Профессиональные возможности. Лучше всего Штирлиц может реализовать свои возможности в любой практической деятельности, способен хорошо организовать производство

Лучше всего Штирлиц может реализовать свои возможности в любой практической деятельности, способен хорошо организовать производство, наладить выпуск продукции высокого качества, быть умелым администратором. Однако ему при этом важна общая стабильность ситуации, предсказуемость развития событий.

Очень успешно Штирлиц справляется с военной службой, часто - прекрасный офицер. Его способности могут найти применение и в органах правопорядка, юриспруденции. Охотно занимаются представители этого типа и профессиональным спортом, особенно - командными видами.

ДОСТОЕВСКИЙ
Этико-интуитивный интроверт

Представители типа: Ф.М. Достоевский, Т.Г. Шевченко, С. Лесков, Константин Паустовский, Александр Солженицын, Эдгар Дега, Диего Веласкес, Винсент ван Гог, Мэрилин Монро, Вивьен Ли, Юрий Соломин, Андрей Мягков, Наталья Белохвостикова, Евгения Симонова.

Интеллектуальная сила этого типа - в его умении налаживать желательные ему и его близким отношения с другими людьми. Уверен, что внешний вид, форма как объекта, так и субъекта не должны бросаться в глаза, должны быть скорее уж неприметными и при этом - предельно качественными. Духовное качество человека - основное средство воздействия на других людей. Но таким средством воздействия могут быть подарки, причем подарки, во внутренних качествах которых не возникают сомнения. Знает, чего его близкие люди хотят и чего не хотят, кому и почему симпатизируют, кому не симпатизируют. Всегда способен разобраться в настоящих и кажущихся чувствах людей.

Его интересует нравственный аспект культуры человека - честность, совестливость, достоинство, интеллигентность. Хотя новые знакомства заводит легко, круг интересов обычно ограничен близкими и знакомыми людьми. Он их любит, за них переживает.

Это обычно тихие люди, которые в новой компании больше молчат и наблюдают, не проявляя особой активности. Но их нельзя назвать и слишком стеснительными, потому что видят, как к ним относятся другие, и знают, как это отношение улучшать. Прекрасная иллюстрация к этому - князь Мышкин из романа Ф. Достоевского "Идиот", Алеша Карамазов или главный герой "Подростка". С одной стороны - скромные, спокойные, а с другой - легко навязывающие отношения, добивающиеся взаимной симпатии, легко входящие в новые группы людей.

Отношения с людьми регулируют, приближают их к себе или отдаляют не столько словом, сколько взглядом и интонацией. Напряженность в голосе, которая часто совершенно не соответствует тому, что в это время говорят, почти каждого возвращает на "свое место". Даже своим молчаливым присутствием способны улучшать, отогревать или - наоборот - охлаждать психологический климат пространства, в котором находятся.

В понимании того, какие чувства к людям и отношения с ними хороши, а какие нужно исправлять, Достоевский категоричен, требователен. Своему пониманию этичного и неэтичного старается подчинить всех окружающих людей. Естественно, каждый действует на уровне собственной культуры.

Своих близких в области их чувств к окружающим людям корригирует категорично, требует строго избирательных отношений.

Общаясь, Достоевский свои эмоции полностью отождествляет с эмоциями другого человека. При грустном он и сам грустен, при веселом - весел. Своими эмоциями он как бы входит в настроение другого, идентифицирует себя, свое состояние с эмоциональным состоянием другого. Он следует за эмоциями других, подчиняется эмоциям других и никогда не навязывает своих эмоций. Свое участие в другом демонстрирует, показывая свое присутствие и своеобразное эмоциональное замирание.

Как Достоевский получает информацию о состоянии другого человека? По мимике, интонации, подавленности или возбужденности. Чувствует общий эмоциональный тон. И когда интонации не соответствуют словам, он слышит лишь интонацию, а не слова.

