Д) Изменения, затрагивающие чувственный аспект восприятия объектов
Во-первых, отмечаются случаи простого возрастания интенсивности чувства:
«Мысли, которые я обычно ощуща-т как просто неприятные и легко от них избавлялся, теперь стали причинять мучительное, почти физическое чувство страха. Минимальные угрызения совести вырастали до масштабов почти физического ужаса, ощущаемого как давление в голове» (случай летаргического энцефалита, Mayer-Gross und Steiner).
Следующее описание, относящееся к ранней фазе острого психоза, указывает на повышенную чувствительность к обычным предметам:
«Ванна, прикрытая крышкой, произвела на меня самое мрачное впечатление… Ключи на связке, висевшей на поясе у привратницы, с их двойными зубцами. казалось, могут служить для выкалывания людям глаз. Я ждала, что тяжелая связка ключей вот-вот сверится с пояса привратницы мне на голову, а когда она. упав, звякнула о пол, это было невыносимо… Каморка, куда меня поспешно отправляли каждый вечер, чтобы я была предоставлена там самой себе, казалась мне глубоко оскорбительной из-за своей пустоты и отсутствия всяких украшений… Самыми болезненными из всех были чувства, вызываемые руганью и пустой болтовней пациентов. Мои страдания из-за этого были сильнее всего, что мне приходилось испытывать, когда я была здорова» (Forel).
Далее, существуют также изменения характера чувств при восприятии объектов. Такие изменения могут происходить с простыми ощущениями и представлять собой аномальные чувства-ощущения.
«Чувство осязания стало крайне неприятным. Когда я прикасаюсь к дереву (они дают мне отравленные карандаши), шерсти или бумаге, все мои члены словно начинают гореть. То же обжигающее чувство я испытываю перед зеркалом. Зеркало «излучает» нечто, от чего я чувствую себя так. словно на меня вылили кислоту (вот почему я избегаю зеркала). Приятнее всего касаться фарфора, металла, серебряных ложечек, тонкого белья или определенных участков моего тела… Вдобавок к этому навязчивое сверкание некоторых красок (цветов и т. д.) поражает мои чувства как нечто дьявольское и ядовитое. Некоторые цвета — например, красный, коричневый, зеленый или черный (типографская краска, глубокие тени. черные мухи) — испускают болезненное излучение, тогда как фиолетовый, желтый и белый приятны для глаз» (Gruhie).
«Все мои чувства дают более острое наслаждение. Даже чувство вкуса стало другим, значительно более интенсивным, чем прежде» (Rumke).
Все содержание нашего предметного сознания — формы, фигуры, природа, пейзажи, другие люди — имеет для нас определенные чувственные характеристики. Мы можем говорить о физиогномии вещей, выражающей их психическую сущность. Мы обладаем лишь самым обобщенным знанием об изменениях, которые могут произойти с этими характеристиками предметов. В одном случае больной говорит о внешнем мире, будто он стал холодным и чуждым: «Я вижу, что солнце светит, но я не чувствую этого». В других случаях по отношению к объектам испытывается позитивное чувство: больного охватывает глубокий покой, его взгляд на окружающее ясен и полон чувств. Все полно значения, великолепно и чудесно. Он бездумно наслаждается впечатлением от божественного, кажущегося далеким мира (при легкой лихорадке и периодических состояниях, под воздействием опиума и т. д.). Природа чудесна. золотой век в полном разгаре, окружающий пейзаж оставляет такое впечатление, будто он сошел с картины Тома или фон Маре, солнце несравненно в своей красоте (все это — на начальной стадии острого психоза). Но чувства могут акцентировать в предметах и их призрачность, их яркость, их пугающий характер.
«Природа казалась бесконечно более прекрасной, чем прежде, — более теплой, пышной, спокойной. Разлитый в воздухе свет выглядел ярче, голубизна неба — глубже, игра облаков — эффектнее, контраст между светом и тенью — острее. Пейзаж был необыкновенно прозрачен, многоцветен, глубок» (Rumke).
