Психоделические метаморфозы процесса смерти 3 страница

фактором при многих формах психотерапии. Драматичные переживания, происходящие в ходе психоделических сеансов, вызванные ими благотворные

перемены в чувствах, отношении и поведении пациента -- всего этого более чем

достаточно, чтобы поддерживать воодушевление врача на высоком уровне, даже

перед лицом зачастую суровой действительности.

Но одних энтузиазма и оптимизма недостаточно для проведения программы

психотерапии с использованием ЛСД. Тех, кто, возможно, попытается повторить

программу "Спринг Гроув" либо ее модифицированный вариант собственного

изобретения, следует предупредить о необходимости специальной подготовки.

Согласно нашему опыту, ее оптимальный метод включает в себя не только

знакомство с существующей литературой, просмотр видеозаписей сеансов приема

ЛСД и личное присутствие на таких сеансах, проводимых под руководством

опытного врача, но и участие будущего врача в тренировочных психоделических

сеансах. Так, в рамках тренировочной ЛСД-программы для профессионалов,

проводимой в больнице "Спринг Гроув", психиатры и психологи имели

возможность лично пережить вызванные препаратом измененные состояния

сознания и оценить параметры переживания, возникающие вследствие приема ЛСД.

Такое непосредственное знание совершенно необходимо для эффективного и

тонкого проведения психотерапии с использованием ЛСД. Как уже часто

подчеркивалось, психоделические состояния, судя по всему, не поддаются

адекватному описанию, и потому их невозможно серьезно постичь путем чтения

книг и статей в научных журналах.

Другим важным аспектом личного участия в тренировочных сеансах ЛСД

является необходимость дать будущему наблюдателю возможность столкнуться с

собственным страхом смерти и другими эмоциональными проблемами, которые

возникнут у него позже, при работе с умирающими, и проработать их.

Самообладание и сосредоточенность врача при соприкосновении с подобным

материалом являются едва ли не важнейшими факторами, влияющими на успешность

психотерапии с использованием ЛСД. В ходе работы в Пражском

научно-исследовательском институте психиатрии, а также в Мэрилендском центре

психиатрических исследований, расположенном в Балтиморе, С. Гроф собрал

много доказательств того, что для успеха работы необычайно полезно, когда

медицинский персонал группы из числа лиц, контактирующих либо работающих с

проходящими курс психоделической

терапии, могут лично испытать состояния, вызываемые приемом ЛСД.

На основании своего лечебного опыта, мы полагаем, что при

соответствующем обучении, сходном с описанными выше, психотерапия с

применением ЛСД может стать относительно безопасным и многообещающим

направлением в области, состояние дел в которой до недавнего времени было

малоутешительным. Хотя лица, специальностью которых является оказание

помощи, наряду с общественностью обратили внимание на необходимость срочного

содействия умирающим, в настоящее время в этой сфере существует мало

эффективных программ. Большинство умирающих все еще находятся в крайне

печальном положении, так описанном Олдосом Хаксли в "Острове": "Нарастающая

боль, нарастающая тревога, нарастающее потребление морфина, нарастающая

требовательность, сопровождаемые полнейшим разрушением личности и

невозможностью умереть с достоинством".

СОЗНАНИЕ И ПОРОГ СМЕРТИ

Люди, соприкоснувшиеся со смертью в ходе психоделических сеансов, часто

сообщают, что испытанные ими переживания были в высшей степени реалистичны и

убедительны: они неотличимы от действительного умирания. В воспоминаниях,

романах, поэтических произведениях существует множество описаний изменения

сознания у лиц, находящихся в критическом положении с угрозой для жизни или

переживших клиническую смерть.

Однако психиатры и психологи относились к ним с поразительным

пренебрежением. Существует лишь ограниченное число исследований,

систематически изучавших эту интереснейшую область. Мы вкратце суммируем

проделанную работу, проиллюстрируем ее личными отчетами людей, спасшихся от

смерти, и соотнесем с нашими наблюдениями, полученными в ходе изучения

действия психоделиков.

