Маньяк-убийца консультирует полицейского, которого когда-то едва не прикончил Фредди Лаундс. 12 страница

Долархайд вкатил кресло в дом и поставил его в углу гостиной лицом к стене, словно Лаундс провинился.

– Вам не холодно? Может, дать одеяло?

Долархайд снял бинты, закрывавшие рот и глаза журналиста. Лаундс, от которого разило хлороформом, не откликнулся.

– Все-таки я вам дам покрывало. – Долархайд взял с дивана вязаный шерстяной плед и накрыл им Лаундса до самого подбородка, затем поднес к его носу пузырек с нашатырем.

Лаундс выпучил глаза и уставился в грязные стены. Откашлялся и пролепетал:

– Несчастный случай? У меня тяжелые травмы?

За его спиной раздался голос:

– Нет, мистер Лаундс, с вами все в порядке.

– Жжет кожу. Я не обгорел? О Боже, неужели я обгорел?

– Обгорели? О, нет. Вы просто тут отдыхаете. Я немного побуду с вами.

– Позвольте мне прилечь. Послушайте, я хотел бы позвонить на работу. Боже мой! Я в гипсе! Скажите честно: у меня сломан позвоночник?

Шаги удалились.

– Почему я здесь? – на последнем слове голос Лаундса сорвался на визг.

Откуда-то издалека донесся ответ:

– Вы искупаете свою вину, мистер Лаундс.

Лаундс услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Потом зашумел душ. Постепенно сознание Лаундса прояснялось. Он вспомнил, как вышел– с работы, как ехал в машине. Но что было потом?.. Он ощущал шум в висках, и его подташнивало от запаха хлороформа. Лаундс испугался, что сидя в такой позе, он может захлебнуться собственной блевотиной, если его вдруг вырвет. Он широко раскрыл рот и задышал глубже, прислушиваясь к биению сердца.

Лаундс надеялся, что все это сон. Попытался поднять руку, напрягаясь все больше, пока, наконец, боль в кисти и предплечье не стала такой сильной, что от нее и мертвый бы встал. Нет, нет, это, конечно, не сон. Он начал лихорадочно соображать, что ему делать.

Ценой неимоверных усилий ему удалось скосить глаза настолько, что он смог на секунду увидеть свою руку и понять, как его привязали к креслу. Никаких застежек, никаких приспособлений для защиты сломанного позвоночника. Значит, это не больница. Кто-то похитил его!

Лаундсу казалось, что он слышит шаги этажом выше. Но, может, это стучал его собственный пульс?

Он попытался сосредоточиться и заставить себя соображать.

– Не волнуйся и думай, – шептал он себе. – Соберись с мыслями «и думай!

Заскрипели ступеньки под весом спускающегося Долархайда. Лаундсу казалось, что незнакомец ступал– прямо по его телу.

Он уже стоял совсем рядом, за спиной.

Лаундсу не сразу удалось обрести голос.

– Я не видел вашего лица. И не смогу вас узнать. Я не знаю, как вы выглядите. Газета, где я работаю, «Отечественный Сплетник», – заплатит выкуп, хороший выкуп. Полмиллиона, может быть, миллион. Миллион долларов!

В ответ ни звука, только скрипнули пружины дивана. Усевшись, незнакомец спросил:

– О чем вы думаете, мистер Лаундс?

Забудь про страх и боль и думай. Быстро! Надо выиграть время. Выиграть несколько часов, значит выиграть годы жизни. Он еще не решил меня убить. Ведь он не показывает мне своего лица.

– О чем вы думаете, мистер Лаундс?

– Я не понимаю, что произошло.

– Вы знаете, кто я такой, мистер Лаундс?

– Нет и, поверьте, не хочу знать!

– По-вашему, я злобный, погрязший в пороке секса алчный извращенец, потерпевший неудачу в любовных делах. Зверь, как вы изволили выразиться, вероятно, выпущенный на свободу благодаря добросердечному судье.

Обычно Долархайд избегал слова «сексуальный» из-за свистящего звука С». Но с таким собеседником, которому было совсем не до смеха, он чувствовал себя свободно.