Элтатия (вчувствование) по отношению к другим людям — это особый тип чувства, направленного на объекты внешнего мира. Можно наблюдать, как больные либо страдают от аномально сильной эмпатии, либо жалуются, что люди кажутся им автоматами, бездушными машинами.
Е) Беспредметные чувства
Стихийное вторжение переживаний, генезис которых недоступен психологическому пониманию, находит свое проявление в беспредметных чувствах (gegenstandsiose Gefuhie). Чтобы обрести значимость для субъекта, эти чувства должны прежде всего найти себе объект или попытаться его создать. Однажды возникнув, чувства остаются в силе, хотя объект для них может так и не найтись. Например, беспредметная тревога обычна для депрессивных, тогда как беспредметная эйфория — для маниакальных состояний; то же можно сказать о неопределенном эротическом возбуждении в ранний период полового созревания, о чувствах, возникающих в начале беременности и на ранних стадиях психоза. Побуждаемые почти непреодолимой потребностью сообщить таким чувствам какое-либо содержание, больные часто произвольно выдумывают его. Если же эти чувства описываются как лишенные содержания, это свидетельствует о способности отнестись к ним критически. Опишем некоторые из этих беспредметных чувств.
1. Тревога (Angst) встречается весьма часто и причиняет большие страдания. Страх (Furcht) имеет определенную направленность: тревога же ни к чему не привязана. Витальная тревога как специфическое чувство-ощущение в сердце принимает форму тревоги при стенокардии и одышке, обусловленной сердечной недостаточностью. Но тревога может быть также первичным психическим состоянием — таким же всепроникающим и доминирующим, как соматически обусловленная витальная тревога, и поражающим наличное бытие субъекта в целом. Спектр ее проявлений весьма широк — от беспредметного, могущественного тревожного чувства, приводящего к помрачению сознания и безжалостным актам насилия против себя или других, до легкого тревожного напряжения, при котором тревога переживается как нечто чуждое по отношению к «Я» и необъяснимое. Тревога связана с физическими ощущениями — такими, как давление, удушье, напряженность. Часто она бывает локализована — например, прекардиальная тревога, тревога в голове. Один больной упоминает об испытываемой им потребности «ковыряться» в ней — так, как в больном зубе ковыряют зубочисткой. Что касается экзистенциальной тревоги, проявляющейся в граничных ситуациях, — то есть тревоги как источника экзистенции, имеющего фундаментальное значение для становящегося наличного бытия, — то она уже не может быть понята в терминах феноменологии.
2. Тревога обычно бывает связана с сильным чувством беспокойства. но последнее, будучи эмоциональным состоянием внутреннего возбуждения, может выступать и самостоятельно. Ретроспективно больные называют это чувство «нервным возбуждением» или «лихорадкой». В легких случаях оно может принимать форму чувства, будто что-то необходимо сделать, какое-то дело осталось неоконченным или нужно что-то найти или выяснить. При богатых переживаниями психозах это чувство беспокойства может развиться до высокой степени напряженности и подавленности. Больные чувствуют, что больше не в силах выдержать натиск массы впечатлений, и хотят, чтобы их оставили в покое.
Больной шизофренией на начальной стадии описывает свое беспокойство как нечто новое и отличное от обычного чувства беспокойства, когда человек бывает не в состоянии работать, часто встает рано поутру, выбегает на прогулку. Новое беспокойство, так сказать, более осязаемо, оно пронизывает все его существо. поглощает его. Он бегает по комнате, тщетно пытаясь от него удрать. О прогулках в этом состоянии вообще не может быть речи. «Ничто на свете не доставляет мне столько мучений. Я не могу выйти за пределы его досягаемости. Я хочу улетучиться, но не могу; от этого становится только хуже. Возникает непреодолимая потребность разбить все на мелкие кусочки, но я не могу довериться самому себе и начать с чего-то маленького, ибо за этим последует все остальное. Поэтому я просто наношу удары куда попало. Стоит мне бросить стакан на пол, как все остальное приходит само собой. Я уже не имею сил остановиться. Мне бывает настолько трудно сдержаться, что иногда я желаю себе, чтобы все поскорее кончилось».
