I. Кросскультурные различия в социальных представлениях о войне

Выборка. Первая часть исследования проводилась в России и во Франции на группах людей старшего возраста, бывших непосредственными очевидцами войны. Во Франции нашими респондентами были русские эмигранты первой волны (46 чел. в возрасте 75 - 85 лет), эмигрировавшие во Францию в 20-х гг. с родителями, будучи маленькими детьми, и постоянно проживающие в Париже. Они принадлежат преимущественно к интеллигенции (по сословному происхождению некоторые из дворян). Образование получили во Франции. По роду деятельности среди них представители самых разных профессий и занятий: инженер, научный работник, финансист, чиновник, дизайнер и др. Во время Отечественной войны все они находились во Франции. Российскую выборку составили 62 чел. разных профессий в возрасте 75 - 80 лет - участники и очевидцы войны, постоянно проживающие в Твери. В тот период одни из них в составе Красной армии участвовали в военных действиях, другие работали в тылу. Выборка была выравнена по тендерному признаку.

В качестве основного метода исследования использовалось неструктурированное интервью, содержавшее темы, касающиеся событий начала войны на территории Советского Союза: вторжение гитлеровской армии, отступление Красной армии в 1941 г., перелом в ходе военных действий, значимые события в ходе войны. Тексты интервью были подвергнуты контент- анализу, а затем сравнивались по группам.

Результаты контент-анализа (процентные доли высказываний) обрабатывались при помощи углового преобразования Фишера, позволившего сопоставить две выборки по распределению признака.

Результаты. Французские респонденты вспоминают горячие споры в среде эмиграции о нападении Германии на СССР (29%). 69.3% говорят о том, что это нападение должно было освободить Россию от коммунизма, и лишь 19.8% респондентов выражали сожаление по поводу неудач СССР в начале войны. Все опрошенные россияне относятся к факту нападения Германии как к национальной трагедии.

Тема условий жизни в СССР перед войной активно обсуждалась в основном российскими рес-

¹ Выражаю благодарность Л. Ю. Суховеевой за помощь в обработке и анализе данных в ходе написания ею под моим научным руководством дипломной работы "Исследование особенностей коллективной памяти в различных социально-культурных группах" (Тверской госуниверситет, 2000).

стр. 51

Рис. 1. Гистограмма соотношения частоты высказываний (в процентах по вертикали), характеризующих экономическое положение СССР накануне войны у российских (ряд 1) и французских (ряд 2) очевидцев Второй мировой войны.

1 - улучшение жизни, 2 - развитие промышленности, 3 - развитие строительства, 4 - развитие сельского хозяйства, 5 - другие положительные стороны жизни перед войной, 6 - нейтральная (острожная) оценка жизни до войны, 7 - плохая жизнь накануне войны.

Рис. 2. Гистограмма соотношения частоты некоторых высказываний (в процентах по вертикали) российских (ряд 1) и французских (ряд 2) очевидцев Второй мировой войны о причинах отступления Советской армии в первые месяцы Отечественной войны. 1 - неготовность армии и народа к войне, 2- нехватка новой техники, 3 - плохое техническое оснащение армии, 4 - нехватка времени для подготовки нового вооружения, 5 - у Советской армии не было опыта ведения военных действий, 6 - отсутствие подготовленных командиров всех звеньев, 7 - репрессии военных всех звеньев, 8 - расстрел маршалов, 9 - у немцев был опыт ведения военных действий, 10 - у немцев техника была лучше, 11 - просчеты высшего командования, 12 - русские думали, что их пришли освободить от коммунизма, поэтому они сдавались в плен, 13 - большие потери, 14 - долгое восстановление от первых внезапных ударов, 15 - внезапность вторжения.

пондентами. На рис. 1 можно видеть, что у них преобладает позитивная картина интерпретаций предвоенной жизни: развитие промышленности (пункт 2), сельского хозяйства (4), повышение уровня жизни (5). Между тем и российские, и французские респонденты отмечают бедность населения (7).

