Обнадеживающие перспективы 9 страница
На этих вечерах стихи читала и я сама, и мои друзья, и московские артисты. В последнее время подобные вечера все чаще сопровождаются выставками моих картин. И конечно, ни один вечер не обходится без основного - рассказа о деле, которому я отдаю своё основное время и почти все свои силы.
В моём доме появились новые Книги отзывов, которые мне не менее дороги, чем те, в которых люди благодарят меня за помощь. Это - книги отзывов с выставок моих картин. Люди находят их интересными, видят в них что-то свое. Но ближе мне те отклики, в которых чувствуется созвучие моим замыслам. В книгах отзывов оставили свои записи доктора наук, писатели, поэты, художники, инженеры, учителя, школьники.
Особенно радуют высказывания художников-профессионалов: "Найти свое лицо в живописи всегда трудно - тебе это удалось...", "...во всех картинах есть мысль... В этих картинах столько мысли, мечты, жажды мира и прозрений!"
И самое дорогое - "...во всем виден Ваш главный талант - человека, болеющего душой за мир и людей..."
Вот такое понимание и дает силы проводить ночи у мольберта, искать новые выразительные средства, проникать в тайну искусства живописи.
Стихи и живопись помогают мне жить, подниматься над будничными и повседневными заботами. И все же не отрывают от главного моего занятия.
Ко мне беспрерывным потоком идут люди - за советом и помощью, и снова сердце мое обливается кровью при виде человеческого горя, и снова я плачу от радости, когда удается помочь. Перелистаем теперь страницы другой Книги отзывов.
"В 1977 году у меня обнаружили опухоль. Головные боли вызывали даже отключения сердца. Перенесла стенокардию, серьезные гипертонические кризы. Предложили операцию. Риск большой, и я на него не решилась. Обратилась к Джуне. После ее лечения головные боли у меня бывают, лишь когда очень сильно устаю. Болей в сердце теперь совсем не ощущаю.
А. Завидовская"
"Болел язвой прямой кишки. Лечился в институте проктологии в Москве и других городах. В Тбилиси мне дважды рекомендовали операцию. Попал к Джуне. После второго курса лечения боли прекратились. Всего было пятнадцать сеансов. Чувствую себя отлично.
ТЕНГИЗ К."
"С 1970 года страдаю болезнью Паркинсона, которая мешает моей работе, ограничивает подвижность и общение с внешним миром.
Обратился к Джуне и после третьего сеанса почувствовал заметное облегчение. Постепенно восстанавливается сон, реже становятся ночные судороги в ногах. Начинает возвращаться прежняя работоспособность. Улучшилось настроение, уходит болезненная сосредоточенность на чем-то одном. Вернулся юмор и смех.
Не могу передать, какую благодарность испытываю я к Джуне и ее волшебным рукам.
Ираклий Андронников, писатель, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР, доктор филологических наук, профессор".
И так далее, и так далее... О многих болезнях и на многих языках...
А так как среди моих друзей и знакомых всегда было много людей творческих, они тоже не скупились на отзывы, но писали их, как правило, нестандартно и весело.
Народный поэт Дагестана Расул Гамзатов, о котором я уже говорила, сделал такую запись: "Я вспомнил, бывая у вас, слова певца природы Михаила Пришвина: "По-видимому, все чудеса врачей сводятся к силе их внимания к больному. Этой силой поэт одухотворяет природу, а врачи поднимают больных с постели". Вы свою работу делаете, как говорил Монтень, "изящно, весело, и с приятностью для больного, ибо никогда хмурый врач не преуспевает в своем ремесле".
К этой трогательной записи по-своему присоединился и Геннадий Герасимов - известный политический обозреватель. "Думаю, руки Джуны целебны не сами по себе, а по причине Доброго Сердца".
Всех развеселил милый и деликатный двухметровый гигант Ион Унгуряну, талантливый театральный режиссер, когда он прочитал свою коротенькую запись вслух: "Ин Джуна веритас!" (Истина в Джуне!)
Не остался в долгу и поэт Евгений Евтушенко. В его поэме "Фуку!", которая была опубликована в журнале "Новый мир", я неожиданно обнаружила строки, посвященные мне.
