Психоделические метаморфозы процесса смерти 2 страница
повлиял на твердое решение Сюзанны подвергнуться паллиативной хирургической
операции, к которой прежде она относилась со страхом. Ее опыт ясно указывает
на возможность отделить влияние психоделической терапии на острую физическую
боль от эмоционального состояния и воздействия на него.
В ходе некоторых сеансов ЛСД-терапии раковые больные обнаружили
возможность и способы менять отношение к боли, что позволяло им преодолеть
ее либо во время этих сеансов, либо при ее более позднем возникновении.
Некоторые из подобных достижений оказались настолько действенны, что мы
приняли их на вооружение и обучали других пользоваться ими в процессе
подготовки к применению ЛСД. Часто оказывалось весьма полезным переключать
внимание с болевых ощущений на звучание музыки, полностью отдаваться смене
образов и переживаний по мере их развертывания в ходе сеанса, иными словами,
стимулировать больного быть полностью поглощенным данным моментом и местом.
Другим полезным подходом к воздействию на боль оказалось то, что на первый
взгляд представляется своей противоположностью: концентрация внимания на
боли с чувством принятия
ее. Это поведение обычно приводит к временному усилению неприятных
ощущений до такой степени, что человек быстро достигает предела способности
ощущать боль и превосходит его. Столь парадоксальным образом, принимая боль,
отдаваясь ей, "уходя в нее и с ней", можно одновременно эмпирически
преодолеть ее. В целом, наихудшим вариантом, видимо, является потворство
состоянию, когда боль завладевает вниманием, а человек противится и борется
с ней.
После сеансов для пациентов оказалось весьма полезным вызывать образы и
целые эпизоды из психоделического переживания, для которых были характерны
глубоко положительные эмоции и свобода от боли. Подобной работе можно
помогать, прослушивая музыку, игравшую, когда возникали эти эпизоды. Иногда
та же цель достигается путем четкого внушения в результате легкого
гипнотического транса: выйти за пределы страдания и боли.
Хотя важность психологического компонента в механизме снятия боли,
производимом с помощью ЛСД, бесспорна, особенности феномена все еще неясны.
Мы не сумели установить какую-либо связь между характером сеанса ЛСД-терапии
или его содержанием со степенью либо способом прекращения боли. Изменения в
ее восприятии иногда наблюдались после неудачных в иных отношениях сеансов,
в ходе которых проблемы разрешались в малой степени и которые не произвели
особо благоприятного воздействия на остальные стороны болезненного состояния
пациента. С другой стороны, в случаях, подобных случаю с Сюзанной, мы
наблюдали сеансы с полной трансформацией сознания пациента, но без
воздействия на интенсивность физической боли. Корреляция между глубиной
подсознания, достигнутой во время сеанса, и воздействием на болевые
ощущения, видимо, минимальна. Снятие боли наблюдалось после сеансов всех
типов, но мы сталкивались с некоторым количеством пациентов, у которых, судя
по всему, они не оказывали никакого воздействия на боль. Несколько странная
природа данного феномена может быть проиллюстрирована ситуацией с Джоном
(см. стр. 103 и далее). Он являет собой, видимо, наиболее характерный пример
поразительного влияния психоделических препаратов на ощущение боли, несмотря
на то, что вначале их применение представлялось неудачным.
Как уже подчеркивалось в статьях Эрика Каста и В. Дж. Кол-линза,
неспецифическая боль является составным феноменом, имеющим
нейрофизиологический компонент, находящий выражение в болевом ощущении, и
психологический компонент, заключающийся в эмоциональном восприятии боли.
