Слушать, понимать, сочувствовать 11 страница
Именно такой обеспеченный защитником исход "игры" — судопроизводства позволяет считать, что защитник "с честью" выполнил свою процессуальную функцию, даже если не достиг оптимальной цели своего участия в "игре", изложенной в ранее сформулированном принципе его деятельности.
Следующим стратегически важным принципом профессиональной защиты по уголовному делу мы бы назвали такое положение: доказательства, противоречащие версии подзащитного, — сомнительны либо могут быть интерпретированы иначе, чем это истолковывается обвинением (следователем, прокурором, наконец, судом в обвинительном приговоре). В этой связи следует всецело согласиться с А.Д. Бойковым, который, рассматривая этические проблемы профессиональной защиты по уголовным делам, пишет: "Защитник вправе исходить и исходит из предположения, что обвиняемый или невиновен вовсе, или виновен в меньшей степени, чем его обвиняют. Любая иная нравственная и правовая установка делает участие защитника опасным для обвиняемого и ненужным для правосудия"[165].
К слову сказать, известный американский юрист Эрл Гарднер (он же автор многочисленных детективных романов об адвокате Мейсоне) как-то заметил, что адвокат, когда он берется за дело, всегда должен исходить из того, что человек, излагающий версию, противоположную версии его клиента, мягко говоря, извращает факты[166].
Данный принцип обусловливает необходимость скрупулезного и постоянного анализа адвокатом всех фактов, свидетельствующих против подзащитного, с позиции их доказательственной значимости, нейтрализации, по возможности, последней путем предоставления соответствующих доказательств (или источников таковых) и заявления ходатайств, удовлетворение которых, по мнению защитника, поставит под сомнение достоверность или достаточность изобличающих подзащитного доказательств.
Особое внимание при этом следует уделять оценке допустимости доказательств, изобличающих обвиняемого, получению их органами следствия из предусмотренных уголовно-процессуальным законом источников, соблюдению при этом норм УПК, регламентирующих порядок и условия производства соответствующего следственного действия, и криминалистических рекомендаций в этом отношении, влияющих на "чистоту", объективность получаемой в результате его производства информации.
Заметим, что последнее требование приобрело для защиты особую значимость в свете ст. 50 Конституции РФ и ст.75 УПК, о чем мы более подробно скажем далее нашей работы.
Лучшая защита — это защита законом. Данное положение, сформулированное много лет назад П. Сергеичем[167], на наш взгляд, несомненно, носит характер принципа профессиональной защиты по уголовным делам. Он обязывает адвоката каждое свое действие, каждое решение или ходатайство, касающееся вопросов права (уголовного ли, процессуального, административного, гражданского и т.д.), обосновывать ссылками на соответствующий закон, на толкование спорных правовых моментов Пленумом Верховного Суда РФ, его коллегиями, на прецеденты из опубликованной в официальных изданиях (в частности, в «Бюллетене Верховного Суда РФ) судебной практики.
Защитник должен не только знать букву закона, но чувствовать сам дух его. По этому поводу знаменитый французский адвокат XIX века Шэд Эст Анж как-то заметил: "Для того чтобы знать и понимать закон достаточно разве знать его текст? Следует проникать в его разум, отыскивая его источник и при помощи философского принципа, давшего ему жизнь, открывать все приложения, которые он допускает. Только таким путем вы найдете настоящий смысл всякого законоположения и определите его объем и границы"[168].
Серьезную значимость для защиты в этом отношении приобретает новелла, зафиксированная в ч. 2 ст. 120 Конституции РФ: "Суд, установив при рассмотрении дела несоответствие акта государственного или иного органа закону, принимает решение в соответствии с законом". Возможность таких несоответствий не исключена не только в рамках гражданского или административного судопроизводства, на разрешение коллизий которых в основном, на наш взгляд, направлено это конституционное положение, но и по уголовным делам. Примерами тому являются широко известные уголовные дела последних лет, связанные с обвинением ряда журналистов и ученых в разглашении сведений, составляющих государственную тайну, притом, что список таких сведений в нарушение Федерального закона в открытой печати опубликован не был, либо с которых к моменту возбуждения уголовных дел гриф секретности был снят[169].
"Ее преимущество "лучшая защита — это защита законом", — продолжает П. Сергеич, заключается в том, что, если защитник нашел юридически верное положение, оно обязательно для судей"[170].