Евтушенко поведал нелегкую историю лечения своего младшего сына Антона. Еще в младенческом возрасте мальчугана поразил цитомегаловирус, разрушивший часть мозговых клеток. Поэт долго возил мальчишку по разным клиникам, прежде чем показать его мне. Обаятельный мальчуган, помню, смотрел на меня немного испуганно и недоверчиво - жизнь встретила его тяжелым ударом. Отец его рассказал мне тогда, что Тоша почти не может говорить, несмотря на то, что этому его пытались научить и опытные специалисты, и самоотверженная мать - англичанка Джан. Я провела курс лечения. Историю исцеления своего сына Евтушенко закончил так: "А трудное имя Джуна он как по волшебству произнес сразу".
Приятно, конечно. Но все-таки еще важнее были для меня отзывы и отклики специалистов. И они появлялись.
Летом восемьдесят пятого года побывал у меня опытный голландский медик профессор Джеймс Дифферес, занимающийся проблемами эндокринологии, геронтологии, болезнями сердца. Прибыв в Москву, он пришел ко мне в первую очередь как больной, уже четыре года страдающий нарушениями кардиоритма с неважными прогнозами на будущее.
Но включу на минутку свой видеодневник. Вот я провожу шестой по счету сеанс, а профессор рассказывает:
- Уже после второго сеанса я почувствовал себя хорошо. Кардиограмма стала стабильной. Сердце работает сильно и уверенно. Могу теперь бегать и быстро ходить...
Но здесь я еще и для того, - продолжает профессор, - чтобы изучать достижения Джуны. Мы слышали о них в Голландии, и я немало читал об этом в научной литературе. Джуну хорошо знают как в Европе, так и в США. Я видел ее несколько раз в работе с пациентами и был поражен набором и совокупностью ее приемов. Я также беседовал с некоторыми пациентами и врачами и пришел к выводу, что ее лечение равно реальному и эффективному лекарству. Знаю, что она спасла жизнь нескольких пациентов с тяжелейшими случаями заболеваний...
...Погасим огонек телевизора и скажем спасибо уважаемому профессору. Сейчас время помолчать, подумать, подвести некоторые итоги.
Я вспомнила, как, смиряя великое свое нетерпение, ждала официального отклика крупных ученых своей страны, чтобы приступить к реальному воплощению своих замыслов. О некоторых таких отзывах я уже рассказывала. А мнение сразу нескольких крупнейших ученых было опубликовано в "Комсомольской правде" 31 декабря 1982 года, и лучшего себе новогоднего подарка я тогда и желать не могла!
В небольшой статье "Навстречу тайне" редакция дала возможность высказаться самым авторитетным людям. Профессор, доктор физико-математических наук Ю. Г. Васильев, специалист в области физических измерений, заявил:
"Феномен, о котором идет речь, исследуется учеными. По нашему мнению, выяснение феномена следует искать в сложной картине физических полей (электромагнитных, акустических), возникающих вокруг любого биологического объекта, в том числе человека, и связанных с жизнедеятельностью. Естественно, что в принципе возможны и различные особенности в пространственном и временном распространении таких полей, тем более значительных, чем реже они встречаются. На наш взгляд, даже обычные электромагнитные поля вокруг человека изучены нами еще далеко недостаточно..."
Свое мнение высказал видный математик, академик А. Н. Тихонов: "Такие явления, в частности феномен Джуны, подлежат тщательному анализу. Нужно обследовать многих людей и выявить среди них обладающих ее способностями. Мы имеем дело с реальностью большой важности для человека и науки".
Положительный отзыв дал президент Академии наук УССР, академик Б. Е. Патон, убежденный в важности "серьезной и планомерной работы по изучению физических полей биологических объектов, а следовательно, и феноменальной способности, которой, очевидно, обладает Давиташвили".
Крупнейший писатель, "живой классик", академик Леонид Леонов написал:
"Современная большая наука нередко оставляет в тылу кое-какие неприкасаемые, тем не менее очевидные тайны, заслуживающие именно нашего фундаментального исследования".
