Зоологии и директору зоологического музея при иенском

УНИВЕРСИТЕТЕ»

(ИЗВЛЕЧЕНИЯ)

...Законы, установленные Дарвином для видов животных и рас­тений, применимы, по крайней мере в главных чертах своих, и к организмам языков. Изложение этого применения составляет прямую задачу этих строк, и мы приступим к нему теперь, показав

C.-Петербург, 1864. Переводчик не указан. Оригинал опубликован в 1863 г.

98

вообще, что все наблюдательные науки настоящего времени, к кото­рым принадлежит и наука о языке, имеют одну общую черту, обус­ловленную известным философским воззрением.

Обратимся к книге Дарвина и посмотрим, что в языкознании аналогично со взглядами, изложенными Дарвином.

Прежде всего вспомним, что разделения и подразделения в области языков в сущности того же рода, как и вообще в царстве
естественных организмов, но что выражения, употребляемые линг­
вистами для обозначения этой классификации, различны от тех, ко­
торые встречаются у натуралистов. Прошу иметь это постоянно в
виду, так как это принимается во всем следующем. То, что естество­
испытатели назвали бы родом, у глоттиков именуется племенем;
роды, более сродственные между собою, называются иногда семействами одного племени языков. Сознаюсь, впрочем, что при определении родов исследователи языка столь же несогласны между собою, как зоологи и ботаники; к этому характеристическому обстоятельству, повторяющемуся во всех степенях специфицирования, я
еще возвращусь впоследствии. Виды одного рода у нас называются
языками какого-либо племени; подвиды — у нас диалекты или наречия известного языка; разновидностям соответствуют местные
говоры или второстепенные наречия; наконец, отдельным особям—
образ выражения отдельных людей, говорящих на известных языках. Известно, что отдельные особи одного вида не бывают совершенно сходны между собою, и это относится в равной степени и к
особям языка; даже образ выражения отдельных людей, говорящих
одним и тем же языком, всегда имеет более или менее резкий индивидуальный оттенок.

Что же касается установленной Дарвином изменчивости видов, которая, если только она не однородна и равномерна у всех особей, содействует возникновению из одной формы многих новых (процесс, разумеется, беспрерывно повторяющийся), то в отношении к орга­низмам языка эта способность уже давно признана. Те языки, кото­рые, по выражению ботаников и зоологов, следовало бы обозначить видами одного рода, мы считаем за детей одного общего основного языка, из которого они произошли путем постепенного изменения. Из племен языков, нам хорошо известных, мы точно так же состав­ляем родословные, как это старался сделать Дарвин для видов ра­стений и животных. Уже никто более не сомневается в том, что все племя индоевропейских языков: индийский, иранский (персидский, армянский и др.), греческий, италийский (латинский, оскский, умбрийский, со всеми детьми первого), кельтский, славянский, литов­ский германский, или немецкий, языки, т. е. племя, состоящее из множества видов, подвидов и разновидностей, получило свое начало из одной отдельной основной формы,— индогерманского первобытного языка; то же самое прилагается к языкам семитического племени, к которому, как известно, принадлежат еврейский, сирий­ский и халдейский, арабский и др.,— как вообще ко всем племенам языков;

99

Относительно происхождения новых форм из прежних в области языка можно делать наблюдения легче и в большем размере, чем в области организмов растений и животных. Дело в том, что мы, линг­висты, на этот раз имеем преимущество перед прочими естествоиспы­тателями. О многих языках мы действительно в состоянии доказать, что они разветвились на различные языки, наречия и т. д. Некоторые языки и семейства языков можно проследить более чем в течение двух тысячелетий, так как до нас дошла через письмена в сущности верная картина их прежних форм. Это можно сказать, например, о латинском. Нам известны как древнелатинский, так и романские языки, происшедшие из него посредством разрознения и посторон­него влияния,— вы сказали бы — путем скрещивания; нам известен древнейший индийский, известны происшедшие прямо из него языки и, далее, происходящие от этих, языки новоиндийские. Та­ким образом, мы имеем твердую и верную основу для наблюдения. То, что нам положительно известно о языках, сделавшихся доступ­ными нашим наблюдениям в течение столь долгих периодов времени потому, что народы, ими говорившие, к счастью, оставили письмен­ные памятники из сравнительно раннего времени,— мы имеем право распространять и на другие племена языков, у которых недостает подобных памятников их прежних форм. Таким образом, мы знаем из прямых наблюдений, что языки изменяются, пока они живут, и данными для этих наблюдений мы обязаны только письменности.

