История психолелической терапии умирающих 3 страница

последнего исследования Каст, сославшись на наблюдения, заявил, что ЛСД не

только способен облегчить положение умирающих, сделав их более контактными с

окружением и семьей, но и повышает их способность переносить тяготы и

передряги повседневности. ЛСД приносит эстетическое удовлетворение, "заново

формирует желание жить и придает вкус впечатлениям, а также, несмотря на

наличие гнетущего темного фона и постоянный страх, открывает захватывающую и

многообещающую перспективу".

Ободряющие результаты работ Каста подвигли Сиднея Коэна -- известного

психиатра из Лос-Анджелеса, друга Олдоса Хаксли и пионера исследований ЛСД

-- разработать и внедрить программу психоделической терапии умирающих от

рака. К сожалению, итоги его исследований и детали применяемых им методик

никогда не публиковались. В 1965 году Коэн высказал мнение о перспективах

психоделической терапии умирающих, основываясь на своих предварительных

экспериментах с небольшой группой больных. Он заявил, что его изыскания

подтвердили открытое Кастом благотворное воздействие ЛСД на сильную

физическую боль и высказал предположение, что когда-нибудь, возможно,

разработают методику применения ЛСД для изменения переживаний умирающих. Коэн

ясно представлял важность подобной исследовательской инициативы. Он писал:

"Кончина человека должна носить достойный, более гуманистический характер:

он не должен ощущать себя покинутым, изолированным, -- это и является

сегодня одной из величайших проблем медицины".

Сотрудник Коэна Гарри Фишер позднее опубликовал статью, в которой

обсуждал личные и межличностные проблемы, встающие перед умирающими. В

данном контексте он указал на важность трансцендентальных переживаний --

спонтанных, то есть появляющихся в результате различных видов духовной

практики, или же -- возникающих под воздействием психоделиков. Благодаря

такому переживанию человек перестает беспокоиться о своей физической кончине

и начинает воспринимать ее как естественный феномен круговорота сил жизни.

Подобное приятие смерти резко меняет жизненный стиль индивида. Он больше не

относится к происходящим переменам со страхом и болью, не чувствует

зависимости от них и не впадает в панику. Пациент скорее жаждет поделиться

новым знанием с родными и близкими. Фишер обсуждает применение ЛСД-терапии в

рамках исследовательского проекта, в ходе которого названный препарат

сравнивался с разрабатываемым средством для обезболивания, а на подготовку

больного отводился лишь час. Несмотря на такое ограничение, Фишер сообщает о

поразительных результатах: снижении интенсивности болей, психологическом

последействии препарата и примирении больных с неизбежностью кончины.

Другая серия исследований, позднее сведенных в концепцию

психоделической терапии умирающих, возникла в Чехословакии, в Пражском

научно-исследовательском институте психиатрии. Группа сотрудников института,

возглавляемая Станиславом Гро-фом (соавтором настоящей книги), в начале

шестидесятых годов проводила эксперименты по оценке перспективности

использования ЛСД для исследования личности и лечения психических

расстройств. Эти эксперименты привели к созданию методики, объединяющей

серьезный психологический подход с лечебными сеансами, в ходе которых

применялся ЛСД. Хотя в своих первоначальных формах метод основывался на

теории и практике психоанализа, с течением времени он подвергся существенной

модификации и превратился в самостоятельную лечебную методику,

объединяющую работу в сфере психодинамики с акцентированием

трансперсонального и трансцендентального опыта.

На предварительной фазе работы все пациенты, страдающие разнообразными

психическими расстройствами, проходят через ряд ЛСД-процедур, в ходе которых

рано или поздно переступают психоаналитические границы и спонтанно

выбрасываются в некие эмпирические миры. На протяжении веков такие миры

описывались различными учениями, как достижимые посредством следования

мистическим традициям, участия в храмовых мистериях, ритуалах перехода в

древних культурах, а также культурах, не достигших технологической фазы

развития. Самыми общими, но и наиболее важными явлениями, возникавшими во

время сеансов, были переживания смерти и возрождения, сопровождаемые

чувством космического единства. Такое реальное столкновение с собственной

бренностью оказывалось для пациента весьма сложным феноменом, обладающим

биологическими, эмоциональными, интеллектуальными, философскими и

метафизическими параметрами. Подобные переживания, видимо, имели весьма

позитивные последствия для душевнобольных. Некоторые впечатляющие улучшения

различного рода психопатологических состояний были зарегистрированы

непосредственно после переживания феномена смерти-возрождения и, особенно,

после переживания чувства единства с миром.

