Сексуальный дебют: куда они торопятся?
Говорят, что в первый раз секс разочаровывает. Это безусловное вранье. В первый раз секс, без сомнения, роскошен изумителен невероятен ошеломителен идеален ослепителен лучше всего на свете.
Уильям Сатклифф
Сегодня первый сексуальный опыт подавляющее большинство юношей приобретают со сверстницами (доля проституток в нем составляет в США и в Западной Европе менее 3 %).
Несмотря на женскую сексуальную революцию, в большинстве стран, включая Россию, сексуально искушенных мальчиков во всех возрастах больше, чем девочек. По данным международного опроса студентов (2003 г.), к 15 годам опыт полового акта имели 17,5 % юношей и только 6,4 % девушек. К 17 годам гендерная разница увеличивается, но затем начинает сокращаться. Средний возраст сексуального дебюта студентов в России 17,0 лет у юношей и 18,3 у девушек. Опережают их только французы и болгары.
Однако гендерная разница в возрасте сексуального дебюта и предшествующих им форм сексуальной активности неуклонно уменьшается. Систематический анализ 35 важнейших американских лонгитюдов последних лет (Zimmer‑Gembeck, Helfand, 2008) показывает, что сексуальное поведение мальчиков и девочек становится все более похожим, а сохраняющиеся различия связаны не столько с полом, сколько с социально‑экономическими, этническими и культурно‑религиозными факторами. В некоторых странах девочки уже систематически опережают мальчиков. Например, среди 14‑17‑летних немцев в 2005 г. половой акт пережили 39 % девочек и только 34 % мальчиков, причем девочки опережают во всех возрастах. Процентное соотношение сексуально искушенных девочек и мальчиков составляет в 14 лет – 12:10, в 15 лет – 23:20, в 16 лет – 47:35 и в 17 лет – 73:66. По разным формам петтинга девочки тоже опережают мальчиков (Youth Sexuality, 2006). Тем не менее, многие поведенческие и мотивационные различия сохраняются.
Как и другие сферы жизни, мужская сексуальность характеризуется крайностями. Мужчин, начинающих сексуальную жизнь очень рано (в 15 лет и моложе), значительно больше, чем женщин. В Дании, Исландии, Англии, Греции и Португалии таких мужчин около 25 %. Но доля «ретардантов», вступающих в сексуальные отношения сравнительно поздно (старше 19 лет), среди мужчин также больше, чем среди женщин. В Бельгии, Германии, Нидерландах, Норвегии и Швейцарии такие мужчины составляют 25 %. Это говорит о большем разнообразии мужских сексуальных сценариев.
Существенные различия мужской и женской мотивации показывает опрос молодежи Левада‑Центром (2006 г. 1 775 респондентов от 16 до 29 лет). На вопрос: «В связи с чем вы прежде всего пошли на ваш первый сексуальный контакт?» – «сексуальное влечение» назвали 44 % мужчин и 16 % женщин, «любопытство» – 29 и 14 %, желание «быть как все» – 16 и 5 %, самоутверждение – 10 и 1 %, потребность повышения самооценки – 10 и 2 %. Мужская мотивация выглядит более эгоцентрической и инструментальной, чем женская, стереотипно объясняющая все «любовью».
Половому акту, естественно, предшествуют другие формы сексуальных контактов (поцелуи, ласки и т. д.) – Среди опрошенных в 2003 г. российских студентов подобным опытом обладали более 89 % юношей и 87 % девушек. По сравнению со студентами других стран, российские юноши начинали свои сексуальные контакты позже других, за исключением американцев, поляков и японцев. Зато время перехода от первого поцелуя к первой половой близости у российских юношей оказалось самым коротким во всей интернациональной выборке – только один год.
Первый сексуальный опыт большей частью не означает ни страстной любви, ни начала регулярной половой жизни.
Среди опрошенных в 1995 г. 16‑19‑летних россиян 35 % девушек и 15 % юношей сказали, что были влюблены в своего первого сексуального партнера. Остальные довольствовались симпатией или вообще ничего романтического не чувствовали (так ответил почти каждый четвертый юноша). 21 % юношей и 11 % девушек начали свою сексуальную жизнь с человеком, которого до этого вовсе не знали, 19 % юношей и 9 % девушек были знакомы около недели. Только 22 % юношей и 34 % девушек были знакомы со своим избранником год или больше, у многих первая связь сразу же прервалась. Это подтверждает и международное обследование студентов: почти у каждого третьего юноши и каждой десятой девушки первый сексуальный партнер был малознакомым человеком. Почти 15 % российских юношей указали, что пользовались услугами проституток (в Европе эти цифры значительно ниже).
Независимо от мотивации, бытовых условий (главная трудность для подростков – где найти уединенное место) и нравственной оценки, первая сексуальная близость нередко напоминает экзамен. Хотя это событие многократно предвосхищается и проигрывается в мечтах и ему, как правило, предшествует подготовка (ухаживание, ласки и т. п.), оно сопряжено с психологическими трудностями. Опыт мастурбации и даже краткосрочный сексуальный контакт еще не делают мальчика мужчиной. Юноша боится отсутствия эрекции или преждевременной эякуляции, ему стыдно признаться в своей неискушенности. Обилие незнакомых ощущений и сама ситуация «проверки», «испытания» заставляют молодых людей больше прислушиваться к своим собственным переживаниям, чем к чувствам партнерши. Если партнеры одинаково неопытны, у них нередко возникают трудности, причем далеко не все молодые люди догадываются обратиться за помощью к специалисту.
Юноши нередко чувствуют себя более неуверенными, чем девушки, отсутствие четких правил ставит их в трудное положение. У них больше страхов сделать что‑то неправильно, и они больше заботятся о том, что думают девочки. Либерализация половой морали облегчает положение мальчиков в том смысле, что им легче добиться сексуальной близости. Но партнерские отношения психологически намного сложнее субъектно‑объектных. Между тем примитивная модель «настоящего мужчины» молчаливо предполагает последовательный ряд упрощений и вульгаризации: маскулинность сводится к сексуальности, сексуальность – к половому акту, а половой акт – к семяизвержению.