Но всего дороже мне был ответ на вопрос читателей "Комсомольской правды" о том, изучаются ли в нашей стране явления типа феномена Джуны, президента Академии наук СССР А. П. Александрова:
"Да. Преждевременно говорить о каких-то открытиях, хотя есть академики, большие оптимисты, чем я, в этом вопросе. В то же время таких людей, как Давиташвили, которые искренне стремятся помочь больным и помогают ученым понять природу их методов, причислять к мистификаторам нельзя. Повторяю: нужно работать, чтобы объяснить эти явления".
Через два с половиной года, рассказывая своим читателям обо мне, газета "Московские новости", выходящая на нескольких языках и распространяемая во многих странах мира, повторила эти слова президента, снабдив их коротким комментарием: "Нужно работать, чтобы объяснить эти явления, что и делают ученые вместе с ней в Москве".
"Руки подадим друг другу..."
Ученые протянули мне руку, и я пошла им навстречу. Началось Дело, началась тяжелая, но прекрасная Работа, о которой я мечтала всю свою жизнь, - с многочисленными и необычными опытами и экспериментами, предполагаемыми и неожиданными результатами.
Крутые ступени
В некоторых биографических главах этой книги я поначалу не стремилась выходить за рамки "внешнего рисунка" жизни, за рамки фактов, на которые опирается память. Я специально хотела видеть себя со стороны - такой, какой видели меня люди, - иногда лишь намечая свою внутреннюю жизнь тех времен быстрыми штрихами, какими художники обыкновенно делают наброски на всякий случай - для будущего. Я не предполагала, что моя жизнь будет кого-либо занимать. Разумеется, все уходит корнями в детство, но и - непременно - в особенности характера.
Работая над этой книгой, я не раз задумывалась: правильно ли я делаю, уделяя так много внимания своим увлечениям и личным переживаниям. Не лучше ли было бы прикрыть все завесой тайны и оставить место досужим вымыслам. Но я так настрадалась в своей жизни от этих вымыслов и легенд, даже внешне вроде бы безобидных, не говоря уж о тех, которые создавались, да и создаются с явной целью - опорочить и меня, и мою работу. Мне хочется довериться читателю, и я очень надеюсь на его доброжелательность и понимание. А что касается фактов моей биографии, то я предпочитаю, чтобы о них узнали от меня, а не от всезнающих кумушек. Тем более что многое, о чем я рассказываю в этой книге, уже было опубликовано в тех изданиях, которые вышли в других странах.
Многое пережив в жизни, я поняла, что никакой талант, никакая одаренность не смогут себя проявить, если они не сочетаются с твердым характером и верностью себе.
А поскольку я давно уже стала не только субъектом, но и объектом разного рода исследований и обсуждений, бесчисленное множество специалистов, представляющих самые различные области знаний, высказывали обо мне свое мнение. В этом разноголосом хоре до сих пор не хватало лишь моего голоса. Настало время высказаться и мне.
Итак, эта глава посвящается моему взаимодействию с учеными. И начну я ее, как обещала, с октября 1979 года - с Международного конгресса по проблемам бессознательного, проходившего в Тбилиси. Не знаю, как для развития мировой науки, но для меня этот конгресс стал заметной вехой. Именно там я почувствовала, что нахожусь в эпицентре проблем, представляющих большую значимость для всего человечества.
Конгресс откладывался несколько лет, и говорили о нем в Тбилиси много - и до того, как прибыли гости, и во время конгресса, и после его закрытия. Для Тбилиси любой международный форум - всегда событие. Но подобного события в психологии не было так давно, что никто даже из числа старейших сотрудников Института психологии имени Д. Н. Узнадзе никогда ранее не участвовал в такого рода мероприятии. Это и понятно. Ведь последний раз вопросы неосознаваемых человеком процессов психической деятельности обсуждались учеными в Бостоне в начале века.