Первое исследование в этой области было проведено не психиатром и не

психологом. Основополагающую работу выполнил в Швейцарии цюрихский профессор

геологии Альберт Хейм, который прославился исследованиями Альп, а также

книгой, посвященной процессам горообразования. Пережив несколько несчастных

случаев, едва не окончившихся трагически, Хейм заинтересовался субъективными

переживаниями умирания. В течение нескольких десятилетий он собирал

наблюдения и отчеты людей, прошедших через ситуации, угрожавшие их жизни:

солдат, раненых в бою; каменщиков и кровельщиков, падавших с высоты;

рабочих, переживших катастрофы во время строительства в горах и

несчастные случаи на железной дороге, а также одного почти утонувшего

рыбака. Однако наиболее важная часть исследования Хейма базируется на

многочисленных отчетах альпийских скалолазов, сорвавшихся с гор, но

спасенных, среди которых были и

трое его коллег*.

Хейм пришел к выводу о поразительном сходстве субъективных переживании

состояния, близкого к смерти, приблизительно у 95% жертв. Незначительные

различия отмечены лишь в деталях. Судя по всему, практически не имело

значения, откуда -- со скалы или с ледника -- и куда -- в ущелье или водопад

-- падал человек. Даже субъективные ощущения людей, попавших под колеса

повозки, ставших жертвой производственной аварии, угодивших под пулю на поле

сражения или почти утонувших были подобны в своей основе. Практически у всех

лиц, соприкоснувшихся со смертью, развивалось похожее ментальное состояние.

Они не испытывали боли, отчаяния, горя или всепоглощающей тревоги, обычно

поражающих людей в минуты менее острой опасности, прямо не угрожающей жизни.

Напротив, сначала усиливалась активность сознания, повышая интенсивность и

скорость мышления в сотни раз. Затем приходило ощущение спокойствия и

принятия ситуации на глубинном уровне. Восприятие событий и предвидение их

результата были необычайно ясными. Судя по всему, не наблюдалось ни

дезориентации, ни замешательства. Течение времени резко замедлялось, и люди

действовали с поразительной быстротой на основе четкой и реалистичной оценки

ситуации. Все это часто сопровождалось неожиданным мысленным проигрыванием

всей прошлой жизни жертвы. Наконец, человек, находящийся в условиях,

угрожающих его жизни, слышал божественную музыку неземной красоты. В

качестве примера описания подобных ситуаций, собранных Хеймом, мы приведем

два свидетельства из числа включенных в его незаурядную статью. Ниже следует

отчет самого Хейма о происшедшем с ним несчастном случае во время занятий

альпинизмом в Швейцарских Альпах, когда, поскользнувшись, он упал с

двадцатиметровой высоты в снежный вал у основания скалы.

Начав падать, я сразу же понял, что грохнусь о скалу, и представил силу

предстоящего удара. В попытке затормозить движение я цеплялся скрюченными

пальцами за снег. Ногти покрылись кровью, но я не

___________________________

* Впервые Хейм выступил со своими открытиями перед секцией "Уто"

Швейцарского альпийского клуба 26 февраля 1882 г. Позже его доклад был

опубликован под названием "Замечания по поводу падений, опасных для жизни" в

ежегоднике Швейцарского альпийского клуба.

чувствовал боли. Я ясно слышал удары головы и спины по всем выступам

скалы и глухой удар снизу. Но боль я почувствовал несколько часов спустя.

Ранее упомянутый поток мыслей начался во время падения. То, что я ощутил за

пять-десять секунд, невозможно описать и за десятикратно превышающее этот

срок время. Все мои мысли и соображения были абсолютно логичными и четкими.

Они ни в коем случае не походили на неудерживаемые памятью сновидения.

