Теоретические основы нейропсихологии 1 страница

РАЗДЕЛ 1

а.н.леонтьев, А.Р.Лурия психологические воззрения Л.С.Выготского¹

Л.С.Выготский был одним из первых советских авторов, который оценил всю важность для после­довательно материалистической психологии пробле­мы сознания. В одной из ранних своих статей (1925) он писал: «Игнорируя проблему сознания, психо­логия сама закрывает себе доступ к исследованию сколько-нибудь сложных проблем поведения чело­века, и исключение сознания из сферы научной психологии сохраняет в значительной мере весь ду­ализм и спиритуализм прежней субъективной пси­хологии». Очень скоро проблема сознания стала в центре его конкретно-психологических исследова­ний, которые шли уже с новых позиций — позиций исторического подхода к психике человека.

Задача, вставшая перед Л.С.Выготским, требо­вала не только отбросить позиции «поведенчества», но и преодолеть старое идеалистическое учение о сознании как об особом, замкнутом в себе мире чисто субъективных явлений. Нужно было найти в самой жизни, в условиях бытия человека те конк­ретные условия, которые создали специфическую форму его психики — его сознание.

Еще в начале 1927 г. Л.С.Выготский попытался исторически подойти к процессу развития психики человека и сформулировал те идеи, которые стали исходными для ряда его дальнейших исследований.

Человек осуществляет свою жизнь в процессе труда, совершающегося посредством орудия. Деятель­ность человека отличается от деятельности живот­ного тем, что она впервые становится материально и общественно опосредствованной. «В сфере психо­логического развития, — писал Л.С.Выготский, — происходит такой же перелом с момента введения в употребление орудия, как и в сфере развития био­логического приспособления». Поэтому развитие его психики «является развитием, обусловленным в ос­новном не законами биологической эволюции, а законами исторического развития общества».

В чем же именно состоит очеловечение психи­ческих процессов и как именно происходит их об­щественно-историческое развитие?

Гипотеза Л.С.Выготского, которая была положе­на им в основу его дальнейших работ, заключалась в том, что психические процессы изменяются у челове­ка так же, как изменяются процессы его практичес­кой деятельности, иначе говоря, что и они становятся опосредствованными. Именно употреблением орудий и средств, именно этим опосредствованным отноше­нием к условиям существования психическая деятель­ность человека коренным образом отличается от психической деятельности животного. Что, однако, их опосредствует и, следовательно, определяет? Ведь само орудие труда, конечно, не принадлежит сфере психо-

' Леонтьев А.Н., Лурия А.Р. Психологические воззрения Л.С.Выготского // Выготский Л.С. Избранные психологичес­кие исследования. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1956. С.4—33.

логического и не может вступить в структуру психи­ческих процессов. Следовательно, должны существо­вать особые опосредствующие их «орудия духовного производства». Человек говорит посредством языка и пользуется математическими знаками, применяет для запоминания мнемотехнические средства и т.д. Пер­вым и самым важным из этих общественно вырабо­танных средств является язык, который и есть, по выражению Маркса, «реальное сознание» человека.

Значит не само по себе материальное произ­водство, но возникающие на его основе формы отношения людей друг к другу и продукты разви­тия культуры общества, опосредствуя деятельность человека, формируют его психику. Вот почему Л.С.Выготский первоначально называл свою пси­хологическую концепцию культурно-исторической теорией психики, противопоставляя ее и идеалис­тическому пониманию психических процессов, как внутренних изначальных свойств духа, и натуралис­тическим концепциям, которые не видели никакой существенной разницы между поведением живот­ного и психической деятельностью человека. Эта те­ория развития психических процессов, имевшая ряд серьезных недостатков, связанных с недостаточным учетом формирующей роли практической деятель­ности человека в развитии его сознания, и слиш­ком резко противопоставлявшая общественные по своей природе формы сознательной деятельности другим, якобы «естественно-сформированным» пси­хическим процессам, все же была в то время важ­ным шагом вперед и сыграла свою положительную роль в формировании материалистического учения о психической деятельности человека.

