Шаманская тропа и трасса разочарований 3 страница
Священные растения помогали шаманам и их соплеменникам жить там, где они видели центр своего мироздания — то есть на земле, дома. Они и не думали «расширять сознание» галлюцшю генами ради острых ощущений и необычных развлечений. Идея «психоделического эскапизма», как уже было сказано, в корне чужда центростремительному мышлению архаического человека. Но именно эта идея «открытия и исследования» новых пространств сознания увлекала западных шестидесятников XX века Выдающийся писатель Карлос Кастанеда, знакомый с архаиче скими традициями своих предков-метисов Латинской Америки, трансформировал эти традиции в соответствии с модными в ту пору тенденциями. На страницах своих книг Кастанеда как бы облекает новые идеи экспансии в неведомый мир сознания в пестрые экзотические одежды архаического шаманизма. Так появляются его чрезвычайно современные маги, хранители древних знаний, которые при этом были очень близки и созвучны идеям западных интеллектуальных бунтарей.
Маг Карлоса Кастанеды совершенно иной породы, нежели классический жрец или шаман. Прежде всего, маг Кастанеды опирается на собственные силы и знания особых, тайных законов вселенной. Он не является представителем духов, которые его избрали и призвали к служению. Маг Карлоса Кастанеды служит своим собственным интересам эзотерического характера, тогда как традиционный шаман — интересам общины (причем зачастую — в ущерб собственным).
Книги Кастанеды создали для западного читателя особый образ мексиканского мага. Его герой — одинокий философ-колдун, мистик и социально маргинальный персонаж. Что касается реальных мексиканских шаманов, то они чрезвычайно тесно связаны с общиной и интегрированы в социальную жизнь. Они являются известными (популярными) и уважаемыми в своих сообществах людьми. И они так не похожи на дона Хуана. Как писала исследова тельница латиноамериканских доиспанских культур Галина Ершова: «В начале 70-х годов Кастанеда нарушил “эзотерическое рав новесие”, предложив своеобразное “косѴшцентрическое” учение, в основе которого стоит самосовершенствующаяся личность, абсо лютно не связанная ни с каким религиозным, интеллектуальным или политическим кланом. Я прекрасно понимала, что созданный Кастанедой мир нагуалей если и существует, то в какой-то иной ре
альности, и, наверное, нет смысла искать его в жаркой и влажной тропической сельве южной части Юкатана»[12].
Так кто же все-таки маг дон Хуан Карлоса Кастанеды? Алехандро Ходоровски, знаменитый чилийский режиссер, снявший культовый фильм «Священная гора», с большим уважением отзывается о трудах Кастанеды. Ходоровски встречался с Карлосом Кастанедой в Мексике. Вначале, как говорит Ходоровски, тот произвел впечатление водителя грузовика. Кастанеда был совершенно обычным человеком, не толстым, но коренастым, невысоким, с курчавыми волосами. Он ничем не отличался от остальных людей на улице. Однако как только он открыл рот, то тут же преобразился в принца. В каждом произнесенном им слове чувствовалась глубокая культура. Он производил впечатление не только мудрого, но невероятно дружелюбного человека. На вопрос, что Ходоровски думает
о книгах Кастанеды, он ответил, что на его взгляд эти книги были основаны на реальном опыте, если не считать разработанных и внедренных Кастанедой концепций, почерпнутых им из мировой эзотерической литературы. В его книгах вы найдете Дзен, Упани- шады, карты Таро, работу со сновидениями. В одном можно быть абсолютно уверенным — он прошел всю Мексику для того, чтобы осуществить свои исследования. Когда Алехандро Ходоровски спросили, верит ли он в существование Дона Хуана, режиссер ответил отрицательно. Личность Дона Хуана — это плод воображения Кастанеды, который при этом, конечно, встречался с несколькими колдунами из племени Яки:.
Зная об актерской игре и театральном поведении, Ходоровски не увидел, чтобы Кастанеда лгал, когда рассказывал ему о Доне Хуане
Может быть Кастанеда был одновременно сумасшедшим н гениальным, вопросительно заключил Алехандро Ходоровски.