С этим принципом внутренне связанно и имеет, как представляется, также принципиальное значение для профессиональной защиты по уголовным делам такое положение, как: адвокат обязан при осуществлении защиты широко активно использовать специальные познания. Суть и значимость этого принципа заключаются в том, что в настоящее время трудно найти уголовное дело, при расследовании которого не применялись бы специальные познания в различных формах: от участия специалиста в производстве отдельных следственных действиях до производства сложнейших экспертиз, зачастую дающих наиболее важные в доказательственном смысле результаты. И весьма часто, как то показывает практика допускаются ошибки, которые можно и нужно использовать защитнику в своей деятельности. Диапазон этих ошибок достаточно широк. Их возможно сгруппировать следующим образом:
а) ошибки, связанные с обнаружением, изъятием и хранением объектов, которые в дальнейшем подвергаются экспертным исследованиям. "Штатными" примерами таких ошибок могут служить: неотражение в протоколе осмотра места происшествия (обыска) факта изъятия обнаруженного предмета; отсутствие в соответствующем протоколе сведений об условиях изъятия и хранения предмета, помещения его в полиэтиленовый пакет, опечатывания и т.п., о весе и объеме изымаемых веществ (если таковые имеют значение для дела, как то бывает, например, при обнаружении веществ растительного происхождения, которые, возможно, являются наркотическими, и т.п.);
б) ошибки следователя при назначении экспертиз. Диапазон их также весьма широк: от искажения исходных данных, значимых для экспертного исследования, в описательной части постановления (например, при назначении судебной автотехнической экспертизы) и некорректной формулировки вопросов, предлагаемых для разрешения экспертам, до нарушения прав обвиняемого, связанных с назначением и производством экспертиз;
в) ошибки, допускаемые при производстве экспертиз и в сделанных экспертом выводах.
Все это предопределяет необходимость для адвоката не только глубоко разбираться в процессуальных и криминалистических аспектах использования специальных познаний при расследовании преступлений, но и самому активно и широко применять специальные познания при осуществлении защиты по уголовному делу в различных их формах (о чем подробнее скажем в соответствующем месте нашей работы).
Профессиональная защита по уголовным делам — деятельность ситуационная, вариантная. Думается, что это положение при всей его аксиоматичности, также носит характер стратегического принципа тактики профессиональной защиты: без учета складывающейся на каждом этапе защиты ситуации невозможно определить ее направленность, ее тактику.
Однако, на наш взгляд, неправомерно ставить знак равенства между следственной ситуацией и ситуацией защиты, как это делает, например, Т.В. Варфоломеева. В частности, по ее мнению, "она (следственная ситуация - авт.) является исходной точкой не только для следователя, но и для защитника при избрании тактических приемов. Со следственной ситуацией сообразуется и правовая позиция, которая в зависимости от нее варьируется"[171]. И дело не только в том, что для адвоката ситуация, складывающаяся при расследовании преступления и рассмотрении дела о нем в суде, имеет противоположный знак, чем при ее отражении следователем (судьей, судом), можно сказать, зеркальна последней. Дело в том, что в основе формирования и вычленения ситуации лежат различные факторы. Следователем она оценивается тем или иным образом с позиций того, насколько благоприятна для установления истины, быстроты и полноты расследования преступления, а потому основу ее в первую очередь составляет информация (ее качество и количество) на этот процесс влияющая. Для адвоката же ситуация защиты зависит от обстановки, позволяющей ему рациональным образом выявлять оправдывающие подзащитного или смягчающие его ответственность обстоятельства. А потому в основе возникновения той или иной ситуации для защитника лежит, на наш взгляд, в первую очередь не объективная информация по делу, а субъективное отношение подзащитного к сущности предъявленного ему обвинения (возникшего в отношении него подозрения) в совершении преступления.
В зависимости от той или иной защитной ситуации (классификация их в самом первом приближении дана нами в предыдущем параграфе) адвокат выбирает варианты своей деятельности по осуществлению защиты. Также в самом первом приближении можно выделить несколько вариантов, направлений защиты лица, не признающего себя виновным в совершении инкриминируемого ему преступления. Так адвокату необходимо обосновать то, что:
а) деяние не имело места вообще либо имевшее место событие не носит преступного характера, независимо от субъекта, его учинившего;
б) преступление не могло быть совершено подзащитным, в частности в связи с наличием у него алиби либо по другим объективным причинам;
в) во вмененном подзащитному деянии отсутствует необходимый элемент состава предъявленного ему преступления (например, обосновать то, что подзащитный не является субъектом инкриминированного ему преступления);
г) изобличающих подзащитного доказательств недостаточно или /и они недопустимы;
д) органами следствия или суда нарушен принцип законности и обоснованности уголовного преследования в целом:
А также попытаться установить лицо, действительно совершившее преступление.