Пошла навстречу тбилисскому конгрессу и сама природа. В те дни стояла великолепная осень - теплая, ласковая, плодородная. Как раз на время конгресса выпал традиционный праздник сбора винограда, придавший городу особый, красочный колорит. Гости разместились в лучших гостиницах - "Иверии", "Тбилиси", "Сакартвело", "Аджарии". Их присутствие в городе сразу стало заметным. Не только потому, что все они ходили с большими круглыми значками, на которых было написано загадочное слово "Бессознательное". Не только потому, что все они несли толстенные тома все под тем же названием "Бессознательное". Все эти люди были воодушевлены происходящим, и оживление не покидало участников конгресса ни на трибунах, ни в кулуарах, ни на улицах.
Правда, сам день открытия конгресса принес мне некоторое разочарование. Мне говорили, что в Тбилиси должна была приехать из США Шафика Карагулла, которая работала со многими феноменами и интересно написала о своих исследованиях. Мне было также известно, что она не признает общепринятого и весьма распространенного термина "экстрасенс", применяемого к людям, занимающимся целительством. И как раз в этом я была ее единомышленницей. Я тоже всегда говорю, что экстрасенс - это только кошка, которая видит в темноте, и целительство не имеет к этому никакого отношения. Но еще больше госпожа Карагулла интересовала меня тем, что занималась проблемами творчества, изучая их в совокупности с энергетическими и другими парапсихологическими проблемами.
Дело в том, что проблемы творчества, как я уже говорила в предыдущей главе, начинали меня интересовать всерьез и потребность писать, высказываться о самом сокровенном настоятельно давала о себе знать. Не приехал в Тбилиси и президент Международной ассоциации по исследованию проблем психотроники Зденек Рейдак, поскольку вопросы этой науки не вошли в программу работы конгресса.
Отсутствовал и известный американский космонавт Эдгар Митчелл, несмотря на то, что ему было что сказать на конгрессе. Ведь вернувшись из Космоса, где он убедился в существовании целого ряда необъясненных наукой явлений, Митчелл занялся их изучением и даже написал солидную книгу по этому вопросу.
И все-таки проблемы внутреннего космоса человека заняли на конгрессе достойное место.
В то время я еще не была почетным членом Международной ассоциации по исследованию проблем психотроники и не размышляла, как сейчас, о научном обосновании интересующих меня проблем бессознательного. Я никогда не летала, подобно Митчеллу, в Космос и никогда не писала, подобно Карагулле, книг о феномене творчества. Однако случилось так, что на конгрессе по бессознательному я стала живым носителем этой проблематики, интригующей всех, а на деле оказавшейся очень серьезной. У меня тогда было только одно неоспоримое качество - деятельный интерес и желание во что бы то ни стало помочь науке разобраться в чудесах, реальность которых была для меня очевидной. Именно этим я и объясняю тот определенный интерес, который я вызвала в ходе конгресса у представителей многих естественно-научных дисциплин. Впрочем, этому интересу способствовал и случай.
В числе участников конгресса был вице-президент Международной ассоциации по исследованию проблем психотроники, видный американский психолог Стэнли Криппнер. Уже в один из первых дней конгресса нас познакомил корреспондент журнала "Техника - молодежи" Виктор Адаменко.
Стэнли Криппнер плохо себя чувствовал и попросил меня определить его болезнь. Обследовать его мне пришлось тут же, во Дворце шахмат, где проходил конгресс, в уголочке около лестницы, ведущей на второй этаж. Стэнли Криппнера беспокоила печень. Объяснились мы очень быстро - благо, что я знала, как будет "печень" по-английски. Но я почувствовала сигнал и от левой ноги американского профессора.
Криппнер на это только улыбнулся, заметив, что я ошиблась, и поспешил на заседание. Но я-то знала, что ошибка исключена. Все это время от меня не отходил какой-то молодой человек, как потом выяснилось, - корреспондент журнала "Огонек" Сергей Власов, который издалека наблюдал мой блицсеанс с господином Криппнером.
- Продиагностируйте меня, - не выдержал Власов.
Мне, признаться, было в этот момент не до него, но отказывать было бесполезно - корреспондент все равно не ушел бы.
Едва я протянула по направлению к нему руки, как поняла, что он сильно простужен и задыхается от насморка.
- Насморк, - говорю я ему. - Простыли, видно, в дороге.
Он рассмеялся мне в лицо, убежденный, что я определила его болезнь исключительно по внешнему виду и гнусавости в голосе.
