Проблема субъективного переживания
В советской психологии существует традиция рассматривать переж'ива'ние 'в качестве одной из центральных категорий, характеризующих психическое. С. Л. Рубинштейн изложение своей системы взглядов в «Основах общей психологии» буквально начинает со следующего положения: «Было бы бессмысленно говорить об отражении, если бы то, что должно отражать действительность, само не существовало в действительности. Всякий психический факт—это и кусок реальной действительности и отражение действительности—не либо одно, либо другое, а и одно и другое; 'именно в том и заключается своеобразие психического, что оно является и реальной стороной бытия и его отражением,—единством реального и идеального.<:...>
Эти два аспекта, всегда представленные в сознании человека в единстве и взаимопроникновении, выступают здесь как переживание и знание. Моментом знания в 'сознании особенно подчеркивается отношение к внешнему миру, который отражается в психике. Переживание это первично, прежде всего — психический факт, как кусок собственной жизни индивида в плоти и крови его, специфическое проявление его индивидуальной жизни» (1946. С. 5—6). Об этом же пишет Е. В. Шорохова: «Сознание это не только знание, но и переживание» (1961. С. 257).
Как можно видеть, речь 'идет об аналитической
рассечении целостного акта психического отражения, выделении и противопоставлении в нем полюсов знания и переживания, 'иначе — отражаемого содержания 'и его субъективного носителя. Обосновать такое различение феноменологическими данными нелегко из-за значительно худшей осознаваемости тех смутных чувств, которые 'составляют полюс переживания. В непосредственном интроспективном наблюдении оба полюса обычно предстают безнадежно слившимися. Не различает этих полюсов и обыденная рефлексия, склонная все переводить в единый план генетически сложившихся знаний о сббе и мире. И только отдельные и редкие .феномены расщепления знания и переживания (когда мы отчетливо переживаем, что нечто подобное видели или слышали, но 'не знаем, что 'именно, см. Yarmey, 1973) или специально направленное самонаблюдение (выясняющее, что именно мы испытываем непосредственно перед тем, как совершить некоторое движение, высказать некоторую мысль и т. п.) обнаруживают 'существование отдельного мира субъективных переживаний. Однако некоторые теоретические представления, а также ряд нерешенных проблем психологии позволяют предположить, что малозаметность этого мира может и не означать его малозначимости.
Образы, мысли, идеи не могут существовать без некоторого носителя, субстанции воплощения, и такой субстанцией является субъективное переживание. Человек может для сохранения перекодировать образы в ту или иную систему символов и знаков (устной речи, художественных средств, математических формул и т. п.), но для того, чтобы стать достоянием другого человека, они должны быть им перевоплощены обратно, переведены 'из конвенционального внешнего во внутренний, живой носитель. Важно подчерк-. нуть, что согласно данному пониманию именно субъективное переживание является носителем психических образов, а не физиологические процессы, несомненно, хотя и неизвестно как обеспечивающие возникновение феномена переживания.
Исключительное методологическое значение этих положений определяется тем, что они способствуют уточнению в отношении психического таких категорий, как форма и содержание, реальное и идеальное. Реальность субъективных переживаний позволяет охарактеризовать их как универсальную онтологическую основу психического образа, как конкретно-субъективную форму существования отражаемого в нем содержания. Другими словами, в психическом переживание проявляется в качестве реального носителя познавательных образов (воспринимаемых, представляемых, мыслимых) и в этом смысле 'противопоставляется отражаемому в них идеальному содержанию (которое неминуемо переживается): «Субъекту идеальное есть лишь содержание психического отражения объективного мира» (Гальперин, 1976а. С. 45). Разумеется, противопоставление переживания и отражаемого содержания (образов, знаний) является относительным, так как 'в целостных 'психических явлениях эти два полюса всегда выступают в единстве формы и содержания. Следует отметить, что в виде переживания и знания в психике человека обнаруживаются моменты, «в тех 'или иных формах представленные даже 'в'совсем элементарных психических образованиях» (Рубинштейн, 1946. С. 6), т. е. речь идет не только о высшей форме отражения—сознании.
