ПУТЕШЕСТВИЕ ПСИХОТЕРАПЕВТА. Я слышал, что в языке хопи1 нет местоимения первого лица единственного числа, нет «я», «меня», «мое»
Я слышал, что в языке хопи1 нет местоимения первого лица единственного числа, нет «я», «меня», «мое». Есть только «мы», «нас», «наше». Эрих Фромм2 указывает на то, что индивидуальность — относительно недавний продукт эволюции человека. На протяжении тысячелетий она была привилегией немногих. Возможно, они даже знали о том, что это ставит их в особую позицию, что это что-то не совсем человеческое, что-то, что всегда несет с собой аромат опасности.
Ну а если индивидуальность — это новейшее приобретение эволюции человеческих существ, то что же такое личностная субъективность? Мы не должны необоснованно ставить знак равенства между чувствами и эмоциями, с одной стороны, и личностной субъективностью — с другой (эта ошибка была описана в главе 6). Люди обладали эмоциями на протяжении всей своей истории. Разумеется, всю историю человечества можно рассматривать как историю изменения чувств в масштабе наций, культур и жизней миллионов людей. Как неумолимо доказывает Барбара Тачмен '' эмоции влияют на историю гораздо сильнее разума. Конечно, нам всегда была присуща врожденная субъективность. Она проявляется в снах, легендах и мифах, великих произведениях культуры, продуктах любого художественного творчества, в креативности в науке и бизнесе и в скромном совершенстве, которое любящее сердце и руки могут внести в любую мелочь — в приготовление пищи, в обустройство жилья, в дружескую беседу, в заботу о прохожем.
Конечно, эти проявления субъективности для всех очевидны и обычно о них судят по результатам, как и показывает мой перечень. Конечный результат оценивается так, как будто он является суммой своих источников, хотя, на самом деле, чаще всего это просто побочный продукт. Вряд ли великий творческий дух растрачивает свой потенциал на столь очевидное.
Дело в том, что мы опять спутали указующий на луну палец с самой луной. Продукт субъективности не есть субъективность4.
Тогда что такое наша субъективность?
1 Язык ацтеко-таоанской семьи аборигенной народности (США), насчитывавшей в конце 1970-х гг. всего сто человек. — Примеч. перев,
2 Fromm, 1941, р. 24-39. — Примеч. авт.
3 Tuchman, 1984. — Примеч. авт.
4 Вопиющим примером такой ошибки является работа Б. Ф. Скиннера «За пределами свободы и достоинства» (Skinner В. F. Beyond Freedom and Dignity, 1971), в которой свобода и достоинство беспечно приравниваются к той литературе, в которой обсуждаются эти понятия! — Примеч. авт.
Глава 7. Параллелирование рамок 143
Здесь мы можем рассуждать, выдвигать определения, поэтические или философские, но определить это точно мы не можем. Разумеется, не можем. Определить — значит объективировать, объективировать субъективность — значит разрушить самую ее суть.
Возможно, здесь опять онтология воспроизводит филогенетический путь: снова эволюция индивида проходит путь эволюции вида.
Отдельный пациент, скорее всего, захочет говорить о внешних по отношению к нему событиях, силах, людях, обстоятельствах. Он будет стараться объяснить, что находится под влиянием всего этого. Он будет сопротивляться обвинению в том, что он сам выбрал путь, который довел его до нынешнего плачевного состояния, до того, что он неудовлетворен своей жизнью.
Как странно! Почему он с такой же страстью не ищет подтверждения собственной силы? Почему он так настаивает на том, что он жертва, а не автор? Почему кажется, что он предпочитает искать, требовать, молить об освобождении, вместо того чтобы открыть двери своей клетки и выйти на свободу?
Наша культура научила нас детерминизму, она настойчиво объективировала нас, она измеряет нас, обвиняя и порицая, определяя, что хорошо и что плохо. Она хочет быть правой, не испытывать чувства вины и иметь возможность помогать. За это она платит свободой, возможностью выбора и способностью самостоятельно добиваться того, чего мы хотим.
В этой главе мы показали, что, в конце концов, сценой для глубинной психотерапевтической работы должен стать локус интрапсихического, конфронтация человека с самим собой, со своей собственной идентичностью, с тем миром, который он создал для себя. Но мы видели и то, как пациенты направляют наше внимание вовне, на их отношения с другими, на их отношения с нами, их психотерапевтами, а иногда и только на нас; мы видели, как они сопротивляются погружению внутрь себя, в центр себя, в свою субъективность.