Мне ничего не оставалось, как немедленно вылечить его. И я начала воздействие. Лицо его преобразилось, он задышал носом, и весь вид его выражал теперь несказанное изумление. Но даже и после того, как я закончила свой неожиданный сеанс, журналист не хотел уходить.
- Какие у меня еще болезни?
У Власова явно болел желудок, и я приблизила руку к животу, не касаясь его. Но на мгновение отвлеклась, а он... упал - тут же, на глазах участников конгресса.
Это стало сенсацией, и теперь не только Криппнер, но и вся американская делегация заинтересовалась моими возможностями. Кстати, на следующий день Криппнер сам нашел меня и сказал, что нога у него действительно ранее болела в том самом месте, где я указала, но он только сейчас об этом вспомнил.
Случай с Власовым приобрел, как это ни странно, международную известность, не говоря уже о том, что на конгрессе мне не было прохода, а в 1982 году Сергею Власову пришлось описать это происшествие со всеми подробностями в журнале "Огни Болгарии".
Приведу цитату из статьи "По неизвестным еще законам природы" (журнал "Огни Болгарии", 1982, № 11):
"Она поднесла руку к моему животу и, как будто забыв обо мне, отвернулась к подруге и продолжала возбужденно говорить с ней по-грузински. Очевидно, она все еще ругала американца.
Сначала я ничего не чувствовал. Потом начала кружиться голова, в глазах появился какой-то туман, ноги вдруг ослабли, захотелось присесть, меня качнуло, слабость разлилась по всему телу, я постепенно терял сознание. Неожиданно я четко увидел себя мальчишкой лет пяти, играющим в куличики в песочнице у нас на Кадашевской набережной, где я родился и жил до десяти лет. Я увидел, как со стороны реки ко мне идет человек в черном, как он протягивает ко мне руки и... Дальше ничего не помню. Нет, еще запомнил крик Джуны: "Он эпилептик!" Ее руки не смогли удержать меня, и я упал... Очнулся минут через пять, как сказал мне потом Виктор Адаменко, весь мокрый, словно из бани, и с зеленым лицом. Джуна сияла:
- Ну, теперь-то вы верите?!."
Понятно, сияла я от того, что мне быстро удалось оказать помощь Власову, который оказался "в нокауте" по моей неосторожности. Вскоре он стал моим убежденным сторонником.
Надолго и всерьез мы потом подружились и с американцами. И хотя наши первые эксперименты во время конгресса в Тбилиси носили лишь эпизодический характер, тем не менее начало своего сотрудничества с американскими учеными я датирую именно октябрем 1979 года.
На конгрессе были у меня интересные встречи и с французскими учеными (прежде всего с Л. Шертоком), которые в основном приехали в Тбилиси с различными модификациями фрейдистских концепций и с намерением подновить интерес к Фрейду.
Сначала меня просто поразило, в какой невероятно большой круг проблем я попала. Когда вокруг меня собирались люди, то постоянно слышались не только имена Д. И. Менделеева, А. М. Бутлерова, В. М. Бехтерева и Л. Л. Васильева - ученых, непосредственно занимавшихся так называемыми необычными возможностями человека (НВЧ), но и множество других имен из самых разных эпох и научных направлений, со ссылкой на которые люди пытались так или иначе объяснить свою позицию.
Кого только не упоминали участники конгресса! Патанджали, Вивекананда, Рамакришна, Рамачарака, индийская философия и йога - это еще понятно, Декарт и Спиноза - это уже проблемы взаимодействия души и тела.
Узнадзе, Шерозия, Анохин, Прибрам - прямая проблематика конгресса, психологические и нейрофизиологические механизмы бессознательного.
Вернадский, Циолковский, Чижевский - удивительно, как круг явлений и взаимосвязей все расширяется, как космические проблемы непосредственно входят в человеческую жизнь.
И наконец, Месмер, Гурвич, Кажинский, Казначеев, Кобзарев, Матояма, Пушкин, Бендер, Путхофф, Тарг - это уже передний край новых проблем, это уже имена, которые впоследствии я буду слышать все чаще и чаще.
