Бретт: Если бы мои руки могли говорить, они сказали бы... 10 страница

БОЛЬШОЙ ТИХИЙ УОЛТ

Уолт был внушительным студентом-медиком: ростом по крайней мере шесть футов четыре дюйма и весом 250 фунтов. Он не был общителен.

Был тихим, усердным и, казалось, все из-за чего-то переживал. Уолт из­бегал сближения с большинством людей. Друзей у него было немного, и улыбался он редко.

Среди тех, кто чувствовал себя отстраненным от Уолта, была его де­вушка Джейни. Она испытывала глубокую любовь к Уолту, но и у нее на­конец терпение кончилось, когда недавно Уолт не смог помочь ей ре­шить одну эмоциональную дилемму, с которой она столкнулась. Тогда Джейни прямо заявила Уолту, что или он идет к психиатру, или их отно­шениям конец.

Я в принципе не люблю встречаться с людьми, которых кто-то при­сылает под угрозой наказания. У них редко бывает достаточная моти­вация для приложения интенсивных усилий, необходимых для совер­шения кардинальных изменений в жизни. Уолт, однако, стал исключе­нием. Он очень четко заявил, что любит Джейни и сделает все что угодно, чтобы спасти их отношения. И сообщил, что его эмоциональная отстра­ненность уже вызывала проблемы в более ранних отношениях с людьми, включая членов его семьи.

— Я чувствую, будто между мной и другими людьми стоит стена, — признался Уолт, — но не знаю почему. Я хочу быть с Джейни, но как бы отгораживаюсь от нее. Она пытается пробиться ко мне, но, прежде чем я успеваю понять, что происходит, на меня накатывает.

Исполненный раскаяния, он также признался в том, что иногда ему хотелось, чтобы Джейни просто ушла и оставила его в покое.

— Я не могу с собой справиться, — сказал Уолт в отчаянии. — Я пол­ностью от нее отгородился. Она этого не заслужила!

— От скольких своих пациентов вы полностью дистанцировались во время ваших дежурств в клинике? — спросил я невинно, очень хо­рошо зная, что о любых проблемах такого рода мне обязательно сооб­щили бы.

Уолт посмотрел на меня с ужасом в глазах.

— О нет. Я никогда не отстраняюсь от своих пациентов, — заверил он меня. Уолт явно гордился своей заботой о других людях.

— Значит, в той ситуации у вас всё под контролем, — указал я. — Вы не можете утверждать, что университет отчуждал вас и понуждал бро­сить учебу!

Уолт улыбнулся.

— Вы действительно способны конструктивно общаться с людьми. Вы делаете это в своей карьере каждый день. Но по каким-то причинам это не получается в отношениях с самыми близкими вам людьми.

Уолт слушал внимательно. Он был открыт для идеи, что было, по край­ней мере два Уолта: 1) профессионал, который мог сотрудничать с дру-



ГЛАВА СЕДЬМАЯ. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК ПОД КРОВАТЬЮ 147 148 ПСИХОЛОГИЯ ТРЕЙДИНГА



гими людьми и конструктивно справляться с огорчениями, и 2) лич­ность, которая боится близости. Для процесса изменения крайне важно отделить человека от проблемы.

— Проблема не в вас, — говорю я часто. — Проблема в вашей пове­денческой модели.

На следующих двух сеансах Уолт позволил мне погрузиться в воспо­минания его детства. Отец у него был капризным и темпераментным, способным мгновенно предаваться гневу. Родители все время ссорились. Уолт помнил, как маленьким мальчиком убегал к себе в комнату и пря­тался под кроватью, чтобы не слышать их споров. Он любил мать и ис­кал у нее поддержки, но также сердился на нее за то, что она не могла по­стоять за себя, когда отец ее ругал. Уолт вспоминал, что мать все время впадала в депрессию и дом в течение многих дней подряд стоял непри- бранным. Уолт говорил, что иногда и он чувствовал себя подавленно. Его ужасало, что он мог стать таким, как мать, которая казалась ему привлекательной, но слабой. Подобно Мэри, Уолт видел себя тем, кем не хотел быть.

В отличие от Мэри, однако, Уолт проводил большую часть времени на сеансах вне связи со своим эмоциональным опытом. Когда я встре­тился с ним в первый раз, его большое тело и пылающий взор навели меня на мысль, что нам предстоят бурные встречи. Все оказалось совер­шенно наоборот. Уолт покорно отвечал на мои вопросы и, казалось, хо­рошо знал о связи между гневом отца и своей собственной пассивно­стью. Более того, признал, что его отец испытывал унижение со сто­роны своего собственного отца, что делало чувство неполноценности на­следственным. Отец постоянно ругал Уолта, и в результате тот чувство­вал себя чрезвычайно неуверенно. Однако сам он отказывался сканда­лить и сопротивляться. Уолт мог испытывать депрессию, как его мать, но не хотел стать своим отцом. Он не желал продолжать эту наследствен­ную поведенческую модель.

