Цензура

Тенденция желать того, что запрещено, и, следовательно, предполагать, что оно яв­ляется более стоящим, имеет отношение не только к стиральным порошкам и прочим предметам потребления. Эта тенденция распространяется также на область получе­ния и передачи информации. В наш век, когда возможность определенным образом оперировать информацией становится все более важным условием получения богат­ства и власти, необходимо знать, какова типичная реакция людей на попытки каким-либо образом ограничить их доступ к информации. Хотя имеется достаточное коли­чество сведений о наших реакциях на различные виды подлежащих цензуре матери­алов — материалов, в которых освещаются такие темы, как насилие в средствах массовой информации, порнография, радикальная политическая риторика, — очень немногое известно о наших реакциях на цензуру этих материалов. Однако немного­численные сведения, полученные в ходе проведения нескольких исследований по этой теме, являются чрезвычайно ценными. Установлено, что в большинстве случаев мы реагируем на запрещение информации усилением желания получить эту инфор­мацию и улучшением нашего отношения к ней (Ashmore, Ramchandra & Jones, 1971; Wicklund & Brehm, 1974; Worchel & Arnold, 1973; Worchel, Arnold & Baker, 1975; Worchel, 1992).

To, что люди особенно сильно желают получить труднодоступную информацию, неудивительно. Скорее, интересно то, что они начинают более позитивно относиться к этой информации, даже если они ее не получают. Например, когда студенты Уни­верситета Северной Каролины узнали, что речь, в которой высказывалось возраже-

Дефицит 233

ние против студенческих общежитий для лиц обоего пола, запрещена, они стали боль­ше сопротивляться идее совместных общежитий (Worchel, Arnold & Baker, 1975). Та­ким образом, даже не познакомившись с запрещенной речью, студенты стали выра­жать большее сочувствие проводившейся в ней идее. Это наводит на мысль о том, что хитроумные индивиды, занимающие слабую или непопулярную позицию, могут за­ставить нас согласиться с их точкой зрения, специально ограничив доступ к имеющей­ся у них информации. Кажется парадоксальным, но наибольший эффект часто дает не реклама каких-либо непопулярных взглядов, а ограничение их распространения. Такую тактику часто используют члены экстремистских неформальных политиче­ских организаций. Возможно, авторы Конституции США выступили не только как сторонники гражданских свобод, но и как искушенные социальные психологи, когда Первая поправка узаконила поразительную для своего времени свободу слова. Отка­завшись как-либо ограничивать ее, они, может быть, пытались свести до минимума психологическое реактивное сопротивление и исключить возможность новых поли­тических движений играть на этом, чтобы получить поддержку населения¹.

Конечно, ограничивается распространение не только политических идей. Часто бывает ограничен доступ к материалам, имеющим отношение к сексу. Время от вре­мени полицейские подвергают ревизии полки книжных магазинов, а также интересу­ются репертуаром театров. Члены школьных родительских комитетов и специальных комиссий регулярно знакомятся с содержанием учебных пособий, как общеобразова­тельных, так и специальных, освещающих проблемы, связанные с половым воспита­нием. Организаторы подобных ревизий действуют исходя из лучших побуждений, и такие проверки действительно нужны, но проводить их непросто, поскольку они за­трагивают важные вопросы, касающиеся морали, искусства, родительского контро­ля, школьного самоуправления и свобод, гарантируемых Первой поправкой. Тем, кто считает, что строгая цензура необходима, не мешало бы познакомиться с результата­ми следующего интересного исследования (Zellinger, Fromkin, Speller & Kohn, 1974). Студентам последнего курса университета Пэрду (Purdue) показали несколько рек­ламных объявлений, в которых речь шла о достоинствах одного романа. В половине случаев исследователи включили в текст объявлений такую строку: «книга предна­значена только для лиц старше 21 года». Когда исследователи позднее попросили сту­дентов рассказать о своей реакции на показанные им рекламные объявления, они выяснили, что реакции молодых людей на запрет были типичными. Те студенты, ко­торые узнали о возрастном ограничении, испытывали более сильное желание прочи­тать данную книгу и были больше уверены в том, что эта книга им понравится (по сравнению с теми студентами, которые не знали, что доступ к рекламируемой книге ограничен).