3 Аномальное чувство счастья осложняется смутно переживаемыми значениями относительно которых у больного нет объективной ясности Спектр таких значений простирается от чисто чувственного удовольствия до религиозного экстаза. Возвышенные чувства появляются как фазы у психастеников и как состояния экстатического опьянения у больных шизофренией. Больных переполняет удивительное воодушевление: все окружающее их глубоко трогает, они находят его волнующим и полным смысла. Состояния нежной, сентиментальной любви ко всему миру возникают в фазе выздоровления при легких лихорадках, туберкулезе и т. Д. Приведем несколько описаний, относящихся к шизофрении
«Однажды утром проснулся С Блаженным чувством, будто я воскрес из мертвых или родился заново. Я ощутил сверхъестественное наслаждение, потрясающее чувство свободы от всего земного… Охваченный светлым чувством счастья я спрашивал себя Я — солнце Кто я? Должно быть, я сияющий сын Божества « Дядюшка А. превратившись в Бога, придет за мной… Естественно, мы взлетим прямо на солнце. в это обиталище всех тех, кто воскрес из мертвых… В блаженном просветленном состоянии я принялся петь и произносить торжественные речи: я отказался от еды и больше не нуждался в еде; я ждал рая, где человек вкушает райские плоды»
«Легкие облака подняли меня; казалось, мои дух с каждой минутой освобождался от связывавших его уз, и безымянное наслаждение и благодарность наполнили мое сердце помчалась совершенно новая, небесная жизнь… Меня охватила неописуемая радость, я казался просветленным… Я чувствовал себя изумительно, я испытывал Довольство… Мое тогдашнее состояние было достойно зависти В моей душе я ощущал настоящее предвкушение неба… Мой голос зазвучал ясно и светло, и я все время пел…» (Engeiken).
Другой больной называл свое блаженное чувство «радостью души». Он ощущал его как нечто божественное, как суть вечного блаженства. Такие больные наслаждаются абсолютно самодостаточным состоянием непобедимого радостного блаженства – впрочем, нам кажется, что телесные ощущения играют при таких состояниях чувств более существенную роль, чем обычно.
На начальной стадии болезни больной шизофренией различал три разновидности чувства счастья «интуитивное счастье», при котором он остается дееспособным- это беспрерывное ликование; символически он видит его как сферу, из которой в виде единой плотной массы вырастают другие сферы- (2) «блаженством которое переживается на совершенно ином уровне; оно подобно парению: пребывает где-то вверху, почти не ощущая собственного тета- (3) «интуитивное счастье» ощущается часто, а «блаженство»-редко- и лишь однажды он испытал приступ счастья на том же уровне, что и первая разновидность но симптоматику его лучше было бы выразить бесконечно вздымающейся ввысь волнуй — мощными, громоздящимися друг на друга массами. Это чувство самовозрастающего счастья. Что касается блаженства, то оно, напротив представляет собой покой. Оно совершенно самодостаточно, то есть лишено содержания. Наряду с душевным счастьем ощущается и физическое, но оно более поверхностное. Волна счастья казалась светлой и пустой внутри и темной снаружи подобно коже, под которой ничего нет. Казалось, она постоянно рвется ввысь и существует сама по себе, вне связи с чем бы то ни было. В конце концов она исчезла оставив после себя состояние душевной опустошенности. Чувство счастья было бессодержательным, но светлым: другие счастливые переживания были не столь утонченными, но более оформленными. Больной чувствовал, что не сможет выдержать это состояние еще раз; по его словам. оно невыносимо, поскольку возникает изнутри и поэтому грозит уничтожить его физически.