– Теперь вы знаете, кто я, не так ли?

Не лги. Соображай быстрее.

– Да.

– Зачем вы написали неправду, мистер Лаундс? Зачем назвали меня сумасшедшим? Отвечайте!

– Когда кто-то… когда кто-то поступает так, что большинство людей его не понимает, его называют…

– Сумасшедшим.

– Называют, как.., братьев Райт. В истории всегда…

– Что мне до вашей истории? Вы понимаете, что я делаю, мистер Лаундс?

– Понять… Вот-вот! Это и есть шанс.

Выкручивайся, Фредди!

– Нет, но мне кажется, что сейчас мне предоставилась возможность понять вас, а следовательно, все мои читатели тоже смогут это сделать.

– Вы понимаете, что это не всем дано?

– Да, это большая привилегия. Но я должен признаться вам, как человек человеку, что я напуган. Если вами движет великая идея, не пугайте меня, и мне будет легче вас понять.

– Человек человеку… Человек человеку… Вы говорите это, чтобы побудить меня к искренности, мистер Лаундс. Ценю ваши старания. Но, видите ли, я не человек. Я был им раньше, но благодаря милосердию Господа и моей собственной Воле я стал иным. Я нечто большее, чем человек. Вы сказали, что вам страшно. Вы верите, что Господь благоволит этому дому, мистер Лаундс?

– Не знаю.

– Молитесь ли вы Ему в эту минуту?

– Иногда я молюсь. Чаще всего, когда мне страшно.

– И Он вам помогает?

– Не знаю. Я не задумывался над этим, хотя должен был..« – Должен был… Хм-м… Есть многое, над чем вам стоило бы задуматься. Через некоторое время я вам в этом помогу. Вы позволите мне на минутку удалиться?

– Конечно.

Шаги удалялись. Открылся и закрылся ящик кухонного стола. Лаундс часто писал об убийствах, совершенных на кухне, где всегда под рукой оружие. Полицейская статистика может изменить ваше отношение к кухне.

Потекла вода.

Лаундс подумал, что уже, наверное, ночь. Крофорд и Грэхем заждались его. И, конечно, уже беспокоятся. Лаундса охватила глубокая, неизбывная тоска, перемежавшаяся приступами страха.

За спиной послышалось дыхание. На самом краю поля зрения появилось светлое пятно. Загорелая и сильная рука. Ему предлагают выпить чая с медом. Лаундс взял в рот соломинку и почувствовал тепло.

– Я напишу большую статью, – пообещал он, сделав несколько глотков. – Там будет все, что вы захотите… Вы опишете себя как вам будет угодно. Или вообще не надо никаких описаний…

– Тес. – Незнакомец постучал по его макушке пальцем. Стало светлее. Кресло начало поворачиваться.

– Нет! Яне хочу увидеть вас.

– Но вы должны это сделать, мистер Лаундс. Вы же репортер. И поэтому вы здесь. Когда я вас разверну, откройте глаза и посмотрите на меня. А если вы не откроете глаза сами, я пришью ваши веки ко лбу.

Раздалось чмоканье, что-то щелкнуло, кресло развернулось. Лаундс сидел с закрытыми глазами лицом к центру комнаты. Незнакомец требовательно постучал пальцем по его груди. Потом прикоснулся к векам. Лаундс открыл глаза.

Сидящему Лаундсу фигура в кимоно показалась очень высокой. Маска из чулка была завернута до носа. Незнакомец повернулся спиной к Лаундсу и сбросил кимоно. Мощные спинные мускулы выступали под великолепно вытатуированным хвостом, который тянулся вниз по ягодицам и обвивался вокруг ноги. Дракон медленно повернул голову, взглянул через плечо на Лаундса и улыбнулся, демонстрируя себя во всей своей красе.

– Боже милосердный! – прошептал Лаундс.

Теперь он сидел в центре комнаты, и ему был виден экран. Долархайд завернулся в кимоно и надел зубной протез, без которого он не мог говорить.

– Хочешь ли ты узнать, кто я?

