В каждом языке есть свои особые звуки

То же можно cказать и о звуках языка: например, гласный звук в английском bait «приманка» не идентичен французскому e, произнесенному на английский манер; гласный в английском bit «частица» не есть видоизмененное французское i. Необходимо усвоить, что французской зоне артикуляции с различением двух гласных, а именно i и е, в английском соответствует зона трех вокалических типов, представленных в словах beat «бить», bit «кусочек» и bait «наживка» и абсолютно не сводимых к француз­ским i и е. Согласный, обозначаемый в испанской графике через s и произносимый в Кастилии подобно начальному звуку француз­ского слова chien «собака», на самом деле не является ни s, ни ch; если наряду с другими звуками во французском различаются два типа согласных, например— в начале слов — sien и chien, то в испанском имеется лишь один подобный им звук, который, однако, не может быть отождествлен ни с одним из обоих началь­ных согласных в словах sien и chien. Причина так называемого иностранного «акцента» кроется в неправомерном отождествлении звуковых единиц двух различных языков. Видеть в начальных согласных французского слова tout «весь», английского tale «рассказ», немецкого Tat «дело», русского туз варианты одного и того же типа — значит впадать в то же опасное заблуждение, к которому ведет толкование французского prendre «брать», анг­лийского take «брать», немецкого nehmen «брать», русского брать как отражения одного и того же явления действительности, предшествующего этим обозначениям.

Двойное членение языка

Часто говорят о том, что речь человека членораздельна. Тот, кто высказывает подобные соображения, пожалуй, окажется в затруднении, если попытается дать точное определение тому, что он имеет в виду. И все же несомненно, что этот термин соот­ветствует некоторой особенности, действительно свойственной всем языкам. Поэтому следует уточнить данное понятие, а также учесть, что оно принадлежит двум различным планам: всякая единица, представляющая собой результат первого членения, с необходимостью подвергается в свою очередь членению на еди­ницы иного типа.

Первое членение языка человека состоит в том, что любой результат общественного опыта, сообщение о котором пред­ставляется желательным, любая необходимость, окоторой хотят поставить в известность других, расчленяется на последователь­ные единицы, каждая из которых обладает звуковой формой и

значением. Если у меня болит голова, я смогу сообщить об этом, начав стонать. Эти стоны могут быть непроизвольными, в таком случае они обусловлены физическим состоянием организма. Если же они будут более или менее произвольными, это будет означать, что я хочу сообщить окружающим о моих страданиях, однако такое сообщение не может быть охарактеризовано как языковое. Стон нельзя разложить на элементы, он является отражением всякого ощущения боли. Иной будет ситуация, если я произнесу фразу j'ai mal a la tete «у меня болит голова». Эта фраза состоит из шести последовательных единиц: j', ai, mal_f a, la, tete, которые дают представление о характере мучаю­щей меня боли. Каждая из перечисленных единиц может встре­чаться в совершенно иных контекстах и сообщать об иных явле­ниях действительности. Так, mal «плохо» может встретиться в Il fait le mal «он поступает плохо», tete «голова» — в il s'est mit a leur tete «он сел им на голову». На этом примере можно видеть, в чем состоит экономия первого членения: мы Могли бы вообра­зить себе систему коммуникации, в которой каждой определяемой ситуации, каждому явлению действительности соответствует особый возглас. Достаточно только подумать о том, как бесконечно разнообразны подобные ситуации и явления действительности, чтобы понять, что, если бы такая система выступала в той же роли, что и наши языки, она должна была бы включать настолько боль­шое количество различных знаков, что память человека была бы не в состоянии их усвоить. Несколько тысяч знаков, вроде tete, mal, ai, la, обладающих широкими комбинационными возмож­ностями, позволяют нам делать и получать сообщения о таком огромном количестве явлений, для обозначения которых не хва­тило бы миллионов различных возгласов.

Первое членение — это способ группировки данных опыта, свойственного всем представителям определенной языковой общ­ности. Языковое общение происходит лишь в рамках этого опыта, с необходимостью ограниченного явлениями, общими для доста­точно большого количества индивидуумов. В этом смысле единственный способ проявления оригинальности мысли заклю­чается в неожиданно новом расположении единиц. Личный опыт, уникальный по своей специфике, может быть представлен в виде последовательности единиц с ослабленной спецификой, каждая из которых известна всем членам общности. Увеличение специ­фичности достигается лишь путем введения новых единиц, на­пример путем присоединения прилагательных к существительному, наречий к прилагательному, т. е. путем обычного соединения определяющего с определяемым.

В каждой из единиц первого членения представлены, как мы уже видели, значение и звуковая (или фоническая) форма. Ни одно из них нельзя разложить на более мелкие последова­тельные единицы, наделенные значением: некоторая совокуп­ность tete обладает значением «голова», причем единицы te и -te

не обладают какими-то особыми значениями, сумма которых была бы эквивалентна значению «голова». Что же касается звуковой формы, то она может члениться на последовательные единицы, каждая из которых способна отличать одно слово, на­пример tete «голова», от других, например bete «животное», tante «тетка» или terre «земля». Эту особенность и называют вторым членением языка. В слове tete «голова» со­держатся три такие единицы; символически их можно изобразить в виде букв tet, заключенных в косые скобки: /tet/. Нетрудно заметить, насколько экономичнее это второе членение: если предположить, что каждой минимальной значимой единице со­ответствует специфическое и неразложимое звуковое образова­ние, то тогда мы вынуждены будем различать тысячи подобных образований, что несовместимо с произносительными и слухо­выми возможностями человека. Благодаря существованию второго членения языки способны ограничиться несколькими десят­ками различных звуковых образований, сочетания которых соз­дают звуковой облик единиц первого членения: так, tete, например, содержит две одинаковые звуковые единицы, обозначаемые нами посредством /t/, отделенные друг от друга отличной от них единицей, которую мы обозначаем через /е/.