Следующий случай может служить примером того. как чувство счастья связывается с бредом отношения и выступает в качестве источника последнего: «Казалось, все могут видеть, как я счастлива, и сами становятся счастливы, глядя на меня… Во мне словно было что-то божественное. Пожилые люди приходили на вокзал, чтобы бросить взгляд в мое купе… Все лезли из кожи вон, чтобы поймать мой взгляд; офицеры, высокопоставленные чиновники, дамы и господа с детьми бежали в мою сторону в надежде, что я взгляну на них… Я находила все это прекрасным, но мне нужно было знать, кто я и что я. Не стала ли я совершенно другим человеком?.. Потом я заплакала, так как мне постоянно нужно было двигаться дальше; но я чувствовала себя бесконечно счастливой. Даже животные были рады видеть меня: в знак почтения ко мне лебеди раскрывали крылья» (Rumke).
(ж) Возникновение миров из беспредметных чувств (Wie aus gegenstandsiosen Gefuhlen Welten erwachsen)
Эти новые, не знакомые прежде чувства побуждают того, кто их испытывает, к самопознанию. В них кроются бесчисленные возможности, которые могут быть осознаны только при условии, что рефлексия, воображение и мысль создадут на их основе нечто вроде связного мира. Поэтому всегда существует путь, ведущий от этих невообразимо счастливых переживаний к тому, чтобы попытаться их познать. Переживание блаженства начинается с кристаллической ясности видения при отсутствии реального, ясного содержания, которое могло бы стать предметом сообщения. Больные верят, что им удалось постичь глубочайшие из смыслов; такие понятия, как вневременность, мир. Бог, смерть, становятся огромными открытиями, которые, после того как соответствующее состояние осталось в прошлом, уже никак не могут быть воспроизведены или описаны — ведь они были не чем иным, как чувствами.
У Нерваля мы находим следующее автобиографическое описание этого чувства кристаиическои ясности видения и глубокого проникновения в суть ве-шей: «Меня осенило: я знаю все: в эти возвышенные часы мне открылись все тайны мира». Больная пишет: «Мне казалось, что я вижу все настолько четко и ясно. словно меня осенило новое и необычайное понимание вещей» (Gruhie). Другая больная говорит: «У меня словно появилось особое чувство, подобное ясновидению; я словно научилась воспринимать вещи, не доступные восприятию других, в том числе и моему собственному в прежние времена» (К. Schneider).
Больной, давший мне описание трех своих разновидностей счастья в то время. когда он еще сохранял способность относиться к собственным переживаниям критически (иными словами, не подвергать их бредовой обработке), позднее развил на этом основании определенный религиозный и мистический опыт. С вои приступы он ощущал как «метафизические переживания», поскольку они были наделены «характером бесконечности». У него бывали также некоторые предметные переживания (непосредственное осознание физического присутствия и т. д.), о которых он говорил: «Я вижу нечто бесконечно великое, заставляющее меня трепетать». Однажды он сообщил о том, что «на собственном опыте пережил Бога» и что это ста-то «кульминацией, вершиной его жизни». Он «обрел собственный смысл». Это продолжалось целый час. От него исходило излученное — «расширение души». Возбуждение было невероятно сильным. Наконец. наступил покой и блаженство с Богом, и Бог излился в него. Сравнивая это «переживание Бога» с собственными прежними переживаниями счастья, он поставил его рядом с тем, когда счастье казалось ему постоянно нарастающей волной. но в данном случае верхушка волны отделилась и превратилась в сферу расширяющуюся в бесконечность. Переживание имело «космический характер». По его словам, символический смысл этого переживания отличался от того, который был свойствен прежним переживаниям счастья. Его содержанием, очевидно, был Бог, но только в чувственно постигаемой форме. По словам больного, все было ни с чем не сравнимо, недоступно воображению и не имело ничего общего с нашими обычными представлениями. Он формулировал свой опыт и по-другому, например: «Я прихожу к Богу, а не Он ко мне. Я изливаюсь. Я словно могу объять весь мир, пребывая при этом вне пределов самого себя, как если бы моя душа вышла, чтобы обнять Бога».
