Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. - Leipzig, 1903 (прим. автора)

шие вокруг него экстраординарные события побуждали са­мого Бога «быть поближе к Земле». Таким образом, бессознательное «интерпретирует» тревогу и угрозу как бо­жественное вмешательство, выражающееся в появлении небольших небесных тел, сходных с великим Юпитером. Рассказчик, однако, не приходит к столь заманчивому в данном случае сближению с НЛО; у нас нет оснований утверждать, что он испытывал к ним какой бы то ни было осознанный интерес, способный повлиять на выбор сим­волов.

Несмотря на очевидную угрозу космической катастро­фы, тревога трансформируется в настроение позитивного, торжественного и благоговейного характера, уместного скорее для Богоявления. Тем не менее это «Богоявление» означает для рассказчика величайшую опасность: небес­ные тела «ударяются о землю с громким звуком, подобно бомбам», что соответствует его страху перед мировой вой­ной. Удивительно, впрочем, что взрывы не вызывают ожи­даемых сотрясений земной поверхности, да и вообще их природа необычна. В пределах видимости они не произво­дят никаких разрушений. Точки взрывов находятся на­столько далеко за горизонтом, что рассказчик замечает лишь одну вспышку. Планетоиды причиняют несравненно меньше разрушений, чем если бы столкновения их с Зем­лей имели место в действительности. Наиболее важным во всем происходящем кажется страх перед третьей мировой войной — страх, который сообщает увиденным во сне со­бытиям элемент тревоги. По-видимому, именно эта интер­претация, а не события сами по себе, потрясает воображе­ние рассказчика и волнует его в высшей степени. Таким образом, вся история обретает глубоко психологическое со­держание.

Встреча с молодой женщиной сразу же подтверждает по­добное объяснение. Молодая женщина сохраняет самооб­ладание и прилежно продолжает свою работу; во второй версии она предсказывает рассказчику дату его смерти. Ее слова настолько выразительны, что рассказчик считает своим долгом подчеркнуть число произнесенных ею слов — восемь. Число восемь, несомненно, возникло не случай­но: оно воспроизводит гипотетическую дату кончины, 8 но­ября. Двойной акцент на этой цифре имеет довольно-таки существенное значение, ибо «восемь» — это удвоенное «че­тыре», играющее в символе индивидуации — мандале — почти столь же важную роль, что и сама цифра 4 (ср. функции цифр 4 и 8 в сцене с кабирами во второй части «Фауста»¹; см. также мою книгу: Psychologie und Alchemie, 1952, S. 218 ff.). Относительно числа одиннадцать у рас­сказчика не возникло никаких ассоциаций; поэтому, что­бы попытаться понять его, я должен прибегнуть к тради­ционной числовой символике, согласно которой десять — это совершенный итог развертывания единицы. Ряд 1-10 — это законченный цикл; 10+1=11 означает начало ново­го цикла. Поскольку интерпретация снов основывается на гипотетическом допущении: post hoc ergo propter hoc («по­сле этого — значит, вследствие этого»), можно утверждать, что 11 ведет к «восьмерице», то есть к символу целостно­сти, реализации идеи целостности; появление шара (НЛО) уже намечало подобное смысловое объяснение.

Молодая женщина, будто бы незнакомая рассказчику, должна восприниматься как компенсирующая фигура — «анима». Она представляет сферу бессознательного более полно, чем просто «тень», ибо добавляет к общей характе­ристике личности недостающие ей женственные черты. Во­обще говоря, подобная фигура в своем наиболее явном виде обнаруживается в тех случаях, когда сознание глубоко проникает в «теневую» сферу собственного «Я»; в качестве психологического фактора она оказывает наибольшее воз­действие, когда женственные свойства личности еще не распознаны, не восприняты, одним словом — не интегри­рованы. Пока противоположности не пришли к примире­нию, целостность личности остается нереализованной, а «Самость», как ее символ, пребывает на уровне бессозна­тельного. Но с того момента, как процесс индивидуации начинает набирать силу и основные признаки целостной личности объединяются в некое подобие первоначального эскиза «Самости», последняя благодаря проекции может

1) Имеется в виду последняя сцена второго акта («Скалистые бухты Эгейского моря») второй части трагедии Гёте. Кабиры в греческой ми­фологии — демонические существа, наделенные особой мудростью и ведущие свое происхождение от бога огня Гефеста. Культ кабиров, но­сивший эзотерический характер, был распространен в позднеантичную эпоху.

проявиться как завершенное целое; это целое, однако, в известной мере как бы скрыто за анимой. Анима, благода­ря своему удивительному спокойствию и уверенности в се­бе, противопоставляется возбужденности «Я»-сознания, и посредством числа 8 намекает на целостность, на «Са­мость», проекция которой уже намечена в форме летаю­щего объекта.

Торжественная атмосфера начала сна обусловлена пред­чувствием огромной значимости Самости как «распоряди­теля» и «организатора» личности, а также ощущением ис­ключительной важности архетипов как доминант коллек­тивного бессознательного, которые воздействуют на лич­ность и, принимая форму метафизических принципов, устремляют сознание к достижению целостности. Торже­ственное настроение соответствует Богоявлению, которое вызывает страх, ибо вследствие него может возникнуть ми­ровая война или космическая катастрофа. Анима, однако, обладает более глубоким знанием. Разрушений, которых боится рассказчик, не видно: по крайней мере в его непо­средственном окружении не происходит ничего по-настоя­щему опасного, несмотря на охватившее рассказчика чув­ство паники. Анима игнорирует страх рассказчика перед катастрофой; она указывает ему на его собственную смерть как на истинный источник страха.

Близость смерти, ее непосредственное созерцание часто приводят к совершенству, недоступному никаким волевым усилиям и осознанным намерениям. Смерть — великий «завершитель», подводящий окончательный баланс чело­веческой жизни. Лишь через смерть человек так или иначе достигает целостности; смерть — это конец эмпирического человека и конечная цель жизни духа в том смысле, ко­торый вкладывает в это понятие Гераклит, утверждая: «Дионис же, ради которого они неистовствуют в вакхана­лиях, тождественен Аиду»¹. Все незавершенное, непреодо­ленное, не успевшее найти свое окончательное место испытывает тревогу в связи с приближением конца и в страхе отступает перед мыслью об окончательном «расче­те». Человеку свойственно всячески избегать осознания тех