1—9. Основные языковые единицы

Высказывание типа j'ai mat a la tete «у меня болит голова», как и наделенная значением часть подобного высказывания (типа j'ai mal или просто mal), называется языковым знаком. Любой языковой знак содержит означаемое, равное его значению или значимости (valeur), на что указывают кавычки («j'ai mal а lа tеte», «j'ai mal», «mal»), и означающее, посредством которого происходит манифестация знака; что речь идет именно об этой стороне знака, свидетельствуют косые скобки (z е mal a la tet/, /z е mal/, /mal/). Именно означающее возво­дится обычно в ранг знака. Единицы первого членения с их оз­начающими и означаемыми представляют собой знаки, причем знаки минимальные, поскольку ни один из них не может тракто­ваться как последовательность знаков. Общепринятого термина для обозначения этих единиц не существует. В настоящей работе для обозначения этого понятия употребляется термин м о н е м а.

Как и любой другой знак, монема представляет собой дву­стороннюю единицу, значение или значимость которой выступает в качестве одной из ее сторон, идентичной означаемому, тогда как означающее находит свое проявление в звуковом облике, представляющем другую сторону знака и состоящем из единиц второго членения. Эти последние носят название фонем.

В состав высказывания, приведенного в качестве примера выше, входит шесть монем, совпадающих в данном случае с еди­ницами, которые в обиходной речи называются словами: j'

(вместо je), ai, mal, a, la и tete. Отсюда, впрочем, отнюдь не следует, что «монема» есть не что иное, как свойственный ученому языку эквивалент понятия «слово». В таком слове, как travaillons «работаем», содержится две монемы: travaill- (travaj)—монема со значением некоторого действия и -ons (о) — монема, обозна­чающая говорящего вместе с еще одним или несколькими лицами. Существует традиционное различие между travaill- и -ons, со­стоящее в том, что первая единица является семантемой, а вто­рая — морфемой. Такая терминология неудобна, так как может создаться впечатление, что лишь семантема наделена значением, а морфема лишена его, что было бы неверно. В той степени, в какой подобное различение действительно полезно, следовало бы употреблять термин лексема для обозначения монем, отно­сящихся к области лексики, а не грамматики, сохранив термин морфема для обозначения единиц, подобных -ons и относящихся к грамматике. Следует также учесть, что лексемы типа travaill-по традиции фигурируют в словарях и справочниках в форме travailler, т. е. имеют здесь в виде привеска морфему инфини­тива -ег.

1 — 10. Линейная форма и звуковой характер языка

Всякий язык находит свое проявление в линейно оформлен­ных высказываниях, представляющих собой то, что часто имену­ется речевой цепью. Эта линейная форма языка человека в конечном счете зависит от его звукового характера: высказывания, состоящие из звуков, с необходимостью разверты- ваются во времени и с необходимостью воспринимаются на слух как некоторая последовательность. Иным бывает положение, когда мы имеем дело с общением на основе живописи, когда вос­приятие является зрительным: правда, художник пишет свою картину по частям, т. е. в определенной последовательности, однако зритель воспринимает все сообщение в целом. И даже если он будет последовательно в том или ином порядке концентриро­вать свое внимание на отдельных участках сообщения, это нисколько не повлияет на значимость сообщения в целом. Системы зрительной коммуникации, например система дорожных знаков, обладают двумя измерениями и не являются линейными. Ли­нейный характер высказываний проявляется в следовании монем и фонем, в выборе той или иной фонемы из некоторого числа различных фонем; так, в знаке mal (mal) содержатся те же фо­немы, что и в знаке lame (lam) «клинок, лезвие», однако эти знаки не смешиваются. Несколько иной будет ситуация, если мы обратимся к единицам первого членения: правда, сочетание 1е chasseur tue le lion «охотник убивает льва» по своему значению отличается от сочетания le lion tue le chasseur «лев убивает охотника», но нередко бывает так, что изменение местоположения знака, входящего в состав данного высказывания, не оказывает

видимого влияния на смысл этого последнего: ср. например, il sera la, mardi «он будет там во вторник» и mardi, il sera la «во вторник он будет там»; с другой стороны, очень часто случается, что лексема притягивает морфему, которая позволяет ей выступать в разных позициях без влияния на смысл высказывания благодаря содержащемуся в этой морфеме указанию на функцию лексемы в данном высказывании, т. е. на соотношение с другими знаками. Подобные случаи нередки в латинском, где, например, падежная форма puerum, содержащая в качестве достаточно четкой объек­тной характеристики сегмент -urn, может, не меняя своего зна­чения, находиться по отношению к глаголу как в препозиции, так и постпозиции: puer-um uidet «мальчика видит (он)» или uidet puer-um «(он) видит мальчика».