При обсуждении причин отступления Советской армии в первые месяцы войны (см. рис. 2) и российские, и французские респонденты статистически равнозначно (при р > 0.05) называют неготовность к ней армии и народа (1). Между тем трактовка других указываемых причин различается. Так, репрессиям военных всех рангов большее значение придают российские ветераны, чем представители французской выборки (7): различия значимы при p< 0.05. Признание преимущества германской техники перед советской также значимо (при p< 0.01) различается в двух выборках (10). Опыт ведения военных действий у немецкой армии считается причиной первоначальных неудач СССР и различается у россиян и французов на том же уровне значимости. На внезапность нападения как причину отступлений российские респонденты также указывают статистически чаще (15). В целом, анализ причин отступлений содержится в 31.6% высказываний российских респондентов и только в 13.0% -французских. У россиян наблюдается большее разнообразие и большая детализация в суждениях об этих причинах. По- видимому, данные воспоминания, будучи эмоционально окрашенными, занимают более значительное место в их сознании, чем у французов.

Интересны расхождения во мнениях о том, почему солдаты Советской армии попадали в немецкий плен. Все французские респонденты убеждены в одном: русские, думая, что немцы пришли освободить их от коммунизма, сдавались в плен; между тем никто из русских так не считает (12). Российские респонденты утверждают, что солдаты очень редко сами сдавались в плен и попадали к врагу, либо оказавшись в окружении (19.8%), либо по беспечности (9.9%).

Таким образом, россияне, интерпретируя неудачи первых месяцев войны, которые для них являются травмирующими, указывают в основном на объективные обстоятельства, пытаясь сохранить позитивную групповую идентичность. В то же время французы отмечают, что объяснение следует искать в субъективных причинах; они активно приписывают русским желание освободиться от коммунизма, чего российские ветераны не подтверждают.

Различными оказались и высказывания о политическом режиме в СССР в начале войны. Французы сравнивают советский режим с гитлеровским (8), а их российские сверстники такое сравнение воспринимают как немыслимое и даже оскорбительное (см. рис. 3). Российские респонденты считают, что политическая система СССР того времени позволяла мобилизовать народные

стр. 52

силы для отпора врагу (1). При этом они признают, что жесткая "вертикаль" власти, существовавшая в СССР, приводила руководство к очень опасным ошибкам (3). На рис. 3 можно видеть, как травмирующее для россиян воспоминание о тоталитарной сталинской системе в сформировавшемся со временем культурном паттерне сглаживается. В то же время французы, субъективно отстраняясь от этой ситуации, утрируют ее негативные черты.

Воспоминания о роли личности Сталина (рис. 4) у представителей двух культур также структурированы по-разному. Если российские респонденты находят позитивные моменты в политике Сталина ("он сумел организовать отпор фашистам" (6), "за него сражались" (7), "народ ему верил" и т.п.), то французы, хотя и с меньшей частотой, согласны с россиянами лишь в пункте 6. Доли упоминаний о репрессиях (8) значимо различаются в пользу французской выборки. При этом французы рассказывают о репрессиях репатриантов из западных стран, вернувшихся в СССР после войны (13); россияне же по данному поводу не приводят своих высказываний. Россияне также не упоминают, в отличие от французов, болезненной подозрительности Сталина (5), в меньшей степени говорят о его жестокости (4).

В воспоминаниях о значимых событиях Второй мировой войны (рис. 5) и россияне, и французы равным образом называют битву под Москвой и блокаду Ленинграда. Знание о битве под Сталинградом французские респонденты демонстрируют статистически чаще (2). Кроме того, они помнят приход союзных войск во Францию, освобождение ее американцами, победу в северной Африке, большую роль в войне США и высадку союзников (9 - 13), чего не упоминают россияне. В свою очередь российские респонденты помнят взятие Берлина, Курскую битву, освобождение восточноевропейских стран и партизанское движение (1,4, 7, 8), о которых не говорят французы.

Обсуждение. Различия в структуре двух паттернов (российского и французского), а именно -более яркие воспоминания соответственно о вкладе СССР или западных стран, аналогичны известному эффекту эгоцентрического смещения (egocentric bias) в автобиографической памяти. По-видимому, так же как и в индивидуальной Я-концепции, образ "своей" культурной группы постоянно нуждается в подкреплении.

