I. Странные обычаи, глиняные черепки и черепа 8 страница

Использование телесной типологии должно быть признано ценным пока только на стадии изучения. Самое боль-

шее, что в данном случае сделано, связано с обследованием студентов-мужчин. Изучено несколько женщин. Есть примеры, относящиеся к старшим и более молодым группам населения. Об изменениях, происходящих у одного и того же человека в связи с возрастом, питанием, внешними условиями, известно мало, хотя Гэбриэл Ласкер уже показал на примере тридцати четырех человек, которые в течение двадцати четырех недель добровольно подвергались режиму специальной диеты, значительное изменение их телесного типа. Объектом большинства исследований становились представители белого населения. Неизвестно, в какой степени те же показатели будут соответствовать китайцам или индейцам. Нет работ о наследственности телесных типов. Внешние физические характеристики могут оказаться выражающими различие генетических моделей, влияющих на активность эндокринных желез.

Итак, в данной главе мы коснулись преимущественно примеров приложения физической антропологии. Теперь обратимся к некоторым выводам. Прибегая к помощи кронциркуля, исследуя самые незначительные различия в строении костей, сравнивая физиологию и телесную конституцию, специалисты по физической антропологии имеют возможность постулировать четыре фундаментальных положения: животную природу человека и его близкое родство с другими животными, невозможность интерпретации эволюции человека только как способности к выживанию, пластичность человеческой биологии, сходство всех типов людей. Эти положения стоит знать любому образованному человеку.

Специалисты до сих пор обсуждают детали биологических связей между человеком и обезьяной. Согласие достигнуто в том, что ни одна из ныне живущих обезьян не является родоначальником человека. Горилла, шимпанзе, орангутанг, гиббон, — обезьяны, обитающие в Старом и Новом Свете, живущие и ископаемые, — все они потомки общих

предков. В чрезвычайно отдаленное и точно не установленное время пути их развития совпадали, но само это развитие в каждом случае было разным. Эволюционная история обезьян строилась достаточно специфически. Что касается человека, то его развитие было сравнительно неопределенным, а сам он сохранял свою пластичность. Возможно, что живущие ныне человекообразные и другие обезьяны избежали воздействия суровых условий обитания. Они смогли добывать еду, не развивая свои умственные способности. Один ученый, изучавший шимпанзе в условиях их естественного обитания, предположил, что избыток фруктов и другой еды способствовал тому, что энергия развития вида была направлена в сторону эмоций. Жизнь шимпанзе не была достаточно тяжелой, чтобы вызвать появление орудий труда и иных средств, необходимых для выживания. Человек не пострадал от подобной сверхмеханизации, «натренированный своей несостоятельностью».

Как бы то ни было, необходимо признать, что звериные сородичи близки нам как по поведению, так и по мельчайшим деталям анатомии и физиологии. При воспитании в человеческой семье дитя шимпанзе ведет себя таким же образом, как и ребенок. За исключением обучению туалету и ходьбе, шимпанзе учится всему остальному быстрее, чем человек. Успехи, которых он достигает, могут ввести в заблуждение. В стандартизированном поведении гамадрилов, совершающих кувыркание вокруг достигших зрелости сородичей, можно обнаружить прототип человеческих «обрядов перехода»*. Взрослый бабуин позволяет одной из своих жен, если та показывает признаки беременности, безнаказанно брать его собственную еду. Не кажется ли это шагом в эволюции альтруизма? Йеркс сравнивает уход приматов друг

* «Обряды перехода» — принятый в современной этнологии термин для обозначения ритуальных действий, сопутствующих изменению возрастного и социального статуса человека (инициация, свадьба), а также рождению и смерти.

за другом с заботливым вычесыванием дикарями вшей друг у друга; по его мнению, такие действия являются эволюционным прототипом любой социальной деятельности в сфере обслуживания — от парикмахера до врача.

