Мифы и революционные преобразования
Характерным для революционных преобразований является переключение с одной системы мифов на другую. В этом русле лежат и преобразования Петра 1, и перестройка. При Петре 1 произошел переход от системного к индивидуальному пути: царь отменил сословные привилегии, отдавая предпочтение личностным успехам. Практически то же сделала перестройка: разрушая партийный путь роста, она отдавала приоритет возможностям личного продвижения к успеху.
Помимо процесса переключения может иметь место подключение к тому или иному мифу. В существующую во времена Александра Македонского мифологическую систему с Богом во главе был «подключен» в качестве его «сына» И Александр Македонский. В предвыборной риторике 1996 года Б. Ельцин
был включен в мифологическую схему демократии в качестве ее защитника и опоры.
Переключение мифов имело место в 1985-1991 годах, когда произошла замена мифов коммунизма мифами капитализма. В принципе, эти мифологии не являются совершенно противоположными друг другу, поскольку в обеих экономических системах личный труд является благом. Однако вместо цивилизованной стадии капитализма россияне получили такую уродливую его форму, как олигархический капитализм с его чудовищным расслоением по уровню доходов, доступу к собственности, к национальным богатствам (природным ресурсам), к власти (подробно об этом - см, главу 11).
Понятно, что вопиющая несправедливость, отличающая смену экономической формации, препятствует принятию значительной частью населения мифологии капиталистического общества как общества равных возможностей.
Задача переключения ставится и в обычном представлении о психологических операциях. Например, с патриотического «война до победного конца» следует переключить противника на миф семейный - «самое главное для человека семья: его жена и дети». Сделать это можно с помощью дополнительной активации других мифов, например: «ваши правители погрязли в коррупции, они рассматривают вас как пушечное мясо».
Здесь особую роль играет разрушение старой системы, и возможность построения новой. Следовательно, более точно переход выглядит следующим образом:
Примером разрушения советской системы можно назвать перемещение Ленина и сопутствующих мифологем из почетного
списка в список обличительный. Однако бывают и варианты более «хитрого» разрушения предыдущей системы.
Так, во время Второй мировой войны пропаганда союзников, направленная на немцев, строилась на том, что объявленные цели (лозунги) национал-социалистов были правильными, но фашисты не те люди, с которыми можно достичь этих целей. То есть это более мягкое разрушение мифологии: она сохраняется в основных положениях, исключая действующих лиц. Это подключение к уже имеющемуся стереотипу, а не разрушение его, поскольку считается, что разрушение стереотипов является дорогостоящим, а часто и безрезультатным.
Любое кардинальное изменение социальной системы опирается на введение новой мифологии. Кстати, в этом плане очень сходны реформы Петра 1, революция 1917 года, перестройка и наступление олигархического капитализма. Во всех этих случаях происходит отказ от мифологии прошлого периода, базирующейся на старой социальной иерархии.
Когда социальная система замедляет развитие, это требует сбросить старую иерархию и оправдывающую ее старую мифологию.
При этом существует два пути введения новой мифологии. Оба они связаны с тем, что социальная система очень
инерционна и практически не способна к кардинальным изменениям. Поэтому введение новой мифологии оказывается возможным при серьезной внешней стимуляции, которая обеспечивается психологическими операциями. Внешняя стимуляция может идти либо сверху, либо извне.
И перестройка, и реформы Петра 1, и переход к капитализму были инициированы и поддержаны сверху.· Революция 1917 года меняла иерархию без поддержки верхов. Но во всех случаях модель воздействия является однотипной: создается социальная группа с новыми нормами, под которые затем подводится вся система. Именно так осуществляется конкуренция двух мифов, что можно изобразить следующим образом:
Группа с контрмифом может быть либо правящей, как это было в случае принятия христианства на Руси (но даже в том случае не обошлось без бунтов), либо диссидентской с точки зрения противопоставления себя основному мифу. Как ни странно это прозвучит, но с этой точки зрения В. Ленин первоначально выглядел как типичный диссидент. Его фраза «Мы пойдем другим путем» выражает попытку введения нового мифа.
Создание специфической украинской мифологии национального характера, активизация которой прошла в постперестроечный период, также носило характер психологической операции. Вспомним, в числе основных лозунгов того времени был риторический вопрос: «Кто съел мое мясо?», а также активно распространявшиеся листовки с выдуманными подсчетами немецкого банка о наилучших условиях для самодостаточного существования Украины. За экономическим мифом последовала серия национально-ориентированных мифов, без которых, по сути, невозможно становление государства. Группа с контрмифом постепенно распространила свой миф до уровня нормы. В результате произошло «переключение» массового сознания на новую мифологию [206].