Приведенные выше наблюдения наводят на мысль о существовании сложного

целительного механизма, до сих пор неизвестного западной психиатрии и

психологии, и значительно превосходящего то, что применяет обычная

психотерапия.

Многие индивиды, самостоятельно пережившие опыт смерти и возрождения,

сопровождаемый, по их воспоминаниям, чувством космического единства,

сообщали об изменении своего отношения к умиранию. Их взгляды на смерть

претерпели резкую трансформацию. Исчез страх перед биологической тленностью,

они стали допускать возможность существования сознания после клинической

смерти. У них также появилась тенденция рассматривать процесс смерти скорее

как приключение в сфере сознания, нежели как принципиальную биологическую

катастрофу. Те из нас, кто занимался данными исследованиями, к своему

великому удивлению, регулярно наблюдали процесс, поразительно сходный с

мистическим посвящением и подобный переживаниям, описанным в тибетской или

египетской "Книгах мертвых".

Утверждения об изменении отношения к смерти были столь частыми, что нам

показалось важным проверить реальность их практического применения. Было

очевидно, что такое глубинное изменение сознания может оказаться весьма

полезным для умирающих, особенно для страдающих хроническим и неизлечимым

недугом. С. Грофу представилась возможность заняться с несколькими раковыми

больными. Предварительное изучение показало, что снижение страха смерти,

зарегистрированное ранее как результат ЛСД-терапии душевнобольных

(большинство которых были молоды и физически здоровы), может иметь место и у

тех, для кого проблема смерти является насущной. К тому моменту пражская

группа начала серьезное обсуждение возможности вести систематическую работу

с умирающими, и Гроф разработал программу, включавшую серию сеансов ЛСД с

целью воздействия на умирающих раковых больных. Однако осуществление планов

было прервано в связи с предложением автору стипендии американским фондом

психиатрических исследований в Нью Хэвене, штат Коннектикут, что привело к

отъезду Грофа в Соединенные Штаты.

По прибытии в Балтимор в марте 1967 года, он присоединился к группе

ученых, работающих в научно-исследовательском отделе больницы "Спринг Гроув"

штата Мэриленд. (Позднее больница стала базовой клиникой управления

клинических исследований недавно созданного Центра психиатрических

исследований штата Мэриленд.) Работая здесь, С. Гроф, к своему удивлению,

обнаружил, что незадолго до его приезда группа заинтересовалась

исследованием возможностей психотерапии с использованием ЛСД для уменьшения

эмоциональных и физических страданий раковых больных. Последовательность

событий, привлекших интерес ученых к данной проблематике была вкратце

такова: с 1963 года ряд психиатров, психологов и работников социального

обеспечения занимался в "Спринг Гроув" изучением действия сжатого курса

психотерапии, включавшего использование ЛСД с целью воздействия на отношение

к спиртному, психологический статус и социальную адаптацию алкоголиков. В

параллельном исследовании терапевтический потенциал нового вида лечения

проверялся на группе невротиков. При оценке результатов, основывающихся на

данных опроса пациентов и на психологическом тестировании, выяснилось, что

симптомами, наиболее поддающимися

воздействию психоделической терапии, являются депрессия и тревожность.

В 1965 году, когда работы, касающиеся алкоголиков и невротиков, были в

полном разгаре, научная группа "Спринг Гроув" впервые непредвиденным и

трагическим образом обратила внимание на потребности раковых больных. У

профессионального члена группы Глории, женщины лет сорока с небольшим,

развилась карцинома груди. Грудь удалили, однако при последующем

хирургическом вмешательстве были обнаружены неоперабельные метастазы в

печени. Пребывая пока на амбулаторном режиме, она испытывала глубокие

эмоциональные и физические страдания. Глория полностью осознавала свое

положение, не обольщалась относительно будущего и вместе с коллегами

находилась в отчаянии. Основываясь на данных о снятии депрессии и

тревожности у душевнобольных в результате психотерапии с применением ЛСД,

психолог и член лечебной группы Сидней Вулф предположил, что процедура

психоделической терапии может помочь Глории. Представлялось вероятным, что

ее депрессия и тревожность, хотя и носящие реактивный характер и вполне

объяснимые тяжелой жизненной ситуацией, все же могут поддаться ЛСД-терапии,

как это обычно происходило при иных психогенных сос-тояниях.