Пытаясь подойти к анализу тех форм психичес­кой деятельности, которые возникли в процессе исторического становления человека, Л.С.Выготский обратил особое внимание на ту роль, которую в пси­хическом развитии имело употребление орудий в борьбе с внешней природой и употребление вспомо­гательных средств (и прежде всего языка) в общении людей друг с другом. Все эти средства Л.С.Выгот­ский рассматривал не только как сформированные в процессе общественного развития способы от­ношения к действительности, не только как слож­ные формы отражения внешнего мира, но вместе с тем и как основные способы овладения психи­ческими процессами, оказывающие решающее влияние на формирование психической деятель­ности человека.

Эти своеобразные орудия духовной, психичес­кой деятельности человека обладают особой, при­сущей им чертой: они всегда являются отражением чего-то, они всегда что-то значат. Слово, которое ничего не значит, вообще не есть слово; ничего не значащий математический символ или ничего не значащая мнемотехническая отметка есть бессмыс­лица. Следовательно, то, что опосредствует психи­ческие процессы, это всегда нечто значащее, это — знак. Термин «знак» и употребляется Л.С.Выготским в смысле «имеющее значение», он имеет для него не теоретико-познавательный, а психологический смысл.

Употребляя вспомогательные средства и знаки, например, завязывая узелок, чтобы запомнить, или делая для этой цели зарубку, человек производит изменения во внешних вещах, но эти изменения оказывают в дальнейшем действие на его внутрен­ние психические процессы. Изменяя среду, человек тем самым может овладевать своим собственным поведением, управлять своими психическими про­цессами. Вот почему эпиграфом к одной из своих книг Л.С.Выготский поставил известное изречение: «Natura parendo vincitur», которое он понимал как положение: «Овладевая природой, мы овладеваем и самими собой», присоединив к этому положение Бэкона: «Nee manus, nisi intellectus, sibi permissus, multum valent: instruments et auxilibus res ferficiturr» («Ни голая рука, ни интеллект, представленный себе, не стоят многого: дело совершается с помо­щью орудий и средств»).

Именно опосредствованный характер психичес­ких процессов, позволяющий человеку изменять среду и тем самым овладевать своим собственным поведением, делает его поведение разумным и сво­бодным и создает коренное отличие сознательной деятельности от более элементарных форм психи­ческой жизни. Значит, психологическая разработка проблемы сознания должна начинаться с изучения законов развития опосредствованных психических процессов. Теоретический смысл этого пути в пси­хологии Л.С.Выготский видел в открывшейся, как тогда казалось, возможности порвать в конкретном исследовании с представлением о сознании как о замкнутом в себе особом духовном мире. Эта перс­пектива возникала из признания того, что сознание, как специфически человеческая форма отражения, создается внешними, не лежащими в сфере самого сознания условиями и сложными общественными формами практической деятельности. Ведь слово, как и бирка, тамга или перуанское квипу, не явля­ется внутренним только психическим. Оно возни­кает в процессе борьбы с природой, в процессе общественной практики, а значит, и является фак­том объективной действительности, независимым от индивидуального сознания человека.

Систематические исследования, предпринятые Л.С.Выготским и его сотрудниками, позволили выд­винуть некоторые общие закономерности, касаю­щиеся развития психики человека. Первая из них заключается в том, что опосредствованные психи­ческие функции, специфические для человека, воз­никают лишь в процессе совместной деятельности людей, в процессе сотрудничества и общения лю­дей друг с другом и иначе возникнуть не могут. Ведь всякое психологическое «средство» прежде создает­ся человеком для другого человека и лишь впослед­ствии используется им для овладения и своими собственными психическими процессами. Так, пу­тевая отметка раньше делается первобытным раз­ведчиком для того, чтобы обозначать дорогу другим людям своего племени, затем — в качестве указа­ния самому себе; да и сама речь человека может воз­никнуть, конечно, только в форме речи, обращенной к другому человеку. Лишь в дальнейшем эти формы общения людей становятся формами организации собственной деятельности человека и, пользуясь словами Л.С.Выготского, функция, разделенная между двумя людьми, становится внутренней пси­хологической функцией одного человека.