Лаундс попытался кивнуть, но его волосы намертво прилипли к креслу.

– Больше всего на свете. Только я боялся спросить об этом.

– Смотри.

На первом слайде была картина Блейка, изображавшая великого Человека-Дракона со сверкающими крыльями. Он взметнул свой хвост над Женщиной, одетой в солнечный свет.

– Теперь видишь?

– Вижу.

Долархайд принялся часто менять слайды.

Щелк. Живая миссис Джекоби.

– Видишь?

– Да.

Щелк. Живая миссис Лидс.

– Видишь?

– Да.

Щелк. Долархайд-Дракон с напряженными мускулами и вытатуированным хвостом распростерся над супружеской постелью Джекоби.

– Видишь?

– Да.

Щелк. Миссис Джекоби ждет своей участи.

– Видишь?

– Да.

Щелк. Миссис Джекоби дождалась своей участи.

– Видишь?

– Да.

Щелк. Миссис Лидс ждет своей участи, а рядом лежит бездыханное тело Лидса.

– Видишь?

– Да.

Щелк. Миссис Лидс дождалась своей участи. Она вся в крови.

– Видишь?

– Да.

Щелк.

Фредди Лаундс. Фотография, переснятая из «Сплетника».

– Видишь?

– О Боже!

– Видишь?

– О Боже мой! – слова вырывались из груди Фредди с рыданиями, словно у ребенка.

– Ты видишь?

– Нет, пожалуйста, не надо!

– Что «не надо»?

– Нет… Не меня!

– Вы о чем? Вы же мужчина, мистер Лаундс! Вы мужчина или нет?

– Да.

– И вы по-прежнему считаете меня педерастом?

– О, конечно, нет!

– А вы сам педераст, мистер Лаундс?

– Нет.

– Будете писать лживые статьи обо мне, мистер Лаундс?

– О нет! Нет!

– Зачем же вы лгали, мистер Лаундс?

– Меня заставили в полиции. Я писал то, что мне велели полицейские.

– Вы ссылались на Уилла Грэхема.

– Грэхем заставил меня! Грэхем!

– Теперь вы скажете правду? Правду обо мне. О моих Деяниях. Моем превращении. Моем Искусстве, мистер Лаундс. Вы согласны, что это искусство?

– Да! Да, да, это искусство.

Ужас, который был написан на лице Лаундса, окрылил Долархайда и он начал говорить, паря над шипящими и фрикативными звуками; взрывные согласные служили ему огромными, широко раскрытыми крыльями.

– Вы утверждали» что я, который видит дальше вас, – сумасшедший. Я, который продвинул мир вперед, – сумасшедший! Я, отважившийся на то, на что не отважились бы вы. Я, оставивший на Земле свой единственный и неповторимый след, столь глубокий, что он сохранится и тогда, когда истлеет ваш прах. Ваша жизнь в сравнении с моей лишь выделения слизняка на граните. Тонкий слой слизи поверх надписи, высеченной на моем монументе.

Слова, которые Долархайд написал на своем стенде, вдруг полезли из него наружу.

– Я – Дракон, а вы называете меня сумасшедшим. Мир следит за моими деяниями так же пристально, как за полетом кометы. Вы слышали о комете одна тысяча пятьдесят четвертого года? Нет конечно. Ваши читатели следуют за вами, как дети, ведущие пальцем по мокрому следу слизняка. Их интересует всякая дребедень, а потому они обречены читать ваши глупости, как обречена таскать свою раковину улитка.

Сравнить вас со мной все равно, что улитку сравнивать с солнцем! Тебе был дано увидеть великое Преображение, но ты ничего не понял. В следующей жизни ты будешь муравьем. Не страх ты должен испытывать, Лаундс, лицезрея меня. Ты и другие муравьишки.

Вы должны благоговеть пред Ликом Моим.

Долархайд встал с опущенной головой, держась двумя пальцами за свою переносицу, и вышел из комнаты.

Он не снял маску, думал Лаундс, Он не снял маску! Если он вернется без маски, то я погиб. Боже, я весь мокрый!