Возможности дальнейшей конкретизации этих представлений в отношении полюсов знания и переживания резко различаются: если о разных видах и уровнях знания и их взаимосвязях современная когнитивно настроенная психология накопила множество детализованных данных, то многие проблемы, касающиеся переживания, не разработаны даже на уровне гипотез. Отсутствие представлений о границах эмоциональной сферы отражения2 автоматически обусловливает неопределенность в вопросе об основных видах переживания. Утверждается, например, что «переживание в индивидуальном сознании не тождественно с эмоциями», что «переживание как форма существования психического в сознании человека понятие более широкое, включающее в себя понятие эмоции в специфическом смысле-» (Шингаров, 1966. С. 158). Но если это так, то что можно сказать о не-
2 «...Едва ли найдутся два учебника, единогласные в том, где в нашем опыте проходит хотя бы приблизительная граница между эмоциональным и неэмоциональным» (Крюгер, 1984. С. 109).
эмоциональном переживании кроме того, что оно обнаруживается как субъективная реальность и как форма существования отражаемого содержания? Существуют ли какие-то его разновидности, имеют ли переживания внутреннюю структуру, как они взаимодействуют между 'собой?
Отсутствие ответов на эти вопросы позволяет утверждать, что и для современной психологии в полной .мере сохраняют справедливость слова У. Джемса:
«Мы должны признать, что определенные образы традиционной психология составляют лишь наименьшую часть нашей душевной жизни. Традиционные психологи рассуждают подобно тому, 'кто стал бы утверждать, что река состоит из бочек, ведер, кварт, ложек и других определенных мерок 'воды. Если бы бочки и ведра действительно запрудили реку, то между ними все-таки протекала бы масса свободной воды. Эту-то свободную, незамкнутую в сосуды воду психологи и игнорируют упорно при анализе нашего сознания» (Джеме, 1911. С. 137).
УСАЙТЕ
Игнорируются при анализе психического весьма разнообразные и функционально важные явления. Таковы, например:
— упоминавшиеся чувства меры реальности отражаемого содержания, которые обычно не замечаются из-за постоянного присутствия 'в психическом, 'но отчетливо обнаруживаются при психотических нарушениях, когда действительность воспринимается нереальной или в нее проецируются и воспринимаются реальными образы галлюцинаторного происхождения;
— чувство узнавания, тоже столь же мало заметное в нормально функционирующей психике и столь же явно обнаруживающееся в случае застрявшего припоминания, при неспособности человека идентифицировать узнаваемое явление («узнаю, но не могу вспомнить»), а также при аномалиях в виде симптома «уже виденного» в отношении того, что никогда раньше не воспринималось, или «никогда не виденного» при восприятии хорошо известных предметов;
— чувства пространственного расположения предметов в отношении тела (неисчислимые непосредственно понимаемые «там»);
— чувства способа действия (столь же неисчислимые «так»);
— — чувства сходства, ожидания и многие другие психические явления, имеющие признаки непосредственного субъективного переживания.
Справедливости ради надо сказать, что отдельные виды такого рода чувств достаточно интенсивно исследуются, например чувство понимания (Знаков, 1986), чувство знания (Carroll, Buss, 1988; Schacter,' Worling, 1985; Scholnick, Wing, 1988), однако в этих исследованиях они обычно рассматриваются в когнитивном аспекте — как результат и составная часть познавательной активности, но не со стороны их особой 'природы—как формы 'переживания3. Между тем феноменологически, в аспекте структурной локализации, такого рода чувства обнаруживаются как нечто, добавляющееся к отражаемому содержанию, что противопоставляет их этому содержанию и сближает с эмоциональными переживаниями: один и тот же предмет может переживаться как 'приятный, скучный, желательный, но вместе с тем и как реально существующий, знакомый, находящийся «там», что-то напоминающий и т. 'п. Сближает эмоции и рассматриваемые , чувства также и то, что оба явления определяются не столько самими по себе объективными свойствами предметов, сколько отношением этих свойств к внутренним образованиям индивида: в одном случае— к потребностям, ходу их удовлетворения, в другом, как правило, к накопленному опыту, активности по его 'использованию. Наконец, эмоции и рассматриваемые переживания тесно связаны функционально; это выше было показано на примере чувства реальности.
Таким образом, непосредственный опыт как 'будто говорит о том, что наряду с эмоциями существует множество других психических явлений, 0'бладающих признаками переживания. Но что в таком случае объединяет и различает эти 'разновидности переживания, .какие возможны дальнейшие характеризующие его дифференциации? Актуальность разработки вопросов о столь интимных и существенных особенностях психического не нуждается, по-видимому, в аргументации.