Можно возразить, что результаты исследования, в ходе которого было опрошено небольшое число настроенных «на сексуальную волну» студентов, не приложимы к учащимся начальных и средних школ, а ведь именно здесь ведутся жаркие споры

Свидетельство того, что реактивное сопротивление может заставить людей делать то, что они при других обстоятельствах не стали бы делать, предоставил Хейлман (Heilman, 1976). Люди, покупаю­щие продукты в супермаркетах, более охотно подписывают петицию за государственное регулирова­ние цен на продукты, если перед тем им сообщают, что представители властей препятствовали рас­пространению этой петиции.

Глава 7

о необходимости преподавания основ сексологии. Два момента заставляют меня со­мневаться в силе подобного довода. Во-первых, психологи, которые занимаются изу­чением проблем, связанных со становлением человека как личности, сообщают, что, как правило, желание противостоять контролю со стороны взрослых появляется у детей как раз в начале подросткового периода. Многие люди, не принадлежащие к научным кругам, также обращают внимание на раннее появление сильных оппози­ционных тенденций. Шекспир «сделал» своего Ромео пятнадцатилетним, а Джуль­етту — тринадцатилетней. Во-вторых, реакция студентов университета Пэрду на за­прет является достаточно типичной не только в отношении темы секса и, следователь­но, не может быть объяснена высоким уровнем сексуальной озабоченности, который они могли бы иметь. В действительности подобным образом обычно реагирует на навязываемые ограничения большинство людей. Ограничение доступа к книге име­ло тот же самый эффект, что и запрещение фосфатсодержащих моющих средств во Флориде или запрещение речи в Северной Каролине: люди начинали ощущать боль­шую потребность в запрещенном предмете и в результате начинали выше оценивать качества данного предмета. Те, кто ратует за официальное запрещение использова­ния материалов, имеющих отношение к сексу, в школьных учебных программах, име­ют своей целью снижение уровня чувственной разнузданности у членов общества, особенно у молодежи. Результаты исследования, проведенного в Пэрду, а также ре­зультаты некоторых других подобных исследований заставляют задуматься, не при­водит ли подчас официальное запрещение чего бы то ни было к результату, обратно­му тому, который предполагался. В таком случае ограничение доступа студентов к материалам, имеющим отношение к сексу, вероятнее всего, будет способствовать по­вышению у этих студентов интереса к соответствующей теме и, следовательно, заста­вит их рассматривать самих себя как индивидов, которым эти материалы нравятся.

Термин официальная цензура мы обычно связываем в своем сознании с запреще­нием политических или порнографических материалов; однако официальная цензу­ра может иметь и другой вид. Такую цензуру мы обычно не считаем собственно цен­зурой, вероятно, потому, что она имеет место постфактум. Часто суду присяжных представляются доказательства или свидетельские показания, которые председатель­ствующий судья запрещает присяжным принимать во внимание. В данном случае судью можно рассматривать как цензора, хотя цензура имеет здесь не совсем обыч­ную форму. Представление информации суду присяжных не запрещается, так как оно уже имело место, запрещается именно использование этой информации присяжны­ми. Насколько эффективен подобный запрет? Возможно ли, что у присяжных, счита­ющих, что они вправе учитывать всю доступную им информацию, такой запрет вызо­вет психологическое реактивное сопротивление, в результате чего присяжные станут в большей степени ориентироваться на представленные доказательства?

На эти и некоторые другие вопросы пытались ответить социологи в ходе широко­масштабного исследования, проводившегося Юридической Школой университета Чикаго (Breeder, 1959). Полученные данные достаточно объективны, так как участ­никами эксперимента были настоящие присяжные, согласившиеся быть членами «экспериментальных судов присяжных», сформированных исследователями. Эти экс­периментальные суды присяжных прослушивали магнитофонные записи, сделанные во время ранее проходивших судебных разбирательств, и присяжные высказывали

