В сущности, все слова, какие читатель встретит в книге, ему знакомы и он их много раз слышал и произносил сам. Осталось договориться о том, какой смысл мы им здесь придадим.

Слово “experience” обычно переводится как “опыт”, и при этом почти всегда игнорируется такое его значение как “ощущение”. В книге “Сила Момента Сейчас” речь идет о настоящем моменте, в каком нет прошлого и “ощущения” еще не стали “опытом”. “Опыт” имеет отношение к прошлому. В настоящем есть только “ощущения”, какие мы “испытываем” или “переживаем”, что тоже может считаться полноправным вариантом перевода слова “to experience”.

Автор говорит о том, чтобы чувствовать, ощущать Жизнь Сейчас. Любая вещь, в данный момент находящаяся в нашем поле зрения, ценна для нас не сама по себе, а как источник ощущений. Все, что есть — это настоящий момент. Все, что есть у каждого из нас — это ощущения в данный момент. Поэтому слово “experience” я чаще перевожу как “ощущение”.

Слово “conscious” обычно переводится как “сознательный” или “сознающий”. Какое из этих значений больше подходит для передачи контекста книги, предметом внимания которой является состояние? Ни то, ни другое. На мой взгляд, оба создают оттенок действия или имеют отношение к процессу, а состояние лучше характеризуется словом “осознанный”. Поскольку автор приглашает читателя научиться входить и пребывать в состоянии осознанного Присутствия, то там, где речь идет о состоянии, читатель встретит слово “осознанный”.

Слово “unconscious”. «Неосознанный» или «бессознательный» — есть ли разница? Корректны ли выражения «неосознанная реакция» или «неосознанное сопротивление»? Слово «неосознанный» имеет отношение к состоянию. А к реакции или сопротивлению больше подойдут слова «бессознательные» или «неосознаваемые», ибо когда человек пребывает в состоянии неосознанности, то его реакции можно характеризовать как бессознательные, автоматические или неосознаваемые.

Слово “Сущее” даже не является словарным вариантом перевода слова “Being”, которое обычно означает:

Бытие, существование, жизнь;

Существо, человек;

Существо, суть.

Однако именно “Сущее” менее других привязано к какой-либо формализации, отождествлению или образу. Оно не указывает ни на что конкретное, особенно если в контексте данной книги речь идет о вневременном Бытие, вездесущем Боге, вечной Единой Жизни, всепроникающем Непроявленном, трансцендентной Реальности, Нагвале. Оно не имеет ничего общего с тем, что можно было бы представить, вообразить, то есть создать какую-либо мыслеформу, ибо ум не может шагнуть за эту грань. Только Ты можешь, потому что Сущее — это место твоего Бытия.

Слово “egoic”, используемое Экхартом Толле, вообще отсутствует в словарях. И найти его русский эквивалент, отражающий суть и общий, а не личностный — «эгоистический», как обычно пишут за неимением более подходящего, характер явления, мне удалось лишь совсем недавно, три года спустя после завершения первого этапа работы над переводом. Это произошло как бы само собой без всяких усилий с моей стороны: просто вдруг возникло слово — «эготипический» — и вопрос был снят.

Значение слова “compassion” — это “сочувствие”, но на русский язык его почему-то почти всегда переводят как “сострадание”. Видимо, для эмоционального усиления. Хотя “compassion” не имеет отношения к страданию. По-английски “страдание” — “suffering”. То есть “compassion” и “suffering”не имеют ни смыслового, ни лингвистического общего корня. И не напрасно.

В этой книге, одной из главных тем которой выступает тема уменьшения совокупного человеческого страдания, термин “сострадание” просто-напросто не согласуется с контекстом. По-видимому, это самая заурядная ловушка, в какую ум нас привычно заманивает, незаметно и привычно подменяя одно понятие другим. А обычная неосознанность позволяет этой подмене существовать.

Я придерживаюсь мнения, что сострадание как «совместное страдание» умножает совокупное страдание.

Сочувствие позволяет человеку не только полностью и осознанно присутствовать в ситуации — оно способно создавать спокойное, чистое и здоровое пространство со-чувствия, со-переживания, со-участия даже в самой в гуще страдания, то есть создавать пространство для истинного исцеления, и являть страдающему живой пример принятия того, что есть.

Исторически установившемуся в русской литературе обращению к читателю на “вы”, безусловно, есть оправдание. Однако в книгах, посвященных личностному росту и духовному развитию, что невозможно никому перепоручить или делегировать, такое обращение оставляет изобретательному уму лазейку, позволяющую избегать некомфортных аспектов роста. Ведь “вы” — это как бы и “я”, и “мы”, то есть обращение как бы не ко мне лично. Конечно, когда мне выгодно — ко мне. А когда нет?

А вот из-под “ты” не вывернешься.

Обращение на “ты” разворачивает фокус внимания читателя внутрь, тем самым пробуждая в нем внутреннюю трансформирующую силу. Внешние перемены — это следствие перемен внутренних.

Обращение на “вы”, на мой взгляд, рассеивает эту мощь и сдерживает перемены.

Но это все о словах. Когда же ты почувствуешь, о чем на самом деле эта книга, слова перестанут иметь для тебя такое большое значение и останутся лишь указателями. Но поскольку ты все равно будешь ее читать, то в этот период указатели — слова — должны быть как можно более точными, чтобы ты не «спотыкался», отвлекаясь на них. Это и было одной из моих целей.

Вообще эта книга не для того, чтобы читать ее глазами. Глаза, конечно, участвуют в процессе, и даже иногда наполняются слезами, или закрываются, чтобы позволить тебе побыть в ощущениях.