Несмотря на то, что сексуальность свободно обсуждается в подростковой среде, и даже при наличии (к России это не относится!!!) школьного сексуального просвещения, первый половой акт часто бывает спонтанным и неожиданным. По данным немецкого национального опроса 14‑17‑летних школьников, «полной неожиданностью» он оказался для 24 % девочек и 37 % мальчиков. Чем младше мальчик, тем неожиданнее для него это событие (так ответили 36 % 15‑летних и 54 % 14‑летних мальчиков (Youth Sexuality, 2006).
Это сказывается и на ретроспективной оценке сексуального дебюта. 73 % юных немцев сочли свой первый раз приятным, 13 % сказали, что «ничего особенного», 13 % испытали угрызения совести, а 7 % этот опыт показался неприятным.
Четыре пятых опрошенных в 1995 г. российских юношей и больше половины девушек оценили его положительно. Однако 13 % юношей и 24 % девушек затруднились оценить его, а у 6 % юношей и 24 % девушек он оставил в целом неприятные воспоминания. Объясняя свою неудовлетворенность, юноши чаще называют неблагоприятные внешние условия, то, что им не понравился половой акт или что они сами действовали неправильно. У девушек главная причина разочарования – отсутствие удовольствия от акта, чувство, что сближение произошло слишком рано или что это был «не тот» партнер (юноши называют последний мотив в три с половиной раза реже). Оценка сильно зависит от чувств, испытываемых к партнеру до сближения.
Кроме того, мальчикам труднее найти интимных друзей, которым можно рассказать все как есть, ничего не приукрашивая.
«Как ты лишился девственности? Расскажи об этом в трех предложениях»
Было раннее утро. Мы пришли с дискотеки. Обоим очень хотелось.
Выпил. Заснул. Проснулся мужчиной.
Вечер. Мама за стенкой. Приятно!
Врал. Кряхтел. Уснул.
Все произошло у нее на квартире. Мы лежали на ковре, я был сверху. После акта долго смеялся.
Глупо. Даже и не понял, что совершил. Так, поставил галочку в «списке жизни» – сделал.
В гостинице «Домбай». Ей 15, мне 16. Было так себе.
Быстро, приятно, энергично.
Пришел. Увидел. Лишился.
Потрогал. Потрогала. Тепло» (Men's Health. Август 2005. С. 18).
Хотя в целом мальчики довольны своей сексуальной инициацией, «первый раз» нередко сопряжен с трудностями.
О первом разе от первого лица:
«Когда я в первый раз оказался с девушкой в постели, возникли следующие проблемы: 1. У меня была плохая эрекция; 2. После введения члена я практически сразу же кончил (в презерватив). Нормально ли это для первого раза, и что вы можете посоветовать на будущее?»
«С эрекцией все в порядке, когда я знаю, что секса не будет, но когда я знаю, что у меня будет секс, то что‑то происходит в моем мозгу, и нет эрекции»
«Все началось с первого раза. Долго мы с подругой шли к этому, и когда она мне дала понять, что вот сейчас все и произойдет, в моей голове промелькнула вдруг шальная мысль, а вдруг не встанет? И не встал, несмотря на все ее старания. Со второй попытки кое‑как все‑таки получилось. Дальше – лучше, в конце концов, когда я переставал об этом думать, все шло замечательно. Если задумывался опять – проблема возвращалась. Получалось, что если секс происходил спонтанно, буквально сбросив одежды, придя с улицы, то все получалось, а если же это ожидалось, к этому надо было подготовиться, то я терпел фиаско. Поцелуи, прелюдия – стоит, вылез из штанов – опал».
«Я, как и любой нормальный человек, обожаю секс, но у меня одна проблема, в детстве я мастурбировал (с 14 лет до 17). Сейчас с мастурбацией баста, но с девушкой я быстро кончаю и медленно возбуждаюсь. Что со мной происходит? Это может быть из‑за моей мастурбации? Мне 18, Андрей».
«Ну, было мне, короче, 16 лет, а парни, короче, знали, что я еще не пробовал, ну и затащили меня к одной: ну, она старше меня была… Я в ванную зашел, и она такая заходит, говорит: "Ты грудь когда‑нибудь трогал?" Я ей: «Нет». Она мне: "А хочешь потрогать?" Я ей: "Нет, не хочу". Мне стыдно стало офигеть как! Ну, это все быстро произошло, она сама все сделала…Ну, потом стыдно было офигенно, неудобно перед парнями, даже не то что неудобно, а злость была какая‑то. И в то же время думал типа: "Классно, что вот – это произошло!"»
Поделиться опытом мальчику зачастую не с кем. Среди 14‑17‑летних немцев маме рассказали о первом разе 64 % девочек и только 34 % мальчиков. Главный сексуальный кон‑фидант мальчика – лучший друг (54 %); другим мальчикам рассказали 24 %, никому – 19 %.
Поскольку секс для подростка – нечто запретное и рискованное, раньше других вовлекаются в него любители острых ощущений и те, кто нуждается в самоутверждении.
Первое в мире популяционное исследование первого раза (Santtila et al., 2009) подтвердило, что молодые мужчины часто испытывают при этом трудности психофизиологического и эмоционального порядка. 3 186 молодых финских мужчин‑близнецов и их братьев (средний возраст 26,17 лет) опрашивали об эректильной дисфункции, преждевременной эякуляции, контексте и эмоциональных реакциях во время первого сношения, а также об отношении их родителей к наготе и сексуальности. Выяснилось, что преждевременная эякуляция (но не эректильная дисфункция) значимо зависит от генетических факторов. Более положительные родительские установки связаны с меньшими дисфункциями и более положительными чувствами при первом сношении. Первое сношение с незнакомым партнером и в состоянии сильного опьянения, а также при наличии группового давления и нежелании вступать в сношение усиливает отрицательные чувства и ослабляет положительные. Эректильные дисфункции при первом половом акте теснее связаны с отрицательными, чем с положительными эмоциями. Короче говоря, популяционные исследования указывают в том же направлении, что и клинические.