Тем не менее, Ходоровски признал, что Кастанеда внес огромный вклад и оказал влияние на современников. Кастанеда воскресил образ духовного воина и привел в движение идеи осознанных сновидений, которые были сформулированы Эрве де Сен Дени много лет тому назад в книге «Сновидения и как ими управлять»» (Париж 1867). Позднее этот феномен был назван осознанными сновидениями, или ясными сновидениями (Reve I.ucide, Lucid Dream). И в этой связи, является ли правдой то, что писал Кастанеда или же это плод его богатого воображения, не имеет большого значения Нели это ловушка — это священная ловушка[13].
Хотя и не был похож маг Карлоса Кастанеды на классического шамана, тем не менее, нельзя недооценивать гениальные произвело ния писателя и мистика. В конце концов, как говорил сам Кастанеда в «Путешествии в Икстлан» (1972) устами своего учителя дона Хуана (Хуан Матус , Juan Matus), «воину все равно, правда или вымысел тЪ, с чем он сталкивается, а для обыкновенного человека это очень существенно». Не так важно, что послужило источником вдохновения при написании этой «магической эпопеи». Важно то, что Кастанеда создал образ, который вдохновлял и продолжает вдохновлять миллионы читателей. Как пишут в предисловии к книге Карлоса Кастанеды «Учение Дона Хуана: Путь познания индейцев племени яки» Е.А. Торчинов, С. В. Пахомов: «...1968 год стал знаковым не только в политическом отношении. Произошло событие и в сфере духа, имевшее немалые последствия для становления феномена, который позже назовут «Новым веком» — New Age. Издательство Калифорнийского университета выпустило книгу некоего Карлоса Кастанеды под интригующим названием «Учение дона Хуана: путь знания индейцев яки». Успех ее оказался фантастическим: за короткий срок было продано 300 тысяч экземпляров».
Пусть Карлос Кастанеда и не описывал в своих произведениях архаический шаманизм и магию, он привлек своими трудами внимание миллионов людей по всему свету к воистину бездонному и
насыщенному всеми красками и формами жизни океану архаики.
\\ в этом смысле он не только «крестный отец» движения Нью- Эйдж, но также «крестный отец» многих серьезных ученых, которые после «увлечения Кастанедой», посвятили свою жизнь исследованию сакрального мира шаманизма.
Архаические константы
Задолго до воцарения мировых религий духовная культура бесписьменных народов имела ряд общих черт. Главными чертами архаических верований и представлений можно назвать следующие.
Тотемизм — вера в родство между определенной группой людей (племенем, родом) и тотемами — определенными видами животных, растений, реже — явлениями природы и предметами, которые в современной западно-европейской культуре считаются неодушевленными. Тотем — термин из языка североамериканских индейцев оджибве (ototeman — принадлежащий к клану, или «от- отем» — «его род»). В родоплеменных обществах тотем — это животное или растение, которые считаются родоначальниками рода. В Африке и Северной Америке в качестве тотема выступают также явления природы (дождь, гром, молния, ветер и т.д.). которые при этом тоже часто символизируются животными.
Как пишет М.Ф. Альбедиль, «тотемизм — необычайно сложное явление, и ученые всего мира до сих пор выясняют, что же это такое. Но нам важно уяснить, что в общих чертах сущность готемиз ма заключается в особом взгляде на мир, согласно которому человек вместе со всем своим сообществом — неотъемлемая часть при роды. Как считают, например, австралийские аборигены, во “времена сновидений", которые были до начала всех начат, расте ния, животные и люди не имели форм, свойственных им сем час. Они могли принимать любой облик и менять его. так как обладали некой общей жизненной сущностью, одной и той же у людей, у ж* вотных, на которых они охотятся, у деревьев, лисгвѵ которых они собирают, у звезд, которые сияюі на небе Многие австралийские мифы так и начинаются: “.>го было в то время, когда івсри оы і« еще людьми ." Опоссум, например, мог выглядеть кал обычный опоссум, и как человек, а к тому же еще мог, начав превращав*
в человека, остановиться где-нибудь на полпути, да так и остаться полузверем-получеловеком. Подобное слияние человека, животно го и растений в мифологическом прошлом послужило прочной ос новой для их близости в настоящем. Таким образом, тотемизм свч зывал первобытных людей с прошлым, с родной землей, со всеми явлениями природы»1.
