Пример прорыва, повлекшего духовные последствия
В газете «Нью-Йорк таймс» 23 июня 2011 года Бенедикт Кэри опубликовал историю американского психолога Марши Линеган, творчески вдохновившую на новый подход к психотерапии людей с тяжелыми психическими расстройствами (Carey, 2011: 1). Недавно в свои 68 лет доктор Линеган решила рассказать одну историю друзьям, членам семьи и врачам Института жизни в Хартфорде, штат Коннектикут, куда она была ранее госпитализирована. Она решила раскрыть мрачные тайны своего тяжелого страдания, потому что один из ее пациентов спросил ее: «Вы ведь такая же, как мы?» Любознательный пациент также сказал, что если бы доктор Линеган честно призналась в этом, это изменило бы очень многое. Это дало бы ее пациентам надежду.
В истории, которую д-р Линеган имела мужество рассказать, речь идет о том, как она, будучи молодой женщиной, страдала от тяжелых обострений шизофренического расстройства и «пограничного расстройства личности», в том числе неоднократно совершала попытки самоубийства. В 1961 году в возрасте 17 лет Линеган была госпитализирована и помещена в специальный изолятор, так как неоднократно наносила себе телесные повреждения – жгла запястья сигаретами, резала руки, ноги и живот любым острым предметом, который попадался ей под руку. В изоляции ее желание умереть только усилилось, она стала биться головой о стены и пол. В связи с темой, которая обсуждается в этой главе, мы могли бы сказать, что она была полностью во власти Дита, одержима им.
В целом я переживала в эти моменты, что кто-то еще, а не я делает это; это было похоже на мысли: «Я знаю, что это находит на меня, мне ничего не подвластно, кто-нибудь, помогите мне; Боже, где ты?» Я чувствовала себя совершенно пустой внутри, как Железный Дровосек. У меня не было возможности сообщить кому-нибудь, что происходит со мной, не было возможности понять это.
(Carey, 2011: А17)
Не зная, что бы еще сделать, врачи института прописывали ей лекарства, проводили психоаналитическую психотерапию, шокотерапию и т. д. Однако ничто из этого ей не помогало. Ее по-прежнему одолевали глубинное отчаяние и доминирующее ощущение собственной негодности, приступы неодолимой ярости и чувство абсолютной внутренней пустоты, а также импульсы самоповреждения. Она действительно чувствовала себя заложницей личного ада, из которого не было выхода. Казалось, лишь ее страстная забота о других противостояла ее одиночеству. «Я была в аду, – сказала она, – и дала обет: когда выберусь, вернусь опять и заберу других» (Carey, 2011: А17).
После выписки Линеган была отчаявшейся 23-летней девушкой, которая с трудом выживала за пределами больницы. Попытки самоубийства продолжались, затем была еще одна госпитализация и очень знакомое состояние сокрушительного отчаяния. Однажды вечером, пребывая в таком отчаянии, она молилась в небольшой католической часовне в Чикаго. Тогда Марша Линеган пережила свой личный опыт «сошествия во ад» и освобождения из его объятий безвинной части своего я. Вот как она описывает это:
Я сидела в комнате прямо напротив часовни… которую я никогда не забуду, поскольку именно в этот момент всю меня охватило абсолютное и беспросветное отчаяние, а эта монахиня шла мимо, повернулась в мою сторону, посмотрела на меня и сказала: «Могу я что-нибудь сделать для вас, как-то помочь вам?». И я поняла, что вообще никто не может мне помочь. Ни-кто. Я не поблагодарила ее, и она ушла. А я встала и вошла в часовню. Там я просто стояла на коленях, смотрела на крест над алтарем, потом взглянула на синее небо – такое синее, – и вдруг все вокруг исполнилось золотого сияния. Я неожиданно почувствовала, как что-то приближается ко мне. Распятие стало мерцать, и все помещение мерцало, и у меня было это невероятное переживание, что Бог меня любит. Я вскочила и выбежала оттуда, прибежала к себе в комнату, остановилась там и громко сказала: «Я люблю себя!». И в ту минуту, как раз когда слово «себя» было у меня на устах, я поняла, что полностью изменилась. Потому что до этого момента я ни за что не смогла бы так сказать. Я сказала бы «я люблю тебя», потому что у меня не было никакого ощущения себя. Я думала о себе как о «тебе». В ту минуту, когда я произнесла слово «себя», я уже знала и с тех пор всегда знаю, что никогда не пересеку ту линию снова, не сойду с ума.
(Carey, 2011: А17)
Эта трансформация, отмечает репортер, продолжалась почти весь год, пока не пришли к своему концу романтические отношения. Затем вернулось чувство опустошенности, но теперь она смогла справиться с саморазрушительной бурей. Позже Марша Линеган получила докторскую степень в университете Лойола и стала разрабатывать собственный психотерапевтический подход, позже получивший название «диалектическая поведенческая терапия» (DBT), который включает в себя различные техники поведенческой терапии и особенно ее собственные находки – то, что помогло когда-то ей самой. Например, в ДПТ внимательно исследуют глубинные чувства, продуцирующие негативные мысли, которые, в свою очередь, приводят к разрушительным действиям. Благодаря дзен-медитации, к которой прибегала Линеган, ей удалось привести в сферу осознания эту автоматическую цепочку и впоследствии разорвать непрерывное воспроизведение негативизма и актов саморазрушения, которые находились под контролем ее внутренней фигуры Дита. И то, что она назвала «радикальным принятием», играет все более важную роль в ее работе с пациентами (Carey, 2011: А17).
Как в пересказе Данте предания о схождении Христа в лимб, так и опыте, пережитом Маршей Линеган в часовне, прорыв в закрытую область ада совершается через раскрытие измерения безусловного принятия самого себя и «любви». В обоих случаях, видимо, это событие произошло в наихудший, наиболее ужасный момент, когда были утрачены все надежды. (Это было, как если бы в момент тотальной беспомощности и отчаяния, когда душа может быть полностью уничтожена, даже старец Дит не может больше это выдержать, и вдруг трансформируется в изначальное, светоносное люциферовское я! ) В дантовской истории и в рассказе Марши Линеган за прорывом адских преград следует описание явления света, который был сияющим, мерцающим, золотым. В случае Линеган это изменило ее жизнь навсегда.