«Гедоническое пространство» и проблема пережи-
3 Так рассматривались, например, переживания отношений в Вюрцбургской школе.
рания. Определенную интерпретацию проблема переживания 'получает в свете трехмерной концепции чувств В. Вундта. Если учесть расширенную трактовку 'в этой концепции сферы эмоционального, тот факт, что чувства характеризуются в ней как «субъективный элемент душевной жизни» (Т. 3. С. 125), сопровождают всякий акт отражения и образуют отдельный пласт психического — ее можно рассматривать как концепцию не столько эмоций, сколько субъективного переживания. Согласно этой концепции эмоциональные переживания удовольствия-неудовольствия представляют собой один из возможных (но не обязательных) компонентов субъективного переживания,. а традиционные эмоции типа радости, стыда, гневя — определенные фор'мы развития субъективного переживания во времени.
Развитие этих взглядов способно привести к коренному изменению представлений о принципиальном строении психического. Так, из них следует вывод о двуплановости субъективного образа, о том, что всякое содержание получает в нем двойное отражение: на основе тех или иных когнитивных характеристик и, кроме того, в виде чувств-переживаний. Качественное разнообразие и изменчивость таких чувств, как бы дублирующих познавательное отражение, говорит о том, что полюс переживания в психическом означает не простую и однообразную субъективную презентированность отражаемого содержания,. а представляет собой дифференцированный и варьирующий пласт отражения, на котором субъект получает хотя трансформированное и упрощенное, зато унифицированное, переведенное на о'бщий чувственный язык впечатление об окружающем и происходящем.
Существование и значение в психическом особого плана переживаний-чувств легче всего проиллюстрировать на примере восприятия музыки, в основе которого, как известно, лежит не когнитивный анализ высоты и тембра звуков, состава аккордов и продолжительности 'пауз, а именно эмоциональное (чувственное) переживание звуковысотного движения и ритмики. Согласно В. Вундту, подобный (хотя не всегда столь ясно выраженный) чувственный резонанс сопровождает все отражаемое: газетный текст, пейзаж,. разговор и т. п. В отличие от восприятия музыки, которую иногда называют искусством формы, при чтении текста или разговоре человек сосредоточен прежде всего на анализе содержания, в связи с чем чувственное сопровождение им значительно хуже ре-флексируется. И все же нетрудно заметить, что восприятие, казалось бы, сугубо когнитивной информации тоже сопровождается сложной чувственной «мелодией»: нарастанием напряжения .при недопонимании, скуки и нетерпения 'при банальных высказываниях^ интереса, удивления, сомнения и т. п.
Таким образом, пережить—это значит не просто субъективно испытать, а испытать непременно особо, как-то специфически, и это «как-то» непосредственно схватывается субъектом на изначально ему доступном сложном языке, 'который только в развитых формах психики становится частично вербализуемым. причем с иллюзией принадлежности вербализованных отстоявшихся форм исключительно полюсу знания и объекта. С характерной чувственной «мелодией», например, отражается уменьшение угловых размеров предмета, и это есть та изначальная основа, которую "вследствие повторяющегося о'пыта младенец начинает воспринимать 'как «удаление». Когда при виде меховой шапки он произносит «кис-кис» — не логические умозаключения открывают ему некоторое подобие 'кошки и шапки, а именно сходство чувственного впечатления. По мере накопления опыта эти впечатления будут дифференцироваться и определенные их инварианты станут основой для понятий «мех», «пушистый», «мягкий» 'и т. 'п. Дальнейшее соотнесение и согласование значения этих слов, их использование для взаимоопределения способны окончательно уточнить их, включить в систему строгих знаний, однако далеко не все понятия достигают данного уровня развития. Не только ребенок, но и взрослый человек многие «житейские» понятия скорее чувствует, чем знает. Об этом говорит, в частности, тот факт, что при неожиданной просьбе дать определение такому понятию (например, «остроумие», «грузный», «спокойно») человек обычно начинает попытки, явно к чему-то в себе прислушиваясь, ощущая неточность своих слов и повторяя пробы. Чувство, соответствующее определяемому слову, вернее—.некоторый обоб-
щенный чувственный инвариант, у человека есть, и именно к нему он прислушивается, пытаясь передать другими словами.