Все это Уолт знал. Но это ничего не меняло. Рациональный професси­онал и маленький мальчик, попавший в западню под кроватью, скрыва­ясь от детских страхов, практически не пересекались.

Наши встречи начали беспокоить меня. Мы немало говорили о про­блемах, но не касались самих проблем. Я знал: для того чтобы лечение принесло успех, мы должны были соединить «личности» Уолта. А это оз­начало внесение в наши сессии опыта «мать — отец».

Это что-то вроде непреложного закона в психотерапии. Изменение не может произойти, если проблемные модели не воспроизводятся в ре­жиме реального времени. Они создают поводы для «переключения пере­дач», делающие возможным введение новых взглядов, новых навыков, новых контекстов и нового опыта. Сколько бы ни велось рациональных бесед, они не могут проникнуть в ум №2 Джона Каттинга.

Мне нужно было как-то найти способ прикоснуться к невербальному уму Уолта.

СОЗДАНИЕ СИЛЬНЫХ НОВЫХ ПЕРЕЖИВАНИЙ

Задумайтесь над тем, что изменить модели вы можете только тогда, когда они активированы. Чтобы преодолеть тревогу, вы должны испы­тывать тревогу. Чтобы справиться с депрессией, вы должны погрузиться в депрессию. Как бы вы ни избегали гнева, страха, неуверенности в себе или конфликтов, это не позволит вам совладать с ними.

Для трейдеров это означает, что лучшие возможности для изменения возникают, когда сделки открыты, а эмоциональные приливы и отливы достигают своих самых высоких значений. Именно в такие моменты трейдеры могут сознательно прилагать усилия для слома повторяющихся моделей и введения новых реакций.

При ломке привычных поведенческих моделей могут быть весьма эффективными умственные репетиции — проигрывание проблемных ситуаций в уме и воображаемое использование различных методов их исправления. Но ничто не заменит того, что бихевиористы называют опытом в естественных условиях — когда люди фактически создают стрессовые ситуации и заставляют себя справляться с ними. Пациент, страдающий от приступов паники, может преднамеренно ускорить дыха­ние, имитируя гипервентиляцию, и тем самым воссоздать многие сим­птомы приступа. Вызывая в воображении эти симптомы и затем практи­куя когнитивные и поведенческие методы самоконтроля, пациент разви­вает в себе способность справляться с паникой в реальной жизни.

Мой самый успешный опыт в естественных условиях произошел со­вершенно незапланированным образом. Долгие годы я боялся высоты, но мне никогда не приходилось попадать в ситуации, где я должен был испытать настоящий дискомфорт. Страх возникал только тогда, когда во­круг меня не было никаких барьеров или поддержки. Например, в само­лете или в безопасном месте на вершине горы проблем у меня никаких не возникало.

Как-то летом мы поехали в местную зону отдыха и мой сын Макрэй захотел прокатиться на подъемнике, чтобы осмотреться вокруг. Меня немного беспокоило то, что придется сидеть в кресле, подвешенном на тросе; но поскольку людей к креслу пристегивали и, более того, спе-

ради защищали барьером, который опускался сверху, то я решил, что ни­какой опасности падения нет.

Когда мы начали подъем, малютка Макрэй сидел у меня на коленях, улыбаясь и впитывая в себя окружающее. Я быстро заметил, что защит­ный барьер застрял и не желает опускаться. Мы ехали в совершенно не­защищенном кресле. Я понял, что не могу допустить, чтобы Макрэй за­метил мое беспокойство. Если бы он испугался и сделал внезапное рез­кое движение, то мог бы упасть вниз. Поэтому нечеловеческим усилием я отбросил свой страх и лишь прижал к себе Макрэя покрепче, рассказы­вая об особенностях пейзажа и всячески отвлекая его внимание. Он так и не понял, что поездка была опасна.

С тех пор мой страх высоты притупился. Я оказался в худшей вообра­зимой ситуации и увидел, что могу с ней справиться. То, что я оказался на большой высоте, но в положении, когда нес ответственность за дру­гого человека, оказалось наилучшим лечением. Ситуация, потребовав­шая безотлагательной реакции, заставила меня найти новый способ по­бедить страх.