Он скосил глаза на дверь и ждал, прислушиваясь к звукам, долетавшим из задней половины дома.

Когда Долархайд вернулся, он все еще был в маске. Он принес коробку для ланча и два термоса.

– Это на обратную дорогу. – Он поднял термос повыше. – Там лед, он нам понадобится. До отъезда нам надо кое-что записать.

Долархайд прикрепил микрофон к пледу у самого лица Лаундса.

– Повторяйте за мной.

Запись длилась полчаса.

– Вот и все, мистер Лаундс. Вы прекрасно себя вели.

– Теперь вы меня отпустите?

– Да. Однако я должен помочь вам лучше все осознать и запомнить. – Долархайд отвернулся.

– Я хочу понять. Я хочу, чтобы вы знали, как я благодарен вам за то, что вы меня отпускаете.

Долархайд не ответил. Он вставлял другую челюсть.

Он улыбнулся Лаундсу, сверкнув зубами, выпачканными чем-то бурым.

Затем положил руку Лаундсу на сердце, доверительно наклонился к нему, словно желая поцеловать, откусил Лаундсу губы и выплюнул их на пол.

Глава 21

Рассвета Чикаго, смрадный воздух и серое, низкое небо…

Из дверей «Сплетника» вышел, потирая поясницу, сторож и закурил сигарету. Тишина. Было слышно, как в одном квартале от «Сплетника» на вершине холма, щелкает, переключаясь, светофор.

За полквартала к северу от светофора, вне поля зрения сторожа, Фрэнсис Долархайд надвинул покрывало на голову Лаундса.

Журналисту было ужасно больно. Он казался заторможенным, но мозг работал лихорадочно. Лаундс понимал, что просто обязан запомнить некоторые детали. Его повязка чуть задралась на носу, и он видел Долархайда, ощупывающего кляп.

Долархайд надел белый медицинский халат, положил термос на колени Лаундса и выкатил кресло из фургона. Затем поправил колеса кресла и вернулся к машине, чтобы убрать доску. В это время Лаундс смог разглядеть из-под повязки часть бампера.

Если повернуться еще немножко-то можно будет увидеть номер машины… Он увидел номер на какую-то долю секунды, но запомнил его навсегда.

Они двинулись, похоже, по тротуару. Завернули за угол. Под колесами зашуршала бумага.

Долархайд остановил кресло в вонючем закутке между каким-то грузовиком и мусорным ящиком. Сдернул повязку с глаз Лаундса. Журналист закрыл глаза. Долархайд сунул ему под нос пузырек с нашатырным спиртом.

Вкрадчивый голос спросил:

– Вы меня слышите? Мы почти у цели. Повязка снята. Моргните, если вы меня слышите.

Долархайд пальцем приподнял веко Лаундса, и тот увидел… лицо Зубастого парии.

– Я немножко обманул вас. – Долархайд постучал по термосу. – На самом деле я не стал класть ваши губы в лед.

Зубастый пария откинул одеяло и открыл термос.

Почуяв запах бензина, Лаундс рванулся что было мочи, отдирая приклеенные руки от подлокотников. Дубовое кресло застонало. Бензин холодил тело, от его паров перехватило дыхание. Кресло выкатывалось на середину улицы.

– Приятно быть любовником Грэхема, Фре-е-едди-и-и-и?

Огненная вспышка, толчок – и кресло покатилось под горку к подъезду «Сплетника». Колеса завизжали. Сторож поднял глаза, услышав крик, вместе с которым изо рта Лаундса выпал кляп. На него несся огненный шар, подпрыгивая на выбоинах, дымя и разбрасывая искры. Пламя вздымалось сзади этого шара, словно крылья, а в витринах мелькали огненные отблески.

Шар крутанулся, стукнулся о стоявшую машину и перевернулся прямо перед входом в «Сплетник». Одно колесо отвалилось, пламя принялось лизать его спицы, а из шара показались воздетые кверху руки горящего заживо человека.

Сторож кинулся в вестибюль. Он боялся, что шар вот-вот взорвется, и хотел отбежать подальше от окна. Он включил сигнал пожарной тревоги. Что еще он мог сделать? Схватил со стены огнетушитель и выглянул на улицу. Шар пока не взорвался.

