Стандартная методологическая парадигма в кросс-культурной психологии 2 страница

«Общество кросс-культурных исследований» — ассоциация с не вполне опре­делившимися научными интересами — занимается в основном вопросами психо­логической антропологии, существует только в США и привлекает многих из тех, кто тесно связан с этим направлением антропологии. Два журнала, Ethos и Cross-Cultural Research, часто публикуют статьи специалистов по психологической антро­пологии. Наконец, хотя, возможно, его упоминание здесь не вполне уместно, журнал TransculturalPsychiatry (начавший издаваться в 1956 году под названием Transcultural Psychiatric Research Review) публикует статьи и обзоры, не противоречащие прин­ципам психологической антропологии. Это издание представляет особый интерес для этнопсихиатров, а также для всех, кого интересуют вопросы социальных и культурных детерминант психопатологии и психосоциального воздействия на психические расстройства и состояния, включая специалистов по кросс-культурной и культурной психологии, занимающихся психиатрией. Единственным типом организационных структур такого рода являются международные сообщества спе­циалистов по психиатрической и клинической психологии.

Этнокультурная психология

Специалисты по кросс-культурной психологии поддерживают методологический плюрализм и открыты любым попыткам найти объяснение чертам сходства и раз­личия в человеческом мышлении и поведении. До сих пор, возможно, из-за приня­тых методов и концепций, к этой области исследования одни относятся с сомне­нием, а другие даже стремятся очернить, утверждая, что это не более чем западная концептуальная и методологическая гегемония, которая играет в научный редук­ционизм, используя в качестве пешек доверчивых испытуемых. Возможно, это довольно резкая характеристика, однако у того, кто прочтет анализ кросс-культур­ных исследований, написанный представителями культурной психологии или тра­диционной психологии, может возникнуть ощущение, что кросс-культурная пси­хология «просто чего-то не понимает» и является предприятием, перед которым в сложном мире, населенном «подвижными культурами», стоят «опасные пробле­мы» (Hermans & Kempen, 1998).

Одно из таких сомнительных направлений его приверженцы называют этно­культурной (indigenous) психологией, или регионализацией психологии. Задачей этого подхода, по мнению его сторонников, состоит не в отказе от науки, объектив­ности, экспериментальных методов и поисков универсалий (особенности, которые, по их утверждению, определяют кросс-культурную психологию), но создание бо­лее точной науки, основанной на понимании природы человека (Kim, 1995, 1999; Kim, Park & Park, 2000). Заинтересованно поддерживаемое и поощряемое как «во­инствующими» сторонниками этнокультурной ориентации при проведении иссле­дований, так и типичными представителями кросс-культурной психологии (Adair, 1992; Kim & Berry, 1993), это, если можно так выразиться, движение очевидно, имеет много общего с культурной психологией.

Рассмотрим современное определение этнокультурного подхода в психологии.

Культура рассматривается не как переменная, квазинезависимая переменная или категория (например, индивидуалистическая иликоллективистская), а также не какпростая совокупность отдельных характеристик. Культура — это новое качество, возникающее в результате взаимодействия индивидов с природой и социальным окружением. Культура определяется как комплекс заданных определенными стандар­тами переменных... [и] в рабочем порядке может быть определена как воплощение коллективного использования природных и человеческих ресурсов для достижения желаемою результата (Kim et al., 2000, p. 67).

Едва ли у специалистов по культурной психологии будут проблемы с такой дефиницией; вряд ли не согласятся с ним и кросс-культурные психологи, возмож­но, лишь слегка поворчав. Единственный момент, который, может быть, вызовет недовольство приверженцев культурной психологии их этнокультурными оппо­нентами — это свободное использование последними многих положений традици­онной психологии в поиске значимых для культуры моделей мышления и поведения. Так, например, иногда исследователи, используя стандартный тип обследова­ния и техники опросов, которые для западной психологии так же естественны, как дыхание, предпринимали попытки понять природу и структуру личности (само по себе западное понятие) в других обществах (например Chung & Leung, 1998; Guanzon-Lapena, Church, Carlota & Katigbak, 1998). И все-таки были приведены доводы (Kim & Berry, 1993) в пользу того, что единственный путь на пастбище подлинно универсальной психологии лежит через ворота, многочисленные тропы к которым протоптаны и охраняются этнокультурными направлениями. Таким образом, совокупность этнокультурных психологии (то есть все эти прокрустовы тесты, продолжающие свое существование в других культурах, в рамках которых и для которых они созданы и в пределах которых они и используются) и есть та самая неуловимая пресловутая цель универсальной психологии.