После обсуждения вопроса с мужем, ее лечащим врачом, с согласия всех

заинтересованных сторон был разработан курс психоделической терапии с

Сиднеем Вулфом в качестве лечащего врача. Лечебным планом "Спринг Гроув"

предусматривалось в ходе краткого, но интенсивного психотерапевтического

сеанса добиться с помощью галлюциногенов вызова пикового переживания.

Подготовка продолжалась немногим более недели. Основное внимание уделялось

анализу личности и существовавшим межличностным отношениям. Как только

удалось удовлетворительно разобраться в большинстве важных моментов, сразу

же был проведен сеанс с введением 200 микрограммов ЛСД в условиях, сходных с

применяемыми для душевнобольных. Результат эксперимента, прокладывавшего

путь будущим исследованиям, оказался весьма примечательным. После тщательных

приготовлений, нескольких бесед без использования лекарств и единичного

приема ЛСД психоделическое переживание, возникшее у Глории, видимо, изменило

характер последних дней ее жизни. Вскоре после сеанса ЛСД-терапии она

отправилась отдыхать с мужем и детьми, а вернувшись, через две недели после сеанса

написала ретроспективный отчет.

"За день до приема ЛСД я была полна тревоги и страхов. В тот момент я с

удовольствием отказалась бы от опыта. К концу подготовительного периода

практически вся тревога ушла, процедура и инструкции были понятны. Ночь я

спокойно провела дома. Пришли мои близкие друзья, и мы разглядывали семейный

альбом фотографий, вспоминая счастливые времена. Сон был глубоким и

спокойным. Я проснулась отдохнувшей и практически не испытывала чувства

страха. Я чувствовала себя готовой к испытанию и стремилась к нему. Утро

было прекрасным: прохладным и свежим. Вместе с врачом я прибыла в- здание,

где должна была получить ЛСД. Члены управления ждали меня, чтобы пожелать

успеха. Все это было приятно.

В процедурной на столе стоял прекрасный темно-красный бутон розы,

покрытый каплями росы, но, к сожалению, менее ароматный, чем другие сорта.

Рядом была ваза, наполненная влажными сочными фруктами. Я сразу же получила

первую дозу и села разглядывать фотографии из своего семейного альбома.

Постепенно движения становились неуверенными, и я почувствовала себя

неловкой. Меня уложили, закрыв уши и надев повязку на глаза. В какой-то

момент я получила вторую дозу ЛСД. Эта стадия характеризовалась в основном

беспокойством. Ранее меня проинструктировали, как себя вести в случае

возникновения боли, страха или других затруднений. Я была готова испытать

свою способность взглянуть в глаза открывающейся неизвестности и преодолеть

трудности. Я была готова, но кроме физического ощущения неудобства и

небольшого головокружения ничего не происходило.

Примерно в это время я влилась в музыку, и она унесла меня. Я настолько

ощущала единство со звуком, что когда проигрываемая мелодия прерывалась,

пусть на мгновенье, я живо ощущала паузу и с нетерпением ожидала вступления

в следующий круг путешествия. Мы играли в прекрасную игру. Что будет дальше?

Будет ли это могущественным, нежным, искрящимся или мрачным? В ту минуту я

чувствовала, что меня как бы дразнят, но так добро, так мягко. Мне хотелось

смеяться оттого, что я понимаю суть намеков, и мне было все равно, где я,

грустна или исполнена трепета. Как только музыка начиналась, она снова

уносила меня. Всего открывшегося я не помню.

В основном вспоминаются два переживания. Я находилась в безграничном,

лишенном времени мире, там не было ни атмосферы, ни красок, ни образов, но,

возможно, был свет. Внезапно я осознала, что являюсь мигом времени,

созданным теми, кто жил до меня, и сама я, в свой черед, -- создатель

других. Это был мой миг; моя основная задача была выполнена. Будучи рождена,

я придала смысл существованию родителей.

И вновь -- в пустоте, одна, вне границ времени и пространства. Жизнь

сжималась снова и снова, доходя до мельчайшего всеобщего основания. Я не в

состоянии восстановить логику переживания, но до боли ясно понимала, что

суть жизни есть любовь. В этот момент я почувствовала, что выплываю в мир,

ко всем людям, но особенно -- к наиболее близким мне. Я долго плакала над

потерянными годами, над поисками себя не там, где следовало, над упущенными

возможностями, над растраченной в погоне, непонятно за чем, энергией чувств.