Средства профессиональной защиты по уголовным делам должны быть допустимыми. В уголовно-процессуальном законе п. 11 ч. 1 ст. 53 УПК сказано, что защитник имеет право использовать (помимо четко в нем закрепленных его полномочий) все иные не запрещенные УПК средства и способы защиты. Другими словами, в противоположность деятельности следователя, который может ее осуществлять лишь средствами и способами, закрепленными в уголовно – процессуальном законе, для деятельности защитника характерен иной стратегический принцип: что не запрещено, то разрешено.
Но это, отнюдь, не обозначает, так сказать, вседозволенности в выборе защитником средств и способов своей деятельности. Напротив, ситуационность и многовариантность ее, так же, как деятельности следователя и дознавателя, выдвигает проблемы допустимости используемых средств и способов на первый план в любых криминалистических исследованиях, посвященных тактике того или иного профессионального участника уголовного судопроизводства, в том числе, разумеется, и адвоката – защитника лица, подвергающегося уголовному преследованию. В силу повышенной стратегически - принципиальной значимости данного положения его изучению мы посвящаем следующий параграф нашей работы.
§ 3. Критерии допустимости тактических средств профессиональной защиты
Проблемы допустимости (правомерности применения) тактических средств (приемов, их комбинаций и тактических операций) предварительного расследования преступлений издавна и обстоятельно изучаются криминалистикой. По ним — и это представляется вполне естественным и научно корректным — высказаны различные, порой диаметрально противоположные мнения: от пуританского a priori вывода о недопустимости использования всех сколь-либо сложных и неоднозначно оцениваемых в литературе тактических средств (М.С. Строгович, И.Ф. Пантелеев, С.Г. Любичев и др.) и, напротив, допустимости практически всех возможных приемов (В.А. Бабич, А.П. Дербенев и др.) до глубокого и обстоятельного анализа вопроса допустимости отдельных из них (Р.С. Белкин, А.Р. Ратинов, И.Е. Быховский, Г.Ф. Горский, Д.П. Котов и др.)[172].
В целом же большинство криминалистов придерживаются трех условий (критериев) допустимости приема, средства воздействия и преодоления противодействия, которые необходимы для признания его правомерным:
законность, т.е. соответствие средства букве и духу закона;
избирательность, т.е. возможность воздействия используемого тактического средства лишь на определенных лиц и нейтральность его по отношению к остальным;
этичность, т.е. соответствие тактического средства принципам морали, нравственности, общей и судебной этики[173].
Тактика профессиональной защиты по уголовным делам, являясь, как показано выше, подсистемой (элементом) криминалистической тактики, должна основываться на тех же критериях правомерности разрабатываемых ею тактических средств: в ином случае она в соответствии с основополагающими принципами общей теории систем и системного подхода[174] "выпадала" бы из системы криминалистической тактики как таковой.
Но прежде чем рассмотреть названную систему критериев применительно к тактической деятельности защитника и исходя из принципов системности научного исследования, необходимо сказать, что мы понимаем в целом под средствами профессиональной защиты по уголовным делам.
Как отмечено выше, для осуществления своей функции защитник не только может использовать предоставленные ему УПК полномочия, но все иные не запрещенные уголовно - процессуальным законом средства и способы защиты (п. 11. ч. 1 ст.53 УПК).
В то же время УПК не раскрывает, что понимается под средствами и способами защиты, в чем между ними различие. Это привело некоторых ученых к мнению о необходимости строгого разграничения между собой данных понятий. Так, например, Т.В. Варфоломеева полагает: "Средства защиты — это предусмотренные законом процессуальные действия защитника, направленные на выполнение профессиональных обязанностей, а способы защиты — это приемы, используемые им для наиболее эффективной защиты... Способ действия является тактическим приемом защитника, он применяется в рамках средств"[175]. Вряд ли с таким подходом можно согласиться.
Известно, что, цель деятельности человека "как закон определяет способ и характер его действий"[176]. Цели действия защитника обусловливаются его процессуальной функцией и носят императивный, обязывающий характер: выяснение обстоятельств, оправдывающих подозреваемого или обвиняемого, смягчающих их ответственность, оказание этим лицам необходимой юридической помощи. Нет сомнения в том, что эти цели взаимосвязаны, во многом взаимообусловлены и представляют не "набор - меню", как говорят в социологии, а закрытую систему.
