На что настраивает эпиграф?

Галина Ребель

«МЕТЕЛЬ»

Целостный анализ повести А. С. Пушкина

Повесть А.С. Пушкина «Метель», как и многие другие классические произведения, является одновременно предметом ученых штудий и – как правило, игнорирующего их результаты – школьного изучения. В случае с «Метелью» расхождение школьного и научного подходов обусловлено тремя основными причинами:

во-первых, житейской и читательской неподготовленностью шестиклассников к восприятию этого неоднозначного произведения (впрочем, это проблема не только «Метели», но практически всей «школьной» классики);

во-вторых, научным разночтением повести, что, с одной стороны, дает учителю возможность выбора, а с другой – осложняет для него задачу формирования целостного видения художественного мира;

в-третьих, школьное прочтение осуществляется вне контекста цикла, в то время как в научной литературе каждая из повестей Белкина рассматривается чаще всего как органическая составляющая единого целого, именуемого «Повести покойного Ивана Петровича Белкина».

В последнее время активно заявляет о себе и тенденция «дешифровального» анализа «Повестей Белкина». Суть его в том, что «вскрытие внутреннего смысла» произведения полагается возможным лишь при овладении особым «ключом» – жизненным или литературным кодом, открывающим потайной глубинный смысл лишь посвященным[1].

Очевидно, что такой подход еще дальше разводит, вплоть до противопоставления друг другу, непосредственное читательское восприятие и литературоведческую трактовку – между тем как в идеале они должны стремиться к совпадению, ибо в конечном счете любой художественный текст «не предполагает специфического литературоведческого понимания»[2] и не литературоведам, а читателям адресован.

Читателей, впрочем, следует воспитывать, растить, готовить к полноценному, адекватному восприятию литературы, а для этого – вооружить навыками анализа, т. е. «вскрытия внутреннего смысла» произведения.

Предлагаемый материал – это очередной опыт «вскрытия» пушкинской «Метели» с одновременной демонстрацией методики целостного анализа путем последовательного погружения в текст – комментированного чтения, этапы которого обозначены вопросами-вехами, направляющими, организующими и стимулирующими творческий процесс.

* * * * * * * * *

И всюду страсти роковые,

И от судеб защиты нет.

А.С. Пушкин

Невластны мы в самих себе

И, в молодые наши леты,

Даем поспешные обеты,

Смешные, может быть, всевидящей судьбе.

Е.А. Баратынский

Вхождение в мир художественного произведения, первое приобщение к нему начинается с названия – «визитной карточки», «вывески» текста. Название создает предварительное впечатление о произведении, настраивает читателя на определенный лад, задает эмоциональный тон, подталкивает работу воображения. Порой оно обнимает собою текст, формулирует его тему, идею. В других случаях оно знак, ярлык, констатация запечатленного явления или предъявление главного героя. Так или иначе, мы, вольно или невольно, сознательно или подсознательно, ориентируемся на название в процессе чтения, соотносим с ним разворачивающуюся перед нами картину и обязательно возвращаемся к нему в итоге, заново осмысляя его в контексте художественного целого, а это целое, в свою очередь, полнее и глубже уясняем с его помощью, поверяем им.

Как воздействует на читателя название повести «Метель»?

Что оно обещает?

Самое естественное, буквальное, лежащее на поверхности предположение – картина зимней непогоды: снег, ветер, разбушевавшаяся стихия. Но, поскольку главным предметом художественного изображения всегда, о чем бы ни шла речь, является человек, естественно спроецировать смятение в природе на смятение в душе и /или/ судьбе героя, на неожиданный и резкий – стихийный – поворот в его жизни. Название «Метель» порождает тревожное ожидание какого-то потрясения, перелома, предвкушение динамичного, острого развития сюжета, «метельности», т.е. взвихренности, неожиданности, круговерти событий, драматического их развития. При этом ожидаемый драматизм совсем не обязательно чреват трагедией: метель – это тревога, смятение, сумятица, путаница, но далеко не всегда крушение, катастрофа, хотя и такой вариант не исключен.

Возможен и другой сюжетный ход: взвихренности, тревожности и непредсказуемости внешних обстоятельств противостоит устойчивость, стабильность (социальная, нравственно-психологическая) героя, что, в свою очередь, может быть следствием полярных причин – косности или, напротив, стойкости и верности себе. Так или иначе, очевидно, что название пушкинской повести интригует и сулит увлекательный сюжет.

Это впечатление подтверждается и закрепляется эпиграфом.

На что настраивает эпиграф?

Прежде всего, эпиграф (фрагмент поэмы В.А. Жуковского «Светлана») задает стремительный темп. Он подхватывает заявленную в названии «метельную» тему и настраивает на романтический лад. Динамизм создается стремительностью движения, запечатленного в первой строке («Кони мчатся по буграм») и подхваченного и усиленного обилием последующих глагольных конструкций («топчут* снег глубокий», «снег валит клоками», «черный вран, свистя крылом, вьется», «вещий стон гласит печаль», «кони ... смотрят», «вздымая гривы») и безглагольных, но выражающих движение лексических единиц («Вдруг метелица кругом», «кони торопливы»). При этом интенсивность движения, напряженная подвижность всей картины имеет не однонаправленный, линейный, а вихревой, смятенный характер. Первоначальное целеустремленное одоление пространства («Кони мчатся по буграм») вскоре дезориентировано появлением божьего храма «в сторонке», затем прервано, смято, сбито с курса «метелицей», неожиданно комкающей пространство («вдруг метелица кругом») и застилающей путь («снег валит клоками»); и, в конце концов, стремительное целенаправленное движение переходит в тревожное ожидание неведомого, предчувствие беды («Черный вран, свистя крылом, Вьется над санями; Вещий стон гласит печаль») и напряженную устремленность навстречу этому неведомому («Кони торопливы Чутко смотрят в темну даль, Воздымая гривы»). Судьбоносная значимость происходящего подчеркнута образом божьего храма – знака не только пространственного, но и жизненного пути, ибо с ним неразрывно связаны главные события человеческой жизни – рождение, бракосочетание и ее неизбежный конец – смерть.

Таким образом, эпиграф подтверждает драматические упования читателя, порожденные названием, задает энергичный тон, создает тревожное настроение и обещает романтическое развитие сюжета.