Практическое применение различных подходов

Мы уже показали, что, по меньшей мере, представители четырех направлений в психологии считают вопросом чрезвычайной важности понимание того, как куль­тура воздействует на мышление и поведение личности. В связи с этим следует упо­мянуть и ряд других научных направлений, которые отличаются выраженным стремлением «найти применение». Одно из них серьезно занимается проблемой успешной жизни и работы за рубежом. Редакционная политика журнала Inter­national Journal of Intercultuml Relations, издающегося с 1977 года, заключается, помимо прочего, в «содействии прогрессу знания и понимания теории, практики и исследований межкультурных связей». Ландис и Василевский (Landis & Wasilewski, 1999) полагают, что «межкультурное исследование уделяет основное вни­мание проникновению представителя одной культуры в среду другой культуры. Следовательно, оно более динамично, чем кросс-культурное исследование» (р. 536). Широко распространены исследования таких сугубо личностных проблем, как адаптация к путешествиям за рубежом, культурный шок, успешное решение орга­низационных вопросов в других обществах, а также эффективная кросс-культур­ная коммуникация вообще. В этой сфере определенно выражен интерес к пробле­мам обучения (Cushner & Brislin, 1996; Landis & Bhagat, 1996). Сторонники такого рода научных направлений имеют свою организационную структуру, которая сосредоточена главным образом в США, во главе ее стоит Международная ассо­циация межкультурных исследований.

Еще одной сферой практического применения является консультирование по вопросам, связанным с другими культурами. Литература по этой проблеме весьма обширна, и количество публикаций растет (например, Pedersen, Draguns, Lonner & Trimble, 1996). Это направление получило распространение, прежде всего, в Север­ной Америке, где исследователи и практикующие врачи сталкиваются с различны­ми вопросами и проблемами, которые возникают при наличии культурных и этни­ческих различий между врачом и пациентом и порой препятствуют эффективному лечению и продвижению вперед.

На этом можно завершить краткий экскурс в историю кросс-культурной пси­хологии, рассмотрение ее методов и обзор различных направлений, которые уде­ляют пристальное внимание культуре как фактору, так или иначе оказывающему

определяющее влияние на формирование поведения человека. Теперь мы обратим­ся к более подробному обсуждению того, как разные направления в изучении куль­туры взаимодействуют с психологической теорией. В первую очередь мы рассмот­рим философские, теоретические и методологические взгляды, лежащие в основе конфронтации между двумя основными подходами в сфере психологии и культу­ры: универсализмом (кросс-культурная психология) и релятивизмом (культурная психология и социальный конструкционизм).

Культура и психологическая теория

Два лика культуры и психологии

В последние годы концептуальная конфронтация между компаративизмом/уни­версализмом и релятивизмом — или между кросс-культурной психологией, с од­ной стороны, и культурной психологией и различными социально-конструкционистскими позициями — с другой — значительно усилилась (более подробно эта тема освещена в изданиях Lonner & Adamopoulos, 1997 и Miller, 1997). Кросс-куль­турные психологи под прикрытием научной ортодоксии выступали за возвраще­ние психической целостности как к одной из значимых целей социально-научных исследований (например, Berry, 1997). Именно в таком ключе они подвергли кри­тике традиционную психологию, которая даже в самом благодушном настроении не обращает внимания на культуру, а в дурном расположении духа выступает за «внекультурную психологию» (aculturalpsychology) (например Sell & Martin, 1983). Последнее утверждение мотивируется тем, что культура скрывает фунда­ментальные истины, касающиеся человеческой натуры, обнаружить которые мож­но лишь в искусственных условиях научного эксперимента. В таком контексте пси­хическая целостность может быть вскрыта лишь в процессе жестко заданного и строго контролируемого плана эксперимента (и столь же негибкого и строго конт­ролируемого интеллекта, как утверждают некоторые критики) западной (главным образом, североамериканской) психологии. Специалисты по кросс-культурной психологии справедливо критикуют этот подход за узость, этноцентризм и леность, которую оп отражает. В такой науке явно нет ничего хорошего, и ее доводы, вроде упомянутого выше, в пользу психологии усвоения чужой культуры или психоло­гии одной культуры, несостоятельны.