Прежде всего я оценил перспективу и сказал себе: "Та часть скалы, на которую

меня вскоре швырнет, уходит вниз отвесной стеной, поскольку я не могу

увидеть подножья. Очень важно, лежит ли у подножья снег. Если да, то снег,

стаявший со стены, окружает основание скалы валом. Если я упаду на этот

снежный вал, то, возможно, выживу, в противном случае - ударюсь о камни и

при падении с такой скоростью смерть неминуема. Если в момент удара я не

погибну и не потеряю сознание, то должен тут же достать маленькую фляжку с

уксусным спиртом и капнуть несколько капель на язык. Мне не следует

избавляться от альпенштока: может быть он еще пригодится". Поэтому я крепко

держал его в руке. Я подумал, хорошо бы снять и отбросить очки, чтоб уберечь

глаза от осколков, но меня так быстро вращало, что я не мог набрать силы

поднять для этого руки. Затем последовал ряд мыслей и соображений,

касавшихся оставшихся позади. Я сказал себе, что как только приземлюсь,

следует, независимо от тяжести полученных ран, тут же позвать спутников,

чтобы успокоить их и сказать, что со мной все в порядке. Тогда брат и трое

друзей вполне смогут прийти в себя, чтобы осуществить довольно трудный спуск

ко мне. Следующей мыслью было, что я не смогу прочитать первую

университетскую лекцию, которая уже была объявлена и должна была состояться

спустя пять дней. Я представлял, как весть о моей гибели достигнет любимых

мною людей, и утешал их в мыслях. Затем я увидел всю прошлую жизнь в виде

многочисленных картин, как бы разыгрывающихся на сцене на некотором

расстоянии. Я был главным героем представления. Все было преображено как бы

райским светом и было прекрасно и свободно от горя, тревоги, боли. Память о

весьма трагичных событиях, пережитых в прошлом, была четкой, но лишенной

щемящей печали, а мое сердце -- свободно от противоречий, борьбы.

Противоречия переродились в любовь. Приподнятые и гармоничные мысли

соединяли отдельные образы и царили над ними. Подобно великолепной музыке,

божественное спокойствие окутало душу. Прекрасные голубые небеса,

разукрашенные изысканными крошечными розовыми и фиалковыми облачками, на

вечные времена раскрывались вокруг меня. Мягко и безболезненно я погрузился

в них и увидел, что теперь нахожусь в свободном падении и подо мною --

снежное поле. Объективные наблюдения, мысли и субъективные чувства

развертывались одновременно. Затем я ощутил тупой удар, и паденье

закончилось.

Другой пример, взятый из статьи Хепма, является, по его словам,

классическим образцом субъективных переживании, происходящих во время

неожиданных падений в результате несчастного случая. Это отчет студента теологии, ставшего в 1891 году жертвой

железнодорожной катастрофы, когда рухнул Моншен-стейнский мост.

Когда мы подъезжали к мосту через Вире, я неожиданно ощутил резкий

рывок. В тот же момент поезд внезапно прервал свой бег. Инерция движения

отбросила пассажиров прямо к потолку. Я оглянулся, не в состоянии понять,

что случилось. Из-за оглушительного металлического хруста, доносившегося от

головы поезда, я предположил, что произошло столкновение. Открыв дверь,

попытался выйти, но увидел, что следующий за нами вагон задрался вверх и

грозил рухнуть на меня. Тогда я вернулся на место и собрался крикнуть

соседу, находившемуся у окна: "Отойдите от окна!". Я закрыл рот, сильно

прикусив язык: в кратчайшее время последовало самое кошмарное падение, какое

можно представить. Машинально я вцепился в сидение. Руки и ноги

функционировали нормально, как бы инстинктивно заботясь о себе и со

скоростью молнии парировали на рефлекторном уровне все доски, жерди и

скамейки, сокрушаемые вокруг и валящиеся на меня. В это время через мой мозг

самым четким образом проносился поток мыслей. Они говорили: "Следующий удар

убьет меня". Цепь картин быстро проносилась перед глазами, представляя все,

любимое мною, и то прекрасное, что я когда-либо испытал. В перерывах между

картинами звучала могучая мелодия прелюда, который я слышал утром: "Бог

всемогущ. Небеса и Земля покоятся в Его руке;