С этими чувствами счастья, ясновидения, переживания Бога часто бывают связаны чувства отпущения грехов, которые быстро уводят больного из сферы возвышенных чувств вниз, в мир конкретных объектов и бредовых идей. Больной ощущает себя свободным от грехов, святым, как Божье дитя, а затем и Мессией, пророком. Богоматерью.
Такие состояния чувств свойственны не только ранним стадиям шизофрении. Они встречаются также при отравлениях (опиумом, мескалином и т. п.), а в классической форме — в короткие моменты, непосредственно предшествующие эпилептическому припадку; они не чужды и переживаниям нормальных людей, то есть случаям, когда каких-либо иных специфических симптомов не наблюдается (мы не можем отнести все развитые, богатые описания мистического экстаза к области психиатрии).
Достоевский описывает собственные переживания, связанные с эпилептической аурой: «Что же в том, что это болезнь?.. Какое до того дело, что это напряжение ненормальное, если самый результат, если минута ощущения, припоминаемая и рассматриваемая уже в здоровом состоянии, оказывается в высшей степени гармонией и красотой, дает неслыханное и негаданное дотоле чувство полноты, меры, примирения и восторженного молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни?» «В этот момент… мне как-то становится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет».
Пробуждение новых миров при шизофренической трансформации личности происходит параллельно ее отчуждению от природного мира. Вольные ощущают потерю контакта с вещами. Они чувствуют себя далекими и чужими. «Что там есть в мире?.. Я к нему больше не принадлежу» (Fr. Fischer).
Влечение, инстинкт и воля
Психологическое введение. Здесь, как и в предшествующих случаях, мы будем рассматривать только феномены, принадлежащие к области действительных переживаний, безотносительно к внесознательным механизмам. Последние — например, двигательный механизм и т. д. — приводят в действие переживаемые нами инстинктивные и волевые импульсы и помогают им выразиться вовне: иначе говоря, они прежде всего придают этим импульсам действенность. Действенность волевых импульсов, осуществляемых на внесознательном уровне, бывает либо внутренней (таков случай возникающих в памяти четко очерченных образов), либо внешней (связанной с двигательной функцией). К этому кругу вопросов мы обратимся в главе, посвященной объективным проявлениям психической жизни, пока же ограничимся только прямыми субъективными переживаниями.
Психология предоставляет в наше распоряжение лишь небольшое число фундаментальных понятий, связанных с волевыми и инстинктивными переживаниями . Исходя из общей феноменологической картины этих переживаний, можно наглядно представить их в форме восходящего ряда. внутри которого могут возникать разрывы, обусловливаемые появлением качественно новых элементов. В итоге мы различаем: а) переживание первичного, лишенного содержания, не имеющего определенной направленности влечения, б) переживание естественного инстинктивного побуждения, бессознательно направленного к некоторой цели; в) переживание волевого акта, имеющего осознанную цель и сопровождаемого осознанным представлением о средствах и последствиях достижения этой цели.
Влечения, инстинктивные побуждения, целенаправленные представления суть мотивы, определяющие поведение человека: как таковые, они находятся в непрерывной борьбе. Этим мотивам, представляющим собой, так сказать, исходный материал, противопоставлено решение, возникающее как результат взвешивания «за» и «против», колебаний и конфликта. Это — личностное «я хочу» или «я не хочу». Это осознание своей воли представляет собой не поддающийся редукции феномен — наряду с переживанием инстинктивного побуждения и переживанием раздвоенности или противопоставления. О воле или волевых актах можно говорить только при наличии переживания, связанного с выбором и решением. Когда такого переживания нет и инстинктивное побуждение вступает в действие, не будучи сдерживаемо волевым актом, можно говорить об инстинктивном поведении. Если при этом в основе поведения лежит возможный волевой импульс, мы испытываем ощущение, будто нами «управляют» или нас «заставляют» что-то делать; если же такой основы нет, за себя говорит чисто биологическая необходимость, не имеющая никакого отношения к воле.