Судя по всему, психоделическая терапия воздействует на боль, влияя, в
основном, на последний компонент, интерпретирующий существующую
нейрофизиологическую стимуляцию и распоряжающийся ею, а не путем
блокирования или снижения уровня нервных импульсов, передающих болевые
ощущения. Многочисленные наблюдения, полученные в ходе исследований ЛСД,
видимо, указывают на то, что различного рода физически болезненные
происшествия, имеющие место в жизни индивида, откладываются в памяти рядом с
аналогичными переживаниями и находятся в тесной связи с ними. Образующиеся в
результате такого процесса группы воспоминаний затем функционально
связываются с переживаниями перина-тальной стадии. В результате эпизоды боли
и физического страдания, связанные с операциями, ранами, заболеваниями или
жестоким обращением, обычно находят выражение в ходе сеансов ЛСД-терапии в
контексте родовых переживаний. Если в жизни человека происходит событие,
причинившее ему реальную физическую боль во время болезни, несчастного
случая или хирургического вмешательства, то данное событие, судя по всему,
пробуждает конкретные группы воспоминаний, связанные с физическим страданием
и угрозой целостности тела либо жизни. Характер и содержание предшествующего
опыта, связанного с болью, в дальнейшем будет определять и насыщать имеющее
место ее восприятие, а также реакцию индивида на нее. В случае, когда мы
имеем дело с пациентами, страдающими от хронических и прогрессирующих
заболеваний, особенно признанных неизлечимыми, мы наблюдаем тенденцию
создавать в воображении и проецировать в будущее довольно-таки конкретный
график продолжения и нарастания боли. Каст в своей основополагающей статье
"Боль и ЛСД-25", опубликованной в 1964 году в книге "ЛСД -25: препарат,
расширяющий сознание", первым привлек внимание к мысли о том, что подавление
подобного ожидания может являться важным механизмом, ответственным, по
крайней мере, за часть обезболивающего действия ЛСД. Он ясно указал, что
оперирование символами и ожидание будущего -- столь жизненно важное при обычных условиях существования -- в тяжелых ситуациях может
увеличивать страдания.
В соответствии со всем изложенным выше, переживание боли в целом
включает в себя не только прямую нейрофизиологи-ческую реакцию на нарушение
целостности тканей, но и прошлую запрограммированность человека относительно
событий, несущих боль, а также опасение страданий в будущем. Одним из важных
результатов действия ЛСД является освобождение травмирующих воспоминаний от
заключенного в них эмоционального заряда, позволяющее индивиду таким путем
избавиться от этого груза и сосредоточиться на настоящем. Подобный процесс,
как правило, сопровождается соизмеримым уменьшением эмоциональной
вовлеченности в конструирование будущего. Возникающая в результате
ориентация на пребывание "здесь и сейчас" может стать весомой составной
частью изменения восприятия боли человеком.
Другой аспект обезболивающего действия ЛСД, видимо, связан с тем мощным
и властным действием, которое физическая боль обычно оказывает на широту
внимания пациента. Интенсивная боль, как и можно было ожидать, имеет
тенденцию завладевать вниманием вплоть до исключения из него ряда других
сенсорных раздражителей. Для многих больных в подобной ситуации трудно или
вообще невозможно разговаривать, читать, смотреть телевизионные передачи, а
также продолжать любимые в прошлом занятия, то есть делать то, что могло бы
хоть немного скрасить их положение. В крайних случаях пациенты даже
утрачивают интерес к важным событиям в жизни ближайших членов семьи. ЛСД --
вследствие присущего ему свойства расширять сознание -- может пробить
подобный эмоциональный барьер, обогатив сферу ощущений. С необычайной
интенсивностью область внимания заполняется материалом, исходящим из
подсознания индивида, а также от органов чувств, преимущественно от зрения.
Визуализация поразительных сочетаний цвета и форм, звук и необычайные
ощущения наполняют сознание пациента, который прежде воспринимал в основном
лишь изматывающую монотонность боли. Переживание, возникшее в результате
приема ЛСД, открывает путь различным важным воспоминаниям из личной жизни
человека, а также из скрытых в нем трансперсональных источников. Выйдя из
сеанса, достигшего кульминационного разрешения; индивид может вновь ощутить
все богатство сенсорного восприятия: красоту природы, звуки музыки, вкус
еды, прелесть
человеческих взаимоотношений. Подобное расширение внимания и
эмоциональный интерес могут сохраняться в течение дней или недель после
успешного сеанса ЛСД-терапии.
Иногда после проведения психоделического сеанса индивид оказывается в
состоянии изменить направление внимания, переводя его с боли и физического
дискомфорта в другую область. У некоторых пациентов развивается глубокий
интерес к чтению книг по мистике, йоге, буддизму, либо касающихся необычных
состояний сознания, и они читают с большим энтузиазмом. Другие, благодаря
прозрениям, имевшим место в ходе сеансов ЛСД-терапии, постигают, как им
лучше распорядиться оставшимися днями. Так, например, одна женщина решила,
что ее смерть явится мощным импульсом для сближения враждующих
родственников, и она посвятила этому последние недели жизни.