В непосредственной связи с этим стоит и общая закономерность развития психики человека: новая, специфическая для человека структура психических процессов первоначально необходимо складывается в его внешней деятельности и лишь впоследствии может «перейти внутрь», стать структурой его внут­ренних процессов. Так, например, процессы памяти впервые меняют свою структуру, когда человек, чтобы не забыть, делает для себя какую-нибудь внеш­нюю метку; впоследствии он приобретает способ­ность отмечать запоминаемое мысленно, только «в уме» — процессы опосредствованного запоминания приобретают у него теперь форму целиком внутрен­них психических процессов.

Анализ этого, только что указанного факта при­водит к дальнейшему положению, имеющему осо­бенно важное значение для генетического анализа основных форм психической деятельности. Он пока­зывает, что между строением психических процессов и их связью друг с другом существует двойная за­висимость; с одной стороны, связь эта есть результат возникноьения новой опосредствованной структуры; с другой стороны, в ходе развития связи между от­дельными функциями необходимо перестраиваются и сами функции.

Такую судьбу испытывают, например, в своем развитии восприятие, внимание, память.

Восприятие окружающего мира, которое носит у младенца непосредственный характер и находит­ся в очень близких отношениях с его непосред­ственными потребностями и аффектами, затем начинает опосредствоваться связями его прежнего наглядного опыта, вступая в тесные отношения с его памятью, а потом — по мере развития речи — начинает отражать действительность с большей глубиной; оно опирается на основные функции сло­ва — отвлечение и обобщение — и вступает в тесней­шую связь с процессами мышления. Возникновение таких особенностей человеческого восприятия, его ортоскопичность и константность, не может быть понято вне этой сложной истории развития взаи­мосвязей восприятия с другими сторонами психи­ческой деятельности. Также меняется в процессе своего развития и память.

На начальных ступенях развития она тесно связана с непосредственными потребностями и аффектами ребенка, здесь она имеет характер эмоционально-об­разной памяти; потом она вступает в связь с пред­метным восприятием и превращается в память конкретно-образную; наконец, все больше опираясь на слово, она все больше приобретает опосредство­ванный характер и все больше становится сложной логической памятью; она связывается с отвлеченным мышлением — возникает логическая память.

То же самое можно сказать и о строении челове­ческого внимания.

Во всех этих случаях развитие опирающихся на известное средство, т.е. опосредствованных психи­ческих процессов означает вместе с тем и развитие новых форм связи психических процессов друг с другом, новых форм «межфункциональных отноше­ний». Новые формы деятельности ребенка, связан­ные с ное;ши формами общения и употреблением новых средств, становятся важным фактором фор­мирования новой системы психических функций.

Легко видеть, что все эти вторичные, истори­чески возникающие связи психических функций в противоположность первичным, органическим свя­зям их, создававшимся в процессе биологической эволюции, замыкаются как бы извне — в силу того, что человек овладевает объективными общественно выработанными средствами и способами деятель­ности. Таким образом, процесс опосредствования психических функций необходимо приводит к обра­зованию новых связей и соотношений; эти-то соот­ношения и составляют специфическую особенность человеческого сознания. Сознание — не просто не­кая «плоскость» протекания психических процессов и явлений; сознание, писал Л.С.Выготский, имеет системное строение. Оно характеризуется связью и соотношением отдельных психических функций, причем особенности этих связей, в свою очередь, определяют собой особенности отдельных психичес­ких процессов. Следовательно, для того чтобы по­нять особенности любого частного психического процесса человека, нужно исходить из анализа их системы, т.е. из строения сознания в целом.

Все эти положения имели большое значение для психологической науки того времени, когда они были сформулированы Л.С.Выготским.