Несколько раз после короткого перерыва я вновь погружалась туда, но

всегда выходила на вариации одних и тех же тем. Музыка все несла и

поддерживала меня. Иногда во время передышек я явно ощущала запах персиков.

Роза была ничто в сравнении с^ плодом. Фрукт был нектар и амброзия (жизнь),

роза же -- лишь прекрасным цветком. Когда, в конце концов, мне дали

нектарин, он был квинтэссенцией тонкого, сильного аромата.

Как только я стала приходить в себя, я очутилась в свежем проветренном

мире. Работники управления приветствовали меня, и я. ощущала радость не

только за себя, но и оттого, что смогла пережить нечто, что эти люди,

заботившиеся обо мне, хотели. Я чувствовала себя очень близкой к большому

кругу людей. Позже, когда пришли домашние, я ощутила такие связи между нами,

каких не чувствовала ранее. Вечером к нам домой пришли и мои родители. Все

заметили перемену во мне. Говорили, что я излучаю свет и, кажется, пребываю

в покое. Я чувствовала то же самое. Что изменилось для меня? Отныне я живу и

ощущаю жизнь. Некоторые из моих физических симптомов прошли: сильная

слабость, часть болей. Иногда я по-прежнему раздражаюсь и кричу. Я все та же

я, однако более умиротворенная. Моя семья ощущает это, и мы сблизились. Все,

кто хорошо меня знает, говорят, что это был хороший опыт".

Через пять недель после сеанса у Глории неожиданно развился асцит

(скопление серозной жидкости в брюшной полости),

ее пришлось вновь госпитализировать. Она тихо скончалась спустя три

дня.

Результат инициативы Сиднея Вулфа был столь обнадеживающим, что

персонал "Спринг Гроув" принял решение продолжить исследование возможностей

психоделической терапии для облегчения страданий умирающих от раковых

заболеваний. Группа широко мыслящих хирургов из Синайской больницы в

Балтиморе, заинтересовавшаяся методикой, предложила сотрудничество и

согласилась направлять своих пациентов для прохождения ЛСД-терапии. Еще три

человека лечились в тот период у психолога Санфорда Унгера, сыгравшего в

свое время важную роль в деле организации на базе "Спринг Гроув"

исследований алкоголиков и невротиков.

Следующий важный шаг в этом направлении был сделан в конце 1967 года,

когда Уолтер И. Панке присоединился к исследовательской группе "Спринг

Гроув". Он сыграл ключевую роль в трансформации ее первоначального интереса

в систематическую предварительную работу, а затем -- в научный проект.

Образование Панке было идеальным для подобной работы: он окончил Медицинскую

школу Гарварда, имел докторскую степень в области сравнительного изучения

религий и степень в области богословия.

Трудно представить себе более продуктивное поле деятельности,

объединяющее медицину, психологию и религию, нежели психоделическая терапия

умирающих. С необычайной энергией, энтузиазмом и самозабвением Панке взял на

себя роль ведущего исследователя в проекте, связанном с людьми, страдающими

раковыми заболеваниями. После предварительных изысканий он сумел получить

финансовую поддержку Фонда Мэри Рейнольдс Бэбкок и начал программу научных

исследований психоделической терапии с применением ЛСД. Позже он предложил

аналогичную программу, в которой вместо ЛСД применялся кратковременно

действующий галлюциноген дипропилтриптамин (ДПТ).

Жизнь и работа Уолтера Панке резко и трагично оборвалась в результате

несчастного случая 10 июля 1971 года. Во время летнего отдыха на своей даче

в Мейне он не вернулся из очередной подводной экспедиции. Ни тело, ни

снаряжение для подводного плавания не были найдены, и происшествие осталось

окутанным тайной. Это была большая потеря для исследовательской группы

"Спринг Гроув" и с профессиональной, и с личной точки зрения.

После смерти Уолтера С. Гроф взял на себя ответственность за проект

терапии раковых больных, избрав его основным направлением своей научной

деятельности ч -интересов. Целью Грофа было не только завершение

исследования и получение достаточного количества данных, но и создание

теоретической системы, способной истолковать хотя бы некоторые из

поразительных изменений личности, происходивших в результате ЛСД-терапии. На

том этапе нам представлялось важным подвергнуть тщательному анализу

наблюдения, полученные в ходе сеансов по приему ЛСД здоровыми добровольцами,

психическими больными и умирающими, а также сформулировать всестороннюю

теорию ЛСД-терапии, основывающуюся на новой модели подсознания.