Все это значит, что «чувственная ткань» отражения и сознания является не сенсорной, как это следует из господствующей в психологии доктрины ког-нитивизма4, а чувственной в вундтовском смысле слова. Одно из преимуществ данной гипотезы заключается 'в том, что при ее принятии не .возникают затруднения, связанные с необходимостью объяснения взаимодействия образований разной 'модальности в целостном акте отражения. Ею предполагается, что основа отражения — чувственная ткань — уже изначально является амодальной и что язык субъективных переживаний-чувств является 'как бы общим знаменателем, через который могут связываться 'впечатления от разных органов чувств и, что особенно важно, образовываться сенсомоторные, иначе—созер-цательно-деятельностные сплавы.
Функции переживаний. Концепция В. Вундта содержит весьма любопытные предположения о функциональном назначении чувств-переживаний. Во-первых, они отвечают за целостность, структурированность отражения: только 'благодаря слиянию чувств мы воспринимаем не последовательность звуков, а мелодию, не о'вал с двумя точками и черточками, а схему человеческого лица, не ряд разномодальных впечатлений, а предмет, эти впечатления вызвавший, и т. д. Иначе говоря, слияние чувств является механизмом перцептивной организации и всех тех феноменов, которые впоследствии были вскрыты в геш-тальтпсихологии.
Во-вторых, чувства способны служить посредником, связующим звеном между отдельными образами, мыслями, представлениями ,в то'м, что У. Джемсом было названо «потоком сознания»: благодаря чувству, вызванному некоторой ситуацией, картиной, человеком, анекдотом мы вспоминаем о другой ситуации, картине и т. д., когда-то вызвавшими сходное или противоположное чувство. Данное их проявление осо бенно отчетливо наблюдается в упоминавшихся случаях, 'когда этот процесс как бы застревает и 'мы переживаем чувство, указывающее, что с чем-то n'o. добным мы уже сталкивались, но неспособны восстановить, 'с чем именно 5. Связывая в «потоке сознания» отдельные образы 'и идеи, чувства обнаруживают себя, согласно В. Вундту, в качестве механизма ассоциаций. В более развернутом описании это 'проявляется в том, что «...при непосредственных чувственных представлениях входящие в них элементы чувства обыкновенно следуют за объективным впечатлением между тем как при воспроизведенных представлениях наоборот — они со столь же 'правильной закономерностью идут впереди» (Т. 3. С. 132).
В-третьих, 'чувства-переживания 'представляют собой первую фазу развития активных эмоциональных реакций, или аффектов (являясь вместе с тем «материалом» для такого развития), а та'кже возникающих из аффектов волевых 'побуждений и итоговых внешних действий, иначе говоря—участвуют в осуществлении процессов, которые в современной 'психологии называются мотивационными; данное функциональное проявление чувств, а также его критическая оценка изложены в предыдущей главе.
Таким образом, концепция В. Вундта помогает узаконить и локализовать в системе психического разнообразие субъективных переживаний не только категориально и в структурном отношении, но и функционально, изображая их участвующими в центральных, 'базовых психических процессах. Конечно, эти представления нуждаются в модернизации и не могут быть заимствованы безоговорочно; однако 'важно отметить, что, нуждаясь в доработке, они допускают ее. Как отмечалось, в трехмерной концепции чувств явно недостаточно отражена внутренняя активность субъекта, ее зависимость от потребностей, а также онтогенетическое развитие чувств. Едва ли можно сомневаться в том, что при усвоении новых навыков, знаний, умений, происходит своеобразное сокращение, свертывание переживаний, складываются чувства более высоких порядков обобщения, исчезает пере-
5 Этот феномен обыгран в рассказе А. П. Чехова «Лот3' диная фамилия».
д<явание напряжения и т. п. Именно учет моментов, де принятых во внимание в обсуждаемой концепции, позволяет строить предположения о более специфических проявлениях чувств-переживаний.