Влияние, оказываемое психоделической терапией на боль, вызванную
раковыми заболеваниями, во всех своих хитросплетениях не поддается
объяснению в рамках традиционных нейрофи-зиологических теорий. Рональд
Мелзек, профессор психологии из Монреальского университета им. Мак-Гилла,
собрал большое число лабораторных и клинических данных, равным образом
представляющих серьезный вызов нынешней концепции боли*. В своей книге
"Загадка боли", опубликованной в 1973 году, Мел-зек предлагает радикально
пересмотреть существующий в медицине взгляд на данную область. Поскольку его
труд, судя по всему, частично проливает свет на наши открытия в области
психоделической терапии раковых больных, мы предпримем краткий обзор
наиболее важных построений ученого. Согласно Мелзе-ку, как с теоретической,
так и с практической точек зрения необходимо различать три важных компонента
боли; Первичен исключительно ее сенсорный аспект. Он передается посредством
специфических сенсорных каналов (спиноталамическая система передачи
импульса) и включает в себя информацию, получаемую от органов восприятия о
расположении, силе и пространственно-временных характеристиках
отрицательного раздражителя. Вторичны эмоциональный и мотивационный аспекты,
возбуждаемые ретикулярной формацией ствола мозга, а также нервными
образованиями в отдельных органах. Они придают ощущению боли четко
выраженную отрицательную эмоциональную окраску, пробуждают импульс
отталкивания с целью избежать пролонгирования воздействия раздражителя, а
также вызывают желание искать облегчение от боли. Третий компонент --
познавательный и оценочный аспекты боли, являющиеся корковой надстройкой к
переживанию в целом. Сюда относятся тип и уровень образования, история жизни
индивида, значение, придаваемое им ситуации, вызывающей боль, внушаемость, а
также его душевное состояние в данный момент. Эти три компонента боли,
наряду со степенью их участия в ее ощущении, могут подвергаться выборочному
воздействию разнообразных факторов.
__________________________
* Важнейшими наблюдениями из числа проанализированных Мелзеком
являются: врожденная нечувствительность, к болевым раздражителям и ее
противоположность -- спонтанная боль психогенной природы, возникающая без
определенной внешней причины; своеобразные характеристики некоторых болевых
синдромов, наподобие болей в удаленных членах и различного рода невралгий;
высокий процент неудач радикальных хирургических вмешательств, направленных
на снижение боли, наряду с поразительным успехом некоторых других процедур;
и более всего -- обезболивающее и анестезирующее действие акупунктуры.
В 1965 году Мелзек и Уолл создали так называемую контрольно-пропускную
теорию боли, которая, видимо, объясняет многие ее стороны, кажущиеся
загадочными. Они теоретически обосновали существование неврального механизма
в дорзальных рогах спинного мозга (возможно, в так называемой желатинной
субстанции), который действует наподобие ворот. Этот контрольно-пропускной
механизм может повышать или понижать приток нервных импульсов от
периферийных волокон к центральной нервной системе. Степень, с которой
данные ворота усиливают или подавляют передачу сенсорных импульсов,
определяется уровнем активности толстых и тонких волокон, а также командами
мозга. Соматические сигналы, исходящие от любых частей тела, вместе с
сигналами от зрительной и слуховой систем способны оказывать модулирующее
воздействие на передачу импульсов через контрольно-пропускной механизм.
Таким образом, наличие или отсутствие боли определяются равновесием между
сенсорными и центральными сигналами, направленными на
"контрольно-пропускную" систему. Когда количество информации, проходящее
через нее, превышает критический уровень, она приводит в действие
неврологические зоны, ответственные за ощущение боли, а также за реакцию на
нее.
Судя по всему, теория Мелзека и Уолда представляет собой правдоподобную
теоретическую схему, позволяющую лучше понять и заглянуть вглубь кажущегося
непредсказуемым воздействия психоделической терапии на ощущение боли
раковыми больными. Разнообразие полученных результатов, видимо, отражает
функциональное взаимодействие между многоплановой природой психоделических
переживаний и сложностью нейрофизио-логических структур и механизмов,
лежащих в основе феномена боли. Следовательно, клинические данные,
касающиеся воздействия ЛСД и ДПТ на боль, могут рассматриваться в качестве
важного дополнительного источника данных, доказывающего верность
"контрольно-пропускной" теории боли.