мы должны склониться перед Его волей". С этой мыслью в душе, находясь в

центре происходящего ужасного смятения, я был захлестнут чувством

бесконечного покоя. Вагон тряхнуло еще дважды, а затем головная часть

неожиданно под прямым углом врезалась в Бирс, а задняя, где я находился,

раскачивалась из стороны в сторону, то свешиваясь над ограждением, то вновь

наклоняясь к реке. Вагон был разбит вдребезги. Я лежал, зажатый со всех

сторон, засыпанный грудой досок и скамеек и ждал, когда на мою голову

обрушится следующий вагон. Но неожиданно наступила тишина. Грохот стих.

Кровь капала со лба, но я не ощущал боли. Потеря крови вызвала

головокружение. После непродолжительного барахтанья, я выбрался из-под груды

обломков, вылез через окно. Только тут я впервые понял кошмарный масштаб

происшедшей катастрофы.

Хейм завершает свою статью утверждением, что смерть от падения с

субъективной точки зрения приятна. Погибшие в горах в последние мгновенья

жизни обозревали свое прошлое, пребывая в преображенном состоянии.

Возвысившись над телесной болью, они находились во власти благородных

глубоких мыслей, величественной музыки и с ощущением покоя и примирения. Они

падали в прекрасные голубые или розовые небеса, а затем все неожиданно

останавливалось. Согласно Хейму, смертельные падения гораздо более "ужасны и

жестоки" для оставшихся в живых, нежели для жертв. Несравненно болезненней -- как с точки зрения

испытываемых в тот момент чувств, так и во время последующих воспоминании --

видеть падающим кого-то другого, нежели падать самому. Часто свидетели таких

происшествий бывали столь глубоко потрясены и парализованы ужасом, что

оставались надолго травмированы событием, в то время как жертва, если ей

удавалось избежать тяжелых повреждений, выходила из происшествия свободной

от тревоги и боли. Хейм иллюстрирует данное положение собственным опытом,

когда ему пришлось наблюдать падение коровы. Это воспоминание до сих пор

болезненно для него, а собственное несчастье сохранено в памяти, как могучее

и даже экстатическое преображение, -- лишенное боли и муки, -- точно так же,

как оно переживалось на самом деле.

Интерес к конкретным аспектам умирания, продемонстрированный некоторыми

исследователями конца XIX -- начала XX веков имеет две различные

побудительные причины. Одну группу наблюдателей, искавших психологические

признаки надвигающейся смерти, интересовали субъективные переживания

умирающих с точки зрения предчувствий. В то время их видения привлекли

пристальное внимание, так как считались весьма зловещими предзнаменованиями.

Книга Эдуарда Кларка "Видения: исследование ложных прозрений", написанная,

когда автор сам умирал, стала классическим трудом в своей области. В ней

содержится множество описаний околосмертных переживаний, и она является

бесценным источником данных для любого серьезного исследователя.