Если бы письменность не была изобретена доныне, то языкоиспытателям, вероятно, никогда бы не пришло в голову, что языки, как, например, русский, немецкий и французский, происходят от одного и того же языка; они, может быть, не догадались бы пред­положить общее происхождение для каких-либо языков, хотя и, на­ходящихся в самом близком сродстве, и вообще допустить, что язык изменяется. Без письменности наше положение было бы еще более затруднительным, чем положение ботаников и зоологов, которые имеют по крайней мере образчики прежних образований и науч­ные объекты которых вообще легче наблюдаемы, нежели языки. Но теперь у нас более материала для наблюдения, чем у других естест­воиспытателей, и оттого мы раньше пришли к той мысли, что виды не первозданны. Кроме того, изменения в языках, может быть, со­вершились быстрее, чем в царствах животном и растительном, так что зоологи и ботаники находились бы с нами в равно благоприят­ных условиях разве только в том случае, если бы дошли до нас целые ряды так называемых допотопных форм, хотя бы лишь некоторых родов, в совершенно уцелевших экземплярах, т. е. с кожею и воло­сами или с листьями, цветком и плодом. Впрочем, различие отно­сительно материала для наблюдений между царством языка и цар­ством животных и растений, как уже сказано, только количествен­ное, а не качественное, ибо, как известно, некоторая степень измен­чивости животных и растений есть также дознанный факт.

100

Все более организованные языки, как, например, праотец индо-германского племени, нам совершенно известный, очевидно показы­вают своим строением, что они произошли посредством постепенного развития из более простых форм. Строение всех языков указы­вает на то, что их древнейшая форма в сущности была та же, кото­рая сохранилась в некоторых языках простейшего строения (на­пример, в китайском). Одним словом, то, из чего все языки ведут свое начало, были осмысленные звуки, простые звуковые обозначе­ния впечатлений, представлений, понятий, которые могли быть упо­требляемы различным образом, т.е. играть роль той или другой грамматической формы, без существования особых звуковых форм, так сказать, органов для этих различных отправлений. В этом наидревнейшем периоде жизни языка в звуковом отношении нет ни гла­голов, ни имен, ни спряжений, ни склонений и т. д.

...Употребляя форму уподобления, я могу назвать корни простыми клеточками языка, у которых для грамматических функций, каковы имя, глагол и т. д., нет еще особых органов и у которых самые эти функции (грамматические отношения) столь же мало раз­личны, как, например, у одноклеточных организмов или в зародыш-ном пузырьке высших живых существ дыхание и пищеварение.

Мы принимаем, таким образом, для всех языков по форме одина­ковое происхождение. Когда человек от звуковой мимики и звуко­подражаний нашёл дорогу к звукам, имеющим уже значение, то эти последние были еще простые звуковые формы, без всякого граммати­ческого значения. Но по звуковому материалу, из которого они со­стояли, и по смыслу, который они выражали, эти простейшие на­чала языка были различны у различных людей, что доказывается различием языков, развившихся из этих начал. Оттого мы предпо­лагаем бесчисленное множество первобытных языков, но для всех принимаем одну и ту же форму.

В некоторой степени соответствующим образом представляем мы себе происхождение растительных и животных организмов; их общая первоначальная, форма есть, вероятно, простая клеточка, точ-но так же, как относительно языков это есть простой корень. Про­стейшие формы позднейшей жизни животных и растений, клеточки, следует, кажется, также предположить простейшими во множестве; в известный период жизни нашей планеты, как в области языков, мы допустили одновременное появление многих простых звуков со значением. Эти первоначальные формы органической жизни, не имевшие еще притязания на названия ни животного, ни растения, впоследствии развивались в разных направлениях; таким же об­разом — и корни языков.

Так как в эпоху историческую мы видим, что у людей, живущих в одинаковых условиях, языки изменяются равномерно в устах всех особей, ими говорящих, то мы и принимаем, что язык образовы­вался однородно у людей совершенно однородных. Ибо вышеизло

101

женный метод — от известного заключать о неизвестном — не дозво­ляет нам предположить для древних времен, не подлежащих на­шему непосредственному наблюдению, иные законы жизни, нежели те, которые мы замечаем в периоде, доступном нашему наблюдению. При других условиях иначе образовывались и языки, и, по всей вероятности, различие языков находилось в прямом отношении к различию жизненных условий людей вообще. Таким образом, первоначальное распределение языков на земле происходило, веро­ятно, со строгой законностью; языки соседних народов были более сходными, чем языки людей, живших в разных частях света. По мере удаления языков от исходного языка они должны были все более и более уклоняться от него, так как вместе с удаление изменяются и климат и жизненные условия вообще. Даже в настоящее время со­хранились, по-видимому, следы этого правильного распределения языков...