Желая помочь человеку, быть ему полезным, Достоевский замирает, пытается поймать его взгляд, спрашивает, почему он сегодня такой, что случилось. Он входит в горе второго, сочувствует ему, появляется одинаковое эмоциональное состояние и возможность контактировать. Когда удается войти "в унисон", между собой и другим он не видит разницы, собственное его физическое состояние исчезает, исчезает чувство собственного тела. Он не ставит себе задачи развеселить другого. Он помогает пониманием и сочувствием.

После этого идет поиск причины подавленности, тоски, страха, удрученности и любой другой негативной эмоции. Вот когда люди так на него изливают все "свое", он чувствует себя больше, чем когда-либо, в своей тарелке. И он старается утешить, подбодрить, привести в ровное, спокойное состояние, выровнять настроение. Вообще - стыдно пройти мимо удрученного человека. Если это даже совершенно чужой человек на улице. И если из-за жизненной суеты это происходит, на душе остается неприятный осадок.

Демонстрация "я готов вами заняться" происходит как демонстрация своего полного спокойствия, пассивности, доверия к другому. Он постоянно уверен, что другим нужен спокойным, ровным, безмятежным. Ему хочется быть как бы компрессом, который другие могут прикладывать к своим ранам.

Желательно, чтобы людей, в отношении которых исполняют эту роль, не было бы слишком много, чтобы это были бы ценные, достойные люди. Но жить совершенно без людей, которым можно сопереживать, он не может. По-настоящему нужным чувствует себя лишь в таких ситуациях.

Хоть Достоевский готов заниматься горем каждого человека, он очень чувствителен к чувству верности, которое к нему испытывают другие. Попадает в очень затруднительное положение, когда люди, к которым он проявил чувство соучастия и верности, ведут себя двусмысленно.

Находясь в компании, Достоевский видит, кому хорошо, кому плохо, то есть кто является "заклеванным", и подстраивается именно к этому заклеванному, ищет нити, ищет, кто его травит. Идет понимание человека через его отношения с другими людьми.

Благодаря способности соучастия и сопереживания люди такого типа бывают хорошими психотерапевтами. Только из-за полной идентификации себя с другим это их довольно сильно утомляет.

Плачут и гневаются очень редко и только при по-настоящему близких людях, тех, кому доверяют. Гнев и слезы - демонстрация доверия. Поплакать или "погневаться" - это позволит себе быть самим собой. Другое дело, когда они свои эмоции идентифицируют с эмоциями другого - при плачущем и у него на глазах навертываются слезы соучастия. В кино плачут, если обижают героя, которому, увы, помочь нельзя. Это - слезы соучастия.

При общении с неприятным человеком Достоевский заставляет себя забыть свое истинное отношение, истинное чувство и - быть вежливым. То есть, он ставит себя с социальные рамки. Но все плохое, как и хорошее, помниться. Ни на минуту не забывается "я его ненавижу" или "он мне нравится".

В своем умении выравнивать эмоции окружающих Достоевский ищет признания общества, показывает этим свою полезность обществу. Если его эмоциональное соучастие не нужно, значит, и он сам - лишний.

Достоевский не может "обидеть эмоции" другого. Испортить настроение другого человека. Потому от нелюбимого партнера уходит только при условии, когда уверен, что он партнеру не нужен, что партнер его не любит.

То, как этот тип отождествляет свои эмоции с эмоциями своей социальной группы, можно проследить Ф.М. Достоевского. Пока его эмоции отождествлялись с эмоциями революционеров, он был революционером. Когда он те же эмоции отождествил с эмоциями другого социального круга, стал консервативным.

Внутренняя жизнь индивида, проблемы и переживания. Внутренние проблемы, сомнения и переживания этико-интуитивного интротима относятся к его контактам с объективным миром. Каждый этический перед лицом объективных сил чувствует себя бессильным и поэтому сомневается в своей социальной ценности. Но он смел с людьми и потому соприкасаться с этой объективной действительностью старается не непосредственно, а через других людей. Это причина, почему этические не скрывают своей "слабости" и беспомощности и даже в некоторой мере ее демонстрируют. Для того чтобы в мире себя хорошо чувствовать, им нужна кооперация с "сильным" логическим, который не признается в своей слабости тоже из-за страха. Из-за страха быть никому не нужным, то есть не нужным "слабому" этическому...