Тотем связывает не только определенную родоплеменную группу и какого-то зооморфного духа, но также определенную ме стность, Место Силы. Это могут быть скалы, озера, пещеры. В этих местах первобытные люди обычно совершали религиозные обряды для укрепления связи с тотемным духом. В этих Местах Силы обычно хранили особые священные тотемические эмблемы, на языке австралийских аборигенов именуемые чуринги.
Анимизм — вера в духов и души, которые обитают среди живых людей в образах животных, людей или растений. В некотором смысле в современном виде анимизм встречается в городской куль туре в виде спиритизма. В архаических культурах считалось, что все в природе, включая камни и деревья, наполнено жизнью. Неодушевленных предметов просто не существует. Более того, все в природе проникнуто единой психической силой. Такое представление получило в науке название «аниматизм» (от латинского «animates» — одушевленный).
Различие, как писал Л. Я. Штернберг, касается лишь формы одушевленных существ, но психически они тождественны между собою. Формы — лишь кажущиеся изменчивые явления, подобно тучам на небе. У тюркоязычных народов эта сила именовалась Кут, у тибетцев Jla. Эскимосские шаманы называли ее Хила, или Сила (в данном случае мы имеем дело с любопытным совпадением в звучании и смысле слова сила у эскимосов и славян). Сила согласно эскимосским представлениям — неперсонифицированная, неолице- творенная сила, от которой зависят как все явления природы, так и успех человеческой жизни*.
Наиболее популярно в наши дни обозначение психоэнергетиче ской силы — Мана. Мана — это универсальная сила, вера в кото-
'Альбедиль М.Ф. В магическом круге мифов. Миф. История. Жи.и«ь СПб., 2002. С. 57-58.
2 Токарев С А. Религия в истории народов мира. М.. 1976. С. 117.
рую была широко распространена в Полинезии и других частях Океании. Полинезийцы верили, что обладание маной ириносит человеку успех в его деятельности.
Впервые о вере в мана среди меланезийцев сообщил миссионер- этнограф Р. Кодрингтон в письме Максу Мюллеру в 1878 г.: «Религия меланезийцев в смысле верований состоит в убеждении, что всюду существует сверхъестественная сила, принадлежащая к области невидимого; а в смысле практики — в употреблении средств для обращения этой силы в свою пользу... Есть вера в силу, которая отличается от физической силы и действует самыми различными путями для добра и зла; и обладать ею или направлять ее — величайшее преимущество. Это есть мана... Вся меланезийская религия состоит по существу в приобретении этой мана для себя или в использовании ее для своей выгоды...»[14].
Мана представляет собой безличную сверхъестественную силу, которую меланезийцы отличают от естественной силы. Мана не является физической силой. Как сказали бы сейчас — это «тонкая сила», незримая, но ощущаемая в своих проявлениях (принесении успеха и удачи).
Источник мана — духи определенной категории и некоторые люди. Это амбивалентная сила: она может причинять вред или приносить благо. В наибольшей степени мана сосредоточена в успешных людях. Преуспевающий человек (воин-победитель, искусный ремесленник, крестьянин с хорошим урожаем), а также человек с высоким социальным статусом или (вождь, жрец) имеет много мана. Мана может принадлежать и отдельным предметам. Если в землю зарыть особый магический камень и в результате взойдет хороший урожай — значит, у этого камня есть мана. Считается, что от такого магического камня можно «зарядить* и другие, обычные камни, подержав эти камни положенное время рядом с -успешным камнем». В этом контексте сила мана обладает также и физически ми параметрами (в данном примере гекучестью': Полинезийцы полагали, что племя сохраняло свою мана до тех пор. пока оно оставалось сильным и независимым Если чеювек попадал в рабство, полинезийцы верили, что он потерял мана Поражение в бою, трѵ
сость и недостаточная жизнестойкость считались признаком того, что мана оставила человека или племя. Вождь очень дорожил своей мана, поэтому все, что было с ней связано, табуировалось. Табу, или many, капу — связывалось с неприкосновенностью вождя. Не ли он прикасался к какой-нибудь чужой вещи, ее владелец терял ца нее права. Если вождь заходил в чью-либо хижину, ее хозяева должны были оставить свое жилище. На острове Таити, для того чтобы вождь случайно не коснулся чужой земли, существовали особые носильщики, переносившие вождя, когда он хотел поки нуть пределы своей резиденции. Нарушителя табу ждала смерть. В одних случаях нарушивших табу карал сам вождь, а в других уби вала (часто в буквальном смысле) вера в неотвратимую сверхъестественную кару. Существовали также табу, связанные с принятием пищи, с хозяйственными занятиями, с военными действиями, с погребальными обрядами и т. д.[15]
Универсальная душа, психоэнергетическая сила присутствует во всем подверженном трансформации мире. Личинка превращается в неподвижную, мертвую на вид куколку, а затем из куколки рождается бабочка. Архаический анимизм, или даже своего рода пантеизм, позволял увидеть жизнь и смерть в особом свете.
