Деструктивные действия (убийство животных, повреждения предметов, привычка мять бумажки, причинять себе боль, наносить ущерб прекрасному).
Евгений Раевский
БОРИС ОРЛОВ — НЕКРОФИЛ ОТ ЛИТЕРАТУРЫ?
«…Танцуй, Россия, и плачь, Европа,
А у меня самая, самая, самая красивая попа…»
Из репертуара певицы Глюкозы
Общеизвестно, что все люди разные. Психологи делят людей на холериков и флегматиков, сангвиников и меланхоликов, экстравертов и интровертов. Кроме того, выделяют две фундаментальные тенденции человеческой психики — созидательную и разрушительную. Знаменитый Зигмунд Фрейд определил их как подсознательное стремление к жизни и смерти. Тенденцию к жизни он назвал «либидо», которое проявляется в основном в сексуальной энергетике — естественном биологическом стремлении к продолжению жизни, а тенденция к смерти выражается в природной направленности к старению и гибели каждого организма с его последующим разложением.
Эта концепция 3. Фрейда легла в основу гипотезы Эриха Фромма, которую он описал в книге «Анатомия человеческой деструктивности»[1]. Фромм выстраивает систему оценки отношения человека к жизни и смерти. Тенденцию жизнелюбия он называет биофилией, а деструктивную тенденцию — некрофилией. (Это не следует полностью отождествлять с некрофилией как патологическим стремлением к половому контакту с трупами, хотя исходным материалом его исследования был анализ психики людей именно с такой сексуальной фантазией.) Фромм понимает некрофилию не в узко психиатрическом аспекте, а в психологическом и, пожалуй, можно сказать, философском, ибо деструктивная тенденция проявляется в мышлении и поведении людей весьма многообразно. Вот что, к примеру, пишет Фромм в своём труде «Некрофилы и Адольф Гитлер»: «Некрофилия в характерологическом смысле может быть описана как страстное влечение ко всему мёртвому, разлагающемуся, гниющему, нездоровому. Эта страсть делать живое неживым, разрушать во имя одного лишь разрушения. Это повышенный интерес ко всему чисто техническому. Это стремление разрушать живые структуры… Биофилия же — это беззаветная любовь к жизни, ко всему живущему, это стремление поддерживать рост и развитие независимо от того, идёт ли речь о развитии личности, идеи или чего-либо другого. Биофил, как тип человека, его личности, предполагает конструктивную деятельность охранительной. Он стремится скорее кем-то быть, чем что-то иметь. У него есть воображение, и он любит искать новое, а не подтверждать старое, он ценит в живом неожиданность больше, чем надёжность. Он видит целое прежде частей… Он стремится воздействовать на людей любовью, разумом и примером, но не силой, не разъединением, не администрированием и не манипулированием людьми как вещами… В то же время биофилия понимается как биологически нормальный импульс, а некрофилия — как психопатическое явление»[2].
К сожалению, некрофильские психопатические наклонности проявляются не только в повседневной жизни, но и в профессиональной деятельности человека, в том числе и в творчестве. В учебнике по дисциплине «Конфликтология» под редакцией доктора философских наук, профессора А.С. Карлина отмечается: «Описанный психологический тип некрофила имеет соответствие с такими явлениями современной культуры, как чёрный юмор, фильмы ужасов, триллеры, культ дьявола в новомодных вероучениях, крикливо-саморекламное словоблудие. Поэтому есть серьёзные основания изучать некрофильские проявления агрессивной личности, запутавшейся во внутренних конфликтах»[3].
Особенно ярко и недвусмысленно некрофильская тенденция прослеживается в окололитературной писанине нынешнего председателя Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России Б.А. Орлова. Оставим лечащим врачам Бориса Орлова право выставления диагноза и назначения средств от его недуга, а читателю, имевшему несчастье быть лично знакомым с автором — самому определить, присущи ли тому «склонность к неярким, тёмным тонам, неспособность смеяться, чопорность и холодность в общении, безжизненность и отчуждённость в манерах, а также наклонность манипулировать человеком как автоматом, как вещью». Мы же перейдём к анализу так называемого «творчества» этого человека, который прикрывает свою профессиональную несостоятельность фиговыми листками множества должностей. Для этого обратимся к трём книгам Бориса Орлова: «ДИАЛОГ С ТВОРЦОМ» (СПб.: РИК «Культура», 1996), «И С ВЕРОЙ ЖИТЬ» (СПб.: Общество помощи игуменьи Таисии, 2005) и «НОВЫЕ СТИХИ» (М.: Вече, 2005) — и убедимся, что его «творчество» отвечает всем признакам некрофилии, систематизированным в фундаментальном труде Э. Фромма.
Деструктивные действия (убийство животных, повреждения предметов, привычка мять бумажки, причинять себе боль, наносить ущерб прекрасному).
Причинение вреда себе и окружающим, представление прекрасного в ущербном и безобразном виде — своего рода визитная карточка Бориса Орлова. Предлагаемые вниманию читателей отрывки из «стихов» не нуждаются в дополнительных комментариях и полностью соответствуют первому признаку некрофилии:
«...Распахну полушарье рта,
Урной гипсовой стану, остыв».
«Топор целует бревна, словно баб —
Мужик. Вокруг, как чайки, реют щепки».
«Я подорвался на своих стихах,
Как на фугасе.
Живым остался недругам назло
Я, между прочим.
Но этим взрывом душу разнесло
По небу в клочья».
«Ах, какие на закате краски —
день на лес упал, как на ножи».
«Ах, какой сегодня острый месяц —
Как бы им не выколоть глаза!»
«Тюльпанов горячие пасти
По-волчьи вцепились в закат».
«В центре тесного города сквер
Создан, словно концлагерь для клёнов».
«Сентябрь — алхимик золотит листву,
Толчёт в тарелке неба птичью стаю».
«Весна внезапна, словно взрыв,
Что подготовлен террористом».
«Ночью сдохла белена
Под забором, как собака».
Деструктивно-мрачные метафоры буквально испещряют страницы книг Б. Орлова, леденя души и пуская мурашки по спинам читателей:
«…Висят
Пальто в прихожей, как на эшафоте».
«Перед кроватью чёрный телефон
Опасен, как свернувшаяся кобра».
«Как петлю, затягивают песню
Скоморохи — изгнан русский дух».
«Дождик, не добравшись до скамейки,
Рухнул, как инфарктник, на асфальт».
А как вам нравится такой фрагмент сельского пейзажа:
«Из чёрных труб, как сперма,
Плывет белёсый дым».
Тут как тут и орловский «фирменный знак» мертвечины: бедная река Нева и не ведает, что «в гранит оделася» не ради красоты и удобства, она течёт и радуется,
«Но иногда, как мёртвая — в гробу,
Забудется в гранитных берегах».
Уверены, читатель ни за что не догадается, чему посвящены следующие строки:
«В сердце словом, как электротоком
бьёт... И слёзы катятся дождём».
Так Борис Орлов раскрывает… облик пресветлой Пасхи! Христос воскрес — 3000 вольт всё-таки!..
Мы хотели было предложить автору отвлечься от мрачных мыслей, развеяться, но после таких строк решили повременить:
«Чем больше я ищу себя, тем больше
теряю… Я развеян, словно прах».