Средствами же достижения цели (функций, обязанностей) деятельности служит "все то, что необходимо для реализации цели, все то, что, по выражению Гегеля, "служит цели" и имеет смысл именно в этой связи"[177]. Отсюда средствами достижения целей защитника является все то, что служит выяснению обстоятельств, оправдывающих подзащитного, смягчающих его ответственность, и оказанию ему необходимой юридической помощи — и процессуальные действия защитника, и приемы, им используемые. Кроме того, напомним, что в русском языке слова "средство" и "способ" находятся в одном синонимическом ряду: способ — образ, род, порядок устройства; лад, склад, прием, средство[178]. И потому мы полагаем научно корректным и обоснованным пользоваться единым понятием — средства защиты.
Мы считаем, что в уголовном судопроизводстве средства, используемые любым его профессиональным участником (следователем, прокурором, защитником), могут быть только двух видов — процессуальные и криминалистические. Аргументация этого вывода, как и обоснование содержания средств процессуальных и средств криминалистических, достаточно обстоятельно, как нам представляется, освещена применительно к деятельности следователя в одной из наших предыдущих работ[179]. Думается, что все там сказанное в этой части в соответствующей интерпретации касается и средств деятельности защитника. И потому мы позволим себе не дублировать ранее проведенное исследование, а предложить следующие определения рассматриваемых категорий.
Процессуальными средствами достижения защитником своих целей в уголовном судопроизводстве являются такие средства, применение которых в каждом случае влечет за собой возникновение определенных процессуальных правоотношений между защитником и взаимодействующим с ним по поводу этих целей субъектом (следователем, судом и т.д.).
Криминалистическими средствами служат средства информационно-познавательной деятельности защитника, реализуемые в рамках динамической системы правоотношений, установленных уголовно-процессуальной формой, в условиях потенциального или реального противодействия со стороны лиц и органов, имеющих иные, чем у него, интересы в уголовном деле.
Естественно, что вопросы допустимости касаются не процессуальных средств (они "заложены" в законе и потому проблема об их допустимости в принципе не стоит, хотя противоречивость правовых норм и имеющиеся редакционные неточности в ряде случаев делают применение отдельных из них дискуссионными), а средств криминалистических, главным образом тактических, ибо они составляют основной "арсенал" средств криминалистики в деятельности защитника.
Как же преломляются вышеназванные критерии допустимости тактических средств применительно к деятельности защитника с учетом его процессуальной функции, статуса и предмета защиты? Иными словами, в чем заключается содержание критериев допустимости тактических средств защиты по уголовным делам? К сожалению, этот вопрос, по нашему мнению, основополагающий при изучении и разработке любых проблем защиты, в криминалистической, судебно-психологической и судебно-этической литературе ранее практически не рассматривался. В этой связи сказанное далее представляет собой попытку раскрытия содержания критериев допустимости тактических средств защиты лишь в первом приближении и во многом в постановочном плане.
Законность тактических средств защиты заключается, прежде всего, в том, что адвокат не имеет права использовать однозначно запрещенные уголовным и уголовно-процессуальным законом средства: домогаться показаний, представляющих интерес для защиты, путем насилия, угроз и иных незаконных мер, подстрекать в тех же целях лиц к заведомо ложному доносу, понуждать свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний, эксперта — к даче ложного заключения, либо с той же целью подкупать этих лиц.
Заметим, что по «букве» закона это предписание касается, в первую очередь, лиц, осуществляющих уголовное преследование. Однако, нет сомнений, что по «духу» закона, по его принципам подобное запрещение должно лежать в основе тактической деятельности всех профессиональных участников уголовного процесса, в том числе, разумеется, и защитника. Более того, в отношении его эта проблема резко в настоящее время актуализировалась в связи с наделением защитника правом на самостоятельное собирание доказательств, в том числе и путем опроса лиц с их согласия (ч.3 ст. 86 УПК).
Тактическая деятельность защитника должна осуществляться исключительно в рамках полномочий, предоставляемых ему действующим законодательством. Так, если УПК РСФСР не наделял адвоката правом собирать доказательства, то, следовательно, в период его действия в практическом плане не было необходимости разрабатывать тактику этого вида деятельности применительно к защитнику.