В 1972 году после прихода в исследовательский коллектив помощником

врача и консультантом-антропологом Джоан Хэлифакс, второго автора этой

книги, работа получила еще одно перспективное направление. Отныне мы могли

объединить наш научный багаж из областей экспериментальной психиатрии и

меди-.цинской антропологии и осмыслить полученные результаты на новом

культурологическом уровне. Именно в ходе подобного междисциплинарного

взаимообогащения, обмена наблюдениями и данными, -- когда мы работали, как

лечебная диада, -- стали зарождаться и кристаллизоваться идеи, нашедшие

выражение в книге.

3. ПРОГРАММА ИССЛЕДОВАНИЙ "СПРИНГ ГРОУВ"

К 1974 году уже более ста больных, умиравших от рака, участвовали в

программе "Спринг Гроув" по изучению психодели-ческой терапии. Этих людей

можно разделить на четыре группы:

пациенты, подвергшиеся ЛСД-психотерапии на ранней стадии программы и

проходившие курс до введения шкалы оценок; добровольцы, принимавшие участие

в систематическом изучении пси-ходелической терапии с использованием ЛСД;

лица, которым вводили дипропилтриптамин (ДПТ) -- краткодействующий

галлюци-ноген, используемый в качестве дополнительного средства при

психотерапии и способный заменить ЛСД; и, наконец, больные, проживающие в

удалении от исследователей, обратившиеся к нам сами, либо направленные

врачами из разных районов страны. Вследствие невозможности использовать в

работе с ними группу постоянного наблюдения, мы не включили их в основное

исследование ЛСД и ДПТ.

Большинство раковых больных, участвовавших в изучении ЛСД и

ДПТ-терапии, были госпитализированными и амбулаторными пациентами Синайской

больницы в Балтиморе. Отвечающие за программу психиатры (Уолтер Панке, затем

Станислав Гроф) каждую неделю проводили один день в онкологическом отделении

больницы. Они участвовали в амбулаторных осмотрах, присутствовали на

собраниях медицинского персонала и совершали обход палат онкологических

больных. В процессе этой деятельности те из умирающих, которые могли бы

выиграть от применения пси-ходелической психотерапии, рекомендовались для

прохождения экспериментальной лечебной программы. Основными критериями

отбора для участия в исследовании были: наличие некоторого уровня физической

боли, депрессия, напряженность, тревожность, чувство изолированности от

других, связанное с раковым

заболеванием, а также ожидаемая продолжительность жизни не менее трех

месяцев (поскольку нас интересовал не только непосредственный результат

лечения, но и степень его устойчивости). Необходимыми условиями также

являлись: отсутствие в анамнезе серьезных сердечно-сосудистых нарушений типа

сердечной недостаточности, инфаркта миокарда, кровоизлияния в мозг или

выраженного атеросклероза (не то, чтобы галлюциногены представляли какую-то

непосредственную фармакологическую опасность, но они вызывают мощные эмоции,

могущие быть весьма опасными для лиц с такой историей болезни). Мы также

отсеивали переживших любое психическое заболевание до возникновения рака, и

больных, находившихся в предпсихотическом состоянии во время проведения

отбора. На более поздних стадиях исследования исключались также лица с

признаками метастаз в мозгу либо серьезных органических заболеваний мозга. К

данному решению мы пришли вследствие ряда неудачных сеансов психоделической

терапии, проведенных в предшествующие годы с несколькими людьми, имевшими в

мозгу новообразования. Наличие в анамнезе эпилептических припадков тоже

служило препятствием для участия в исследовании, так как галлюциногены

иногда могут вызывать у подобных лиц ряд последовательных припадков (status

epi-lepticus), с трудом поддающихся контролю.

Если пациент отвечал необходимым критериям, психиатр и лечащий врач

предлагали ему подумать над участием в программе психоделической терапии. В

ходе специальной беседы мы разъясняли природу этого типа лечения и

откровенно обсуждали с умирающим и его семьей плюсы и минусы данной

экспериментальной формы психотерапии. Больного просили письменно подтвердить

свое согласие, и он принимался в программу.