Взамен кросс-культурные психологи предложили принять классическую науч­ную методологию сравнительного изучения поведения человека. В этом смысле критика Шведера (Shweder, 1990), утверждающего, что кросс-культурная психо­логия всего лишь направление научной психологии, во многом справедлива. На­пример, группа авторов (Segal), Dasen, Berry & Poortinga, 1999) во введении к ра­боте по экокультуре пишет: «все человеческое поведение определяется опытом [и] является продуктом комплексного взаимодействия, включающего генетические и эмпирические факторы, прошедший и настоящий опыт имеет определяющее зна­чение для его окончательного формирования» (р. 25).

Большинство позитивистски настроенных и придерживающихся эмпирическо­го подхода психологов (как правило, представляющих традиционную психологию) вполне удовлетворит такая точка зрения. Возьмем, к примеру, несколько относи­тельно недавних заявлений Кимбла (Kimble, 1989), касающихся статуса современной научной психологии, которые в своей основе содержат догмы вес того же тра­диционного подхода к научной психологии: «Поведение личности — это совокуп­ный результат более или менее постоянных возможностей и более или менее временных внешних и внутренних условий» (р. 493); или: «Поведение определяется генетической пред расположенностью и внешними обстоятельствами» (р. 491). Несмотря на то что Кимбла — широко известного своими ранними работами по научению (например Kimble, 1961) — и кросс-культурную психологию трудно представить себе в качестве компаньонов, в утверждениях такого рода, сделанных другими теоретиками психологии XX века, например Левином (Lewin, 1951) и, если угодно, Сегаллом (Segall et al, 1999), подчеркивается особое значение про­шлого и настоящего опыта при истолковании поведения. Если принять во внима­ние эти черты подобия традиционной и кросс-культурнойпсихологии, то не пока­жется удивительным, что Шведер (Shweder, 1990), пылкий защитник культурной психологии, как бурно реагирует навею эту затею с кросс-культурной психологией. Даже стиль, которым пользуются Кимбл (Kimble, 1984,1989) и специалисты по кросс-культурной психологии при описании различий между этими двумя суще­ствующими в психологии культурами, с одной стороны, и различий между куль­турной и кросс-культурной психологией — с другой, один и тот же. Говоря о пер­спективах дивергенции в общей психологии, Кимбл (Kimble, 1989) пишет:

Есть группа психологов, которая рассматривает эту сферу с точки зрения научных ценностей и принимает концепции объективизма, элементаризма и правомерности всеобщих законов. Группа, которая придерживается противоположных взглядов, рассматривает психологию с точки зрения гуманистических ценностей и принимает концепции интуитивизма, холизма и идиографического применения законов (р. 491).

Пуртинга и Панди в очень похожих выражениях описывают полемику между культурной и кросс-культурной психологией:

Культурная психология имеет холистический и идиографический характер, подчер­кивая первоочередную необходимость создания свойственных культуре уникальных молелен поведения, поддающихся научному анализу и изучению применительно к различным формам феноменологии в методологии. Подход кросс-культурной пси­хологии более молекулярен и сориентирован на изучение всеобщих законов. Своей основной задачей приверженцы данного подхода считают необходимость примене­ния существующих психологических теорий к бихевиоральным феноменам, обнару­женным в других культурах (Poortinga & Pandy, 1997, p. XXII-XIV).