Тогда сторож, с опаской пробираясь сквозь густой дым, низко стелющийся по тротуару, приблизился к инвалидной коляске и направил пенную струю на Фредди Лаундса.

Глава 22

Грэхему нужно было выйти на улицу без пятнадцати шесть, задолго до утреннего часа пик.

Крофорд позвонил, когда Грэхем брился.

– Доброе утро.

– Не очень-то оно доброе, – ответил Крофорд. – Зубастый пария сцапал Лаундса в Чикаго.

– Черт! Не может быть!

– Он еще жив и просит прийти тебя. Но долго бедняга не протянет.

– Я уже готов.

– Встретимся в аэропорту. Рейс двести сорок пять. Вылет через сорок минут. Ребята останутся и будут наблюдать за квартирой до твоего возвращения. Если, разумеется, тебе придется возвращаться сюда.

Специальный агент Честер из Чикагского отдела ФБР встретил их в аэропорту «О'Хара». В Чикаго привыкли к вою сирен. Завидев ярко-красную лампочку на крыше автомобиля Честера, с ревом мчавшегося по шоссе, все машины шарахались в стороны.

Честер рассказывал, пытаясь перекричать вой сирены:

– Местная полиция говорит, будто его сцапали в гараже. Наша контора пока не вмешивается. Мы сейчас в Чикаго не слишком популярны.

– Как это случилось? – спросил Крофорд.

– Ему устроили засаду.

– Лаундс его видел?

– Я не слышал, чтоб он его описал. Чикагская полиция примерно в шесть двадцать отдала приказ искать машину с определенным номером.

– Вы связались с доктором Блумом?

– Я говорил с его женой. Доктору Блуму сегодня утром удалили желчный пузырь.

– Ну и дела! – прокомментировал Крофорд.

Честер загнал машину под мокрый от дождя навес над входом в больницу и обернулся к своим пассажирам.

– Джек! Уилл!.. Я слышал, этот тип буквально растерзал Лаундса на клочки. Вы должны быть готовы к тому, что это жуткое зрелище.

Грэхем кивнул. Всю дорогу до Чикаго он пытался гнать от себя мысль, что Лаундс умрет, не дождавшись его прихода.

Коридор ожогового центра сверкал безукоризненно чистым кафелем. Высокий доктор со странным лицом юного старичка отвел Грэхема и Крофорда в сторону от группы людей, столпившейся у входа в палатку Лаундса.

– Ожоги мистера Лаундса смертельны, – объяснил он. – Я могу облегчить его страдания, и я, наверно, это сделаю. Он дышал пламенем, и у него обожжены глотка и легкие. Возможно, он даже не придет в сознание. В его состоянии это было бы истинным благом. Если он все-таки придет в себя, необходимо будет вынуть из его рта дыхательный шланг, чтобы дать ему возможность ответить на вопросы полиции. Я согласился попробовать сделать это, но ненадолго.

Сейчас его обожженные нервные окончания совершенно потеряли чувствительность. Боль придет позже, если он доживет до этого. Я объяснил это полицейским и хочу объяснить вам. Я прерву вас, если сочту, что он страдает. Вы меня поняли?

– Да, – ответил Крофорд.

Кивнув полицейскому у двери, врач заложил руки за спину и пошел вперед, напоминая в своем белом халате цаплю, переходящую вброд реку. Крофорд взглянул на Грэхема.

– Как ты себя чувствуешь?

– В норме. Я же служил в спецназе.

Голова лежавшего в постели Лаундса была приподнята. Волосы и уши у него сгорели, невидящие глаза закрывали компрессы. Его десны были сплошь покрыты волдырями.

Медсестра отодвинула капельницу, чтобы Грэхем мог подойти поближе. От Лаундса пахло, как на пепелище.

– Фредди, это я, Уилл Грэхем!

Лаундс выгнул шею, подпертую подушкой.

– Это рефлекторное движение. Он без сознания, – сказала сестра.