Достоевскому всегда важно, что о нем и о его поступках думает общество.

Поэтому они очень критичны ко всем своим "объективным" свойствам: красоте, воле, энергии, элегантности. Критическое отношение к этим их свойствам воспринимается очень болезненно и показывает, что они обществом оцениваются ниже, чем сами надеялись. Положительное отношение, похвалы не воспринимается как двусмысленность лишь при условии, что были сказаны без подчеркивания, мягким тоном и сказаны без свидетелей.

Волевым считают того, кто поставил себе цель и добился ее, но комплимент "волевая личность", как и "красивый человек", "элегантный" - сомнительны. То есть если вы его назовете волевым или безвольным, красивым или некрасивым - это в одинаковой мере сомнительные комплементы, заставляющие перетряхивать свои отношения с окружающим миром. Ему нужно лишь молчаливое или негромкое признание.

Тем же обуславливается, что такой индивид не может позволить себе быть грязным, некрасивым, плохо одетым объектом. Не терпит грязи и в собственном доме. Не терпит пятен. Потертая одежда на супруге - это потертая одежда на нем самом. Но комплименты за умение поддерживать порядок тоже сомнительны.

Кругозор делает человека и более уверенным и как бы более смелым, а на самом деле - более точным в своих притязаниях на признание.

К эстетике объекта очень чувствительны, но того, что называют собственным вкусом, не имеют. Эстетических вкус обусловлен ожиданиями социальной группы. Потому, например, в своей элегантности, как и в убранстве квартир, очень осторожны, долго раздумывают, размышляют и рассуждают.

Итак, несмотря на то что Достоевский как бы решительно и смело устанавливает свои порядки между объектами, он в них постоянно не уверен. Нужен могущий сопереживать этим его сомнениям человек. Человек, который "установленные им" порядки воспринимает как закон, обязательный к выполнению. Это, несомненно, Штирлиц, или логико-сенсорный экстратим. То есть Достоевский уверен в точном знании любых порядков и закономерностей лишь при условии, когда то, что ему кажется "наиболее правильным", берут на вооружение другие. То есть когда кто-то в своих целях пользуется обширными знаниями Достоевского.

В своем знании порядка в мире и конкретном окружении индивид очень чувствителен к критике других и потому ищет того, кто признает его чувство логики, то есть кто доверяет этому чувству, как и проявлениям его воли. Кто учитывает и его вкус, и его волю и защищает их перед возможными нападками со стороны других.

В своих действиях и поступках, связанных с проявлением этого аспекта собственного Я, индивид склонен слиться с окружающим миром и полностью принять его диктат. Это всегда диктат, но он может быть разным - с учетом потребностей индивида. Он может учитывать эти потребности, тогда человеку живется хорошо. И может не учитывать их, тогда организм действует "на износ". Потому у индивида с дуализированной психикой мир достаточно светлый и радостный. У недуализированного индивида жизнь трудна.

Достоевский не может не работать, когда работают другие. Но он суетится, как заведенный, и тогда, когда другие бездействуют. Быть в бездействии как-то неудобно, совестно, стыдно. Эту суету прекращает лишь дуал, указывающий как на возможность усталости, так и на неэффективность, бесполезность многих "трудовых актов". Потому при отсутствии дуала Достоевский постоянно усталый и переутомленный.

Активность Типа должна реализоваться на высшем уровне технологии и качества. Не своим делом, то есть тем, чего достаточно хорошо не знают, заниматься считают некомпетентным и даже стыдным. К любой работе нужно иметь специальную деловую и моральную подготовку. Примечательно, что для Достоевского работа более интересна, чем подготовка к ней.