Здесь мы можем вполне резонно задать вопрос: почему кросс-культурная пси­хология не может принять установки традиционной психологии? В конце кон­цов, многие видные специалисты по кросс-культурной психологии недвусмыс­ленно выступают именно за такой подход (см., например, президентское выступ­ление Пуртинга перед Международной ассоциацией кросс-культурной психологии в 1990 году).

Одной из проблем здесь, разумеется, является то, что в этом случае культура вынужденно будет рассматриваться в очень узком смысле. Культура в известной степени воспринимается как разновидность ментального конструкта — а большин­ство психологов склоняется именно к такому ее видению, — и тогда с нею весьма удобно (если не единственно возможно) обращаться как с промежуточной пере­менной (что верно предполагает Кимбл в своем анализе 1989 года). Это неизбежно ограничивает нас в осмыслении концепции культуры. Неудивительно, что в зна­чительной части кросс-культурных теорий, которые рассматривают Лоннер и Адамопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997), культурой оперируют в качестве модера­тора или временами как опосредующей переменной — иначе говоря, как промежу­точной переменной. В то время как большинство психологов такой взгляд на культуру вполне устраивает, кросс-культурная психология как особая дисциплина, не вступает с ним в открытую конфронтацию. Мы должны также заметить, что на такого подхода вытекает еще одна проблема, которая не обозначена прямо, однако достаточно явно просматривается в анализе Кимбла (Kimble,1989). Она состоит в том, что зачастую достаточно сложно относиться к промежуточным переменным как к причинам или объясняющим факторам. По мнению Лоннера и Адамопулоса, это приводит к снижению значимости статуса культуры, вследствие чего стано­вится куда проще пренебрегать ею при разработке теорий.

Именно в связи с этим культурная психология и, более широко, релятивистский подход, занимают прочное положение. Они справедливо указывают на то, что куль­туре чаще всего отводится второстепенная роль при построении теорий, поскольку несмотря ни на что конечная цель исследований по кросс-культурной психоло­гии — выявление универсалий и установление значимого для нее факта психиче­ского единства. Таким образом, традиционная кросс-культурная теория обвиняется или описывается как а) всего лишь одно из направлений в рамках господствующей, логико-эмпирической психологии (Shweder, 1990) и б) как разделяющая в концеп­туальном отношении культуру и мир психологии. Миллер (Miller, 1997) кратко подытоживает суть этих двух подходов:

Доминирующая в рамках кросс-культурной психологии установка: рассматривать культуру и психологию как два взаимосоставляющих феномена, взаимно дополня­ющих друг друга и являющихся неотъемлемой частью друг друга. Такой взгляд пред­полагает, что культуру и поведение индивида нельзя рассматривать в отрыве друг от друга, хотя одно и не сводится к другому. Такая установка противоречит тенденции, присутствовавшей в особенности в ранних работах по кросс-культурной психологии, рассматривать культуру и психологию как два обособленных феномена, понимая культуру как независимую переменную, которая влияет на зависимую переменную поведения индивида (р. 88).

Эта фундаментальная ориентация культурной психологии, подкрепленная по­зицией, которую отстаивают социальные конструкционисты (например, Gergen, 1985, Misra & Gergen, 1993), создает мощный «релятивистский» альянс, заставля­ющий усомниться в том, что психология и культура — сфера компетенции исклю­чительно кросс-культурной психологии. В свою очередь, некоторые специалисты по кросс-культурной психологии испытывают ощутимый дискомфорт, когда вы­сказывается мнение о том, что культуру и психологию следует трактовать в каче­стве двух взаимосоставляющих феноменов. Как цель такая идея кажется непре­взойденной, но воплотить ее в жизнь в каком-либо конкретном исследовательском контексте достаточно сложно. Мы просто еще не достигли ни теоретического, ни методологического уровня — на сей раз речь идет о традициях классической на­уки — достаточного, чтобы довести до конца сведение в единое целое таких фено­менов или чтобы точно описать, каким образом данные категории феноменов вза­имно конституируют друг друга. Поэтому нет ничего удивительного в том, что иногда теоретики культуры (например Schweder, 1996) пытались убедить нас в ценности количественных методологий и в наличии фундаментальных онтологи­ческих различий между количественными и качественными методами. В соответ­ствии с его критикой, две названные традиции расходятся среди прочего по воп­росам о возможности постижения действительности и о том, могут ли смыслы быть объектом научного истолкования.