Ко второй группе принадлежали профессионалы, побудительной причиной

которых был интерес к парапсихологии. Они изучали феноменологический аспект

процесса смерти и искали признаки существования жизни после физической

кончины. За редким исключением эти исследователи души обращали мало внимания

на поведение и переживания самих умирающих. Скорее, их интересовала область

относящихся к чьей-то смерти и совпадающих с ней сверхчувственных и

визионерских ощущений у других, особенно родных и друзей. Интерес же к

фактическим переживаниям умирающих был весьма ограничен и концентрировался,

в основном, вокруг идеи происшествий по типу "Пик в Дарьене", выдвинутой в

1877 году мисс Ф. П. Кобби, а затем поддержанной и развитой Джеймсом

Хислопом, Уильямом Барреттом и Хорнел-лом Хартом, соответственно, в 1908,

1926 и 1929 годах. Данная

концепция базируется на вере в то, что духи умерших родственников

приходят помочь умирающим, облегчить им переход в иной мир и увести их туда

с собой. Согласно этому взгляду, уходящие часто видят умерших в виде

призраков, появляющихся около одра болезни. Подобные вещи происходят с

людьми, находящимися в трезвом рассудке, при отсутствии бреда и сохраняющих

ориентацию и сознание положения вещей. Следовательно, их видения не могут

быть объяснены просто психопатологией. Концепция "Пика в Дарьене"

предполагает, что к умирающим приходят только уже скончавшиеся люди.

Особенно веским доказательством считалась также ситуация, когда они видели

призрак лица, о смерти которого не знали.

Гораздо больший интерес для нас представляет исследование наблюдений

лечащих врачей и медицинских сестер, ухаживающих за умирающими. Оно было

выполнено Карлисом Осисом и его сотрудниками, а результаты опубликованы в

1961 году. Вместо того, чтобы заниматься проверкой одной конкретной

гипотезы, Осис решил просмотреть широкий диапазон явлений, характерных для

умирающих, и выделить их типологию. Работа базировалась на обзоре и

детальном анализе опросников, разосланных в количестве десяти тысяч, из

которых 640 вернулись назад. В них затрагивались различные аспекты

наблюдений, сделанных у постели пациентов. Половина опросников рассылалась

лечащим врачам, другая -- медицинским сестрам. Согласно заявлениям лиц,

возвративших их, они располагали в общей сложности опытом 35540 наблюдений

за процессом кончины.

Осис обнаружил, что около десяти процентов умирающих, видимо, были в

сознании за час до смерти. Удивительно, но, согласно сообщениям врачей и

медсестер, пациенты испытывали, в основном, отнюдь не страх. Указывалось,

что чаще наблюдались ощущения дискомфорта, боли и даже безразличия. Было

установлено, что примерно у одного из двадцати больных присутствовали

признаки душевного подъема. Неожиданным стало сделанное в рамках данного

исследования открытие, что нередко имеют место видения преимущественно с

нечеловеческим содержанием. Они встречались приблизительно в десять раз

чаще, чем у аналогичной группы здоровых людей. Некоторые из видений более

или менее соответствовали традиционным религиозным концепциям и представляли

небеса, рай или Вечный Град; другие носили черты их мирских образов

невыразимой красоты, вроде пейзажей с

великолепной растительностью и экзотическими птицами. Согласно авторам,

для большинства переживании были характерны яркие цвета, и они весьма

походили на психоделические переживания, вызываемые мескалином или ЛСД. Реже

наблюдались ужасающие видения чертей или ада либо иные, тоже пугающие,

например, погребение живьем.

Главный акцент в этом исследовании делался на галлюцинациях умирающих,

в которых участвовали люди. Осис смог подтвердить гипотезы Барретта и

Хислопа о том, что пациенты в галлюцинациях видят, в основном, призраки

покойников, часто желающих помочь переходу умирающего в загробный мир. Он

также подтвердил, что эти галлюцинации носят характер привидений, так как их

подавляющее число воспринималось больными в состоянии ясного сознания.

Работа мозга не искажалась седативными или другими препаратами, высокой

температурой тела, и лишь незначительное число пациентов страдало от

заболеваний, способных провоцировать видения (травмы мозга, черепно-мозговые

нарушения, душевная болезнь и уремия). Большинство умирающих находилось в

сознании, ясно понимая происходящее и правильно реагируя на окружающую

обстановку. Исследование также показало, что характерные черты подобных

галлюцинаций относительно не зависят от физиологических, культурных и

личностных факторов. Истоки переживаний данного вида, судя по всему,

находились за пределами личностных и половых различий, физиологических

факторов, типа медицинского диагноза и вида заболевания, а также уровня

образования и религиозного воспитания. Галлюцинации с покойниками чаще всего

включали самых близких родственников умирающих; иногда же в видениях

появлялись не родственники, обычно это были живущие.