Одним из моих любимых инструментов для улучшения навыков тор­говли является прибор биологической обратной связи, измеряющий температуру кожи на лбу. Как вы увидите в книге позднее, температура лба очень чувствительна к изменению кровотока в предлобной коре го­ловного мозга — той его части, которая отвечает за сосредоточенность, концентрацию и внимание. Температура имеет тенденцию повышаться, когда люди находятся в состоянии спокойного внимания (в «зоне»), и имеет тенденцию падать во время огорчения и рассеянности. Устано­вив контрольный уровень до открытия рынка и подключив к себе при­бор обратной связи на время торгового дня, я могу следить за ростом и падением моей «зоны» как функции движения рынков — и моих по­зиций.

Установив очень простое правило — никогда не открывать и не за­крывать позицию, если значения биологической обратной связи нахо­дятся ниже контрольного уровня, — я могу заставить себя ломать при­вычные модели в режиме реального времени. Биологическая обратная связь становится частью стратегии входа/выхода, в которой негативные эмоции не могут влиять на размещение мною ордеров. Либо я нахожу способ расслабиться и сосредоточиться, либо не торгую вообще. Эта тре­нировка в реальном времени оказалась намного более эффективной, чем все внерыночные упражнения, которые я когда-либо выполнял. Как та поездка на подъемнике, биологическая обратная связь заставляет меня переживать старые угрозы по-новому.

В этом и заключается суть изменения.

РЕГРЕССИЯ: ПУТЕШЕСТВИЕ УМА ВО ВРЕМЕНИ

Я попытался исследовать опыт Уолта, чтобы получить какое-то представ­ление о его отношении к реальной жизни, но он не пожелал этого. Когда я попросил его подробно рассказать о прошлом, он выложил мне только факты. Когда я пытался проникнуть в его эмоции, взгляды, идеи и пере­живания, он давал мне обобщенные описания. Ни разу во время наших сеансов он не проявил признаков гнева или боли. Разочарованный так, что это, возможно, читалось у меня на лице, я упрашивал Уолта: «Я хочу знать, что вы чувствовали в этих ситуациях. Закройте глаза и представьте себе, что Джейни вас ругает. Скажите, на что это похоже».

Уолт не подчинился. Он сжался, сложил руки на груди и отрезал — со­вершенно неожиданно капризным тоном: «Не хочу!»

Я уставился на него, ошеломленный. На моих глазах огромный двух­метровый парень превратился в дитя.

Уолт понял, что произошло.

— Я чувствую себя маленьким ребенком, — сказал он с ошеломлен­ным удивлением.

Он был абсолютно прав. Уолт изменился прямо у нас на глазах.

Термин «регрессия» использовался Фрейдом. Когда старые нерешенные проблемы всплывают в настоящем, люди могут возвращаться (регресси­ровать) к более ранним способам их решения. Именно поэтому человек способен быть зрелым профессионалом и своенравным ребенком одно­временно. То есть существуют две личности, связанные порталом во вре­мени. Под эмоциональным давлением активируется более ранний способ поведения, мышления и восприятия, совершенно отдельно от зрелого, ло­гически мыслящего ума. Уолт на какое-то время оказался между двумя ми­рами — как тот пациент П. С. с разделенным мозгом. Рациональный ум Уолта пытался объяснить поведение, вышедшее из-под его контроля.

Я вырос в Кантоне (штат Огайо). Семья наша была дружной, мы часто вместе отдыхали, смотрели телевизор и ходили на баскетбольные матчи. Мои впечатления о раннем возрасте положительны, они заполнены вос­поминаниями о семейных поездках, поиске «тайных мест» и поедании мо­роженого. Мои же родители в детстве получили меньше такой близости. Оба лишились родителей в относительно раннем возрасте; оба были ча­стично воспитаны и поставлены на ноги старшими братьями и сестрами. Они были полны решимости дать моему брату Марку и мне все то чувство тепла и сплоченности, которого недополучили сами. И преуспели в этом.

Проблемы начались, когда я стал старше и захотел жить в своем соб­ственном мире. Живо вспоминаю наш первый школьный вечер тан­цев в начальной школе Мэйсона. Пока играла музыка и неуклюжие под-



глава седьмая, большой человек ПОД кроватью 171 172 ПСИХОЛОГИЯ ТРЕЙДИНГА



ростки исполняли свои па на танцплощадке, я сидел в глубине помеще­ния, полностью погрузившись в книгу Уильяма Ширера «Взлет и падение Третьего рейха». В восьмом классе сочувствующий учитель иногда осво­бождал меня от занятий в классе, чтобы я мог пойти в библиотеку и по­глотить больше книг. После занятий я брался за разноску газет, что да­вало мне возможность проводить время в прогулках и мечтах, свободных от вмешательства других людей.