Жизнь и смерть были неразрывно связаны в архаическом созна нии. Без тени нет света, без смерти нет жизни. Одно состояние сменяет другое. Бояться смерти все равно, что бодрствующему — бояться уснуть, а спящему проснуться. Многие народы, как например, тасманийцы, а также индейцы алгонкинского племени, абипоны, зулусы и многие другие, тень и дух обозначали одним и тем же словом. За вдохом следует выдох. Жизнь невозможна ни без «вдоха», ни без «выдоха». Дыхание — циклично и ритмично. И им пронизан весь космос архаического человека. Вот почему душа и дыхание в семитских и арийских культурах обозначались одним словом. «У евреем «нефеш», дыхание, употребляется для обозначения «жизни, души, ума животного», тогда как «руах» и «нешама» представляют переходное от «дыхания» к «духу». Этим выражениям соответствую! арабские «нефе» и «рух». То же самое встречается и в санскритских словах «атман» и «прана», греческих «психе» и «пневма» и в латин ских «анимус», «анима», «спиритус». Равным образом славянское
«дух» перевело понятие «дыхание» в понятие о «душе» или «духе».
В диалекте цыган встречается то же слово «дук» со значением «дыхание, душа, жизнь». Вынесли ли они это слово из Индии как часть своего наследства от арийского языка или усвоили его во время своих странствий по славянским землям — неизвестно»1.
Интересно, но даже с точки зрения современной биохимии жизнь — не что иное как процесс медленного горения (кислород является окислителем), в отличие от известного всем «огненного[16] горения, которое представляет собой экзотермическую реакцию (реакцию с выделением теплоты) окисления, протекающую с достаточно большой скоростью. Огонь и дыхание в своей сути те же самые окислительные процессы, но протекающие с разной скоростью. И в этом смысле метафоры жизни как огня (к слову, джинны в исламской мифологии имеют огненную природу) или дыхания (духа, души) очень верны. Жизнь — процесс трансформации. Это не неизменная субстанция, а именно процесс. Огонь имеет зримую форму, но эта форма не статична, она существует, пока у огня есть пища. Примерно такой же (огненной) формой является и наше живое тело. Интересно, что об огне как сути бытия говорил еще Гераклит Эфесский. «Гераклит началом всех вещей полагал огонь, из которого все возникает и в который все разлагается, ибо все вещи — возмещение <огня>, и предопределено время разложения всех вещей в огонь и их рождение из него»2. Вещество, из которого создано тело подобно огню — оно питается топливом и расходует энергию («улетучивается с дымом»). Кажется, что форма его постоянна, однако состав обновляется каждое мгновение. В этом смысле наши тела подобны реке, которая с виду кажется постоянной, но воды ее обновляются и никогда не остаются на прежнем месте В этом процессе трансформации мы умираем и рождаемся каждое мгновение. И это не должно нас путать. Суть жизни в вечных пре вращениях, в которых проявляется поток энергии во всевозмож ных формах, динамический баланс противоположностей и косм и ческая гармония, или как сказали бы в Китае — путь Дао‘ Китай
ская мудрость гласит, что бесконечное становление элементов жизни (относительная реальность, мир явлений — «ши») покоится в безмерном пребывании трансцендентного Абсолюта (Абсолют ный Принцип «ли»). Единство Абсолюта и относительно-феноменального — источник гармонии перемен и покоя — может быть явлен через разные метафоры. Пожалуй, лучше всего мудрость Не ликой Игры-Танца Жизни и Смерти на лоне Пустоты-Полноты, где жизнь и смерть составляют неразрывное единство, была выражена древним китайским мудрецом Чжуан-цзы. Чжуан-цзы хорошо понимал, что с позиции ограниченного сознания («гриба одноднев ки») весь процесс жизни (пусть даже в пределах годового цикла) кажется непонятным и даже пугающим.