Разница между человеческим поведением и поведением обезьян была бы разницей количественной, а не качественной, если бы человек не пользовался речью и символами. Но даже в этом отношении определение качественной разницы должно быть осторожным. Шимпанзе умеют использовать машину, которая называется шимпомат. Они знают, что жетоны различного цвета могут дать им определенное количество винограда и бананов. Они знают, как работать, чтобы получить такие жетоны, и как сохранить их до следующего раза, когда они окажутся в комнате, где стоит такая машина. В скорости обучения шимпанзе показывают те же показатели, что и люди. Рудименты речи — или, по крайней мере, различимые выкрики — наблюдаются у шимпанзе, гиббонов и других обезьян.

Различия между приматами, включая человека, имеют различные переходные ступени, так как все эти приматы в чем-то родственны и самым незначительным насекомоядным животным. Все живое составляет порядок природы, человеческая природа в этом смысле является также и животной. История человека как история организма является невероятно древней, религия и иные создания человечества могут дать лишь очень ограниченные представления об этой истории.

При том, что пластичность составляет определяющую черту человека, животные также обнаруживают удивительное разнообразие форм адаптации. Различные животные живут в тропиках, на арктических просторах, на высоких горах, в пустынях. При переезде в тропики средний показатель обмена веществ у белого человека снижается на десять-двадцать процентов, однако индивидуальная вариативность остается высокой. Разные народы употребляют в пищу сгнившую древесину, глину, змей, червей, гнилое мясо и рыбу.

Некоторые племена живут исключительно на мясе и рыбе, другие употребляют только овощи. Приспособляемость позволила человеку выжить в местах, где животные, гораздо более разборчивые в питании, вымерли бы от голода.

Никакой другой организм не манипулирует со своим телом так, как это делает человек. Детский череп может быть деформирован странным образом без большой опасности, вызывая разве что головную боль при тяжелых случаях деформации. Нос, уши, талия, даже половые органы становятся объектом жестоких операций. Культ йоги демонстрирует, что ни одна культура не обладает моделью полного использования возможностей человеческого организма. Йоги способны вызывать рвоту по своему желанию, очищать желудок с заглатыванием ткани, промывать толстую кишку — а это значит произвольно контролировать расслабление круговой мышцы анального отверстия. С другой стороны, не допускается произвольный контроль в отношении уретральных мышц. Мочевой пузырь может быть промыт только с помощью введения в него трубки. Разнообразие способов сидения, ходьбы, расположение большого пальца показывает, что ни одна культура не задействует все возможные способы мускульных способностей человека. В целом, мышечная активность человека проявляется на двадцать процентов ее возможностей.

Человек сохранился как отдельный вид большей частью благодаря своей пластичности, использованию своего разума и своих рук. Все люди являются животными, использующими символы. Все люди используют орудия, представляющие собой либо телесные механизмы, либо продолжение телесных механизмов. Человекообразные и другие обезьяны приспособились к различию условий своего обитания благодаря органической дифференциации. Результатом этого явилось то, что многие виды и породы оказались не в состоянии скрещиваться и иметь потомство. Представители человеческого типа могут иметь детей. Приспособление людей описывается прежде всего в контексте их образа жизни и их культуры.

Нельзя сказать, что на человеке не отразилось влияние эволюционного процесса. Человеческие типы, насколько об этом можно судить по некоторым признакам, также эволюционировали. Свою роль в данном случае сыграли естественный и половой отбор. Человеческая эволюция осложнялась также факторами социальной организации. В некоторых обществах браки допускаются только между родственниками по отцу или по матери. В одних обществах предпочитаются браки по отцовской линии. В других родственные браки специально запрещены. Результатом этих и иных факторов социального отбора и его влияния на наследственность явилось определенное различие физических типов.