Прогрессивное значение их заключалось прежде всего в том, что они противопоставляли устояв­шемуся к тому времени представлению о пси­хических процессах как о раз навсегда данных и неизменных «психических функциях» (ощущение, восприятие, память, внимание) другое, гораздо более динамическое представление, согласно кото­рому эти функции сами возникают в процессе психи­ческого развития ребенка и меняют свои отношения по мере перехода к все более сложным формам пси­хической жизни.

Если Л.С.Выготский в своих работах и не при­шел к последовательно материалистическому пони­манию психических процессов как продукта развития сложных форм деятельности человека (это положе­ние было развито в советской психологии позднее), то все же значение изложенных выше положений для преодоления представлений о неизменных «пси­хических функциях» является весьма важным.

Прогрессивное значение этих положений Л.С.Вы­готского состояло далее в том, что они ставили про­блему сознания как проблему изучения конкретного формирования специфического строения самих пси­хических процессов человека. Этим категорически устранялось то главное, что так долго закрывало воз­можность построения собственно психологической концепции сознания: с одной стороны, устранялось искусственное выделение проблемы сознания как совсем особой проблемы, которая внутренне никак не связана с частной психологической проблемати­кой, которая якобы стоит вне ее, а с другой сторо­ны, устранялась возможность столь же искусственной и столь же незаконной подмены исследования со­знания исследованием отдельно взятых психических функций.

Учение о системном строении сознания было лишь первым, вскоре пройденным этапом развития идей Л.С.Выготского. Еще в то время, когда только завершались первые экспериментальные иссле­дования развития опосредствованных психических функций, Л.С.Выготский настойчиво указывал на ограниченность наметившейся в них общей концеп­ции. В противоположность тем кто склонен был упрекать эти исследования в якобы излишнем ус­ложнении вопросов, он видел их недостаток в том, что они чрезмерно схематизируют представление о человеческой психике.

Упрощенность и схематизм психологических взглядов, развивавшихся в экспериментальных работах того времени, Выготский относил за счет того, что, сосредоточившись на анализе структуры про­цессов, они упускали из виду их содержательную, смысловую сторону, которая является важнейшей.

Если отвлечься от смысловой стороны психи­ческих процессов, то нельзя до конца раскрыть и процесса возникновения тех связей, которые харак­теризуют системность строения сознания.

Ведь узелок становится тем, что опосредствует процесс запоминания, конечно, не в силу прису­щих ему вещественных свойств. Лишь приобретая определенное значение для запоминающего, он мо­жет выполнить свою роль в памяти. Следовательно, для того чтобы сделаться фактом психологическим, он должен получить значение, стать его носителем.

Возникла новая задача — психологически иссле­довать значение, его происхождение и законы, по которым оно строится.

В своей основной классической форме значение представлено в слове. Естественно, что исследова­ние и направилось прежде всего в эту сторону.

Что такое — психологически — значение слова? В значении слова отражена действительность. Поэтому значение слова — это прежде всего отражение. Но это — особая форма отражения. Оно не является пси­хологическим фактом того же рода, как, например, факт ощущения. Слово своим значением опосред­ствует процесс непосредственного, чувственного отражения мира: человек видит не только нечто пря­моугольное, белое, покрытое линиями; он видит и не только некую целостность, некий целостный об­раз, а видит лист бумаги, бумагу. Это происходит потому, что он располагает прежним предметным опытом, который был получен им в его практичес­кой, предметной деятельности; это происходит и потому, что этот предметный опыт оформлен сло­весно в соответствующем значении — «бумага»; че­ловек, который не владеет значением «бумага», который не знает, что такое бумага, действительно увидит только нечто белое, продолговатое и т.д. Од­нако, когда он воспринимает бумагу, он восприни­мает эту, реальную бумагу, а вовсе не значение «бумага»; значение как таковое обычно отсутствует в сознании: преломляя, обобщая видимое, само оно остается невидимым.