«Малому знанию далеко до большого. За короткую жизнь не узнать того, что за долгую. Как постичь, что это истина? Утреннему Чудесному грибу <однодневке> неведомо, что после ночи настанет рассвет, пятнистой цикаде неведомо, что бывают и весна и осень. Таковы [знания] краткой жизни.
Мы подружились бы с тем, кто способен считать небытие — головой, жизнь — позвоночником, а смерть — хвостом; с тем, кто понимает, что рождение и смерть, существование и гибель составляют единое целое.
Ведь для обретения [жизни] наступает [свое] время, а [ее] утрата следует [за ее ходом]. Если довольствоваться [своим] временем и во всем [за процессом] следовать, [к тебе] не будут иметь доступа ни горе, ни радость. Древние и называли это освобождением от уз»1.
В своих работах по даосизму Е.А. Торчинов неоднократно обращал внимание на то, что согласно даосскому видению, не существует жестких границ между явлениями природы и жизни в целом.
В этом мире дух-сознание и материя соотносятся, как вода и пар: дух есть лишь истонченное вещество, а вещество — сконденсиро
ванный дух. И в этом аспекте даосизм очень близок воззрениям Гераклита Эфесского, постоянно указывавшего на непрекращающее- ся взаимопревращение всех вещей и явлений в природе. Все наполнено жизнью, все полно душ и божеств, а все сущее сложено из динамического равновесия противоположностей.
«Смерть и жизнь — они уход и возвращение: откуда мне знать — быть мертвым здесь не означает ли быть живым там?»[17].
Как писал Мирча Элиаде, «совершенное знание — это только знание экстатическое, поскольку оно не содержит в себе дуализма бытия. Исходя из этого, Чжуан-цзы отрицал различие между жизнью и смертью: они суть две возможности или две стороны реальности и составляют единство»[18].
«Добро и зло, прекрасное и безобразное, сон и бодрствование, жизнь и смерть — лишь условные и относительные понятия. Истинная реальность едина, целостна и “голографична": в ней все присутствует во всем, в каждой части содержится все целое и все переходит во все»[19].
Анимистическое отношение к процессу жизни и смерти Чжуан- цзы выражает в следующих строках:
«Но вдруг заболел Приходящий. [Он] задыхался перед смертью, а жена и дети стояли кругом и его оплакивали.
Придя его навестить, Пахарь на них прикрикнул:
— Прочь с дороги! Не тревожьте (того, кто] превращается! — И, прислонившись к дверям, сказал умирающему: — Как величественно создание вещей! Что из тебя теперь получится? Куда тебя отправят? Превратишься ли в печень крысы? В плечо насекомого*
— Куда бы ни велели сыну идти отец и мать — на восток или запад, на юг или север, (он] лишь повинуется приказанию, — ответил Приходящий.
— (Силы] жара и холода человеку больше, чем родители [Если! они приблизят ко мне смерть, а я ослушаюсь, то окажусь стропти
вым. Разве их в чем-нибудь упрекнешь? Ведь огромная масса снабдила меня телом, израсходовала мою жизнь в труде, дала мне отдых в старости, успокоила меня в смерти. То, что сделало хорошей мою жизнь, сделало хорошей и мою смерть. [Если] ныне великий литейщик станет плавить металл, а металл забурлит и скажет: «Я должен стать [мечом] Мосе!», [то] великий литейщик, конечно, сочтет его плохим металлом. [Если] ныне тот, кто пребывал в форме чело века, станет твердить: «[Хочу снова быть] человеком! [Хочу снова быть] человеком!», то творящее вещи, конечно, сочтет его плохим человеком. [Если] ныне примем небо и землю за огромный пла вильный котел, а [процесс] создания за великого литейщика, то куда бы не могли [мы] отправиться? Завершил и засыпаю, [а затем] спокойно проснусь»[20].