На ранних стадиях человеческой истории небольшие группы жили изолированно друг от друга на протяжении длительного времени. Это оказало двоякий эффект на эволюционный процесс. Во-первых, в ходе естественного развития генетического механизма исчезли некоторые наследственные элементы. Во-вторых, если изоляция имела место в районах со специфическим давлением окружающей среды, то приобретенные в таких условиях особенности, способствовавшие выживанию, имели тенденцию к своему наследственному закреплению. Особенный интерес в данной связи вызывает наличие или отсутствие минеральных веществ, стимулирующих работу эндокринных желез. Так, например, можно утверждать, что предки китайцев и других монголоидов были изолированы в местах с недостаточным содержанием йода в течение последнего межледникового периода.

Помимо природных, половых и социальных факторов отбора и изоляции, на эволюцию человека влияла нерегулярность в получении хромосом и мутации (внезапные изменения генетического материала). Мы не знаем, как и почему возникают мутации при нормальных условиях. Какую-то роль в этом процессе может играть внешняя среда. Единственное, что мы знаем, это то, что мутации имеют место. В дол-

гом царствовании королевы Виктории видят причину возникновения мутации, вызвавшей гемофилию. Изо всех бесчисленных появляющихся мутаций в конечном счете сохраняются только те, которые являются либо доминирующими, либо способствующими выживанию. В конечном счете именно комбинация генетического материала оказала влияние на эволюцию в условиях расового смешения.

Таким образом, хотя естественный отбор играет определенную роль в эволюции человека, более важными, вероятно, являются: вариативная случайность, географическая изоляция и рекомбинация наследственного материала. Впрочем, в основных направлениях эволюция видов и групп животных проходила, как кажется, более или менее независимо от воздействия окружающей среды и условий изоляции. Иными словами, некоторые вариации являются результатом не столько случайности, сколько предзаданности в биологическом наследстве видов и родов. Хутон с тревогой показывает определенные тенденции в современной эволюции человека: «Кажется, что человек становится животным, вступив на путь конечного упадка. Это отражается не только на его зубах, челюстях, лице, но на самом его мозге, на его содержимом, и на других частях тела». Даже в той степени, в которой человеческое существо могло бы сознательно контролировать направление эволюции, это кажется весьма сомнительным.

Эволюционные процессы бесспорно являются бесконечно более сложными, чем их представляли Дарвин и Хаксли. Социальный дарвинизм, изображавший «продвижение» только как результат мучительного соревнования, «войны всех против всех», является чрезвычайным упрощением действительного положения дел. Морис Оплер красноречиво писал:

«Приматы выжили и стали людьми не потому, что они были особенно крепкими, не потому, что они приспособили свои тела к другим условиям жизни, не потому, что их физические особенности помогли им в кровавом соревновании. Они выжили потому, что были исключительно чувствительными и терпимыми в своем взаимодействии друг с

другом, с животными, со своей средой обитания. Соответствие такого рода имеет более неуловимое значение для биологии, чем способность к физической победе. Возможно, мы увидим, что агрессия, органическое соревнование, физическое насилие не имели большого веса в эволюции человека и его предков. Но даже если мы этого не узнаем, можно быть уверенными, что именно эти факторы сказываются на стабильности самого существования человека сегодня. В наше время, когда политические и общественные науки в целом имеют дело с соответствующими биологическими фактами в большей степени, чем с факторами столь популярного некогда и столь пагубного органицизма».

Некоторые эволюционные отличия жизненно важны при экстремальных условиях обитания. Такова, например, адаптация к условиям холода и жары. Эскимосы и тибетцы коренасты и сухопары, народы Индонезии — субтильны, обладая относительно малой кожной поверхностью, чтобы испарять влагу, африканские негры наделены большим количеством потовых желез и сильной пигментацией. Узкий нос является в наилучшей степени приспособленным к медленному вдыханию и согреванию воздуха в холодном климате. Вместе с тем узконосые жители Северной Европы выживают и производят потомство в тропиках. Хотя другие вариации, вызвавшие различия человеческих типов, любопытны и представляют определенный научный интерес, их значение в качестве определяющих человеческую жизнь невелико.