Таким образом, в структуре воспоминаний обнаруживается значительно больше расхождений, чем сходства. Основные аспекты различий изучаемых нами культурных паттернов касаются моментов, ключевых для образа "своей" культурной группы. У французов это споры о том, являлась ли война благом или трагедией для СССР, что отражает амбивалентное отношение эмигрантов к их бывшей родине. Сравнение советского политического режима с гитлеровским, утверждения о намеренной сдаче в фашистский плен русских солдат (элемент, вымышленный для подкрепле-

Рис. 3. Гистограмма соотношения частоты высказываний (в процентах по вертикали) российских (ряд 1) и французских (ряд 2) очевидцев Второй мировой войны о политической системе СССР того времени.

1 - позволила мобилизовать силы, 2 - ничего не знаю о ней, 3 - жесткая "вертикаль" власти, где опасны ошибки руководства, 4 - была неподконтрольна, 5 - "верхушка" пользовалась неофициальными льготами, 6 - неопределенная оценка, 7 - поощрение системы доносов, 8 - сравнение фашизма с коммунизмом, 9- трудно с чем-то сравнить, 10 - гнет для русских, 11 - комиссары стояли за спинами сражавшихся, 12 - в целом негативное отношение.

Рис. 4. Гистограмма соотношения частоты некоторых высказываний (в процентах по вертикали) российских (ряд 1) и французских (ряд 2) очевидцев Второй мировой войны о личности Сталина. 1 - не интересовался, что это за человек, 2 - нейтральная (осторожная) оценка, 3 - отрицательное отношение, 4 - жестокость, 5 - подозрительность, вплоть до психического отклонения, 6 - сумел организовать отпор фашистам, 7 - за него сражались, с его именем погибали, 8 - с его именем связаны репрессии, 9 - репрессии военных, "обезглавливание" армии, 10 - ошибки в начале воины, 11 - много невинно пострадавших людей, 12 - нет оправдания репрессиям, 13 - репрессии возвратившихся в СССР эмигрантов.

стр. 53

Рис. 5. Гистограмма соотношения частоты высказываний (в процентах по вертикали) российских (ряд 1) и французских (ряд 2) очевидцев Второй мировой войны о ее значимых событиях. 1 - взятие Берлина, 2 - битва под Сталинградом, 3 - блокада Ленинграда, 4 - Курская битва, 5 - оборона Брестской крепости, 6 - битва под Москвой, 7 - вступление СССР в европейские страны, 8 - партизанское движение, 9 - большая роль США в войне, 10 - приход советских войск во Францию, 11 - освобождение Франции американцами, 12 - победа в северной Африке, 13 - высадка десанта в Нормандии.

ния общей идейной схемы) также акцентирует негативный образ бывшей родины.

У российских респондентов построение положительного образа прошлого и образа "своей" группы в нем выражалось процессами "заякорения" СП на социально приемлемых моментах. Это проявлялось в акцентировании объективных причин неудач первых месяцев войны, утрировании позитивных моментов довоенной жизни и политики Сталина. Игнорирование травмирующих моментов: крупных просчетов руководства, неготовности страны и армии к войне, гигантских человеческих потерь в боевых действиях и др., позволяет справиться с негативной информацией, "облагородить"" прошлое. Такой коллективный коупинг происходит в нашем случае благодаря устранению нежелательной информации из структуры СП. Согласно Хальбваксу, именно прошлое дает образцы героики и отваги, тем более что исследуемая группа идентифицирует себя с военным прошлым. Эмоциональный заряд этих позитивных воспоминаний настолько силен, что они становятся основой психологического единства российской культуры.

Тем самым обнаруженные нами в структуре воспоминаний расхождения по ключевым аспектам позволяют говорить о сравниваемых группах, как имеющих, несмотря на общую национальную основу, настолько существенные эмические (в терминах Триандиса) компоненты субъективной культуры воспоминаний, выраженной СП, что могут рассматриваться как представители разных культур.