Развивая эту мысль, можно доказать, что, поскольку изучение культуры неиз­бежно — по крайней мере, для психологии — является изучением ассоциируемых идей, его невозможно довести до конца, используя лишь традиционные эмпири­ческие/количественные методы. Следовательно, идея о том, что психологические структуры и законы, порожденные номотетической наукой, с одной стороны, и смыслы, представляемые культурой, с другой стороны, могут изучаться одновре­менно и в едином контексте, как феномены, взаимно составляющие друг друга, — является, мягко говоря, несбыточной мечтой.

Трудность обращения с культурой и психологией в качестве составляющих феноменов можно проиллюстрировать более наглядно в контексте конкретных исследований. Миллер (Miller, 1997) полагает, например, что работа Маркуса и Китаяма (Markus & Kitayama, 1991) о культуре и Я-конструировании[3] (self-con-stmaiy использует компаративный подход, находясь при этом в согласии с культурной психологией. Однако, как указывают Лоннер и Адамопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997), несомненно, что Маркус и Китаяма, хотя и не говоря об этом прямо, применяют подход переменной-модератора к изучению культуры и Я. Иначе говоря, они склоняются к обращению с культурой как с опосредующей перемен­ной, что полностью соответствует традиционной кросс-культурной идее. Напри­мер, они утверждают, что независимые и взаимозависимые Я-схемы — которые представляют собой «продукт» культуры (продукт — их слово) — оказывают вли­яние на большую часть психологических функций. Это традиционное для психо­логии построение теории, но проблема состоит совсем не в этом. Непонятно, каким именно образом культура и психология в этом случае рассматриваются как со­ставляющие феномены. Маркус и Китайама, судя по всему, различают предпосыл­ки и следствия, безоговорочно относя культуру к предпосылкам. Я-система не определена с точки зрения культуры, и культура не является неотъемлемой час­тью Я-схемы (см. Marcus & Kitayama, 1991, примечание 3, касающееся множества прочих факторов, которые определяют структуру Я-схемы). Трудно понять, как культура и психология могут считаться взаимно составляющими феноменами, если столь существенная роль, которую должна играть культура в определении важного психологического феномена, отсутствует (дополнительный, хотя не иден­тичный анализ предположений, сделанных в этой работе, см. Matsumoto, 1999).

Подводя итог сказанному, можно отметить, что дискомфорт традиционалистов в кросс-культурной психологии, вызванный позицией культурных психологов, поня­тен и оправдан. Обе стороны приводят важные доводы, но ни одна из позиций не устоит перед серьезной критикой. В действительности все решают личные предпоч­тения и философская ориентация. Важно не забывать и то, что, в конечном счете, оба направления в различных модификациях могут значительно обогатить психологию, по меньшей мере, в инкрементном, если не в холистическом смысле.

В идеологическом аспекте вряд ли придет конец этому интеллектуальному кон­фликту, поскольку не похоже, чтобы стороны могли найти решение или хотя бы прийти к жизнеспособному компромиссу относительно концептуальных и мето­дологических дилемм, стоящих перед ними. Кроме того, стили, которыми пользу­ется каждая из сторон для описания и идентификации предмета обсуждения, час­то не сопоставимы между собой.