Японцы обладают необыкновенно развитыми грудными мышцами. Такие наследственные болезни, как наследственная зрительная атрофия и гемералопия (болезнь сетчатки Огути), чаще встречаются в Японии. Для бушменов Южной Африки характерно избыточное развитие жировой ткани на ягодицах, деликатно определяемое учеными как «стеатопигия». Внешние половые органы у мужчин и женщин бушменов также чрезвычайно и необычно развиты. Расположение артерий в районе лодыжек по-разному выражено у африканских негров и белых, живущих на одной и той же территории. Разрывы пуповины при родах чаще бывают у

негров Восточной Африки, чем у живущих там же белых. Лысых больше среди белых, чем среди представителей иных рас. Между тем ни одно из этих различий — а список их может быть значительно увеличен — не является абсолютным. Такие отличия отражают определенные пропорции в рамках всего населения. Вероятно, более девяноста пяти процентов биологического багажа является общим для всех человеческих существ, включая и тех, кого мы привычно выделяем на фоне других рас. По словам известного специалиста в области физической антропологии В. В. Хоуэлса:

«Наш мозг и их мозг обладают одинаковой структурой, их питает одинаковое количество одинаковой крови, они зависят от одинаковых гормонов и одинаковых чувств; все это хорошо известно, и нет ничего, что позволило бы утверждать обратное».

Конечно, и во внешнем облике, и в силе, и в возможностях человека обнаруживается значительное индивидуальное разнообразие, основанное на физической наследственности. Но все эти различия противоречат их локальной, региональной и континентальной типологии. «Расы», языки и культуры не варьируются совместно. Может случиться, что одна группа населения, обладающая общим языком и культурой, — те, кого Элсворт Хантингтон определял как «знакомые и сородичи», — на какое-то время оказывается исключительной и мощной силой, зависящей, в частности, от особенностей биологической наследственности. Одним из хороших примеров, приводимых Хантингтоном, являются пуритане. Пуритане репрезентируют выборку всего населения Британии; в течение нескольких поколений они оставались в относительной биологической изоляции, при которой отличительной особенностью наследственности являлись браки между родственниками. Стоит заметить, однако, что биологическая группа такого типа не соответствует популярному понятию «расы».

V. Раса: современный миф

До недавнего времени физические антропологи преимущественно занимались тем, что описывали и классифицировали группы людей, различающихся по физическим признакам. Все ныне живущие люди, к каким бы типам они не принадлежали, являются представителями одного биологического вида. Не существует групп населения, которые полностью изолировались после своего обособления. В течение человеческой истории происходил обмен генами между различными вариантами вида Homo. Некоторые авторитетные исследователи убеждены, что даже наиболее древние ископаемые люди Явы, Китая и Европы являются лишь географическими вариантами или расами одного и того же вида.

В общей биологии термины «раса» или «вариетет»* используются для обозначения группы организмов, которые сходны друг с другом в силу своего происхождения от общих предков. Большинство ныне существующих видов животных более или менее четко разделяются на географические подвиды. Если между ними лежат барьеры, препятствующие миграции, то различия между этими подвидами устойчивы и легко определимы. Если же представители двух или более подвидов начинают жить на одной территории в течение долгого времени, различия постепенно стираются, и подвиды смешиваются в единую популяцию, более разнообразную, чем каждый из составляющих элементов.

* Вариетет — принятое в биологии обозначение любого варианта зоологического или ботанического таксона.