Значение слова никогда не исчерпывается указа­нием на одну индивидуальную вещь; значение сло­ва — это всегда то обобщение, которое фиксировано им, это всегда — известная система связей и отно­шений, которая им обозначается; это — идеальная духовная форма кристаллизации общественного опы­та, общественной практики человечества. Круг пред­ставлений общества, его наука, сам язык его — все это является системой значений. Развиваясь в усло­виях общества, человек овладевает уже выработан­ными значениями: поэтому его индивидуальное сознание по своей природе общественно. Человек воспринимает, мыслит мир как конкретно-истори­ческое существо; он вооружен и вместе с тем огра­ничен представлениями и понятиями своей эпохи, класса. Итак, принадлежа к кругу объективных общественных явлений, к явлениям общественного сознания, значение существует и как факт индиви­дуального сознания, как факт психологический.

Как же возможно психологически исследовать значение? Нужно понять всю трудность этого воп­роса, вставшего в свое время перед Л.С.Выготским.

Всякое значение есть обобщение. Следователь­но, значение характеризуется, во-первых, тем, к какому кругу явлений оно относится, какой круг явлений в нем обобщен. Но это не составляет еще его психологической характеристики. Вопрос о том, что объективно обобщено в значении «треугольник», есть вопрос геометрии, а не психологии. Можно, правда, поставить этот вопрос несколько иначе. Можно спросить, что есть данное значение для меня; ведь то, что я мыслю, понимаю, знаю о треуголь­нике, может точно не совпадать с научным поняти­ем «треугольник». Это, однако, не принципиальное различие. То и другое не противопоставимо, ибо значения вообще не имеют своего существования иначе, как в конкретных человеческих головах. Сле­довательно, нельзя противопоставить научное зна­чение этому же значению в сознании человека как «психологическому» значению. Не перестает же на­учное понятие быть понятием, как только оно ста­новится понятием для меня; разве вообще может существовать «ни для кого — понятие»?

Можно подойти к значению и с еще одной сто­роны. Можно поставить перед собой задачу просле­дить историческое развитие и изменение значения слова, смену одного значения другим. Но и эта зада­ча, очевидно, не входит в круг задач психологии, это — одна из задач языкознания. Таким образом, начинает казаться, что на долю психологии остает­ся лишь изучение переживания значения. Однако, как уже было показано многими психологическими исследованиями, значение как таковое чаще всего вообще не переживается; обычно человек не отдает себе отчета в значении, он сознает не значение, а обозначаемую данным словом вещь. Лишь в специ­альных условиях само значение может стать предме­том его сознания, мысли.

Легко показать, какое осложнение вносит в пси­хологическое исследование этот факт. Воспользуем­ся снова примером.

Когда я вижу нечто белое, прямоугольное и т.п. и вместе с тем сознаю; «это — бумага», то при этом я, разумеется, имею в виду не свои ощущения, не переживаемый образ белого, прямоугольного и т.д. и не обобщение «бумага», а сам предмет, вступаю­щий в данное обобщение. Нужно, следовательно, как-то различить то и другое. Классическая буржуаз­ная психология мышления сделала это путем введе­ния, с одной стороны, понятия «содержания», под которым разумелось чувственное содержание созна­ния, а с другой стороны, понятия «предмета», под которым разумелось то, что мыслится, то, что «име­ется в виду».

Явления и процессы, принадлежащие «содержа­нию» сознания, т.е. чувственные его элементы, не определяют и не могут характеризовать собственно понимание предмета. «Тот, кто вздумал бы во всей полноте характеризовать понимание и мысль, на­блюдая те ощущения и образы, которые они содер­жат, походил бы на человека, пытающегося уловить сущность денег, изучая единственно то вещество, из которого они сделаны», — писал еще Мессер. Итак, признавалось бесспорным, что процесс по­нимания, сознавания предмета не сводится к тем ощущениям, чувственным образам, которые при этом возникают, что этот процесс соответствует понятию, значению, а вовсе не чувственным эле­ментам сознания. С другой стороны, доказывалась невозможность психологической характеристики самих значений, понятий: «Можно утверждать, — писал один из видных представителей Вюрцбургской школы — Марбе, — что не существует никакого психологического эквивалента понятия». Даже в тех случаях, когда предметом изучения делалось имен­но понятие, реально оно все же продолжало усколь­зать от исследования. Мы имеем в виду известное исследование представителя той же психологичес­кой школы Н.Аха.