Однако в то время как идеологические разногласия вот-вот разорвут дисцип­лину на части, очевидны изменения в позиции многих исследователей, работаю­щих в данной сфере. Недавние заявления Триандиса (Triandis, 1997) свидетель­ствуют о менее категоричной позиции и поиске компромисса. Миллер в своей ра­боте (Miller, 1994) — предпринимает сознательные попытки преодолеть границу между культурной и кросс-культурной психологией. Возможно, прежде всего, именно на такой сдвиг в отношении указывает и ощутимое изменение прежнего тона риторики Шведера (Schweder, 1990). Например, одна из его недавних публи­каций совместно с другими авторами (Schweder, Much, Mahapatra & Park, 1997) называется «"Большая тройка" основ морали (автономия, общность, Бог) и "боль­шая тройка" объяснений страдания». В ней авторы пытаются наметить схему объ­единения всех основных этических систем, существующих в мире. Эту схему можно интерпретировать и как аллюзию системы личностных универсалий, столь популярную сейчас в психологии личности (например, MdCrae & Costa, 1997; MdCrae, Costa, del Pilar, Rolland & Parker, 1998), что служит несомненным показа­телем изменения позиции. Даже Герген, который не выходит за пределы социаль­ного конструкционизма, время от времени демонстрирует относительно мирное от­ношение к кросс-культурной психологии, признавая отдельные достижения (на­пример Misra & Gergen, 1993).

Но если дело действительно обстоит именно так и ощутимое изменение в отно­шении друг к другу имеет место с обеих сторон, было бы поучительно выяснить причины таких перемен. Как было сказано выше, мы не видим теоретического или методологического сдвига или открытия такого уровня, который мог бы вызвать такое потепление в отношениях. Скорее, эта перемена произошла благодаря осо­знанию обеих сторон, что и та и другая система взглядов сопряжена с важными и в настоящее время непреодолимыми проблемами. Такое осознание заставило боль­шую часть теоретиков стать скромнее и сговорчивее по отношению к ориентациям иного толка — так сказать, слегка умерить свой этноцентризм.

Основные трудности, с которыми сталкивается каждый из подходов

Культурная психология и конструктивистские подходы в целом обнаруживают, по меньшей мере, три основных проблемных момента.

1. Отсутствие последовательной и обладающей возможностями широкого при­менения методологии.Культурная психология занимала скорее двойствен­ную позицию в отношении соответствующей методологии — от количе­ственных до этнографических методик — поскольку, как было показано, она неизбежно имеет дело с разносторонним осмыслением культуры и с допус­кающей неоднозначное толкование концепцией взаимоотношений культуры и психологии. Таким образом, исследователи, имеющие психологическую подготовку, опираются, прежде всего, на количественные методики, в то вре­мя как многие ученые — представители иных общественных наук — придер­живаются методов качественного характера. Вероятно, пригодиться могут и те и другие, и, без сомнения, и у тех и у других есть свои сильные стороны, — однако при отсутствии собственной прочной методологической платформы трудно доказать свою правоту в противовес конкурирующему направлению.

2. Релятивизм подвергся пересмотру. Релятивизм, который содержится как в культурной психологии, так и в социальном конструктивизме, весьма затруд­няет формирование языка для описания субъективно определяемых объек­тов или состояний в любом теоретическом контексте. Кроме того, это суще­ственно для разработки любой теории, которая выходит за пределы самых умеренных ограничений, определяемых культурой. Недавние заявления, прозвучавшие в культурной психологии (Shweder, 1986) и в этнокультурной психологии (Sinha, 1997), определенно дают понять желательность таких теорий (то есть теорий, обладающих возможностью кросс-культурного при­менения). Вопрос в том, как создать и проверить такие теории в условиях релятивистских ограничений.

3. Разумное истолкование социального мира. Социальному конструктивизму с его приверженностью к описанию психологических феноменов как соци­альных построений, естественно, придется столкнуться с еще одним комплек­сом весьма сложных проблем, многие из которых признаны в последнее вре­мя даже его сторонниками (например Burr, 1995). В упрощенном виде можно сформулироватьосновную проблему следующим образом: если все соци­альные и психологические феномены — включая психологические теории — следует рассматривать только как социальные построения, то должен суще­ствовать разум, который создает их. Поиски этого разума (основная цель классического психологического исследования) в основе своей разумная, хотя и весьма трудно выполнимая задача. Данная фундаментальная пробле­ма имеет, разумеется, множество общеизвестных следствий для социального конструктивизма, включая проблему оценки результата разрушения соци­альных связей, общественного поведения и т. п., перед лицом разнообразных и в равной степени вероятных возможностей действительности.