Несомненно, человеческие расы существуют. Однако, состав развивающихся популяций в процессе миграций изменяется настолько часто, что их редко можно четко разграничить. Кроме того, человеческая наследственность так сложна, и наши знания о ней пока настолько несовершенны, что несходство явных физических характеристик не всегда убедительно свидетельствует об анцестральных различиях. Насколько в настоящее время неясна ситуация, видно из того факта, что количество выделяемых специалистами рас варьируется от двух до двухсот. Таким образом, хотя общее представление о расах достаточно ясно, не существует, возможно, другой области научного знания, где непонимание между образованными людьми возникало бы так часто и было бы таким глубоким. Классификации рас, которые по-прежнему предлагают некоторые физические антропологи, в некотором отношении являются либо бессмысленными, либо ошибочными в свете современного знания о человеческой наследственности. Значение же тщательно составленной генетической классификации, если бы таковая имелась, еще не совсем понятно. Единственное, что ясно, — это то, что в современном мире многие относятся с подозрением, враждебностью или занимают оборонительную позицию по отношению к тем людям, которые отличаются от них по таким очевидным физическим признакам, как цвет кожи, форма носа, особенности волосяного покрова.

В течение истории человечества и социумы, и индивиды отдавали себе отчет в существовании различий, которые отделяют их от других социумов и других индивидов. Выразители групповых интересов увлеченно настаивали: «Наши костюмы, наши верования, наши брачные правила являются наилучшими». Иногда сам факт существования других обычаев трактовался как беззастенчивое покушение на гордость группы или на законы ее богов. Эта угроза доминированию единственно правильного способа жизни провоцировала войны или, по крайней мере, давала для них удобный повод. Тем не менее, еще в эпохи, предшествующие XIX столетию, различия в обычаях разных групп объяснялись биологически-

ми особенностями, которые человеческие общества унаследовали от своих предков.

Хотя «кровные связи» в значительной мере обеспечивают поддержание чувства внутриобщинной солидарности, особенности обычаев, как правило, соотносились с чудесными дарами или предписаниями, а также с изобретениями культурных героев или другими событиями прошлого группы, а не с физической наследственностью. В древних и средневековых религиях понятие «раса» либо занимает незначительное место, либо вообще отсутствует. Большинство великих мировых вероисповеданий были тесно связаны с концепцией всеобщего братства. Часто эта концепция включала в себя эксплицитное или имплицитное положение, согласно которому вышеупомянутое братство вполне достижимо, так как все человеческие существа являются физическими потомками одной супружеской пары прародителей. Мессианские религии необходимо исходили из следующего убеждения: язычники заблуждаются не из-за своей врожденной ущербности, а потому, что у них не было счастливой возможности познать праведный путь.

Как религиозная, так и политическая ненависть в прошлом обычно обращалась в большей мере на тех, кто представлялся чужим скорее в культурном, нежели в биологическом отношении. Библия живо описывает чувство глубокого разочарования, которое вызывали браки с не-евреями во времена Эзры, но фактор «крови» представлялся скорее вторичным или побочным, существенным же был культурный фактор. Самоизоляция евреев в христианской Европе эпохи Средневековья имела культурные, а не биологические основания. Мотивировалась эта замкнутость не стремлением оставить незамутненной чистоту еврейской крови, — даже если порой и звучали апелляции к «семени Авраамову», — но пламенным желанием сохранить нетронутым свой способ существования, особенно — религию.

Только в небольших примитивных или традиционных социальных группах, где каждый был биологически связан почти

со всеми соплеменниками, внутриобщинная солидарность закреплялась кровным родством. В античных обществах, пестрых по своему национальному составу, и в те времена, когда в Европе к исходу Средних веков постепенно формировались нации, значительные подвижки как целых народов, так и отдельных индивидов были столь многочисленными, столь свежими в памяти, что мешали формированию иллюзии четкого разделения своих предков и предков соседей.

Конечно, в доисторические времена и бушмены, и другие группы представляли себе физические типы иных народов, а египтяне уже три тысячи лет назад изображали «четыре человеческие расы». Наверное, не было такого времени в истории человечества, когда представители какой-либо группы оставались полностью безразличными к тому, что другие народы отличаются от них по физическим характеристикам. Но остается историческим фактом, что за последние полтора столетия осознание различий и уровень эмоциональной реакции на них чрезвычайно повысились. Первые негры в современной Европе были приняты в аристократических домах как равные, браки между представителями разных рас не осуждались. В некоторых европейских классификациях рас в XVII и XVIII веках американские индейцы объединялись с европейцами. Вплоть до начала XIX столетия все жители Европы, за исключением саамов, рассматривались как единая раса.