Это подтвердило проведенное в 1993 г. (Червяков, Кон, Шапиро) сравнение сексуально искушенных и девственных 16‑летних российских школьников. С утверждением «Я получаю настоящее удовольствие, совершая довольно‑таки рискованные поступки», согласились 58 % сексуально активных подростков и только 43 % девственников. Суждение «Мне нравится постоянно испытывать себя, делая что‑нибудь немного рискованное», отнесли к себе 65 % первой и 44 % второй группы. Больше половины сексуально активных и менее трети неопытных подростков сказали: «Я часто стараюсь проверить, насколько далеко я могу зайти». 43 % сексуально искушенных подростков сказали, что они «иногда делают что‑то специально, чтобы шокировать родителей или других взрослых, просто для смеха». У девственников таких ответов на 12 % меньше. Однако «независимость» от старших часто оборачивается рабской зависимостью от сверстников. Среди сексуально активных чаще встречаются юноши и девушки, податливые на уговоры и заразительные примеры. 52 % из них сказали: «Иногда я позволяю другим уговорить себя сделать то, чего, как я знаю, делать не следует». Девственников с такой самохарактеристикой на 10 % меньше.
Хотя сама по себе сексуальная активность не приносит мальчику вреда, раннее вовлечение в нее часто коррелирует с ухудшением успеваемости, конфликтами с учителями и родителями и разными формами социально неодобряемого поведения. Девять из десяти сексуально активных 16‑летних отведали вкус сигарет, трое из четырех курят (среди девственников соответствующие показатели – 62 и 36 %). Девять из десяти сексуально активных уже бывали пьяными (среди сексуально неискушенных – каждый второй). Почти треть сексуально искушенных подростков успели «словить кайф» от наркотиков (среди остальных таковых в пять раз меньше). Также ведут себя, по их мнению, и их друзья.
Самое методологически совершенное лонгитюдное исследование социальных и психологических факторов, от которых зависит возраст сексуального дебюта, выполнено в Норвегии (Pedersen, Samuelsen, Wichtstroem, 2003). Репрезентативную национальную выборку из 1 399 подростков опрашивали в 1992, 1994 и 1999 гг., средний возраст респондентов в начале исследования был 13,4, а в конце – 20,6 лет. Исследование подтвердило выводы прежних работ, а именно что раннее начало сексуальной жизни во многом обусловлено неблагоприятными социально‑экономическими условиями (бедность, плохая успеваемость, вовлеченность в девиантное поведение, алкоголизм). Однако мальчики, раньше других начинающие сексуальную жизнь, наряду с проблемным поведением отличаются более положительным образом «Я», уверенностью в своей физической привлекательности и популярности у девочек. Подростковую сексуальную активность нельзя рассматривать как нечто компенсаторное.
Традиционный охранительный взгляд, особенно характерный для российской науки, видит в подростковой сексуальности рискованную девиацию, отклонение от нормы, акцентируя связанные с нею риски и трудности. Эти издержки вполне реальны. В пяти из шести американских лонгитюдов, сравнивавших возраст сексуального дебюта школьника и его школьные достижения (общее число испытуемых 4 289 чел.), ранний сексуальный опыт коррелирует с пониженными учебными притязаниями и образовательными планами (Zimmer‑Gembeck, Helfand, 2008).
По данным Add Health, интеллектуально более развитые (с высоким IQ) подростки чаще других склонны отложить начало сексуальной жизни (Halpern et al., 2000); у них больше других интересов и долгосрочных планов и сильнее развито чувство ответственности.
Относительно раннее вовлечение мальчика в сексуальность не имеет однозначного объяснения. Оно может быть ускорено: а) определенными диспозиционными чертами, проявляющимися в нестандартном поведении, б) отсутствием значимых социальных связей с семьей, школой и другими социальными институтами, в) биологическими особенностями (раннее половое созревание, специфический уровень или конфигурация гормонов), г) проблемным поведением (типа экспериментирования с алкоголем и другими ненормативными действиями), д) успехом в своей социально‑возрастной группе (поскольку ранние свидания ассоциируются с популярностью у сверстников). Это совершенно разные факторы.
Судя по данным американских лонгитюдов, семейная социализация, включая родительской контроль, слабо влияет на возраст сексуального дебюта, слишком жесткий родительский контроль порой даже ускоряет сексуальную инициацию мальчиков.
Решающую роль в формировании нормативных установок и сексуальных ценностей подростков играют не родители, а общество сверстников, причем мальчики склонны преувеличивать сексуальную «продвинутость» своих друзей и однокашников.
Хотя только 36 % опрошенных в 1993 г. (Червяков, Кон, Шапиро) 16‑17‑летних российских школьников сами имели сексуальный опыт, на вопрос: «Сколько примерно твоих друзей уже имели половые сношения?» – 15 % этой группы ответили «примерно половина», 16 % – «больше половины» и еще столько же – «практически все». У сексуально искушенных аберрация еще больше: «никто» – меньше одного процента, «меньше половины» – 21 %, «примерно половина» – 18 %, «больше половины» – 26 %, «практически все» – 33 %. Завышенная оценка возрастной «нормы» толкает подростка к рискованным сексуальным и прочим экспериментам. Сходную тенденцию обнаружили у 14‑15‑летних немецких подростков.
Чтобы уменьшить риски раннего вовлечения подростков в сексуальную жизнь, все цивилизованные страны занимаются сексуальным образованием молодежи. В России этого не делают, поэтому наши показатели по нежелательным беременностям, абортам и заболеваниям, передающимся половым путем (ЗППП), одни из худших в мире.