Автобиографические воспоминания, а также описания, встречающиеся в

художественной литературе и поэзии, судя по всему, подтверждают тот факт,

что лица, подвергающиеся серьезной опасности, и те, кто фактически

соприкасается со смертью, обычно переживают эпизоды необычных состояний

сознания. Такие переживания качественно отличаются от нашего обыденного

сознания и нелегко поддаются словесным описаниям. Поэтому, если мы хотим

ощутить аромат и параметры подобного рода переживаний, необходимо обращаться

к отчетам лиц, обладающих даром интроспекции и хорошим слогом. Один из

лучших отчетов такого типа мы находим в автобиографии Карла Густава Юнга

"Вос-

поминания, сновидения, размышления". В начале 1944 года Юнг сломал ногу

и вслед за этим несчастным случаем пережил сердечный приступ. Находясь на

краю смерти и держась на кислороде и камфарных инъекциях, он пережил ряд

глубоких визионерских видений. Ниже следует сокращенная версия его

детального описания этого состояния.

Мне казалось, что я находился в космическом пространстве. Далеко внизу

я зидел земной шар, качающийся в восхитительно голубом свете. Я различал

синюю морскую поверхность и континенты. Далеко под моими ногами лежал

Цейлон, а на некотором расстоянии впереди находился Индийский субконтинент.

Поле зрения охватывало не всю Землю, но ее шарообразность была ясно

различима, и контуры светились серебристым мерцанием, пробивавшимся сквозь

прекрасный голубой свет. Во многих местах земной шар казался расцвеченным

или покрытым темно-зелеными пятнами, наподобие окислившегося серебра. Далеко

слева виднелось широкое пространство -- красновато-желтая Аравийская

пустыня; это выглядело так, словно серебро земли приняло там

красновато-золотой оттенок. Далее располагалось Красное море, а еще дальше,

как бы в верхней левой части карты, я едва мог различить кусок Средиземного

моря. Мой взгляд был направлен, в основном, туда. Все прочее казалось

нечетким. Я мог также видеть покрытые снегом Гималаи, но в том направлении

было облачно или подернуто дымкой. Направо я вообще не глядел. Я знал, что

нахожусь на грани ухода с Земли.

Позже я установил, на какой высоте следует находиться, чтобы обозревать

такую картину: приблизительно тысяча миль! Вид Земли с такой высоты был

самой величественной картиной, которую я когда-либо видел.

После созерцания ее в течение некоторого времени, я развернулся. До

этого я был повернут спиной к Индийскому океану и лицом к северу. Затем,

судя по всему, я повернулся к югу. Нечто новое попало в поле моего зрения.

На некотором расстоянии я увидел висящий в пространстве огромный темный

каменный блок, подобный метеориту. Он был размером почти с мой дом или даже

больше. Он парил в пространстве, как и я сам.

Ранее я уже встречал подобные камни на побережье Бенгальского залива.

Это -- куски коричневатого гранита, и в некоторых из них вырублены храмы.

Мой камень был одним таким гигантским темным блоком. Вход вел в небольшой

вестибюль. Направо от входа на каменной скамье в позе Лотоса молча сидел

черный индус. На нем была белая мантия, и я знал, что он ждал меня. К

вестибюлю вели две ступени и внутри налево были врата в храм. Бесчисленные

крошечные ниши, в каждой из которых выдолблена впадина, напоминающая блюдце

и заполненная кокосовым маслом с плавающим в нем маленьким горящим фитилем,

озаряли дверь кольцом сияющих языков пламени. Я действительно когда-то видел

такое во время посещения Храма Священного Зуба в Канди на Цейлоне, врата

были окружены несколькими рядами горящих масляных светильников подобного

типа.