Пластиковый шланг, не дававший Лаундсу закрыть обожженный, распухший рот, издавал свист, когда Лаундс вдыхал и выдыхал воздух. В углу сидел сержант с испуганным лицом. На коленях он держал магнитофон. Грэхем не заметил его, пока сержант не заговорил:

– Лаундс называл ваше имя в приемном покое, пока ему не вставили в рот эту трубку.

– Вы были при этом?

– Я приехал позже. Но его слова записаны на пленку. Он сообщил пожарным, которые прибыли первыми, номер автомашины.

Потом он отключился, и когда его везли на «скорой», был без сознания. Но в приемном отделении ненадолго пришел в себя, когда ему делали снимок грудной клетки. Сотрудники «Сплетника» провожали его на «скорой помощи». У меня есть копия магнитофонной записи.

– Дайте послушать.

Сержант пододвинул магнитофон и бесстрастно произнес:

– Я думаю, вам лучше надеть наушники.

Он нажал на кнопку.

Грэхем слышал голоса и клацанье задвижки.

– Положите его сюда.

Затем раздался стук носилок, поставленных на пол, захлебывающийся кашель и квакающий голос человека, у которого нет губ:

– Зубастый пария…

– Фредди, ты его видел? Как он выглядит, Фредди?

– Енди! Жалста, Енди. Грээ ня остаил. Этот гад знал. Грээ ня остаил. Этот гад ониал еня на отограии как юбовник. Енди?

Затем послышался звук, напоминавший урчание канализационной трубы. И голос врача.

– Так… Пропустите меня. Отойдите. Ну же!

Запись кончилась.

Пока Крофорд слушал пленку, Грэхем стоял у постели Лаундса.

– Мы сейчас разыскиваем машину с тем номером, – сообщил сержант. – Вы поняли, что он пытался сказать?

– Кто такая Венди? – задал встречный вопрос Крофорд.

– Та шлюха в коридоре. Плоскогрудая блондинка. Все рвется повидать его. Она еще ничего не знает.

– А почему вы ее не пускаете? – спросил, не оборачиваясь, Грэхем.

– Посещения запрещены.

– Он умирает.

– Думаете, я этого не знаю? Я с без пятнадцати шесть торчу в этой сраной палате… Прошу прощения, сестра.

– Отдохните немножко, – сказал Крофорд, – умойтесь, выпейте кофе. Вряд ли он укажет что-то еще. А если все-таки заговорит, я буду тут с магнитофоном.

– Хорошо, я так и сделаю.

Когда сержант вышел, Грэхем оставил Крофорда у постели Фредди и подошел к женщине в коридоре.

– Вы Венди?

– Да.

– Если вы на самом деле хотите его увидеть, пошли со мной.

– Я хочу. Может, мне причесаться?

– Это не имеет значения, – ответил Грэхем.

Когда полицейский вернулся, он не стал выгонять Венди.

Венди из «Венди-сити» держала почерневшую руку Лаундса и пристально смотрела на него. Ближе к полудню он один раз вздрогнул.

– Все будет хорошо, Роско, – сказала она. – И мы с тобой заживем, как прежде.

Лаундс еще раз вздрогнул и умер.

Глава 23

Серое с заостренными чертами лицо капитана Осборна из Чикагского отдела расследования убийств, напоминало высеченную в камне лисью мордочку. По всему кабинету были разбросаны экземпляры «Сплетника». Одна газета лежала на его столе.

Он не предложил сесть ни Грэхему, ни Крофорду.

– Вы что, не собирались встречаться с Лаундсом в Чикаго?

– Нет, он должен был прилететь в Вашингтон, – ответил Крофорд. – У него был заказан билет на самолет. И вы наверняка это знаете.

– Да, конечно. Он вышел из офиса в половине второго, а нападение в гараже произошло примерно в десять минут третьего.

– В гараже что-нибудь обнаружили?

– Ключи от его автомобиля оказались под ним. В гараже нет обслуги. Когда-то там была радиоуправляемая дверь, но она прихлопнула пару машин, и ее демонтировали. Никто не видел, как это случилось. Нам, похоже нечего сообщить. Пока мы занимаемся автомобилем Зубастого парии.