Это сопротивление определяется не только нашей культурой. У каждого пациента есть смутное ощущение, что с того момента, как он погрузится внутрь себя, он уже никогда не сможет воспринимать знакомый мир вокруг себя таким же привычным и знакомым. Возможно, они интуитивно чувствуют, что занять трон субъективной автономии значит взвалить на себя жестокое бремя выбора, нести неумолимый груз вины за неиспользование собственного потенциала и всегда жить с неопределенностью, двусмысленностью и незавершенностью1.
Кто не попытался бы увильнуть перед лицом всего этого? Вряд ли это такое предложение, от которого нельзя отказаться — буквально миллионы людей отказываются от него ежедневно и ежечасно. Но воспринимать это так значит воспринимать пристрастно и искаженно.
Когда мы приближаемся к нашему внутреннему центру, мы обнаруживаем, что очень долго жили под бременем ограниченного представления о том, кто и что мы есть. Мы позволили ввести себя в заблуждение оболочке из кожи. Мы думали, что
1 Экзистенциальной тревоге посвящены работы Мэя (May, 1977) и Тиллиха (Tillich, 1952). -Примеч. авт.
144 Раздел III. Влияние на субъективное
оболочка нашего сознательного представления и есть тот, кто мы есть. Мы думали, что то, что мы видим, те объективные перегородки вокруг нас — перегородки, которые называются временем, местом, обстоятельствами, — на самом деле включают нас в себя.
Слова эти звучат фантастично, но, возможно, они не более фантастичны, чем любое обобщение. Смысл в том, что наша истинная идентичность гораздо больше, чем мы думали. Она включает в себя гораздо большее, чем могут допустить определенные нами самими границы. Когда мы думаем о некоторых вопросах, мы слишком часто останавливаем себя еще до того, как начнем исследовать все то, что способно собрать по этому поводу наше ничем не стесненное сознание. Когда мы общаемся с другим человеком, то позволяем и языку и телу ограничивать нас, и упускаем возможность сделать наше общение глубже, возможность, которую мы иногда ощущаем на короткое время.
РАЗДЕЛ IV
Достижение большей глубины
ГЛАВА 9
Соотношение объективации и субъективного1
Параллелирование (раздел III) обеспечивает чуткое внимание и умелые интервенции, но его недостаточно, чтобы добиться от пациента более глубокого участия. В этой главе я предлагаю дальнейшие пути выполнения данной задачи.
В интенсивной психотерапии пациент прежде всего стремится описать и понять какие-то проблемы, жалобы, заботы или вопросы. (Я буду использовать термин «забота» как аналог всех этих понятий.) Степень серьезности и вовлеченности этих усилий пациента говорит нам о том, насколько искренне он берет на себя ответственность за свою жизнь и насколько умело он уже использует силу своей субъективности. Существует множество форм представления и исследования пациентами их жизненных вопросов. В этой главе описываются четыре группы таких форм:
• в основном объективирующие;
• с тенденцией к объективации;
• с тенденцией к субъективности;
• в основном субъективные2'.
Важная задача психотерапии — помочь пациенту стать более непосредственным и сконцентрированным в борьбе с жизненными проблемами, приведшими его в психотерапию. Но, как правило, пациенты дистанцируются именно от этих проблем и, таким образом, теряют ощущение собственного авторства и силу, необходимую для изменений, которых они так страстно желают. Шкала движения от объективного к субъективному связана с этим часто встречающимся паттерном поведения пациентов и с тем, как мы можем помочь тому, кто обращается к нам за помощью, лучше справляться со своими горестями.
1 Данные понятия несопоставимы с точки зрения грамматики, и это сделано намеренно — чтобы привлечь внимание к важному моменту: объективировать заботы человека — значит превратить и эти заботы, и самого человека в объекты, вещи, беспомощные игрушки внешних сил. Говоря о субъективности человека, мы характеризуем состояние бытия, концентрированный взгляд на жизнь человека, в которой он обладает ответственностью и силой.
Важно также и то, что истинная объективность возможна только тогда, когда человек полностью сконцентрирован на субъективном. Только тогда можно наблюдать вещь как она есть — без искажающего влияния самоконтроля, который вмешивается в сознание. — Примеч. авт.
2 Шкала, вокруг которой выстроена эта глава, является одной из версий шкалы, которую я разработал в 1974 г. в соавторстве с Уильямом Е. Бриджесом — автором замечательного исследования человеческого потенциала к изменению Transitions (1980). — Примеч. авт.