Мы попытаемся объяснить кажущееся несоответствие того факта, что
облегчение боли в ходе выполнения программы исследований ЛСД "Спринг Гроув"
не отразилось в адекватно значимом снижении уровня потребления наркотиков.
Здесь при оценке ситуации нужно учитывать, по меньшей мере, четыре фактора.
Во-первых, не предпринималось никакой попытки понизить уровень потребления
наркотиков. Никто не обращался ни к пациентам, ни к медсестрам с просьбой
попытаться изменить режим выдачи и приема препаратов. Их потребление
отражало спонтанное взаимодействие между требованиями пациентов и реакцией
врачей. Таким образом, один из элементов этих парадоксальных данных просто
отражает наличие инерции со стороны как пациентов, так и медперсонала. В
некоторых случаях выдача наркотиков, возможно, продолжалась, даже если
потребность в них снизилась. Во-вторых, большинство больных в дополнение к
наркотикам получало разнообразные психотропные средства вроде малых
транквилизаторов, ненаркотических анальгетиков, снотворных. Перемены в
потреблении данных препаратов не принимались во внимание и не подвергались
систематической регистрации в рамках нашего исследования. Это особенно важно
в случае с производными фенотиазина и малых транквилизаторов, которые мы
отменяли за неделю до сеанса, чтобы их воздействие не смешивалось с
воздействием ЛСД. В-третьих, у многих пациентов даже массированное
применение наркотиков не снимало полностью боли в Период до проведения
ЛСД-терапии. Фактически недостаточная реакция на их введение и непроходящие
острые боли были одним из основных критериев отбора больных в программу
исследований. У некоторых из них уровень потребления наркотиков не упал
после сеанса ЛСД-терапии, но прежнее количество препаратов стало
эффективно контролировать боли и сделало жизнь более сносной. И наконец,
возможно, что видимое несоответствие между ощущением боли и тяги к
наркотикам отражает также факт не просто привычки, а настоящей
симптоматической наркомании у лиц, получавших массированные дозы препаратов
в течение многих месяцев до проведения сеанса.
Важным аспектом перемен, происшедших вследствие проведения
психоделической терапии умирающих от рака, было видоизменение и зачастую
резкая трансформация их концепций смерти, а также отношения больных к
грозящей им ситуации. Во время введения ЛСД душевнобольным или здоровым
людям мы часто слышали замечания, касающиеся их ощущений в отношении смерти.
Те, кто пережил эпизоды смерти и возрождения в ходе психоделических сеансов,
часто описывали весьма радикальную перемену в своем отношении к кончине.
Глубокие переживания космического единства и некоторых других
трансперсональных форм сознания, судя по всему, делают факт физической
смерти менее значимым*. То, что подобные переживания могут оказывать
серьезное трансформирующее воздействие на тех, для кого перспектива
физической смерти является делом месяцев, недель или дней, заслуживает
самого серьезного отношения к данному опыту. Такие переживания развиваются в
сложном психологическом, философском, мифологическом и духовном контексте
______________________
* Полученные в ходе психоделической терапии умирающих от рака
наблюдения, касающиеся ослабления страха смерти, косвенным образом
подтверждаются сведениями, полученными Чарльзом А. Гарфилдом. В своей
докторской диссертации, защищенной в 1974 году, он исследует связь между
долговременными систематическими экспериментами по изменению уровней
сознания и страха, связанными со смертью, у 150 выбранных мужчин. Используя
сочетание строго объективных интервью, психометрическое тестирование и
психофизиологические замеры, Гарфилд изучил различия в сознательном и
подсознательном страхе смерти среди членов пяти субкультур: студентов
старших курсов факультетов философии; студентов старших курсов теологических
факультетов; лиц, употребляющих психоде-лические препараты; лиц,
занимающихся дзен-медитациеи; урожденных американцев, последователей
тибетского буддизма. В ходе данного исследования группы, имевшие широкий
опыт по изменению уровня сознания (лица, употребляющие психоделические
препараты, занимающиеся дзен-медитацией и изучающие тибетский буддизм),
показали значительно более низкий уровень страха, связанного со смертью,
нежели группы студентов.
и представляются чем-то большим, нежели минутные самообольщения,
происходящие вследствие нарушения функционирования мозга.