Помимо феноменов влечения, инстинктивного побуждения, борьбы и волевого импульса существует осознание инстинкта и воли, действующих через разрядку двигательной энергии или через психические следствия. Эти следствия затем переживаются как обусловленные волей или вызванные особого рода импульсом. то есть исходящие от меня, принадлежащие мне и отличные от других спонтанных феноменов — таких, как сокращение мышц. Благодаря особого рола внутренним проявлениям воли внимание произвольно или непроизвольно направляется на определенное содержание, которое в результате становится более ясным и осмысленным.
А) Импульсивные действия
Когда инстинктивная деятельность имеет место непосредственно. без борьбы и принятия решений, но все еще не выходя из-под, так скачать. скрытого контроля со стороны личности, мы используем термин инстинктивные действия (Triebhandlungen). Для тех же случаев, когда проявления инстинктивной деятельности ничем не сдерживаются, не могут сдерживаться и контролироваться, мы используем термин импульсивные действия (impulsive Handlungenf. Об аномальном импульсивном действии можно говорить в том случае, когда, независимо от степени нашей эмпатии (вчувствования), не удается представить себе никакой возможности его подавления. Действия такого рода обычны для острых психозов, помраченного сознания, недифференцированных состояний развития. Инстинктивные (но не патологические импульсивные) действия принадлежат к самым обычным явлениям нашей повседневной жизни.
Больной шизофренией на ранней стадии описывает собственное импульсивное поведение следующим образом: «Мы были на пикнике. По пути домой меня. как гром среди ясного неба. поразила мысль: ты должен переплыть реку в одежде. Это не было похоже на толчок, в котором я мог бы дать себе отчет; это был скорее единый, колоссальный, мощный импульс. Не задумываясь ни на мгновение, я бросился в воду. Только почувствовав, что нахожусь в воде, я осознают всю необычность своего поведения и выкарабкаются на берег. Весь этот инцидент дал мне обильную пищу для размышлений. Впервые со мной произошло нечто необъяснимое, нечто редкостное и совершенно чуждое» (Kronfeld).
В случаях острых психозов и некоторых переходных состояний мы часто сталкиваемся с различными инстинктивными действиями, которые совершенно недоступны пониманию. Двигательная разрядка обычно наступает очень быстро. Больной внезапно выходит из ступора, вскакивает с кровати, принимается наносить удары, кусаться, биться головой о стену; на следующий день он доступен, знает, что произошло, и утверждает, что импульс был непреодолим. Другой больной внезапно, посреди спокойной беседы, бьет врача в грудь; несколько позднее он приносит свои извинения и говорит, что импульс охватил его внезапно, с непреодолимой силой и одновременно с мыслью, что врач — это враг. В условиях острого психоза обычны как простое влечение к движению (инстинктивная разрядка через удовольствие от совершения бесцельного движения), так и влечение к совершению чего-либо (разрядка через определенные действия, через физическую работу и т. д.). Влечение к движению может возникнуть также само по себе и иметь ограниченные пределы — например, как порыв заговорить (при том, что остальное время больной проводит в полном молчании).
При эпидемическом энцефалите (особенно у молодых больных на острой стадии и непосредственно после нее) импульсивные действия могут принимать форму внезапной агрессивности и жестокости. Тиле исследовал эти влечения во всех подробностях и описал их как элементарную. бесцельную и не имеющую определенной направленности тенденцию к разрядке, проистекающую из неприятного ощущения беспокойства и напряженности. В соответствующей ситуации и при наличии соответствующих возможностей это влечение оформляется в действие с определенным содержанием, приводящее к определенному эффекту. Такого рода влечение, как нарушенный инстинкт, только находит свой объект — тогда как инстинкт в собственном смысле всегда ищет объект, а воля определяет свой объект.