По этому поводу в 1995г. мы писали: «Сказанное не исключает возможности и целесообразности теоретической разработки такой проблемы, в первую очередь, в связи с высказываемыми в литературе предложениями о необходимости наделения защитника правом на собирание доказательств»[180]. В настоящее же время проблемы собирания доказательств защитником составляет весьма актуальным, но пока недостаточно глубоко изученный элемент содержания тактики профессиональной защиты по уголовным делам (наряду с тактикой представления защитником доказательств).
Защитник не может основывать свои тактические приемы на нарушении им процессуально закрепленного порядка и условий производства отдельных следственных и судебных действий, в которых он принимает участие по инициативе субъекта доказывания или которые производятся во исполнение его ходатайства. В частности, он не имеет права своими вопросами и замечаниями прерывать стадию свободного рассказа допрашиваемого, как бы это ни представлялось целесообразным в тактических целях[181]; не может требовать проведения следственного эксперимента или следственного освидетельствования, даже необходимых, на его взгляд, для защиты, если производство этихдействий будет связано с унижением чести и достоинства участвующих в эксперименте лиц или освидетельствуемого человека.
Адвокат не должен "пропускать", оставлять без необходимого реагирования ни одного факта нарушения следователем или судом права обвиняемого (подозреваемого) на защиту либо нарушения порядка и условий производства отдельных следственных действий или судебного процесса. Если такие нарушения становятся очевидными в ходе того или иного действия, проводимого с его участием, то он, несомненно, должен требовать занесения своего мнения о допущенных нарушениях закона в соответствующий протокол (следственного действия, судебного заседания).
Здесь может возникнуть вопрос о позиции защитника в ситуации, когда допущенные нарушения процессуального закона со стороны субъекта доказывания могут оказаться в принципе полезными в интересах защиты, подрывая, например, тем самым доказательственное значение полученных в результате проведенного действия обвинительных доказательств, давая кассационный повод для обжалования постановленного обвинительного приговора. Скажем, предъявление для опознания подзащитного потерпевшему или свидетелю в присутствии адвоката было произведено с грубыми нарушениями: подзащитный предъявлялся опознающему либо один, либо совместно с лицами, резко отличающимися от него по возрасту и внешним данным. Суд допрашивает лицо в качестве свидетеля, не удалив его предварительно из зала судебного заседания, и т.д. Нам представляется, что критерий законности тактических средств защиты исключает возможность для адвоката даже на время, "до более удобного момента" (например, до судебного рассмотрения дела или кассации приговора) оставлять без реагирования допущенные следователем или судом подобные нарушения процессуального закона.
С этим связан и вопрос о позиции защитника в ситуации, когда следователь или суд по тем или иным причинам нарушают материальный уголовный закон также в "пользу" подзащитного. Могут быть, на наш взгляд, две разновидности этой ситуации, требующие различного подхода адвоката к их разрешению в соответствии с требованиями рассматриваемого критерия допустимости тактических средств защиты.
При описании фабулы обвинения в соответствующем процессуальном документе (здесь речь идет об этапе предварительного расследования преступлений и потому в качестве таких документов может выступать постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого и обвинительном заключении) следователь упускает с очевидностью вытекающие из фабулы обвинения квалифицирующие признаки деяния, вменяемого подзащитному, либо, описывая их, по невнимательности не включает в резолютивную часть документа указание на предъявление обвинения и по ним.
Например, описывая фабулу разбойного нападения, связанного с проникновением в жилище, и указывая в резолютивной части другие квалифицирующие признаки, в то же время не предъявляет обвинение подзащитному не по ч. 3 ст. 162 УК, а по ч. 2 этой статьи, и т. д.
На первый взгляд, с позиции критерия законности ответ на поставленный вопрос напрашивается "сам по себе" и представляется очевидным: защитник не может усугублять положение своего клиента, и, следовательно, казалось бы, адвокат не должен обращать внимание следователя на допущенную им ошибку, ибо ее исправление автоматически отягчит положение подзащитного.
На этой проблеме хотелось бы остановиться подробнее в связи со следующим. Ранее мы полагали, что умолчание адвоката о допущенных следователем подобных ошибках непосредственно после их выявления с необходимостью повлечет возвращение данного уголовного дела на дополнительное расследование прокурором, получившим его для утверждения обвинительного заключения (если, разумеется, он таковую ошибку выявит). Доследование в таких случаях сведется лишь к устранению допущенных ранее ошибок в квалификации и повторному производству соответствующих процессуальных действий (перепредъявлению обвинения, ознакомлению с делом, составлению нового обвинительного заключения).