Рассуждая в упомянутой выше статье о случаях изменения отношения к
смерти, Каст выдвигает предположение, что некий механизм должен оберегать
умирающих от опустошающего осознания безнадежности их положения. Согласно
его наблюдениям, "отчаянное" положение таких лиц, однако, лишь количественно
отличается от положения каждого, кто может предполагать наступление смерти в
любой момент с некоторой долей вероятности, а ее приход в принципе -- с
абсолютной уверенностью. Таким образом, Каст полагает, что механизмы,
ежедневно охраняющие нас от осознания факта нашей смертности, у умирающих
действуют с повышенной активностью. Он считает, что ужас, испытываемый
"безнадежными" больными, а также здоровыми людьми в моменты раздумий о
смерти, коренится в страхе потерять контроль над своим телом и окружением.
Принятие факта и неизбежное подчинение такому ходу вещей, имеющее место во
время и после введения ЛСД, по мнению Каста, указывают на то, что препарат,
возможно, смягчает удар, который неизбежная кончина наносит детским
фантазиям о всемогуществе.
Кроме того, Каст подчеркивает важность уменьшения значения ожидания как
важного фактора, облегчающего ощущение боли и снижающего страх смерти. При
обычных обстоятельствах ожидание представляет собой весьма важный механизм,
полезный для ориентации, самозащиты и добывания пищи. Согласно ученому, оно,
однако, ничего не предлагает для благосостояния умирающего, и может лишь
обострить чувство беспомощности. Ожидание является надстройкой над
способностью значимо употреблять слова, образовывать символы и оперировать
ими. Каст рассматривает ослабление силы воздействия слов и вытекающую из
этого факта утрату, способности ожидать чего-то, вместе с усилением
сиюминутного, сенсорного восприятия жизни в качестве наиболее важных
факторов, меняющих отношение умирающих к смерти.
Приведенные выше объяснения, безусловно, указывая на важные стороны
действия ЛСД, не объясняют всех серьезных перемен, наблюдаемых у многих
смертельно больных, проходящих курс психоделической терапии. В отличие от
изменений в ощущении боли, которое может случиться после любого вида
переживания, вызванного ЛСД, изменение отношения к смерти и умиранию,
судя по всему, связано со специфическим содержанием сеанса. Согласно нашему
опыту, резкие перемены в представлениях о смерти и отношении к ней случаются
лишь после сеансов приема препарата, сопровождавшихся перинатальными либо
трансперсональными переживаниями. У тех, кто пережил феномен смерти это с
последующим переживанием возрождения и космического единства, видимо,
проявляются радикальные и устойчивые изменения в фундаментальных взглядах на
человеческую природу и ее отношения с миром. Кончина, вместо того, чтобы
быть абсолютным концом всего, неожиданно предстает в качестве перехода в
иную форму жизни. Идея возможного продолжения существования сознания за
пределами смерти тела представляется гораздо более вероятной, нежели
противоположная ей. У умирающих, переживших трансцендентальный опыт,
развивается глубокая вера в конечное единство всего живого. Они нередко
воспринимают себя как его составную часть, не исключая заболевания и часто
горькую долю, ожидающую их.
Яркие случаи столкновения в ходе переживаний с элементами глубоких
слоев подсознания в форме перинатальных или трансперсональных феноменов дали
умирающим возможность соприкоснуться в весьма ощутимой и убедительной форме
с духовными и психическими параметрами, ранее находившимися за пределами их
концептуалистики. В результате психоделического опыта эти лица обрели
осознанную уверенность в своей связи с миром архетипов, а также в
существовании родовых, расовых, коллективных, филогенетических и кармических
элементов в собственном подсознании. Резкая граница между "эго" и "не-эго"
проявила тенденцию к исчезновению, а привычное различие между внутренним
миром сознания человека и внешней реальностью стало гораздо менее ощутимым.
Раскрытие безбрежной космической панорамы создало новые критерии такого
масштаба, что факт индивидуальной бренности, вероятно, теряет свое пугающее
воздействие.