После вступительных бесед с умирающим, его знакомили с одним из врачей

центра, и начиналась лечебная работа. Курс психоделической терапии состоял

из трех фаз. Первая -- подготовительная -- включала в себя несколько бесед,

в ходе которых исследовалось прошлое пациента, его нынешнее положение и

устанавливались доверительные отношения с умирающим и его семьей. Второй

фазой был собственно сеанс психоделической терапии. В этот день пациент

проводил много часов в специальной палате вместе с врачом и его ассистентом

(которые всегда были разного пола). Третья состояла из нескольких бесед

после сеанса

с целью помочь интеграции психоделических переживаний в жизнь

умирающего.

Подготовительная фаза продолжалась от шести до двенадцати часов в

течение двух-трех недель. Поскольку наиболее важными из меняющихся факторов,

влияющих на успешность психоделической терапии, являются атмосфера глубокого

доверия и хорошие взаимоотношения между врачом и пациентом, именно в это

время мы прилагали значительные усилия, чтобы установить тесную связь с

умирающим и способствовать проявлению доверия с его стороны. Собственно

психотерапевтическая работа фокусировалась в первую очередь на существующих

нерешенных проблемах в его взаимоотношениях со значимыми для него людьми.

Внимание уделялось также приятию и неприятию реальности болезни и

смерти и, кроме того, важным, глубоко скрытым в подсознании конфликтам,

выявлявшимся по мере развития отношений в ходе терапии. Хотя вопросы

умирания и смерти обычно обсуждались весьма подробно, акцент делался не на

смерть, а на максимально возможную полноценную жизнь

Никогда психоделическая терапия не представлялась, как могущая исцелять

раковое заболевание. Когда нас об этом спрашивали, мы обсуждали важность

психологических факторов в определении течения патологических процессов и

способности организма противостоять болезни. Иногда касались некоторых

гипотез, предполагающих наличие психогенных факторов в этиологии раковых заболеваний. Таким образом, мы оставляли простор для

возможности исследовать психосоматические аспекты раковых заболеваний, если

бы таковые проявились в ходе сеансов, но в то же время ограждали пациентов

от разочарований в случае, если попытка самоисцеления не приносила успеха.

Многие из бесед с больными вращались вокруг философских, религиозных и

метафизических вопросов. Существует несколько причин важности проведения

подобных бесед в контексте психоделической терапии умирающих. Столкновение с

фактом собственной физической бренности может привести к возникновению или

усилить уже существующие интерес к духовным и философским сторонам бытия.

Личные философские и религиозные воззрения индивида оказывают глубокое

воздействие на представление о смерти, отношение к ней и на то, как

умирающий проживет оставшиеся дни. Более того, психоделические переживания

имеют важные религиозные и мистические параметры, и потому

обсуждение данной области в ходе подготовительной фазы помогает

избежать ряда сильных недоумении во время самого сеанса.

Нам представляется важным открыто обсуждать основные конфликты, которые

могут возникнуть у пациента из-за определенной религиозной

запрограммированности в детстве, принадлежности к какой-либо церкви и

выполнения ежедневных религиозных обрядов Здесь часто требуются разъяснения,

учитывающие то, как больной понимает значение религии и духовности в

человеческой жизни, и недоумение, способное возникнуть в результате

столкновения различных вероисповеданий Пациентам, отрицательно относящимся к

религиозным аспектам психоделической терапии, полезно подсказать, что

духовные переживания в ходе сеанса обычно не принимают ортодоксально

религиозную форму Чаще они напоминают то, что Эйнштейн называл "космической

религией" Такая форма духовности не имеет персонифицированного бога,

пантеона посредничающих святых и формализованных обрядов Упор делается на

благоговение и удивление, испытываемые во время столкновения с творческими

силами природы и многими тайнами мироздания Духовные переживания связываются

с дилеммой времени и пространства, происхождением материи, жизни и сознания

и конечными целями всего процесса творения Когда же психоделическое

переживание развивается в рамках одной из устоявшихся религий, оно, как

правило, сходно с их мистическими ответвлениями, а не с основным

ортодоксальным течением Оно ближе к христианскому мистицизму, чем к

традиционному христианству, ближе к каббале или хасидизму, чем к

ортодоксальному иудаизму, ближе к суфизму, чем к исламу. Часто случалось,

что в ходе психоделического сеанса человек сталкивался с переживаниями,

абсолютно чуждыми его религиозной традиции, порой весь сеанс проходил в

рамках совершенно иной культуры Например, христианин или мусульманин мог

открыть закон кармы и уверовать в существование циклов перерождений, а

раввин -- пережить обращение в дзэн-буддизм.