С удовольствием Достоевские слушают поправки - корректировку к своей работе. При том - высказанные спокойным, но категоричным тоном. Чем тон строже, тем больше уверенности в делающем поправки и чувство облегчения, что кто-то о них заботится и снимает ответственность. Примечательно, что Штирлиц, критикуя работу, критикует ее не столько в настоящем, сколько дает основательные указания на будущее. Его критика-внушение направлена на исправление всей линии активности, чтобы в будущем не повторялись бы такие же ошибки. Штирлиц критикует за недостаточную чистоту работы, за недостаточно красивый результат или за то, что индивид плохо работает в том смысле, что работа, которая могла бы не утомлять или меньше утомлять, - утомляет. То есть утомляет, хотя при небольшом изменении технологии, использовании каких-то правил, лучшей подготовке к делу этой некачественности и утомляемости можно избежать. Штирлиц способен изменить линию действия Достоевского даже тогда, когда это привычная линия действия. А таким образом может изменить и картину его мира, превратить жизнь в этом мире в более светлую и радостную.

Нервозность (как и методичность) Штирлица не раздражает и даже не кажется нервозностью, а, наоборот, дает чувство покоя, что с него самого снимаются забота и ответственность за технологию будущей активности и качество ее результата. Штирлиц критикует лишь за технологию, то есть неправильный процесс, а не за материальный результат. И в следующий раз в аналогичной ситуации Достоевский автоматический поведет себя так, как ему было продиктовано. То есть то, что другими (например, Дон-Кихотом) было бы воспринято как стрессирующий упрек, Достоевским воспринимается как благожелательность и забота, которые дают хорошее самочувствие, ритм, спокойствие, знание, что он не одинок, что в мире все идет как надо, что он и его труд замечаются и ценятся, что о нем самом заботятся, не дадут споткнуться.

Достоевский знает, что нужно двигаться, давать мышцам работу, что это улучшает его самочувствие и возможности как активного членаобщества. Эффект от любой моторной активности ощущает очень быстро, почти сразу, как будто бы это самое узкое место в процессе энергетического метаболизма, ликвидировав которое, он улучшает общее состояние. Так оно и есть.

Когда Достоевский видит человека, с которым случилось несчастье, он это чувствует всем своим телом. Своими мышцами чувствует его скорченность, сжатость. Слушая певицу, которая надрывается, может охрипнуть. Любит балет, потому что выходит из театра релаксированным.

Если его просят что-то сделать, он не может сказать - нет, не могу, не хочу. Если и скажет, то только самому близкому человеку, и то не "не могу", а скорее "почему я?", желая убедиться, что то, что заниматься будет именно он, является логичным. Поэтому их эксплуатируют, заваливая разной работой больше чем надо. И сами они отгораживаться от этого не умеют. Нужна опека дуала, который недвусмысленно скажет, кто и почему одним или другим делом должен заниматься. Так происходит отгораживание от той активности, от которой сам Достоевский не может и не чувствует права отгораживаться. То есть - отгораживание через подчинение дуалу.

Как этот тип воспринимает боль? Это элемент самочувствия и в его глазах - всегда результат каких-то ошибочных поступков, плохого поведения или результата отсутствия каких-то поступков. Не может изменять супругу, потому что измена - поступок, которого не должно быть. Потому что измена - это стыдно. Стыдно от самого факта поступка, а не от того, что супруг узнал.

У Достоевского сильно развито чувство стыда. Ему постоянно бывает стыдно за себя. За других - обычно в том случае, когда это близкие, тоесть группа, с которой он себя идентифицирует. Но, как рассказывал один Достоевский, они переживают чувство стыда и при неадекватных реакциях зала во время концерта или спектакля, например, на поверхностные реплики, или когда, не дождавшись окончания, поднимаются со своих мест. И стыдно, и жаль исполнителей.

Достоевский живет постольку, поскольку другие замечают и опекают его труд, энергетические его затраты. И к настолько хорошему самочувствию эта забота его приводит. Этим определяется чувство успешности собственного функционирования, чувство жизненного счастья и спокойствия.