Представляется, что сходное чувство, вызываемое двумя элементами опыта, — это только одно из типичных оснований для ассоциативного возникновения образов. Речь идет о случаях, которые 'можно проиллюстрировать примерами из опытов А. Э. Мишотта;
при восприятии двух простых неравномерно двигающихся прямоугольников испытуемые иногда давали персонифицированные интерпретации: «А подошел к В, затем они поссорились и В удалился прочь», «Это похоже на кошку, 'подкрадывающуюся к мыши, внезапно 'прыгающую и ее схватывающую» (Michotte, 1968. Р. 265). Что еще, если не сходство чувств, лежит в основе такого рода ассоциаций?
Другой типичной основой для ассоциативного возникновения образов служат чувства, связанные отношениями частное — общее. Это значит, что некоторое актуально переживаемое частное чувство, вызванное внешним воздействием, может актуализировать то общее чувство, в 'которое оно когда-то входило в качестве составного компонента, а вслед за тем — в порядке развертывания общего чувства—весь связанный с ним познавательный комплекс или некоторый отсутствующий в ситуации его компонент (в последнем случае имеет место связь двух частных чувств через общее, в которое они входят). Так, залах перчатки может актуализировать у собаки весь чувственно-познавательный комплекс «хозяин», коробка конфет у ребенка — комплекс, сложившийся в связи с приходом вчерашних гостей, и т. п.
Как можно видеть, речь идет о самых обычных и вместе с тем неизвестно как осуществляющихся 'процессах. Способность одного явления или события напоминать о другом как один из самых ярких психологических феноменов, принятых в качестве универсального объяснительного принципа в ассоцианиз-Ме, тоже должна иметь объяснение, обеспечиваться Некоторым механизмом и реализующим процессом. Постановка проблемы переживания открывает определенные перспективы в выяснении этото механизма.
От частного чувства могут актуализироваться об щие чувства, сложившиеся на основе слияния как симультанных, так и сукцессивных переживаний. Актуализация общего сукцесоивного чувства вооружает субъекта представлением о возможном чувственном развитии ситуации или отдельных ее элементов. Так шум от вытираемых за дверью ног «запускает» у со^ баки комплекс открывающейся двери и появляющегося хозяина, конфета у ребенка — кинестетический комплекс ее развертывания, первые аккорды туша — весь чувственный рисунок его звукового развития и т. п. Показательно, что обладать картиной чувственного развития можно и не имея соответствующего ей четкого когнитивного представления. Когда мы пытаемся пропеть недостаточно хорошо освоенную мелодию, именно чувства позволяют ловить себя на фальши; мы помним чувство, а не последовательность звуковысотного движения, которую не удается воспроизвести.
Таким образом, значение слияния чувств не исчерпывается структурированием отражаемого содержания в данной ситуации и распространяется на будущее. Сложившиеся чувственные комплексы откладываются в опыте, обеспечивая приспособительные эффекты, значение которых трудно переощенить. Опытный субъект, воспринимая ситуацию, чувственно переживает значительно больше, чем непосредственно ему открывается стимуляцией. По эпизодическим обрывкам частных чувств он способен 'восстановить ту чувственную картину, которую могла бы вызвать стимуляция, в данный момент скрытая и на него не действующая; по первым признакам некоторого разворачивающегося события он способен с предвосхищением пережить всю чувственную «мелодию» этого события. Иначе говоря, в переживаниях-чувствах, а через них и в объективизированных представлениях ему на основе наличной стимуляции открывается его опыт, имеющий к ней отношение.
ШЕВЧЕНКО
Особенно важно подчеркнуть, что из-за амодаль-ности сферы переживаний чувственное ожидание изменения стимуляции имеет возможность связываться в ней в единый комплекс с чувственной картиной тех активных действий индивида (двигательных—повернуть, толкнуть и т. д., или умственных — сложить, отвлечься, обобщить ), которые являются условием
преобразования стимуляции. Образ воспринимаемой коробки спичек и чувственно предвосхищаемый образ зажженной спички в руке связаны сложнейшей чувственной «мелодией», сформированной зрительной и проприоцептивной стимуляцией и в сжатом виде открывающей субъекту то, как именно можно взять коробку в руки, открыть ее, схватить двумя пальцами спичку и т. д. У ребенка, не овладевшего данным навыком, предвосхищающий чувственный процесс будет иным: спички—это то, что в руках взрослого после специфических действий (именно «таких» действий, со своей чувственной «мелодией») может превратиться в нечто, движущееся и светящееся, ни на что больше не похожее и очень интересное. Подобным образом отличаются предвосхищающие переживания при восприятии музыки слушателем и музыкантом-исполнителем, у которого переход от воспринимаемого 'к ожидаемому впечатлению опосредствован чувственной картиной определенного движения пальцами, губами и т. п Достаточно очевидно, что в организации психического должна быть инстанция, в которой могли бы происходить такого рода перцеп-тивно-проприоцептивные синтезы.