Как же это сказывалось на интересах подзащитного, блюсти которые обязанность адвоката? На наш взгляд, влекло для них только отрицательные последствия, как минимум, по двум причинам.
Во-первых, это приводило к отсрочке принятия окончательного решения по делу, отсутствие которого чаще всего создает для обвиняемого, мягко скажем, психологический дискомфорт ("подвешенное состояние"). А это можно расценить как моральный вред интересам подзащитного.
Во-вторых, такое доследование, не влияя в положительном отношении для обвиняемого на окончательное решение по делу, влекло для него существенное увеличение материальных расходов в виде оплаты участия в доследовании адвоката (если участвует ли адвокат в деле по соглашению). Иными словами, защитник своими действиями наносил и материальный ущерб клиенту.
Нельзя также не учитывать, что такая позиция адвоката приводила к продлению (а иногда и достаточно длительному) времени содержания подзащитного в следственном изоляторе, где условия обычно значительно суровее условий пребывания в местах лишения свободы, не считая уже того, что суд может определить содержащемуся под стражей подзащитному наказание, не связанное с реальным отбыванием наказания в ИК.
Поэтому мы полагали, что в подобной ситуации критерий законности тактических средств защиты предопределял следующее ее решение: адвокат должен в беседе наедине со своим подзащитным разъяснить ему сущность допущенной следователем уголовно-правовой ошибки и приведенные выше возможные последствия ее несвоевременного устранения; если они, последствия, представляются клиенту нежелательными для его интересов, то защитник обращает внимание следователя на допущенные им нарушения, и рекомендует их устранить[182].
В настоящее же время с учетом отмены института возвращения уголовных дел судом для дополнительного расследования ситуация изменилась. Как показывает практика, в подобных случаях суды вынуждены принимать решение по рассматриваемому делу, применяя для квалификации действий подсудимого ту статью (или ее часть или пункты) уголовного закона, которая не содержит ошибочно опущенные следователем квалифицирующие действия подсудимого признаки. А это, естественно, соответствует интересам подзащитного, и потому, видимо, адвокату в настоящее время не следует обращать внимание следователя на подобные допущенные им ошибки.
Мы столь подробно остановились на данном вопросе так как, по нашему мнению, законодатель в самое ближайшее время будет вынужден в определенной степени «реанимировать» институт возвращения судом уголовных дел для доследования, в частности и для восполнения таких и других упущений органов уголовного преследования. И тогда, обоснованные выше тактические рекомендации вновь станут актуальными для адвокатов. В этой связи вновь напомним, что «закон есть закон»; он является основой криминалистической тактики, которая учитывает все имеющие для нее изменения закона.
Следователь интерпретирует, оценивает обстоятельства дела так, что с очевидностью, на взгляд адвоката, "занижает" квалификацию инкриминируемого подзащитному преступления в целом. Скажем, при доказанности, по мнению защитника, совершения умышленного убийства без смягчающих обстоятельств квалифицирует его действия не по ч. 2, а ч. 1ст. 105, либо по ст.107 или ст.108 УК РФ; вместо бандитизма вменяет подзащитному совершение ряда разбойных нападений, и т.д.
Очевидно, что в этой ситуации защитник должен охотно «идти на поводу следователя». Позиция защитника в дальнейшем, если, конечно, сам факт совершения преступления подзащитным не оспаривается, должна состоять в выяснении обстоятельств, подтверждающих правильность и обоснованность квалификации, предложенной следователем. Тем не менее, об ошибке, которую, на взгляд адвоката, допустил при квалификации следователь, защитник также наедине должен поставить в известность клиента, и разъяснить ему как свое мнение о квалификации и свою позицию в этой связи, так и возможные негативные для его интересов последствия, если прокурор придет к иному, чем следователь, выводу по этому вопросу.
Но чаще всего, как о том с очевидностью свидетельствует следственная и судебная практика, следователи "перестраховываются", завышают квалификацию деяния, инкриминируемого обвиняемому.
На этой проблеме также следует остановиться более подробнее. Ранее, при расследовании преступлений в режиме УПК РСФСР, таковое поведение следователей имело свою определенную логику: следователь «предоставлял» тем самым возможность для суда переквалифицировать преступление, не возвращая для того уголовное дело на дополнительное расследование. Последнее же, как известно, неминуемо должно было следовать, если прокурор или суд придут к выводу о необходимости изменить обвинение на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от первоначального обвинения (ст. 215, 232, 258 УПК РСФСР).