Такое мужество и стойкость перед лицом смерти архаическому человеку придавала вера в панпсихизм (представление о всеобщей одушевленности природы).
«В основе воззрений первобытного человека на природу, — писал Штернберг, — лежит твердое убеждение, что все объекты внешней природы — настоящие живые существа, а преходящие явления — либо тоже живые существа, либо произведены волей живых существ. И далее, что все эти живые существа живут и действуют, мыслят и волят подобно ему самому, то есть антропоморфны. Все, что кажется на первый взгляд неподвижным, лишенным жизни и разума, является таковым только по виду, временно, храня в себе потенциальную силу проявлять по произволу, когда это понадобится, жизнь и деятельность, подобно ежу, превращающемуся в твердый колючий клубок, когда ему грозит опасность, и, наоборот, снова оживающему и проявляющему самопроизвольность, когда он почувствует себя в безопасности. Все — только кажущееся, и все кажущееся — реально»-".
Для первобытного человека все в мире взаимосвязано. И более того, со всем, что встречается человеку в жизни, у него скла дываются личные отношения. Для него нет природы в третьем лице, нет абстрактного «оно» и неживых вещей. Все иредставля ется архаическому сознанию как встреча живого с живым, как
встреча с «Ты», которое имеет собственную волю и свои особые интересы.
«Мир для первобытного человека представляется не пустым или неодушевленным, но изобилующим жизнью. Эта жизнь проявляется в личностях — в человеке, звере и растении, в каждом явлении, с которым человек сталкивается — в ударе грома, во внезапной тени, в жуткой и незнакомой лесной поляне, в камне, неожиданно ударившем его, когда он споткнулся на охоте»[21].
Анимализм (от лат. animal — животное) — представление первобытных людей о наличии сил, действующих в природе, в образах священных животных. Связь между животными и человеком часто основана на идее родства духов в звериной форме и человека. Отсюда — способность шаманов превращаться в особых животных, «нагвалей»2.
Фетишизм — вера в сверхъестественные свойства неодушевленных предметов-фетишей (деревьев, пещер, орудий труда и культовых предметов). Эдуард Бернегт Тайлор определил фетишизм как учение о духах, воплощенных в тех или иных предметах, либо имеющих непосредственную связь с такими предметами. Духи используют фетиши, чтобы через их посредство оказывать магическое воздействие. Фетиш — это своеобразное вместилище духовной силы, сосуд, в котором незримо пребывают духи и используют как свое орудие. Это внешнее выражение незримых магических сил и их носителей.
Вера в фетиши сохраняется и в наши дни — в виде амулетов оберегов. Амулетом служит предмет, которому приписываются ма гические свойства приносить удачу и отвращать от человека несча стья и злые чары. Одним из примеров современных фетишей мож но считать подкову, которую прибивают над дверью — -на сча стье». В доколумбову эпоху амулеты и фетиши были чрезвычайно распространены. Кстати, именно они породили легенду о знамени гом «золотом человеке» — «Эльдорадо».
Как пишет Хуан де Гуатавита, племянник индейского вожДч (он принял христианство и помог испанцам понять многие обычая индейцев);
•Славились также и друтие золотые вещи, без которых не обходился ни один индеец... и назывались они "туно"... это человечек размером с ладонь. Из золотой проволочки делался рот, нос и уши. Руки-проволочки держали разные предметы: если это во ин — копьеметалку или лук и стрелы; если правитель — скипетр; если тунхо — женщина — ребенок или ткацкий станок. И сотни таких фигурок христиане отыскивали в храмах, озерах, святили щах и алтарях. И было им непонятно, почему мы закапываем зо лотых человечков и прячем их в жертвенных копилках, и удивля лись они, до чего похожи на нас эти человечки. Наполовину у га дали правду христиане. Фигурки действительно были нашими подобиями. А как могло быть иначе? Если просила женщина уда чи в ткацком ремесле, то заказывала деревенскому ювелиру тунхо женщину с прялкой в руке. Просил земледелец урожая и получал от ювелира тунхо-мужчину с мотыгой и киркой. А славные воины заказывали фигурки с веревкой через плечо, чтобы взять в плен знатных иноплеменников... без этих человечков ни одно моление не доходило до богов»[22].