Что касается кросс-культурной психологии, здесь также присутствует множе­ство концептуальных трудностей. Поскольку некоторые из них подробно обсуждались выше, а семь ее слабых мест были определенные Бошем (Boesch, 1996), ниже коротко упоминаются лишь две важные позиции.

1. Опасность недостаточной концептуальной гибкости. Устойчивая привер­женность специалистов по кросс-культурной психологии к логико-эмпири­ческому подходу означала, что культура рассматривалась в первую очередь как промежуточная переменная (обычно опосредующего характера). Одна­ко в рамках такого подхода, как предполагает анализ, сделанный Кимблом (Kimble, 1989), нельзя обращаться к культуре как к объясняющему фактору. Напротив, культура находится до уровня дескриптора положения дел. При­мером могут служить пространные описания индивидуализма и коллекти­визма в аспекте паттернов атрибуции, Я-конструирования, эмоций, и т. п., которые появились в литературе по кросс-культуре в течение последних де­сяти лет (например Triandis, 1993,1995). Тем не менее многие исследователи пользовались такими описаниями, подразумевая, что индивидуализм и кол­лективизм являются причинами данных паттернов. Безотносительно к цели, которую стремятся достичь исследователи, в целом практика такого рода заслуживает осуждения: индивидуализм и коллективизм являются моделя­ми, а не факторами, при помощи которых можно объяснить данные модели. Это налагает серьезные ограничения на тот род теоретической деятельности, которой могут заниматься кросс-культурные психологи, и па возможности использования конструкта культуры.

2. Методологическая самоуверенность. Независимо от того, во что желали бы верить большинство психологов, сравнения на фактическом уровне в кросс-культурной психологии чрезвычайно сложны. Даже беглое рассмотрение тезиса Духема-Куина об уязвимых местах проверки частных гипотез показывает, что, особенно в кросс-культурных исследованиях, переход от теоре­тических моделей к критериям и затем к эмпирическим наблюдениям чре­ват проблемами. Эти проблемы, обычно связанные с не равноценностью кон­цепций и критериев в различных культурах, позволяют ученым сохранять верность своим излюбленным теориям, невзирая па противоречащие им дан­ные. Адамопулос (Adamopoulos, 1988) комментировал эту проблему более 10 лет назад, хотя с тех пор мало что изменилось в практике кросс-культурных исследований. Даже самые излюбленные в данной отрасли знаний методики, такие как emic - и etic -подходы[4], сформулированные Сегаллом с соавторами (Segall et al., 1999) и многими другими исследователями, достаточно концеп­туально неоднозначны, чтобы допускать значительное количество недоразу­мений и разночтений. Например, различие между «imposed etic» и «emic» — импортирование внешнего инструмента для оценки (хотя и с некоторыми мо­дификациями) конструкта в различных культурных контекстах— вовсе не очевидно и часто ведет к изрядной путанице.

Заключение

Сближение между культурной и кросс-культурной психологией скорее приведет к успеху в той степени, в которой данные дисциплины дополняют друг друга и компенсируют слабые места друг друга, нежели попытки взаимного вытеснения. В частности, культурная психология может возместить ограниченность культур­ного описания, которая, судя по всему, является проблемой, присущей кросс-куль­турной психологии, в то время как кросс-культурная психология может предло­жить более последовательный и надежный методологический подход к изучению культуры и поведения человека. Таким образом, данное сближение предполагает в качестве своей цели не усилия, прилагаемые к тому, чтобы внести изменения в один подход, принимая во внимание уязвимые места другого, а скорее расцвет сильных сторон каждого из подходов в контексте его онтологических предпосы­лок и связанных с ним методологических установок (см. также Triandis, 1997). Аналогичную точку зрения высказал Бош (Boesch, 1996), отметив, что взаимоот­ношения между культурной и кросс-культурной психологией не носят характера «или-или», поскольку каждая из них должна занять подобающее место. Таким об­разом, основательное кросс-культурное исследование должно располагать сведе­ниями, полученными в рамках культурной психологии, или дополняться соответ­ствующими изысканиями в данной области.