Выделения заслуживает и тот факт, что наряду с различными вариантами проявления чувств в качестве связующего звена между отдельными элементами приобретенного опыта они служат также основой для приобретения такого опыта, его структурирования и упорядочения. Особенно данное проявление чувств заметно на первых этапах усвоения ребенком речи, в котором под фильтрующим влиянием словесного обозначения происходит обособление инвариантных чувственных структур или определенных «мелодий», «рисунков» их развития, общих для самых разнообразных по отражаемому содержанию ситуаций и соответственно по конкретному составу вызываемых ими чувств. Что общего между прыжком кузнечика, 'балерины, температуры тела, собственным проприоцептивно воспринимаемым прыжком и др.? Сопровождение восприятия этих событий одним и тем Же словом способствует выявлению общего чувственного инварианта, который и становится первоначальной основой понятия «прыжок» В «житейских» поня- тиях такая основа сохраняется в качестве главной их составляющей.
Формирование означенных словом чувственных инвариантов самым существенным образом меняет условия и возможности психического отражения. Так структурирование отражаемого содержания начинает подчиняться не толыко закономерностям слияние чувств, но и искусственным знаковым системам; субт. ркт получает возможность днфферекцированно переживать и сосредоточиваться на отдельных аспектах ситуации 'и ее изменениях, воспринимаемых при непосредственном отражении диффузно и слитно (вместо <<это-изменилось-так» — «кузнечик» «отпрыгнул» «е траву»); самостимуляция искусственными знакамг внутренняя речь создает возможность прорзвольнг ' держивать у себя нужные чувственные состояние и др
Разумеется, проблема переживания, его разнови^ гостей и функционального назначения, нуждается в Солее аргументированной и развернутой разработке Здесь же была сделана попытка обратить внимание на незаслуженное игнорирование в современной психологии целого пласта специфических субъективных явлений — феноменологии «смутных» переживаний — и показать, что их признание и учет в теории являются условием и открывают заманчивые перспективы для развития не только проблем мотивации. По существу речь идет о новой интерпретации чувственной ткани, при которой она обособляется от процессов познания и становится выполняющим ряд важнейших функций основанием психического, причастным практически ко всему, что в нем зарождается и происходит.
Субъективное переживание и пси^осемантика. Тезис об игнорировании в психологии «смутных» переживаний нуждается в оговорке, поскольку именно они интенсивно изучаются в психосемантике. Что еще, если не эти переживания, создает возможность исследования при помощи субъективного шкалирора-ния, семантического дифференциала и других приемэд построения семантических пространств, что, если не они, обсуждается под названием коннотативного значения объектов (см Петренко, 1988) ? Поэтому речь идет о теоретическом игнорировании, вследствие ко-
торото многочисленные и любопытные данные психосемантических исследований обсуждаются главным образом в их пределах и мало влияют на общепсихологические представления. В известной мере это объясняется характером исследований в психосемантике, из-за позитивистской ориентации сосредоточенных преимущественно на эмпирических данных, предпочитающих формальные методы их анализа и в результате замкнуто развивающих собственный язык и схемы объяснения.