...Это разительное согласование в строении географически со­седних племен языков мы считаем явлением самой ранней жизни языка. Колыбели происхождения таких языков, коих образователь­ное начало в сущности аналогично, по нашему мнению, следует счи­тать соседственными. Подобно языкам, и флоры и фауны отдельных частей света обнаруживают свойственный им тип.

В историческое время виды и роды языков постоянно исчезают и другие распространяются на их счет; для примера я упомяну толь­ко о распространении индогерманского племени и о вымирании аме­риканских языков. В древние времена, когда на языках говорило сравнительно малочисленное народонаселение, вымирание форм языков, может быть, происходило в несравненно высшей степени. Но так как более организованные языки, как, например, индогерманский, должны существовать уже давно, как это видно из их вы­сокого развития, из их настоящей, очевидно, древней формы и из вообще медленного изменения языков, то следует, что доисториче­ский период жизни языков был гораздо продолжительнее, чем пе­риод, принадлежащий историческому времени. Известен же нам язык только со времени употребления письменности. Итак, для пе­риода исчезновения организмов языка и изменения первоначальных его условий нам следует вообще предположить весьма большое пространство времени, может быть, из нескольких десятков тысяче­летий. В этот большой промежуток времени исчезло, вероятно, более родов языков, нежели сколько их существует в настоящее время. Так объясняется и возможность большого распространения некото­рых племен, например индогерманского, финского, малайского южноафриканского и т. д., которые сильна разошлись на просторной почве. Такой же процесс Дарвин принимает для царств раститель­ного и животного, называя его «борьбой за существование»; множество органических форм должно было погибнуть в этой борьбе и дать место сравнительно немногим избранным.' Приведем собствен­ные слова Дарвина. Он говорит: «Преобладающие виды обширней-102

ших преобладающих групп стремятся оставлять многих видоизме­ненных потомков, и таким образом возникают новые подгруппы. По мере их возникновения виды групп менее сильных, унаследовав­шие от общего родича какое-либо несовершенство, склонны к одно­временному вымиранию без видоизмененного потомства. Но окончательное вымирание целой группы видов часто может быть процес­сом весьма медленным вследствие сохранения немногих потомков, выживающих в защищенных объединенных местностях (с языками это встречается в горах; я упомяну, например, баскский язык в Пиренеях остаток прежде далеко распространенного языка; то же самое видим на Кавказе и в других местностях). Когда группа исчез­ла вполне, она не появляется вновь, ибо потомственная связь пор­вана. Мы можем понять, каким образом распространение преобладаю­щих жизненных форм, всего чаще изменяющихся, стремится со вре­менем населить весь мир близко сродными, хотя и видоизмененными, потомками; они по большей части успеют заменить те группы видов, которые слабее их в борьбе за существование».

Эти слова Дарвина могут быть применены к языкам без всякого, изменения. Дарвин превосходно изображает в приведенных стро­ках то, что совершается при борьбе языков за свое существование. В настоящем периоде жизни человечества победителями в борьбе за существование оказываются преимущественно языки индогер­манского племени; распространение их беспрерывно продолжается, а многие другие языки ими вытеснены. О. множестве их видов и под­видов свидетельствует выше приведенная их родословная.

Вследствие огромного вымирания языков погасли некоторые по­средствующие формы; вследствие переселений народов изменились первоначальные условия . языков", так что ныне . нередко языки весьма различной формы являются соседями по местности, не имея посредствующих между собой звеньев. Так, например, мы видим, что баскский язык, совершенно различный от индогерманского, стоит совершенно уединенно среди этого племени.

В сущности то же говорит Дарвин о соотношениях царств живот­ного и растительного.

Вот что, любезный друг и товарищ, приходило мне на ум, когда я изучал уважаемого тобою Дарвина, которого учение ты так рев­ностно стараешься защищать и распространять, чем, как я только что узнал, ты даже навлек на себя гнев клерикальных журналов.

Понятно, что только основные черты воззрений Дарвина имеют применение к языкам. Область языков слишком различна от царств растительного и животного; чтобы совокупность рассуждений Дар­вина до малейших подробностей могла иметь для нее значение.

Но в области языков тем более неопровержимо происхождение видов путем постепенного разрознения и сохранения более развитых организмов в борьбе за существование. Oбa главные начала Дарвинова учения разделяет со многими другими великимиоткрытиями то свойство, что они оказываются справедливыми даже в таких сфе­рах, которые первоначально не были принимаемы в соображение.