Тогда почему же в конце ХIХ-начале XX века наивный биологизм получил такое широкое распространение? В основе условий, вызвавших расцвет этой новой мифологии, несомненно лежал резкий рывок вперед, который сделала биология. Умы людей были опьянены революционными теориями Дарвина и имеющими непосредственную практическую ценность открытиями Менделя, Пастера, Листера и многих других. Большинство людей, особенно американцев, ожидали простых ответов. В мире, где жизнь, хотя порой и не лишенная радостей, всегда опасна, где счастью всегда угрожают постоянные проблемы, непредсказуемые неприятноc-

ти, люди страстно стремятся к определенности. Абсолютизм религиозных ценностей был ослаблен, с одной стороны, расколами внутри христианской церкви, с другой — исторической критикой Библии и научными открытиями. И хотя эти изменения к тому времени еще не завершились, на Западе появилась тенденция обращаться к науке в поисках того чувства, которое раньше поддерживалось религиозной верой, а именно — чувства надежности. Физика должна была привести к тысячелетнему царству свободы и комфорта, биология — ликвидировать недуги, которые плоть получила в наследство от прежних времен. В такой атмосфере было вполне естественным уверовать в то, что на загадочный вопрос о природе различий в поведении людей и целых групп уже найден ответ.

До середины XIX века у европейцев и американцев были теории, которые вполне устраивали их при объяснении наблюдаемых фактов. Рассказ о сыновьях Ноя помогал понять, почему существуют люди, которые различаются по цвету кожи и общему физическому облику. Какие-либо иные варианты списывались на волю Господню. Не существовало никаких авторитетных описаний биологических механизмов. В XVII и XIX веках были широко распространены суждения о влиянии климата на телосложение. Американские индейцы, например, воспринимались некоторыми как потомки либо финикийцев, либо искателей приключений из Уэльса, или же как потерянные колена Израилевы. При этом считалось, что особенности внешности индейцев сформировались под влиянием окружающей среды Нового Света.

С открытиями Дарвина, Менделя и других ученых все резко изменилось. По распространенному тогда мнению, были открыты законы, устанавливавшие незыблемые и неопровержимые связи между биологическими процессами и всеми остальными явлениями. Был подобран волшебный ключ ко всем существовавшим загадкам человеческого поведения. К несчастью, от науки до мифологии только один шаг, и слишком велико искушение его сделать.

А. М. Точчер, исследовав целый ряд современных биографических работ, ярко продемонстрировал влияние биологической мифологии на наше мышление. Во всех случаях биографы пользовались идеей физической наследственности для объяснения особенностей личности своего героя. Когда под рукой не оказывалось предков, о которых сохранились бы надежные сведения, использовались или изобретались легенды. Возможно, наибольшее количество белых ниток торчит из истории, согласно которой настоящим отцом Абрахама Линкольна был председатель верховного суда Джон Маршалл.

Увековечению подобного мнения способствовало то, что люди обычно получают в наследство от своих родителей как физический облик, так и основную часть культурного багажа. Всем известно, по личному опыту, что какие-то особые черты действительно характеризуют отдельные семьи, но это не является необходимым доказательством наследования этих черт в генетическом смысле слова. Родители обучают своих детей в соответствии с теми же стандартами, которые применялись, когда они сами были детьми; счастливые дети берут своих родителей за образец для подражания. В гомогенных и относительно стабильных культурах формальные черты могут передаваться из поколения в поколение, даже если «чистота родословной» не раз нарушается. Примером тому служат японские и римские семьи, в которых удивительно хорошо сохранялись особенности характера, несмотря на распространенную практику усыновления, целью которого было обеспечить непрерывность рода.