Ученые с одинаковой убежденностью, что они обсуждают свойственный мне феномен, говорили о биополе, ауральном поле, пране, пранояме, чакрах, нади, мантрах, самъяне, механизмах терапевтического воздействия акупунктуры, гомеостазе, ультрафиолете, инфракрасном излучении, биоэлектретном эффекте, нейроголографии, лобно-ретикулярной системе, энергетическом депо, митохондриях, мембранах и тому подобном... И при этом всегда просили меня вылечить, воздействовать, хоть что-нибудь показать, объяснить, продемонстрировать свое искусство и так далее, и так далее...
Я думала, зачем все-таки устроители конгресса, сотрудники Института психологии АН Грузинской ССР и другие ученые пригласили меня? И зачем их московские и зарубежные коллеги хотели на меня поглядеть, встретиться со мной, поговорить?
Только из любопытства? Конечно, некоторые и просто из любопытства. Но в основном все же нет. К концу семидесятых годов уже заметно ощущалась насущная потребность разобраться в реальных фактах информационно-энергетического дистанционного воздействия человека на человека и на другие живые системы.
И я, очевидно волею судеб, оказалась своего рода живым и действующим фактом, тем более что я никогда не уклонялась (даже наоборот!) ни от встреч с представителями науки, ни от ответов на их самые неожиданные вопросы, а тем более от сотрудничества...
А сейчас мне бы хотелось обратить внимание на два доклада, вошедших в трехтомник "Бессознательное". Это доклад Забродина и Фришмана "Индивидуальные особенности работы человека в субсенсорном диапазоне" и доклад Костандова "О физиологических механизмах "психологической защиты" и безотчетных эмоций". В этих выступлениях проявилось искомое целостное органическое отношение исследователей к целостной, неделимой психофизике человека. Эти доклады могут служить своего рода введением в проблему изучения необычных возможностей человека, поскольку в них на широком экспериментальном материале увязываются психологический и физиологический механизмы бессознательного и показано, как неосознаваемые психологические факторы удивительнейшим и тончайшим образом влияют на протекание физиологических взаимодействий человека с человеком. Почему я заостряю на этом внимание? Да потому, что я не знаю других столь квалифицированных исследований, из которых в конечном счете можно сделать научный вывод... о значимости (а следовательно, и необходимости) доброжелательной, непредвзятой обстановки во время проявлений необычных возможностей человека.
А в моей жизни бывали, к сожалению, и такие моменты, когда мне приходилось доказывать свою правоту и свои способности людям, не только скептически настроенным, но и заранее исключавшим саму их возможность. Причем эти люди иногда были совершенно убеждены в моральной правомерности своей позиции. И, несмотря на эту безвинную психологическую неграмотность, очень мешавшую мне, я считала своим долгом не отказываться ни от одного из предлагаемых экспериментов. Но чего стоил мне в таких условиях положительный результат - это знаю только я одна...
И все-таки я не буду утверждать, что мне не везло. На моем пути часто встречались люди, органически понимающие психофизические отношения, возникающие между объектом и субъектом воздействия, а также между испытуемым и исследователями. Я очень благодарна им за это и всегда вспоминаю о совместной работе с такими экспериментаторами с радостью и теплотой.
Для меня особенно ценно то, что мои догадки об определенной научной значимости психологической атмосферы при проведении экспериментов нашли свое подтверждение уже в одном из первых документов, отразивших мое сотрудничество с учеными, а именно в отчете Центрального научно-исследовательского института рефлексотерапии.
И если уж я заговорила здесь о лаборатории ЦНИИ рефлексотерапии, то расскажу и о том, какие конкретные эксперименты проводились там при моем участии в сентябре 1980 года.
Наука - дело конкретное, и говорит она на особом языке, любит термины - точные и устойчивые. К этой терминологии я привыкла не сразу. Сотрудники ЦНИИ рефлексотерапии в своих исследованиях исходили из предпосылки, что излечение больных от целого ряда заболеваний практикуемым мною бесконтактным массажем, зафиксированное к тому времени уже во многих документах, могло основываться на резонансном типе взаимодействия некоторых физиологических процессов. Поэтому при подготовке и планировании экспериментов они предполагали регистрировать синхронные электроэнцефалограммы пациента и индуктора, применяя для этого полиграфическую регистрацию телеметрическим устройством.