Наряду с убедительной демонстрацией существо-ван 1Я полюса дифференцированных субъективных переживаний лсихосемантические исследования выяви чи ряд особенностей этой области психического. К наиболее сенсационным можно отнести данные о трех доминирующих измерениях гедонического пространства, содержательная интерпретация которых близка к вундтовской. Кроме пространства, построенного на осчове семантического дифференциала, при-чеч по данные испытуемых разного возрас1а, интел-лекгуального развития, этнической принадлежности (Osgood а. о , 1957; Osgood, 1962), трехмерность была обнаружена в исследованиях мимического выражения эмоции (Gsgood, 1966; Schlosberg, 1954), а также субъективного сходства понятий, означающих эмо-циочальные состояния (Архипкина, 1981). И хотя дальнейшие исследования показали недостаточность представления о трехмерности, обнаружив ряд новых факторов-измерений (напр., Bentler, LaVoie, 1972) и зависимость выявляемой размерности семантического пространства от применяеуой методики и набора предъявляемых испытуемым объектов (Петренко, 1983; Шмелев, 1983), в целом идея В. Вундта оказалась перспективной и получила серьезную поддержку6; утверждается даже, что «данные о панкультур-ной. планетарной устойчивости системы координат ЁРА следует интерпретировать как указание на объективный общечеловеческий (а возможно, и общебио-логи--сский) принцип трехаспектности в биоэпергети- ческой организации поведения» (Шмелев, 198^ С. II)7. •
Некоторая неожиданность этих данных обусловлена малым правдоподобием того, что реальное качественное разнообразие субъективных переживаний сводилось бы к относительно простой системе трех измерений. Одно из возможных объяснений «планетарного» 0'бнаружения этой системы вытекает из изначальной ограниченности лсихосемантических методик, их преимущественной нацеленности на выяснение специфических переживаний, связанных именно с оценкой отражаемых объектов. Возможно, что такие переживания допускают описание при помощи некоторого числа однопорядковых измерений-факторов. Но, согласно В. Вундту, многомерное гедоническое пространство представляет собой только первый момент в раскрытии феноменологии переживаний, основу для последующего описания их сложнейшей динамики: развития, взаимодействия, слияния, перерастания друг в друга и т. д. В этом 'процессе рождаются новые переживания, соответствующие уже не столько объектам, сколько собственной активности в их отражении и локализации в системе накопленного опыта. Похоже, что такие вторичные, процессуальные переживания не получают достаточного отражения в реконструируемых психосемантических пространствах.
Рассмотрим это на примере. Очевидно, что в исследованиях при помощи методики семантического дифференциала переживания сходства-различия являются одними из наиболее интенсивно используемых:
именно они являются продуктом сравнения переживаний, вызываемых тест-объектом и отдельными шкалами, именно они в итоге экстериоризуются в ответах испытуемых. Но в семантическом пространстве, построенном на основе этих ответов, отражение получают сравниваемые переживания, между которыми усматривается либо не усматривается сходство, и результаты их сравнения, а не сравнивающие процессы и осуществляющие их переживания 'сходства (а так-
7 ЁРА — сокращенное обозначение на английском языке трех универсальных факторов семантического дифференциала -~ оценки, силы, активности.
ye уверенности, сомнения и др.); фактически мы получаем информацию об относительной локализации переживания тест-объектов в системе заданных шкал или обобщенных их группировок, т. е. некоторую характеристику субъективного отражения предметов, а не процессов, позволивших такую информацию извлечь.
Конечно, можно представить (и, по-видимому, показать при помощи психосемантических методов), что переживания сходства, уверенности, поиска, узнавания, знания, понимания и т. п. тоже могут быть локализованы в семантическом пространстве с теми же или подобными измерениями-факторами. Но не теряется ли при этом нечто существенное, не исчезает ли процессуальность, функциональная специфика этих переживаний? Реальное пространство переживаний по всей видимости является не только многомерным, но и многоуровневым, имеющим как структурную, так и сложную функциональную организацию, отраженную, в 'частности, в морфологии языка; есть основания думать, что части речи, времена, падежи, наклонения и т. д. соответствуют именно специфическим функциональным инвариантам переживаний. Экспериментальная психосемантика в лучшем случае позволяет получать фиксированные, к тому же частичные и редуцированные срезы этой сложной организации, которые сами по себе, вне теоретического контекста, в осмысленную картину не укладываются. Умозрительные построения В. Вундта, структурно и, что особенно важно, функционально включающие чувства-переживания в систему психического, предоставляют вариант такого контекста, во всяком случае отправную точку для его дальнейшего уточнения.
Независимо от того, какое решение получит в будущем вопрос об организации субъективных переживаний, система которых имеет признаки скорее поля, чем пространства, и как в этом решении пропишутся пионерские представления В. Вундта, высказанная им идея многомерности переживания может быть принята и как оказавшаяся плодотворной, и как перспективная. Как уже подчеркивалось, одно из ее преимуществ состоит в том, что она обеспечивает гармоническое и правдоподобное включение мотивационных процессов в поле субъективных переживаний.