Другой причиной неправильного понимания проблемы стало то обстоятельство, что формирование личности обычно происходит одновременно с физическим взрослением ребенка; и тот, и другой вид развития обычно завершаются или, по крайней мере, замедляются одновременно. В большинстве случаев статус взрослого человека предполагает и физическую, и социальную зрелость. Так как эти две формы развития существуют параллельно, имеется тенденция рас-

сматривать их как проявление одного процесса — процесса биологического созревания. Однако, представитель вида Homo sapiens легко может достичь физической зрелости, не научившись говорить, пользоваться столовым прибором, или не умея держать себя в чистоте. Взрослеющие дети прекращают плакать не потому, что у них происходит прогрессивная атрофия слезных каналов или изменение в голосовых связках. Просто они приучаются к другим способам реакции. Получая пищу, кров и все другое, что необходимо для нормального физического развития, большинство индивидов сталкивается с определенными условиями, как социальными, так и физическими, и эти условия заставляют их принимать те обязанности и ограничения, которые считаются критериями для поведения социализованных взрослых людей. Если ребенок, вследствие действия биологических процессов, становится совершеннолетним, отвечающим за свои действия человеком, тогда домашнее и школьное воспитание — это просто пустая трата энергии. Все родители и учителя знают, что социальное становление личности не происходит автоматически, в отличие от физического взросления.

Можно заметить, что по такой схеме массовое сознание преувеличивает роль биологических факторов в отношении других народов. Тот факт, что «раса» и жизненный уклад в значительной мере варьируют параллельно, благоприятствует созданию впечатления о единой причине этих вариаций, а именно — биологической наследственности. Однако более внимательное рассмотрение фактов показывает несостоятельность подобного умозаключения. Канадцы, австралийцы и новозеландцы различаются по типической структуре личности. Отличаются они по этому признаку и от своих британских родственников. Но в разные исторические периоды и у самих британцев изменялся характер, хотя окружающая их среда оставалась неизменной. Между XVI и XIX веками Британия не становилась жертвой победоносных вторжений. Не было и сколь-нибудь значительного поступления человеческих ресурсов с иной физической на-

следственностью. И все же Франц Боас правомерно противопоставил «неистовую жизнерадостность елизаветинской Англии и ханжество викторианской эпохи, рационализм восемнадцатого века и романтизм начала девятнадцатого». В индейских племенах, где показатель метисации достаточно низок, личностные типы, наиболее распространенные сегодня, совершенно не совпадают с теми, которые были описаны во времена первых контактов с белыми людьми. Более того, не раз было продемонстрировано, что ребенок, попавший в иноэтничное общество, перенимает у чужой ему «расы» как образ жизни, так и типичные личностные характеристики. Если ребенок обладает очевидными физическими особенностями, например, необычной для этого общества пигментацией, в новой социальной группе у него могут возникнуть определенные проблемы. Однако если эти особенности не бросаются в глаза, ребенок будет принят группой так же легко, как и тот, кто в ней рожден.

Тем не менее, не следует переоценивать сферу аргументационного применения вышеприведенных доводов. Придание чрезмерного значения социальной детерминации так же опасно и чревато необъективностью, как и восприятие биологии в качестве некоего волшебного ключа. Ничто не может быть определеннее того факта, что по своим физическим характеристикам любой человек больше похож на своих родственников, чем на случайно выбранных представителей той же группы. И так же очевидно, что это сходство не является следствием обучения или имитации. Можно с достаточной степенью уверенности предсказать, в какой пропорции у потомков одной пары проявятся определенные физические особенности, которыми обладали их родители, при условии, что число этих потомков позволяет делать подобные выводы. Гены, доставшиеся в наследство от предков, в какой-то мере определяют особенности темперамента и интеллекта любого человека, но не менее ясно и то, что эти факторы не являются единственно важными.