В своем исследовании Аху удалось показать, что образование понятия не является результатом действия тех законов, которые управляют течением чувственных образов, и что эти законы не могут его объяснить. Что­бы понятие образовалось, необходимо наличие осо­бого процесса. Он пытался показать, что этот процесс, определяется самой задачей, стоящей перед испытуемым. Таким образом, предмет исследования обернул­ся, и в результате психологическую характеристику получила задача — а не понятие, не значение.

Требование, неизбежно вытекающее из тех вы­водов, которые были получены в многочисленных прежних работах по психологии мышления, состоя­ло в том, чтобы реализовать в психологическом ис­следовании учение о единстве слова и значения. Ведь именно попытка психологов Вюрцбургской школы отбросить «оболочку» слова и прорваться непосред­ственно к понятию, к мысли оказалась роковой для успеха психологического исследования. Слово — не оболочка; слово вовсе не напоминает нам о своем значении так, как пальто знакомого человека напо­минает нам об этом человеке; слово неотделимо от значения, значение неотделимо от слова. Изучить психологическое значение — это значит изучить сло­во со стороны его функции, его употребления в про­цессе обобщения. Таковы были первые предпосылки начатых Л.С.Выготским экспериментальных иссле­дований развития понятий. Путь этих исследований подсказывался всем ходом мысли Л.С.Выготского.

Значения отличаются друг от друга прежде все­го объективным содержанием, которое в них обоб­щено. Но психологически существенно другое: то, что различным образом обобщенное содержание требует для своего отражения в сознании и различ­ных психических процессов — разных умственных операций. При этом, в зависимости от строения со­ответствующей системы процессов, одно и то же объективное содержание может быть осознаваемо по-разному, на разных уровнях обобщения.

Так, например, для образования значений типа «пушистое» или «шероховатое» нужны лишь элемен­тарные процессы, связанные с выделением и чув­ственным обобщением данных качеств. Другое дело в случае отвлеченных значений типа «опосредство­ванное» или «функциональное»; здесь, очевидно, необходимы сложные процессы логической обработ­ки соответствующего содержания, отраженного в этих значениях.

Итак, чтобы изучить значение слова, нужно изу­чить ту систему процессов, которая реально вы­зывается к жизни употреблением данного слова, опосредствующего объективное содержание, кото­рое обобщенно отражено в его значении.

Этот подход решительно устранял в корне лож­ное противопоставление «объектов» и «содержаний» сознания, его «функций» и «явлений».

Опыты одного из учеников Л.С.Выготского— Л.С.Сахарова, продолженные затем самим Л.С.Вы­готским, должны были раскрыть функцию слова в процессе формирования понятия. Это делало путь исследования Л.С.Выготского прямо противопо­ложным тому пути, по которому шел Н.Ах. Для Аха основным фактором, определяющим течение процесса, была задача, цель, порождающая «детерми­нирующую тенденцию». Для Л.С.Выготского, наобо­рот, главная проблема заключалась в том, чтобы изучить сами умственные процессы, приводящие к образованию обобщения.

Как показало экспериментальное исследование, процессы «функционального употребления слова», в результате которых происходит обобщение, могут быть глубоко различными.

В одних случаях процессы эти состоят в выделе­нии признаков на основе непосредственно чувст­венных впечатлений, в других они заключаются в объединении объектов по их участию в конкретной ситуации (наглядные, ситуационные связи); нако­нец, они могут заключаться в установлении соотно­шений между различными абстрагированными и обобщенными признаками (теоретические, логичес­кие связи).