Российским подросткам вообще не с кем откровенно поговорить о своих сексуальных проблемах. Коммуникация с родителями по этим вопросам практически отсутствует. Сложно обстоит дело и с друзьями. По данным Международного студенческого опроса 2003 г., доля российских мальчиков, которые часто и откровенно говорили на эти темы с друзьями, составила: в 11–13 лет – 10,4 %, в 14–15 лет – 21,3 %, в 16–18 лет – 36,4 %. Наши юноши – самые сексуально некоммуникабельные мальчики во всех девяти странах, где проводился опрос. Причем разница со сверстниками по этому показателю у них очень велика. У 16‑18‑летних отставание от зарубежных ровесников составляет от 9 до 30 и даже 36 % (Денисенко, 2006).
Гомоэротизм и гомофобия
Я предпочел бы быть черным, нежели геем, потому что черный мальчик не должен рассказывать об этом своей маме.
Чарльз Пирс
Самый драматический аспект мальчишеской сексуальности – переживания, связанные с определением своей сексуальной ориентации, гомоэротизм (сексуальное влечение к лицам собственного пола) и гомофобия (иррациональный страх перед гомосексуальностью и ненависть к ее носителям) (см. Кон, 2003а, 2007). В отличие от недавнего советского прошлого, когда об однополой любви дети могли ничего не знать, сегодняшний мальчик приобщается к этой тайне довольно рано, независимо от того, касается она его лично или нет. Впрочем, в той или иной степени она касается каждого.
Важнейшая задача мальчика на всех стадиях его развития – сформировать собственную маскулинность. А одна из стержневых осей маскулинной идеологии, как мы видели, – быть сильным и властным. Игровая гендерная сегрегация способствует выработке у мальчиков повышенной гомосоциальности и исключения всего того, что может ей противоречить. Благодаря этому эмоциональные привязанности мальчиков очень долго ориентированы на других мальчиков, с которыми они ощущают социальную общность и внутреннее сходство. В процессе полового созревания эти привязанности могут эротизироваться, и это вызывает у подростков страх.
Будучи имманентным свойством маскулинности, гомосоциальность порождает одновременно гомоэротизм и гомофобию. Гомофобия – страх не столько перед гомосексуалами, сколько перед другими мужчинами вообще. Это «страх, что другие мужчины могут разоблачить нас, лишить мужского достоинства, показать нам самим и всему миру, что мы не тянем, что мы не настоящие мужчины» (Kimmel, 1996. Р. 8).
Уже в играх и языке маленьких мальчиков иерархические отношения нередко облекаются в гомофобную форму, причем оскорбительное слово «пидор» может подразумевать не столько сексуальную, сколько характерологическую черту: «слабак», «трус», «девчонка». Если мальчика так часто называют или дразнят, это порождает у него сомнения в своей гендерной и сексуальной идентичности, которые он подавляет и опровергает, в том числе путем внешней и внутренней агрессии.
Майкл Киммел заключил пожизненное пари со своим другом, что может прийти на любую спортивную площадку в Америке, где беззаботно играют шестилетние мальчики, и вызвать драку, задав один‑единственный вопрос: «Кто тут девчонка?» «Как только вопрос поставлен, вызов брошен. Обычно происходит одно из двух. Какой‑то мальчик обвиняет другого в том, что он девчонка, на что тот ответит, что он не девчонка, а что девчонка – это как раз сам его обвинитель. Они могут вступить в драку, чтобы решить, кто лжет. Или же целая группа мальчиков окружит одного, и все закричат: "Он, он!" Этот мальчик либо расплачется и убежит домой в слезах опозоренный, либо сразу бросится на нескольких мальчишек, чтобы доказать, что он не девчонка» (Киммел, 2008. С. 46–47).
В ходе полового созревания обычный интерес мальчиков к телу своих однополых товарищей интенсифицируется и диверсифицируется. Если для «натурального» мальчика тело приятеля – объект сравнения, завистливого восхищения или потенциальная угроза, то у юного гея к этому примешивается эротическое чувство. Именно это заставляет его осознать свое отличие от других.
«Когда мне было около 14 лет, я медленно стал осознавать, что пристально разглядываю других мальчиков, особенно когда мы были голыми в бассейне или раздевалке. Мне хотелось потрогать их. Потом меня внезапно озарило, что на самом деле мне хочется их целовать и трахать. Ничего подобного к девочкам я не испытывал… Я чувствовал себя развратным дегенератом и думал, что болен… Густой запах носков, ног, трусов и пота одновременно отталкивал и возбуждал меня» (американский поэт Харольд Норе).
Первым увлечением японского писателя Юкио Мисимы был второгодник Оми. На занятиях гимнастикой мальчик не сводил глаз со своего кумира, мечтая увидеть его «здоровенную штуку», о которой в школе рассказывали легенды. Оми навсегда стал для Мисимы эталоном мужской красоты. «Даже сейчас, оглядываясь назад, я не могу обнаружить в том прекрасном образе ни единого изъяна… Из‑за Оми я бы никогда не смог полюбить человека умного и образованного. Из‑за Оми меня никогда не привлек бы юноша, носящий очки. Из‑за Оми я проникся любовью к физической силе, полнокровию, невежеству, размашистой жестикуляции, грубой речи и диковатой угрюмости, которая присуща плоти, не испорченной воздействием интеллекта».
Чем более закрыто подростковое сообщество, тем больше там гомосексуальных чувств и отношений. Среди обследованных в начале 1960‑х годов учащихся английских школ‑интернатов наличие гомосексуальных контактов признали 44 % и собственное участие в них – 28 % мальчиков, а среди учащихся обычных дневных школ соответственно 18 и 3 %. В начале 1990‑х годов обучавшиеся в закрытых школах англичане имели в 2,5 раза больше гомосексуального опыта и в 3 раза больше генитальных контактов с мужчинами, чем учащиеся смешанных школ.