На данном этапе дебаты о том, имеют ли изменения, происхо-дящие в
сознании в ходе психоделических сеансов, какой-либо онтологический смысл,
позволяя глубоко проникать в природу че-ловеческого существования и мира,
являются чисто академиче-скими. Каким бы ни был окончательный ответ на этот
вопрос космические видения, пережитые в ходе психоделических сеансов, представляются умирающим совершенно реальными. Они позволяют им
сделать свое, во всех других смыслах мрачное положение, гораздо более
сносным*
Поразительные изменения в иерархии жизненных ценностей в результате
таких сеансов, как правило, непосредственно связаны с прозрениями,
возникающими в связи с перинатальными и трансперсональными переживаниями.
Психологическое принятие факта бренности и смерти проявляется в
понимании абсурдности и тщетности непомерных амбиций, привязанности к
деньгам, положению, славе, власти или гонке за преходящими ценностями. Такое
понимание облегчает осознание крушения своей профессиональной карьеры и
неизбежности утраты всего земного достояния. Отношение ко времени также
типично изменяется: значение прошлого и будущего падает в сравнении со
значением переживаемого мгновенья. В психике проявляется тенденция к сдвигу
от оперирования крупномасштабными периодами времени к существованию по
принципу "жить сегодняшним днем". Все это касается повышения способности
наслаждаться жизнью и получать удовольствие от простых вещей. Отмечается
также явный рост интереса к религиозной проблематике, связанной, скорее, с
космической духовностью, нежели с представлениями, обусловленными каким-то
определенным вероисповеданием. С другой стороны, наблюдалось много случаев,
когда издавна присущий умирающему взгляд на мир углублялся и обретал
дополнительные параметры.
Важность психоделической терапии умирающих превосходит своим значением
узкие рамки простой помощи больному. Время смерти является критическим в
любой семье. Хотя большая часть страданий приходится на долю умирающего,
перспектива неизбежной разлуки оказывает глубокое эмоциональное воздействие
на многих других вовлеченных в этот круг людей. Близкие родственники и
друзья зачастую остро реагируют на создавшееся положение; кроме того, многим из них придется долго избавляться от
неблагоприятных последствий. Практикующим психиатрам хорошо известно, что
смерть родителей и других близких родственников играет существенную роль в
развитии многих эмоциональных расстройств. Такое событие может стать
исходной психотравмой для подобного рода расстройств в случае, если оно
произошло в детстве; позже оно также может спровоцировать проявление
различного рода симптомов.
______________________
* В данном контексте следует отметить, что все возрастающее число
ученых, похоже, находит глубокие параллели между мистическим взглядом на
жизнь и революционными открытиями науки XX века, особенно в области физики.
Дополнительная информация по этому поводу содержится, например, в книгах
Фритьофа Капры *Дао физики" и Боба Тоубена *Пространство-время и далее".
Судя по всему, характер периода траура и переживания утраты тесно
связаны со степенью и природой конфликтов во взаимоотношениях умирающего с
остающимися жить. Свыкание со смертью члена семьи может стать более трудным
процессом, если родственники испытывают двойственные чувства касательно
правильности своего поведения по отношению к уходящему. Отсутствие
возможности выразить ему сочувствие, высказать благодарность за прошлое либо
найти способ попрощаться, приводит к тому, что оставшиеся в живых испытывают
чувство неудовлетворения, горечи и зачастую глубокой вины. Если же врач в
состоянии включиться в существующие отношения и побудить возникновение
эффективного эмоционального взаимного общения, процесс кончины и смерть
могут стать событием, наполненным глубоким смыслом для всех, связанных с
ним. Оно может привести к возникновению ощущения соприкосновения с
вечно-действующими силами Вселенной, которым подчиняются все живущие. При
таких условиях люди почти не испытывают вины за человеческое страдание и
смерть, отчего период горя и траура, видимо, значительно сокращается. Кроме
того, участие в происходящем вместе с умирающим может повлиять на
представления о смерти остающихся в живых детей и даже взрослых и помочь им
сформировать образ собственной смерти, а также, возможно, благотворно
повлиять на их поведение, когда придет время последнего перехода.
Соответствующее терапевтическое вмешательство часто позволяет облегчить муки
умирающего и в то же время помочь тем, кому предстоит жить дальше и
свыкаться с травмой.
Психоделическая терапия не является химиотерапией, равно как и
волшебной медициной. Здесь решающее значение имеют стиль человеческого
поведения, деликатное психотерапевтическое управление умирающим,
индивидуальная работа с семьей, а также оптимизм врача, становящиеся могучим