Однако по целому ряду причин эти исследования пришлось отложить и перейти к изучению термополей и термоизлучений полей индуктора и реципиента во время сеанса.
Исследование проводилось с применением термовизора INFRA японского производства, имеющего чувствительность в диапазоне инфракрасного излучения 1-15 микрон с максимумом около 9 микрон. В помещении, кроме меня и пациента, во время экспериментов обычно находилось еще 8-10 сотрудников института.
Прежде всего была произведена термография и регистрация с экрана дисплея на обратимую фотопленку правой руки шестидесятилетнего мужчины, страдающего хроническим плече-лопаточным синдромом. Снимок показал, что правая его кисть просто-напросто не выявилась, поскольку ее температура соответствовала температуре окружающей среды. Это было следствием резко нарушенной сосудистой циркуляции, проще говоря, спазмом, характерным для данного заболевания. На середине предплечья был хорошо виден участок резкого снижения температуры, что являлось проявлением нарушения термопродукции тела из-за Рубцовых изменений, оставшихся после ранения, полученного пациентом во время Великой Отечественной войны.
Затем был проведен сеанс. Пациент хорошо меня чувствовал. Сначала он почувствовал тяжесть в кисти, затем появилось ощущение отталкивания - как однополюсных магнитов, через несколько минут все эти ощущения прошли, но осталась теплота, и теплота эта постепенно продолжала нарастать.
Сразу же после моего воздействия была сделана повторная термограмма, а затем термографирование проводилось через каждые 15 минут. Полученные термограммы отчетливо регистрировали контуры нарастания температуры, причем зона повышения температуры все расширялась. И вот стала заметна уже вся кисть!
Я была счастлива. Воочию подтвердился мой метод лечения, который я иногда для себя называю "методом согревания крови". Прямо на глазах увеличивалось кровенаполнение сначала мелких сосудов, а потом и крупных. Несмотря на рубцовые изменения в средней части предплечья, площадь "холодной зоны" у пациента все уменьшаюсь.
Параллельная регистрация температуры с помощью контактного термометра также выявила ощутимую разницу температур на одних и тех же участках кисти.
(Исследователи сделали для себя пометку: "Биополе имеет значительно более широкий спектр, чем полоса разрешения термовизора, - 1-15 микрон".)
В конце эксперимента, через сорок пять минут после сеанса, на термовизоре была уже хорошо видна вся кисть испытуемого, которая нагрелась по сравнению с исходным состоянием на 3 градуса по Цельсию.
Вдохновленные объективной картиной метода согревания крови, мы решили провести эксперимент еще с одним больным, у которого также была нарушена циркуляция крови.
Этому больному было 54 года, и он страдал хроническим рецидивирующим пояснично-крестцовым радикулитом с сосудистыми расстройствами циркуляции крови по типу эндеартериита. Я принялась за работу. И вот снимки снова показали все возрастающую динамику температуры. (На этот раз проверялась область коленных суставов.) Возрастание температуры однозначно свидетельствовало об улучшении кровоснабжения в области воздействия.
Результаты, полученные в ЦНИИ рефлексотерапии" для меня были тем более интересны, что они целиком подтверждали исследования, проведенные сотрудниками Лаборатории функциональной диагностики ЦИТО на базе одной из московских поликлиник. Во время этих исследований, целью которых было изучение периферического кровообращения больных, страдающих остеохондрозом различной локализации, было произведено 43 записи с помощью аппарата "Галимо" до и после моего воздействия.
"Приборы показали, что после семи-восьми сеансов, - писала потом главный врач поликлиники И. П. Чекмачева, - у пациентов улучшилось состояние сосудистой системы головы и конечностей, наладилось кровоснабжение, нормализовался артериальный и венозный тонус. Улучшилась сердечная деятельность, состояние пищеварительной системы".
Оба эти исследования меня окрылили. Аппаратура и методика исследований были разными, а результат один и тот же - мой метод объективно подтверждается. Теперь он требовал дальнейшей разработки и продолжения экспериментов.