Этому способствуют разные обстоятельства. Высокая концентрация мальчиков в замкнутом пространстве усиливает их сексуальные желания, которые подростки, при отсутствии других возможностей сексуальной разрядки, неизбежно обращают друг на друга. Пространственная близость и совместная деятельность порождают эмоциональные привязанности, которые при определенных условиях могут эротизироваться, превращая обычную мальчишескую дружбу в «романтическую» или «особенную» (это понятие уже в Средние века служило эвфемизмом для обозначения однополой любви). Кроме того, символическая сексуализация, как мы видели, часто оформляет и закрепляет сложившиеся в группе отношения господства и подчинения. Подобно тому, как кобель «метит» свою территорию, доминантный самец, «опуская» потенциального соперника и конкурента, тем самым утверждает свою неограниченную власть над ним, превращая его в свою сексуальную игрушку и собственность, которая может быть как индивидуальной, так и групповой (армейская дедовщина, лагерная иерархия и т. п.). Наконец, жизнь в однополом коллективе облегчает осознание и реализацию индивидуальных склонностей.
Игры, включающие показывание, обследование и ощупывание половых органов, широко распространены среди дошкольников и младших школьников. Преобладание однополых игр над разнополыми объясняется прежде всего гендерной сегрегацией, большей физической доступностью сверстников своего, нежели противоположного пола и менее строгим табуированием телесных контактов с ними. В однополых учебных заведениях, лагерях и интернатах сексуальные игры – явление массовое.
В гомоэротических играх участвуют самые обычные подростки. Но юные геи получают от таких игр гораздо больше удовольствия, чем их «натуральные» ровесники, и это побуждает их, с одной стороны, повторять этот опыт, а с другой – задумываться о своей сущности, чего гетеросексуальные подростки, для которых это «просто игра», не делают. В дальнейшем юноши выбирают сексуальные игры по собственному вкусу.
Подростковые сексуальные игры хорошо описаны в мемуарах и художественной литературе. Некоторые мальчики идут на сексуальное сближение со сверстниками легко и быстро. Известный американский киноактер Тейлор Мид рассказывал, что однажды, когда ему было 12–13 лет, в темном кинозале одноклассник молча засунул ему руку в пах. «И как только он сделал этот жест, мне все сразу же стало ясно. Мы вышли во двор, где светила луна, и я сказал: "Давай бороться, но чтобы никаких захватов выше пояса"». Робким и застенчивым приходится труднее.
Первые сексуально‑эротические контакты между мальчиками часто происходят в форме возни, когда можно сказать, что эрекция или «не то» прикосновение произошли случайно.
В романе Роберта Ферро «Семья Макса Дезира» есть такой эпизод. В отцовском столе двое подростков нашли порножурналы и стали, лежа на широком матрасе, рассматривать картинки. Неожиданно у них появилось желание побороться. «Под предлогом перевертывания страницы или перечитывания абзаца Скотт оттолкнул его. Макс ответил тем же. Им захотелось проявить свое новое чувство немедленно, сила против силы. Чтобы подчеркнуть свое превосходство, Скотт прижал Макса к земле. Макс оказался пленником. Лежа рядом с ним, Скотт обвил Макса ногами, их лица почти соприкасались. Ловким борцовским приемом Скотт высвободил одну руку. С ее помощью он расстегнул Максу ремень, спустил ему до колен штаны и стал дрочить. Макс боролся до конца. Так это произошло. Потом он почувствовал слабость и подумал: "Это ослабляет меня и усиливает его". Следующий раз борьба была короче, не потому, что Макс не сопротивлялся, а потому что исход ее был заранее известен. На сей раз Скотт тоже кончил…»
Хотя подростки весьма изобретательны, в их гомоэротических играх повторяются одни и те же компоненты. В школе, где учился Мисима, мальчики увлекались игрой, которая называлась «похабник». «Где‑нибудь на перемене, когда кругом было полно народа, надо было выследить какого‑нибудь зазевавшегося растяпу, молниеносно подскочить к нему и ухватить за определенное место. Если номер удавался, озорник отскакивал на безопасное расстояние и начинал вопить: "О‑го‑го! Ну у тебя и штуковина!"» Точно такие же игры существовали после войны в некоторых ленинградских мужских школах.
Подростковые сексуальные игры часто выглядят насильственными, но в них есть своеобразный ритуал.
«У нас был маленький ростом пацаненок, Филя, и ребята, в промежутках между разгрузкой повозок с сеном, устраивали для него на вершине сеновала то, что почему‑то называли «филедойкой», защупывая его через одежду. Щупались в том числе и интимные места, но поскольку игра (или возня) носила массовый характер, то ничего интимного в ней, собственно, не было».
В одном подростковом летнем лагере с географическим уклоном в 1970‑х годах существовала игра в «Десять городов»: несколько 12‑13‑летних мальчиков заваливали на кровать одного, расставляли ему ноги и, не раздевая, мастурбировали, пока тот не прокричит названия десяти городов с указанием численности их населения. Играли в «Десять городов» только младшие подростки и, несмотря на визг и силовые приемы, это была добровольная игра, а не насилие. Правила игры передавались от старших к младшим, а исполнителем приговора большей частью бывал один и тот же мальчик, который по окончании игры отправлялся в уборную, видимо, мастурбировать.
«Каждый вечер мы собирались в палате у мальчиков и начинали играть в так называемую «игру»… Мы ложились по двое на кровать и кайфовали. «Блаженство» заключалось в том, что половой член каждого находился между ногами соседа. Затем оба начинали егозиться, тем самым раздражая его и вызывая блаженное состояние. Затем были придуманы разные эстафеты. Мы вытащили из веника ветку. Тот человек, которому выпадет эта эстафета, должен был стать согнувшись, и мы засовывали ему ветку в задний проход… После этого конкурса мы стали разыгрывать другой. По жребию, человек, которому достанется, должен был сосать половой член соседа или любого из мальчиков… Связывали половые члены трех человек нитками в один узел и танцевали в кругу различные танцы. Это вызывало раздражение и приносило удовольствие… С Димой я три вечера подряд ложился на одну кровать, и мы с ним друг другу засовывали половой член между ног и растягивали и стягивали его… Также мы друг другу засовывали половой член в задний проход и в рот» (из письменного объяснения 14‑летнего артековца 1980‑х годов).