Дефицит 235

свое мнение, как если бы они принимали решение. Особенный интерес представляет для нас следующий эпизод. Тридцать участвовавших в эксперименте присяжных слу­шали запись дела, возбужденного по иску женщины, которая пострадала в результа­те беспечности водителя грузовика. Были сделаны два интересных вывода. Первый вывод ни у кого не вызвал удивления: когда водитель заявлял, что у него есть страхо­вой полис, присяжные обязывали его заплатить жертве в среднем на 4 тысячи долла­ров больше, чем тогда, когда водитель говорил, что у него нет страховки (37 тысяч дол­ларов против 33 тысяч долларов). Таким образом, как давно подозревали страховые агенты, присяжные присуждают большее возмещение жертвам, если должна платить страховая компания. Однако второй вывод представляет особый интерес. Если води­тель говорил, что он застрахован, а судья решал, что присяжные не должны прини­мать во внимание это свидетельство, это указание судьи приводило к увеличению размера возмещения в среднем до 46 тысяч долларов. Таким образом, когда участво­вавшие в эксперименте присяжные узнавали, что водитель застрахован, они увели­чивали сумму возмещения на 4 тысячи долларов. Когда же другим присяжным офи­циально объявлялось, что они не должны учитывать при вынесении решения эту ин­формацию, присяжные ориентировались на нее в еще большей степени, увеличивая сумму возмещения на 13 тысяч долларов. Похоже, что официальная цензура, имею­щая место во время вынесения решения присяжными, создает для цензора серьезные проблемы. Присяжные реагируют на информационное ограничение повышением оценки значимости информации, которую им запретили использовать (дополнитель­ные доказательства смотрите в работе Wolf & Montgomery, 1977).

Уяснив, что люди особенно ценят ту информацию, доступ к которой ограничен, мы можем приложить принцип дефицита к сферам, не имеющим отношения к матери­альным предметам потребления. Это могут быть сферы идей, знаний и т. п. Важно понимать, что информацию не обязательно подвергать цензуре, чтобы люди ценили ее выше; ее должно быть только недостаточно. В соответствии с принципом дефицита люди считают информацию более убедительной, если думают, что не смогут получить ее из какого-нибудь другого источника. Утверждение, что эксклюзивная информация является более убедительной, является основой товарной теории анализа убеждения, разработанной двумя психологами — Тимоти Броком и Ховардом Фромкином (Brock, 1968; Fromkin & Brock, 1971).

Верность теории Брока и Фромкина подтверждают, в частности, данные, которые были получены в ходе одного эксперимента, проведенного моим студентом (Knishin-sky, 1982). Этот студент являлся преуспевающим бизнесменом, владельцем компа­нии, импортировавшей говядину. Он счел необходимым повысить свой образователь­ный уровень и стать высококвалифицированным специалистом в области маркетин­га. После того как мы с этим человеком однажды поговорили у меня в офисе о дефиците и исключительности информации, он решил провести исследование с по­мощью людей, работавших в принадлежащей ему компании. Торговые агенты позво­нили, как обычно, постоянным клиентам компании — закупщикам говядины для супермаркетов и других точек, торгующих продуктами в розницу, и одним из трех способов предложили им сделать заказ. Одни клиенты услышали предложение, сде­ланное в стандартной форме. Другим клиентам дополнительно была предоставлена информация о том, что поставки импортной говядины будут сокращены в ближайшие

236 Глава 7

несколько месяцев. Третья группа клиентов получила те же сведения, что и вторая группа, а также информацию о том, что мало кто узнает о предстоящем сокращении поставок, так как эти сведения поступили из надежного, но засекреченного источни­ка¹. Таким образом, клиентам из третьей группы дали понять, что ограничен не толь­ко доступ к продукту, но и доступ к информации, касающейся данного продукта — это был «двойной удар принципа дефицита».

Результаты эксперимента говорят сами за себя. Торговые агенты из второй и тре­тьей групп стали требовать от владельцев магазинов увеличения закупок говядины, чтобы можно было обеспечить бесперебойную торговлю в течение ближайших меся­цев. По сравнению с клиентами, которым было сделано торговое предложение в стан­дартной форме, те клиенты, которым было также сказано о дефиците говядины, зака­зали ее в два раза больше. Однако особенно много говядины заказали те клиенты, которые решили, что они владеют «исключительной» информацией. Такие клиенты приобрели в шесть раз больше говядины, чем клиенты, которым было сделано торго­вое предложение в стандартной форме. Очевидно, сообщение о том, что информация о дефиците сама является дефицитной, сделало данную информацию особенно убе­дительной.