Когда я подошел к ступеням, ведущим ко входу в камень, произошло нечто

странное: я ощутил, как все стало сползать с меня -- все, к чему стремился,

чего желал, о чем думал, вся фантасмагория земного существования была с меня

снята, -- весьма болезненный процесс... Однако кое-что осталось. Я теперь

как бы нес с собой все, что когда-либо пережил или совершил, все, что в

прошлом произошло вокруг меня. Я мог бы также сказать: все это было со мной,

и я был им или, так сказать, состоял из всего этого. Я состоял из

собственной истории и твердо чувствовал: это то, чем я являюсь. "Я есмь сей

узел всего, что произошло и было совершено".

В случае с Юнгом визионерский характер и мистическая природа описания

может быть истолкована, как следствие выдающейся личности и профессиональных

интересов. Другой пример исходит от человека, чей характер и профессия были

весьма отличны от характера и профессии Юнга, -- немецкого актера Курта

Юргенса, пережившего клиническую смерть во время сложной хирургической

операции, проведенной д-ром Майклом Де Бакеем в Хьюстоне, штат Техас. Для

замены изношенной аорты пластиковой трубкой, хирургу пришлось остановить

сердце. В ходе операции Курт Юргенс был мертв в течение нескольких минут.

Ниже следует его описание необычных переживаний, имевших место в этот

период, взятое из книги Жана-Батиста Делякера "Отблески запредельного".

Чувство благополучия, охватившее меня вскоре после введения пентотала,

длилось недолго. Вскоре из подсознания стало подниматься ощущение, что жизнь

угасает. Сейчас я люблю говорить, что оно пришло в тот момент, когда сердце

прекратило биться. Ощущение, что жизнь вытекает из меня, пробудило грозное

чувство трепета. Более всего я жаждал удержать ее и был, однако, не в

состоянии это сделать. До того я все время смотрел в огромный стеклянный

купол, расположенный над операционным столом. Теперь купол начал меняться.

Внезапно он заблистал красным цветом. Я видел искривленные лица, глядящие на

меня и гримасничающие. Охваченный страхом, я пытался держаться прямо и

защититься от этих бледных призраков, придвигавшихся все ближе... Затем все

выглядело так, словно стеклянный купол превратился в прозрачный свод,

медленно опускающийся и накрывающий меня. Теперь лил огненный дождь, но,

хотя капли были ненормально большими, ни одна не задела меня. Они падали и

разбрызгивались около, а из них вырастали угрожающие языки пламени, лижущие

все вокруг. Я больше не мог избегать жуткой правды: без сомнений, лица,

наполнившие этот огненный мир, были лицами проклятых. Меня охватило

отчаяние, чувство невыразимого одиночества и оставленности. Ужас был столь

велик, что он душил меня, и я, казалось, почти задохнулся.

Безусловно, я был в самом аду, и яркие языки пламени могли настичь меня

в любую минуту. В этот момент внезапно материализовался черный человеческий

силуэт, фигура начала приближаться. Вначале я нечетко различал ее среди

языков пламени и облаков красноватого дыма, но она быстро прояснилась. Это

была женщина в черной вуали, стройная, с безгубым ртом, и от выражения ее

глаз по спине побежали ледяные мурашки. Когда она встала лицом к лицу со

мной, все, что я мог видеть, были две черные, пустые дыры. Но из этих дыр

существо все равно глядело на меня. Фигура протянула руки, и, притягиваемый

необоримой силой, я следовал за ней. Ледяное дыхание коснулось меня, и я

вступил в мир, заполненный слабыми звуками причитаний, хотя вокруг не было

ни души.

И только тогда, только там я спросил фигуру: кто же она? Голос ответил:

"Я -- смерть". Я собрал всю свою силу и подумал: "Я больше не буду следовать

за ней, ведь я хочу жить". Выдал ли я эту мысль? В любом случае она