Влияние подобных игр на эротическое воображение подростка сугубо индивидуально. У одних детское гомосексуальное экспериментирование вытесняется из памяти позднейшими впечатлениями или вспоминается просто как забавная игра, а на более впечатлительных оно накладывает неизгладимый отпечаток.
У некоторых мальчиков гомоэротические чувства проявляются в форме страстной дружбы, сексуальной подоплеки которой подросток может долго не осознавать.
Для многих подростков открытие своей сексуальной необычности становится трагедией и вызывает панику. Мальчики пытаются подавить эти чувства. Один активизирует общение с девочками: «Я думал, что мой интерес к мальчикам пройдет, если я буду уделять больше внимания девочкам». Другой, наоборот, избегает контактов с девочками, боясь разоблачения: «Я ненавидел свидания, потому что боялся, что у меня не будет эрекции и девочки догадаются, что я голубой». Третий уклоняется от получения любой информации, которая могла бы подтвердить его опасения, не желает ничего слышать о гомосексуальности. Четвертый прячется за стеной ненависти, дистанцируясь от собственного гомоэротизма высмеиванием и травлей себе подобных. Пятый старается подавить свой гомоэротизм экстенсивными гетеросексуальными связями: «Я думал, это пройдет, если я буду встречаться и трахаться с женщинами». Шестой ускользает от мучительных моральных проблем с помощью алкоголя или наркотиков. Некоторым помогает определение неприемлемых чувств и поступков как случайных («Это случилось по пьянке, трезвым я бы этого не сделал»), временных («Это с возрастом пройдет») или периферийных («Какой же я гомик, если я сплю с женщинами?»).
Однако проблемы от этого не исчезают. Юность вообще довольно одинокий возраст, но никто не бывает так одинок, как гомосексуальные подростки. Их участь значительно хуже положения представителей любого расового, национального или культурного меньшинства. Если черный (еврейский, армянский, чеченский, русский – подставьте любое «нехорошее» в данной местности меньшинство) ребенок испытывает трудности или подвергается преследованию из‑за своего цвета кожи, акцента или национальности, он может пойти к своим, несущим ту же стигму, родителям, поговорить с ними и получить если не помощь, то хотя бы утешение. Маленький гей не может открыться родителям, которые часто так же предубеждены, как и соученики. Он чувствует себя гадким утенком, единственным на всем белом свете.
Опросив в Сан‑Франциско 53 семьи, где росли подростки‑геи, психологи выделили 106 форм поведения, оценив их как «принимающие» или «отвергающие», после чего опросили 224 молодых геев от 21 до 25 лет, с какими из этих реакций со стороны своих родителей они сталкивались. Результаты были сопоставлены с психическим благополучием респондентов – переживали ли они недавно тяжелые депрессии, были ли у них суицидные попытки, использование наркотиков и незащищенный секс. Выяснилось, что подростки, которых родители отвергали, в 8 раз чаще других пытались покончить с собой, почти в 6 раз чаще переживали тяжелую депрессию и втрое чаще принимали наркотики. Психологический эффект запрета общения с геями‑сверстниками почти такой же, как от избиения или оскорбления. Напротив, даже небольшое родительское тепло и участие существенно улучшает психическое состояние гомосексуального подростка (Ryanetal.,2009).
Страхи российских родителей по поводу якобы всеобщей «гомосексуализации» молодежной культуры сильно преувеличены. Из того, что однополая любовь стала более видимой и слышимой, не вытекает, что все подростки готовы переходить в новую веру. В Германии за последние 25 лет терпимость к гомосексуальности стала нормой, а физические однополые контакты у 14‑17‑летних девочек с 1980 г. на 5 % увеличились (с 8 до 13 %), а у мальчиков, наоборот, на 4 % снизились (с 10 до 6 %) (Youth Sexuality, 2006). Эти цифры не уникальны.
Хотя современные подростки знают об однополой любви значительно больше, чем представители старших поколений, относительная терпимость к ней не означает ни симпатии к ее адептам, ни, тем более, готовности самому экспериментировать в этом направлении. При опросе в 1995 г. 2 800 16‑19‑летних россиян с мнением, что «в наше время однополые отношения не должны осуждаться», согласились 57,7 % девушек и 43,5 % юношей (не согласились соответственно 21,2 и 32,3 %). Однако 48,8 % юношей и 21,2 % девушек сказали, что испытывают к гомосексуалам своего пола отвращение, а на вопрос: «Считаете ли вы допустимым для себя секс с человеком своего пола?» – 79,7%девушек и 88,7 % юношей ответили категорическим «нет». Социальная терпимость к Другим, симпатия к ним и готовность следовать их примеру – вещи совершенно разные.
В России гомосексуальные отношения среди молодежи распространены не меньше, чем в других странах. По данным международного обследования студентов 2003 г., какие‑то гомосексуальные контакты имели «иногда» 8,9 %, «часто и очень часто» – 5,9 % юношей (показатели девушек еще выше – 19,1 и 7,5 %). В этом отношении юные россияне «отстают» лишь от американцев. Зато уровень толерантности у нас крайне низок. С мнением, что его друзья одобрили бы сексуальные отношения с другим мужчиной, согласились лишь 2,1 % опрошенных. Это вдвое меньше, чем в Италии, в 14 раз меньше, чем во Франции, и в 28 раз меньше, чем в США (Денисенко, 2006).
При опросе в 2001 г. 1 429 московских школьников 7, 9 и 11‑хклассов 24,9 % юношей сказали, что «ненавидят людей нетрадиционной ориентации и считают, что с ними нужно бороться любыми способами» (среди девушек так ответили только 2,7 %). А 12,8 % юношей и 5,1 % девушек сказали, что эти люди их «раздражают» и «их нужно принудительно помещать в специализированные учреждения». Это вовсе не значит, что все эти мальчики готовы убивать или избивать своих товарищей, но каково все‑таки жить в таких условиях, кто должен помогать разрешению подобных конфликтов, и можно ли это сделать без объяснения природы гомосексуальности?