– Может мы сможем вам помочь?

– Я сообщу вам результаты, как только мы их получим. Вы молчите, Грэхем. Зато много чего наболтали в статье.

– От вас я тоже немного услышал.

– Вы разозлились, капитан? – усмехнулся Крофорд.

– Я? С какой стати? Мы тогда в доску разбились, когда сцапали для вас этого волосатого щелкопера. А вы вместо того, чтобы приструнить его, вступили с ним в сговор, и он даже сфотографировался с вами на первой странице своей бульварной газетенки. И сейчас все носятся с его материалами. А теперь в Чикаго свое убийство с Зубастым парией в главной роли! Потрясающей «Зубастый пария в Чикаго»! Вот это да! К полуночи у нас уже зарегистрировано шесть непредумышленных убийств. Один парень пытался пьяным вломиться в собственный дом, жена услышала, и – бах, трах! Зубастому парии может понравиться в Чикаго. Вдруг он решит тут задержаться и порезвиться как следует?

– У нас два выхода. – сказал Крофорд. – Можно столкнуться лбами, поставить на уши комиссара полиции и главного прокурора, а можно спокойно все обсудить и попытаться общими усилиями поймать этого гада. Я отвечал за операцию. Она провалилась, и я это знаю. Неужели у вас тут, в Чикаго, никогда не случалось подобных осечек? Я не хочу грызться с вами. Я хочу арестовать его и спокойно лечь спать. Ну, а каковы ваши намерения?

Осборн поменял местами два предмета на своем столе: стаканчик для ручек с портретом ребенка с лисьей мордочкой. Откинулся в кресле, сложил губы трубочкой и присвистнул.

– Сейчас я намереваюсь выпить кофе. А вам, ребята?

– Я бы не возражал, – ответил Крофорд.

– Я тоже, – сказал Грэхем.

Осборн передал пластмассовые чашечки с кофе и кивком указал Крофорду и Грэхему на стулья.

– Зубастый пария наверняка угнал фургон или микроавтобус, чтобы перевезти Лаундса вместе с этой коляской. – размышлял Грэхем.

Осборн кивнул.

– Регистрационный номер машины, который сообщил Лаундс, украден с телевизионной технички на Оук-парк. Он взял номер, годящийся для фургонов и микроавтобусов, на машине телевизионщиков повесил другой, украденный где-то еще. Большой он хитрец, этот Зубастый пария. Но одно мы знаем наверняка: номер с телевизионной технички снят вчера после половины девятого утра. Техник заправлял вчера машину и расплачивался кредитной карточкой; служащий бензоколонки записал правильный номер машины, поэтому кража явно произошла позднее.

– Никто не заметил, что это был за микроавтобус или фургон? – спросил Крофорд.

– Никто. Охранник из «Сплетника» не заметил ничего. Как рефери в состязаниях по борьбе. Первыми к «Сплетнику» подъехали пожарные.

Они занимались только огнем. Мы сейчас допрашиваем соседей «Сплетника», работавших в ночную смену, и тех, кто живет неподалеку от места, где работали вчера телеремонтники. Может, кто-нибудь заметил, как Зубастый пария менял номерной знак,..

– Хотелось бы еще раз взглянуть на коляску, – сказал Грэхем.

– Она в нашей лаборатории, Я позвоню сотрудникам, – ответил Осборн и, помедлив, добавил. – Лаундс, надо отдать ему должное, был бойким парнем. Запомнить номер машины и назвать его в таком состоянии… Вы слышали, что Лаундс сказал в больнице?

Грэхем кивнул.

– Не хочу вмешиваться в ваши дела, но мне нужно знать, одинаково ли мы его поняли. Как, по-вашему, звучат его слова?

Грэхем монотонно процитировал:

– Зубастый пария. Грэхем меня подставил. Этот гад знал… Грэхем меня подставил. Обнимал меня на фотографии, как любовник.

Осборн так и не понял, как относится к этому Грэхем. А поэтому задал еще один вопрос:

– Он говорил о снимке в «Сплетнике», где вы изображены вдвоем?