Вполне понятно, что это погружение в себя не очень хорошо восприни­малось дома. Члены моей семьи хотели большей близости, а не отстранен­ной мечтательности. Было трудно найти уединение дома, но я обрел убе­жище в ванной, где мог в одиночестве принимать душ или подолгу зани­маться другими туалетными процедурами. С раннего возраста лучше всего мне читалось и думалось в ванной. Годы спустя, обручившись со своей же­ной Марджи, я переехал к ней в дом, где она жила со своими тремя замеча­тельными детьми Деби, Стивом и Лорой. Всего через несколько дней раз­разился конфликт. Дети должны были вовремя успевать в школу, а я ломал их график. Как? Проводя слишком много времени в ванной!

Совершенно не отдавая себе в этом отчета на сознательном уровне, я воспринял свою новую семью как старую: близость, любовь, слишком много близости. И вернулся к своему прежнему способу решения про­блемы: принимать подолгу душ, не спеша бриться, причесываться и т.д. Для ребенка этот способ был достаточно конструктивен, позволяя полу­чать некоторую дозу одиночества без ущерба для семейного единства. Позднее, однако, в совсем других жизненных условиях долгое сидение в ванной оказалось совершенно непригодным и стало создавать кон­фликты. Я перерос себя.

Сейчас я сижу в кафетерии продовольственного магазина Wegman’s, лихорадочно печатая на ноутбуке и потягивая кофе под музыку Фи­липа Гласса, доносящуюся из проигрывателя компакт-дисков на заднем плане, и, вероятно, не слишком отличаюсь от того мальчишки, который во время танцев читал Ширера. Пишу я обычно в людных местах, где вряд ли встречу знакомых: таков далекий от идеала компромисс между тем, чтобы находиться в обществе и вне его. Он не идеален, но избавляет меня от необходимости сидеть в ванной.

СКВОЗЬ ПОРТАЛ ВРЕМЕНИ

Для многих людей регресс является болезненным до такой степени, что они идут на значительные ухищрения, чтобы избежать ситуаций, кото­рые могли бы заставить их пройти через портал времени. Времяпрепро­вождение в ванной защищает от чувства погруженности в себя; отказ от чувств защищает от вспышек гнева. На наших сеансах Уолт воспроиз­водил то, чему так хорошо научился в детстве: прятался. Конечно, в моем кабинете не было кровати, под которую можно было бы залезть, но он мог прятаться и по-другому. Извлекая на свет конфликты и гнев, кабинет психотерапии символически стал для него пугающим домом из детства. Чем больше я требовал проявления чувств, тем глубже прятался Уолт.

Детский крик «Не хочу!» открыл нам обоим глаза на тот факт, что все это было эхом прошлого Уолта. Превращение в замкнутого участника романтических отношений и регресс к состоянию маленького ребенка на нашем сеансе являлись неотъемлемой частью одного и того же про­цесса. Чтобы преодолеть замкнутость, нам требовалось найти способ прорваться к этому ребенку. Пришло время вылезать из-под кровати.

Существует множество путей, следуя которыми люди могут получить доступ к мыслям и чувствам, лежащим чуть ниже сознательного воспри­ятия. Эти методы (самый известный из них гипноз) позволяют получать доступ к эмоциональным граням знания, обходя критический рацио­нальный ум во многом подобно очкам Шиффера. Д-р Натаниэль Бренден много писал об использовании методов заполнения пропусков в пред­ложении в качестве инструментов эмоционального самосознания. Пси­хотерапевт скороговоркой предлагает клиентам неоконченные предло­жения. Клиенты заканчивают предложения первыми пришедшими им на ум словами, не обдумывая их и не подвергая цензуре. Появляющиеся слова часто весьма отличаются от того, что говорит человек при обыч­ных обстоятельствах, устанавливая тем самым прямую связь с подавлен­ными мыслями и чувствами. Как правило, я нахожу, что лучше всего у меня получается использовать этот метод, когда произносимые мною незаконченные предложения столь же спонтанны, как ответы клиента. Это создает гибкое взаимодействие.

Все еще испытывая страх после своей детской выходки, Уолт выразил полное желание поучаствовать в упражнении. Мы медленно начали...

Бретт(обращает внимание на то, что лицо Уолта приняло отстра­ненное, задумчивое выражение, но руки, перекрещенные на груди, крепко сжаты): В данный момент я чувствую себя...

Уолт: Напряженно.

Бретт: Если бы мои руки могли говорить, они сказали бы...

Уолт (неуверенно): Не знаю.

Бретт(повышая голос): Мои руки напряжены, они кричат, что...

Уолт (удрученно, взволнованно, его голос звучит чуть тоньше): Я не знаю, не знаю!

Бретт(еще громче): Старайся, старайся. Я хочу сказать...

Уолт (снова детским голосом): Отстань!

Бретт(теперь тоже говорит детским голосом): Если не отстанешь, я...

Уолт (сжимая кулак): ...тебе задам! (Он кажется более поглощенным гневом своего тела.)

Наши рекомендации