Особенно тяжело приходится провинциалам. При анкетировании в 1998–1999 гг. 1 330 старшеклассников Ульяновска гомосексуалы оказались самой ненавидимой группой среди юношей: 16,4 % считают, что их надо убивать, 33,3 % – изолировать, 28,2 % – принудительно лечить (девушки, как и везде, значительно терпимее). В молодежных тусовках геев ненавидят и презирают: «Сначала ты определись, какого ты пола, а потом я с тобой разговаривать буду».
«Он может и имеет право на существование, но не имеет права на общение с остальными». «Это самая настоящая зараза» (Омельченко, 2002а).
Каково мальчику слышать такие суждения, даже если о его ориентации никто не знает?
«Я хочу, чтобы у меня была красивая, здоровая, умная жена, обязательно дети и долгая счастливая жизнь, а не беспорядочные гомосексуальные связи, редкие сожители и полное отсутствие перспектив…
Я хочу избавиться от возбуждения, которое во мне вызывают лица мужского пола, и добиться стабильной или, вообще, любой эрекции в интимных контактах с девушками, в общем, поменять ориентацию на правильную…
Я на данный момент возбуждаюсь исключительно от мужских фотографий, гей‑рассказов и т. д. В моих фантазиях также присутствуют лишь мужчины. Поэтому и во время мастурбации я представляю только их. Женщины мне просто нравятся, особенно умные, интересные и, как говорится, с творческой жилкой. Они… нравятся мне исключительно эстетически, но очень бы хотелось, чтобы присутствовало и нормальное эротическое возбуждение…»
«Я очень хочу нормальных человеческих радостей (семью, детей), мне не хочется, чтобы в меня тыкали пальцем и говорили эти обидные слова «пидор», "пидовка" и т. д.
Недавно в нашем городе зверски убили одного гея… Меня это очень напугало, а не ждет ли меня та же участь. Я, конечно, понимаю, что и гетеросексуалы от этого не застрахованы, но все же очень страшно» (18‑летний студент, личное письмо).
Особенно страшны психологические последствия изнасилования, которое в российских школах, увы, далеко не редкость.
Это уже не игра
Татарстанский школьник стал объектом шантажа и сексуальных унижений со стороны семиклассников. Трое учащихся казанской школы принуждали его к оральному сексу и снимали это на камеру мобильного телефона. Порно с его участием пользовалось большой популярностью, так что вскоре мальчик стал изгоем не только среди одноклассников, но и во всей школе.
«Пятиклассника Дениса в школе сторонились все. Не садились за одну парту одноклассники, не принимали в свои сообщества и даже, бывало, плевали в его сторону», – описывает этот случай издание «Молодежь Татарстана» (www.polit.ru/news/2006/l 1/13).
Учителя думали, что Денису просто объявили бойкот и не обращали внимания на разборки, пока пятиклассник не отказался ходить в школу. Мать мальчика, как только узнала причину его подавленности, обратилась в милицию. Денис признался, что в течение полугода тринадцатилетние ребята из 7‑го класса часто подходили к нему с предложением заняться с ними оральным сексом. Они объясняли это тем, что он «чмо» и обязан доказать им, что он мужчина.
Они принудили его к минету и сняли это на видеокамеру сотового телефона. Съемки продолжались в течение полугода у мальчика дома. Вскоре зрителями стали не только сами участники процесса, но и одноклассники Дениса, а затем и вся школа. Пленку трое «режиссеров» показали и девочкам, после чего они дали мальчику прозвище «чупа‑чупс» и, как пишет издание, «стали насмехаться над ним».
«Это вопиющий случай, когда прокуратура бессильна была что‑либо сделать, – рассказывает начальник спецотдела прокуратуры Республики Татарстан по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних и молодежи Завдат Ибрагимов. – Мы возбудили уголовное дело по статье 132 (часть 1) "Насильственные действия сексуального характера, но пришлось делать отказной материал, поскольку обвиняемые не достигли четырнадцатилетнего возраста. Мальчишки на следствии говорили, что Денис якобы сам хотел «этого». Его никто не избивал, во всяком случае, на теле ссадин не обнаружено».
Денис на нервной почве стал инвалидом. Его семья была вынуждена сменить место жительства. Виновных поставили на учет в детскую комнату милиции, причем они по‑прежнему продолжают посещать ту же школу. С родителей школьников взяли штраф в размере пятисот рублей. Директор от комментариев отказался, объяснив только, что «за всеми невозможно уследить».
Завдат Хамзинович рассказал, что в районных сельских школах были похожие случаи. В Зеленодольском районе одиннадцатилетние ребята приставали к девятилетнему мальчишке. Наказания они никакого за это не понесли. В Лениногорске один несовершеннолетний сначала «совершал развратные действия» с мальчиками, а потом издевался над ними. Его перевели в другую школу, где он тоже успел отличиться (чем именно – не уточняется), а затем в спецшколу.
Следователь Московского РУВД Казани Наталья Погорелова утверждает, что таких случаев гораздо больше, просто «не все идут писать заявления в милицию»: «Сегодня каждое третье преступление совершается с участием несовершеннолетних, и в том числе сексуального характера».
Какова бы ни была сексуальная ориентация изнасилованного мальчика, он чувствует себя не только жертвой, но и соучастником постыдного действия. Это вызывает у него сомнения в своей маскулинности и сексуальной ориентации: «Почему именно я оказался в этом положении? Я недостаточно мужественен, чтобы защищаться, или я казался заинтересованным в этом?» И самый главный вопрос: «Не стану я теперь „голубым?“» Без помощи высококвалифицированного психотерапевта здесь не обойтись.
Страх перед гомосексуальностью психологически травмирует и гетеросексуальных подростков. 23‑летний Валера, которого в подростковом возрасте из‑за привлекательной внешности часто дразнили «голубым», рассказывает: «Сначала был страх перед гомосексуализмом, детский такой… "Если я гомик, как я об этом узнаю?"… И я начал себя заморачивать: я начал смотреть на мужиков вот так… я стал на какую‑нибудь порнуху свои ощущения исследовать… я спрашивал себя, что я чувствую?… У меня страх прошел перед гомосексуализмом, когда я понял, что вряд ли имею к этому отношение… страх оказаться, грубо говоря, уродом, страх чего‑то такое выяснить о себе, нехорошее» (Омельченко, 20026. С. 480–481).