– Да. Судя по всему, да.

– А откуда взялась идея сделать такой снимок?

– Мы несколько раз с ним встречались.

– На фотографии вы улыбаетесь Лаундсу. Выходит, Зубастый пария сначала убивает пассивного педика, так?

– Получается, что так, – сказал Грэхем и мысленно добавил: А ты, старый лис, довольно шустер.

– Жаль, что он не попался в ловушку.

Грэхем не отвечал.

– Предполагалось, что Лаундс будет с нами, когда Зубастый пария увидит «Сплетник», – пояснил Крофорд.

– Мы сможем извлечь что-нибудь еще из слов Лаундса?

Задумавшийся Грэхем прежде, чем ответить, мысленно повторил вопрос.

– Из слов Лаундса понятно, что Зубастый пария прочел «Сплетник» до того, как совершил нападение. Так?

– Так.

– Если предположить, что он завелся, прочитав «Сплетник», то выходит, он действовал в страшной спешке. Тираж вышел в понедельник ночью, а уже во вторник! возможно, утром, Зубастый пария украл номерной знак, а днем сцапал Лаундса. О чем это говорит?

– О том, что либо он прочел «Сплетник» очень рано или же отирался где-то поблизости, – ответил Крофорд. – Он мог увидеть газету здесь, в Чикаго, или где-либо еще, но в любом случае он, судя по всему, прочел ее в понедельник ночью. Не забывайте, он следил за выпуском «Сплетника» – ведь его интересовали частные объявления.

– Он был либо тут, на месте, либо приехал откуда-то на автомобиле, – сказал Грэхем. – Зубастый пария моментально напал на Лаундса, причем притащил с собой большую инвалидную коляску, которую не засунешь в самолет – она даже не складывается. Он не мог прилететь, украсть фургон, стащить номерной знак и метаться по окрестностям, разыскивая подходящую старую коляску. Ему нужна была именно старая коляска – новая для его целей не подходит. Грэхем стоял, крутя в руках шнур от жалюзи и разглядывал кирпичную стену напротив. – Следовательно, либо коляска у него уже была, либо он знал, где ее взять.

Осборн собрался что-то спросить, но взглянул на Крофорд и все понял.

Грэхем пытался завязать узел на шнуре. Его пальцы дрожали.

– Итак, он знал, где ее взять, – напомнил Крофорд.

– Угу, – кивнул Грэхем. – Наверное, именно коляска натолкнула его на эту мысль. Он постоянно видел коляску, думал о ней… Именно тогда его и осенило, что надо сделать с мерзавцем, оскорбившим его. Фредди, катящийся под гору в клубах дыма и пламени… Да, что и говорить, грандиозное зрелище!

– Думаешь, он сперва представил себе такую картину?

– Думаю, что да. Он представил ее себе, когда вынашивал план мести.

Осборн наблюдал за Крофордом. Тот был очень серьезен. Осборн знал, что Крофорд – человек очень даже не глупый. И если Крофорд не опровергает предположения Грэхема…

– Если коляска у него была или если он мог ее часто видеть, то надо обшарить все дома инвалидов и травматологические пункты, – сказал Осборн.

– Коляска оказалась идеальным средством, позволяющим удерживать Фредди в одном и том же положении, – продолжал Грэхем.

– Причем удерживать довольно долго. Он отсутствовал пятнадцать часов двадцать пять минут или что-то около того, – подхватил Осборн.

– Если бы Зубастому парии хотелось просто прикончить Фредди, он мог бы убить его в гараже, – сказал Грэхем. – Или же сжечь прямо в машине. Но он хотел поговорить с Фредди или помучить его.

– Как бы там ни было, он сделал это в фургоне или завез его куда-то, – решил Крофорд. – Но поскольку это продолжалось пятнадцать с лишним часов, я склоняюсь к мысли, что он его куда-то завез.

– Место должно было быть безопасным. Если Зубастый пария прибинтовал Фредди как следует, то он мог катать его взад и вперед у дома инвалидов, не привлекая особого внимания, – сказал Осборн.