Данные этого исследования прежде всего по­зволили вскрыть разные этапы развития понятий у ребенка. Они показали, что в процессе развития ре­бенка существенно изменяется тот тип связей и со­отношений между вещами, который может выделить ребенок и который составляет характеристику дос­тупного ему уровня развития понятий. Описание Л.С.Выготским ступеней развития обобщений от не­посредственно-чувственного, синкретического, к на­глядно-ситуационному и от него — к логическому, понятийному, принадлежит к числу достижений советской психологии, получивших широкий отклик в мировой психологической литературе.

' Однако не меньшее значение этих исследований состоит в том, что они показывают важный психо­логический факт: изменение структуры обобщений, появляющееся на последовательных ступенях пси­хического развития ребенка, знаменует собой вмес­те с тем изменение тех психических процессов, с помощью которых эти обобщения осуществляются. Преобладающая роль непосредственного, часто эмо­ционального впечатления на первом этапе, ведущая роль непосредственного практического опыта и па­мяти на втором и решающая роль слова с его основ­ными функциями — отвлечения и обобщения — на третьем этапе развития понятий — все это пока­зывает, что за каждой ступенью обобщающей дея­тельности ребенка действительно стоят разные психологические процессы и что психолог, который изучает последовательные смены форм отражения, должен вместе с тем изучать и последовательные из­менения психических процессов, посредством ко­торых это отражение происходит.

Именно это обстоятельство дало основание Л.С.Выготскому говорить, что изучение развития понятий приводит психолога к гораздо более широ­кой цели — к изучению того, что он называл смыс­ловым и системным строением сознания.

Приемы исследования развития понятий, ис­пользованные Л.С.Выготским, подвергались не раз справедливой критике, указывавшей на их искусст­венность и на то, что они неизбежно приводят к изучению понятий в отрыве от практической дея­тельности ребенка. Несмотря на все это, исследова­ние развития понятий Л.С.Выготским внесло свой вклад в экспериментальное изучение мышления и позволило поставить только что упомянутые важные вопросы, подводящие нас к одной из наиболее глу­боких проблем современной психологии.

Человеческое сознание есть продукт развития человека в обществе, есть продукт его общественного бытия. Сознание отражает действительность не только в ее непосредственно чувственно-восприни­маемых свойствах. Сознание всегда есть сознание мыслящего человека. Не чувственные впечатления, ограниченные узкими пределами личного опыта, образуют человеческое сознание. Это — лишь его ис­точник. Сознательное — это отражение действи­тельности, преломленное через общечеловеческий опыт, отраженный в языке. В значении слов, в мыс­ли действительность отражается глубже, полнее, чем в непосредственном впечатлении, ибо в нем крис­таллизуется не только ничтожно малый опыт отдель­ного человека, но и безграничный опыт поколений, опыт всего человечества.

Человек ощущает окружающий его мир в его многокрасочности, в богатстве его форм и звуков, он испытывает на себе его сопротивление, его жи­вительные и разящие силы, но человек сознает ок­ружающий его мир в связях и отношениях, открытых в нем практикой человечества, в существенных свой­ствах этого мира — в значениях.

Овладение значениями совершается в процессе овладения речью, словами — носителями значений. Речь — не коррелят мышления только, речь — кор­релят всего сознания. Овладевая в процессе употреб­ления слов их значениями, человек отражает в своем сознании объективные связи и закономерности внешнего предметного мира и им подчиняет свое поведение. Поведение человека становится разумным.

Человеку, живущему в обществе, открываются значения и его собственных действий; они осозна­ются в их необходимости, в их объективно-общест­венных результатах. Вследствие этого поведение человека приобретает черты произвольности, черты воли. Но человек овладевает не только своим внеш­ним поведением, он сознает и процессы своего мышления. Его мышление тоже становится управ­ляемым, подконтрольным человеку.