ЮЗ

БАСНЯ, СОСТАВЛЕННАЯ А. ШЛЕЙХЕРОМ НА ИНДОЕВРОПЕЙСКОМ ПРАЯЗЫКЕ-¹

AVIS AKVASAS КА

Avis, jasmin varna nа a ast, dadarka akvams, tarn, vagham garum vaghantam, tarn, bharam magham, tarn, manum aku bharantam. Avis akvabhjams a vavakat: kard aghnutai mai vidanti manum akvams agantam.

Akvasas a vavakant: krudhi avai, kara aghnutai vididvantsvas:
manus patis varnam avisams karnanti svabhjam gharmam vastram
avibhjams ka varna na asti.

Tat kukruvants avis agram a bhudat.

ПЕРЕВОД А. ШЛЕЙХЕРА

[Das] Schaf und [die] Rosse

[Ein] schaf, [auf] welchem wolle nicht war (ein geschorenes schaf), sah rosse, das [einen] schweren wagen fahrend, das [eine] groBe last, das [einen] menschen schnell tragend. [Das] schaf sprach [zu den] rossen: [Das] herz wird beengt [in] mir (es thut mir herzlich leid) sehend [den] menschen [die] rosse treibend.

[Die] rosse sprachen: Ноге schaf, [das] herz wird beengt [in den]
gesehen—habenden (es thut uns herzlich leid, da wir wissen): [der]
mensch, [der] herr, macht [die] wolle [der] schafe [zu einem] warmen kleide [fur] sich und [den] schafen ist nicht wolle (die schafe
aber haben keine wolle mehr, sie werden geschoren; es geht ihnen
noch schlechter als den rossen).

Das gehort habend bog (entwich) [das] schaf [auf das] feld (es
machte sich aus dem staube). \

ПЕРЕВОД НА РУССКИЙ ЯЗЫК

ОВЦА И КОНИ

Овца, [на] которой не было шерсти (стриженая овца), увидела ко­ней, везущих тяжелую повозку [с] большим грузом, быстро несу­щих человека. Овца сказала коням; сердце теснится [во] мне (сердце мое печалится), видя коней, везущих человека.

Кони сказали: послушай, овца, сердце теснится [от] увиденного (наше сердце печалится, потому что мы знаем): человек — господин, делает шерсть овцы теплой одеждой [для] себя и [у] овец нет шерсти (у овец больше нет шерсти, они острижены, имхуже, чем коням).

Услышав это, овца повернула [в] поле (она удрала, ретирова­лась).

¹ Eine Fabel in indogermanischer Ursprache. «Beitrage zur vergl. Spraсhfor-schung», Bd. 5, S. 206, 1868.

I

Г. ШТЕЙНТАЛЬ

ГРАММАТИКА, ЛОГИКА И ПСИХОЛОГИЯ (ИХ ПРИНЦИПЫ И ИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ)

(ИЗВЛЕЧЕНИЯ)

О ЯЗЫКОЗНАНИИ ВООБЩЕ

Как и всякая другая наука, языкознание предполагает наличие своего предмета и сознание этого. Необходимо сразу же указать на его предмет, определить, представить его, чтобы с самого начала не было никакой неясности относительно того, о чем будет идти речь на протяжении всего исследования. Следовательно, нам надо начать с объяснения термина (Nominaldefinition); определение су­щества (Realdefinition) дается в изложении науки в целом.

, Определение

Предметом языкознания является язык, или язык в о о бщ е, т. е. выражение осознанных внутренних, психических
и духовных движений, состояний и отношений посредством артикулированных звуков. При этом мы различаем:

- Речь, говорение, т. е. происходящее в настоящее время или мыс­лимое как происходящее в настоящее время проявление языка.

Способность говорить, т. е. с одной стороны, физиологическую способность издавать артикулированные звуки и, с другой стороны, совокупное содержание внутреннего мира, которое мыслится пред­шествующим языку и должно быть выражено посредством языка.

Языковой материал, т. е. созданные речевой способностью в процессе говорения элементы, которые постоянно употребляются каждый раз, как только снова должен- быть выражен тот самый внутренний предмет, для выражения которого впервые они были созданы; или правильнее: действие, производимое при каждом пер­вом выражении какого-либо отдельного внутреннего элемента и повторяемое каждый раз, когда снова должен быть выражен тот же внутренний элемент.

Какой-либо конкретный язык, или отдельный язык, есть совокуп­ность языкового материала какого-либо народа.

ihr

¹ Н. S t е i n t h а 1, Grammatik, Logik und Psychologie. Ihre Prinzipien und Verhaltniss zu einander, Berlin, 1855.