь все не так: то, что сказал врач (или должен бы был сказать - кто знает, говорил ли он это вообще?) - простой диагноз. Для чего же тогда эта дословная цитата?

Только следующее предложение - давно пора! - вно­сит какую-то ясность. Вот теперь репортеру сподручно изложить, что же произошло. Это следовало бы ему добавить к первому (на деле к четвертому: "Beim Aufgalopp" и т.д.) предложению. Но ему не везет: То, что он сообщает, несвязанная цепочка отдельных дета­лей, не воссоздающих картины. А там, где должна быть обрисована решающая деталь, рассказчик напускает туману: кобыла "schlug auf eine Kante" - как, ради всего святого, это можно себе представить? То ли наездник вскочил на нее так неловко? То ли лошадь, когда он попытался вновь сесть на нее, вырвалась и опрокину­лась? Или - как?

Следующее предложение оставляет (после такого заголовка!) читателя равнодушным. Зато последующее слезливо возвращает нас к происшествию. И кто же это увидел "Tränen in den Augen des Trainers"? Чепуха! Предложение неуместно, тем более что последний аб­зац вообще не имеет ничего общего с остальной кор­респонденцией, а по существу является новым сооб­щением. Этот переход от традиционно сентименталь­ного приема к новой деловой теме производит оттал­кивающее впечатление.

Мы спрашиваем себя: можно ли назвать все это сообщением, информацией? Это даже не зарисовка или моментальное фото. Это какие-то смазанные снимки. Когда на них невозможно ничего различить, это уже не произведения искусства, а просто испор­ченные негативы.