Некоторым гетеросексуальным мужчинам такие страхи отравляют всю жизнь, затрудняя эмоциональную близость с друзьями и товарищами.
Гомофобия – естественная предпосылка и неизбежный спутник дедовщины. Она освящает и укрепляет иерархический характер мужских сообществ и право «настоящих» мужчин господствовать над «ненастоящими». Унизить другого – значит «опустить» его, лишить мужского достоинства. Воинствующая гомофобия идейно и психологически способствует терроризму. Осужденный по делу о взрыве на Черкизовском рынке в августе 2006 г. студент Илья Тихомиров перед этим терактом участвовал в антигеевских погромах. Интимный дневник юного террориста наглядно показывает, что его ненависть к чужакам тесно связана с гомофобией и неуверенностью в собственной маскулинности: «Нет духу сказать «нет» – это мерзкая особенность мягкого сопливого характера, характера немужского… Я понял, что у меня нет воли и характера. Я не могу ударить первым, я боюсь драться. Странно, что я не гей. Хотя характер пидорский!» Это клиническая картина авторитарного сознания.
Серьезной мировой проблемой являются самоубийства гомосексуальных подростков. Суицидное воображение и число попыток у них значительно выше, чем у их «нормальных» ровесников. Это страшная статистика. Например, в 2004 г.
в штате Миннесота систематически обследовали школьников 9‑х и 12‑х классов. Почти 22 тысячи из них были сексуально активными, а 2 235 имели какие‑то однополые связи. И свыше половины этой группы думали о самоубийстве, а 37 % предпринимали суицидные попытки! Статистический анализ показал, что степень серьезности этих мыслей и вероятность их реализации зависят не столько от сексуальной ориентации подростка, сколько от наличия у него таких защитных факторов, как хорошие отношения в семье, заботливые взрослые и безопасность в школе (Eisenberg, Resnic, 2006).
Дабы уберечь своих детей, почти все западные страны разработали специальные школьные программы по защите гомосексуальных подростков и оказанию им психологической помощи. В России ничего подобного нет, гомофобия считается нормальной и «правильной». Даже скандальное публичное заявление тамбовского губернатора, что «гомиков нужно рвать и по ветру бросать их куски», не встретило отпора и официального осуждения. Как это сказывается на психическом здоровье российских мальчиков – всех, а не только гомосексуальных! – подумайте сами.
Подведем итоги.
1. Сексуальные переживания, мотивы и ценности – стрежневой момент развития мальчика, начиная с первых лет его жизни.
2. Общее направление, стадии и вариации психосексуального развития подчинены законам полового диморфизма и определяются соответствующими эволюционными универсалиями, однако формы протекания и конкретные результаты этого процесса зависят от принятой в данном обществе системы гендерной социализации. Особенно сложной выглядит взаимосвязь природных и социальных факторов при объяснении вариаций и психосоциальных последствий пубертата.
3. В основе традиционной системы гендерной социализации лежат альтернативные сексуальные стратегии, закрепляющие сегрегацию мальчиков и девочек и внушающие им разные нормы сексуального поведения, причем мальчики ориентируются преимущественно на образ гегемонной маскулинности, который принимают и поддерживают их социально‑возрастные сообщества.
4. По мере роста гендерного равенства в культуре и обществе эта система социализации становится все менее эффективной, не только девочки, но и многие мальчики чувствуют себя в ней неуютно. Диспропорции и нормативные конфликты особенно обостряются в период полового созревания, которое протекает у разных индивидов в разном темпе и с многочисленными индивидуальными вариациями. В силу своего экспериментального характера подростковая сексуальность содержит много антинормативных и потенциально опасных практик, с которыми взрослое общество пытается бороться путем запретов и просвещения.
5. Ведущая тенденция современного развития – ослабление гендерной поляризации – затрагивает и подростковую сексуальность. Однако этот процесс противоречив. Переход девочек на более либеральный «мальчишеский» стандарт, делая сексуальность более доступной, облегчает мальчикам решение «полового вопроса». В то же время мальчикам приходится все больше считаться с женскими критериями, не позволяя чувствовать себя хозяевами положения. При сохранении базовых половых различий и связанных с ними сексуальных стратегий многие традиционные гендерные особенности подростковой сексуальности ослабевают (разница в возрасте сексуального дебюта, отношение к эротике, проявление инициативы и т. п.).
6. Ломка гендерных стереотипов делает многие прежние запреты проблематичными, увеличивая число сексуальных субкультур и порождая в мальчишеских сообществах нормативную неопределенность и напряжение.
7. Особенно острой проблемой является гомосексуальность. Гендерная сегрегация и высокая мальчишеская гомосоциальность естественно достраиваются такими антагонистическими и одновременно дополняющими друг друга тенденциями, как гомоэротизм и гомофобия. Последняя входит в число важнейших компонентов традиционной маскулинной идеологии, главными носителями которой являются мальчики‑подростки.
8. Отделение сексуальности от репродукции, снижение возраста сексуального дебюта, ослабление гендерной поляризации сексуальных ценностей и нормализация нерепродуктивной сексуальности ставят общество перед сложными социально‑педагогическими проблемами. «Половое воспитание», или «сексуальное образование», стало глобальной задачей цивилизации XXI века. Сочетание высокой сексуальной активности с низкими знаниями делает мальчиков‑подростков одной из самых уязвимых групп риска в этой сфере жизни.
9. Главные тенденции развития подростковой сексуальности в России те же, что и на Западе, но из‑за отсутствия в стране сексуального образования показатели сексуального здоровья, личной безопасности и субъективного благополучия российских мальчиков (как, впрочем, и девочек) значительно хуже, чем у их зарубежных ровесников. По распространению ЗППП и росту числа ВИЧ‑инфицированных российская молодежь занимает первое место в Европе.