Магия — вера в способность человека колдовским (сверхъесте ственным или естественным, но не описанным и не объясненным еще современной наукой) образом воздействовать на людей, животных и природу.
Дж. Дж. Фрезер сформулировал два принципа, на основе которых функционирует магическое мышление:
1. Подобное производит подобное или следствие похоже на свою причину (закон подобия или сходства);
2. Вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта (закон соприкосновения или заражения)2.
Гомеопатической, или имитативііой магией называется магия, когда воздействие осуществляется по принципу подобия предметов (подобное воздействует на подобное). Примером такого магического действия может служить вредоносная магия перуанских колдунов. Индейцы лепили из смеси жира и муки фигурки людей, которые по каким-то причинам вызывали ненависть. Затем эти фигурки сжигались на дороге, по которой предположительно должна была пройти жертва. Такой магический ритуал назывался «сжиганием души»[23].
Если воздействие осуществляется по принципу непосредственного контакта между предметами — это контагиозная магия. Обе разновидности магии — гомеопатическую и контагиозную — называют симпатической магией, так как в обоих случаях подразумевается связь, тайная симпатия вещей, воздействующих друг на друга на расстоянии.
Страх, что ногти или волосы могут попасть в руки колдуна, до сих пор еще заставляет некоторые традиционные народности прятать эти производные эпидермиса в особых местах, недоступных для посторонних глаз. Ведь согласно «закону соприкосновения», через ногти и волосы можно воздействовать и на их носителя. Кстати, отрезание пряди волос во время крещения или посвящения в монахи в некоторых христианских (и не только христианских) традициях имеют ту же магическую основу.
Для первобытного мышления контагиозная и имитативная, гомеопатическая магия имеют тесную взаимосвязь и особую, не- нривычную для современных людей, логику. В наши дни совре менный человек воспринимает собственное имя всего лишь как условное обозначение, ярлык. Для архаической культуры имя не отделялось от носителя, которому это имя принадлежало. Для него оно не было абстрактным обозначением. Напротив, имя понималось как непосредственная часть самого человека, такая же как, наиример, глаза, зубы и части тела. Поэтому воздействие на имя для первобытного человека — это не столько имигатив- ная магия (хотя по логике современного человека это воздейсг вие должно было бы относиться к имитативной магии — как воз действие подобного на подобное), а сколько непосредственно
контагиозная. Первобытный человек «верит, что от злонамерен, ного употребления его именем он также верно будет страдать как от раны, нанесенной какой-нибудь части его тела. Это верование встречается у разных племен от Атлантического до Тихого океана»[24].
По этой причине имя, данное при рождении, хранилось н тайне. В быту использовалось другое имя, «повседневное». Нужно быть бдительным и осторожным не только в отношении собст венного имени, но также и имен других людей, в особенности врагов и мертвецов. Без крайней необходимости не следовало даже называть повседневного имени покойника. Ведь сопри кос новение с именем — это соприкосновение с самой сущностью, с душой ее носителя. Помянуть имя — значит вызвать саму лич ность. Также не следовало употреблять настоящих имен хищни ков и пресмыкающихся, постоянно угрожавших жизни перво бытных людей. Во время охоты тигра или леопарда именовали «кошкой». Если кого-то кусала очковая змея, говорилось, что человек поцарапался колючкой. Лютого зверя называли «медве дем», то есть ведающим, знающим, где найти мед. «Медведь» — это заместительное имя страшного животного. Медведь — один из самых крупных и опасных хищников. Одним ударом лапы крупный бурый медведь может запросто сломать спину быку, зубру или бизону. Настоящее имя медведя было табуировано. Произнести настоящее имя зверя — значит магическим образом вызвать его на свою беду.
«Реальность изображения — того же порядка, что и реаль ность оригинала, то есть она в основе мистична; такова же реальность имени. Оба случая сходны между собой за исключением одного пункта: то, что в первом случае относится к видимому, то во втором случае относится к слышимому. В остальном процесс один и тот же. Мистические свойства имен не отделяются от мисгиче ских свойств существ»[25].