Сакральные места зоны отчуждения
Храм Святого Ильи
До наших дней в Чернобыле сохранилось всего одно действующее культовое сооружение — Свято-Ильинский храм. У него необычная судьба. Храм был построен в 1779 году, а в 1930 году его закрыли, колокола при этом сняли. В годы Великой Отечественной войны, в 1942 году, его вновь открыли, службы в нем непрерывно шли вплоть до 1986 года. В конце 90-х годов храм возрождают, и после реставрации в 2000 году он вновь принял прихожан. Настоятель Ильинского храма — протоиерей Николай Якушин, коренной житель Чернобыля. Нынешний приход составляют «самоселы» и работники предприятий зоны. Впрочем, храм охотно посещают и первые лица страны, которые приезжают в зону отчуждения с официальными визитами.
Здесь находятся уникальные иконы «Чернобыльский спас», «Явление Богородицы жителям города Чернобыля» и «Святитель Николай».
Отдельного внимания заслуживает икона «Чернобыльский спас», которая была написана в 2003 году. В верхней ее части расположены образы Богородицы, Иисуса Христа и Архистратига Михаила. В нижней части иконы, в центре и на переднем плане Чернобыльская сосна — дерево, которое стало символом ядерной трагедии. Слева от нее изображены души умерших чернобыльцев, справа — ликвидаторы аварии: пожарный в респираторе, работник станции, летчик и медсестра. На горизонте за очертаниями саркофага изображен восход солнца, в небе сияет звезда Полынь, речь о которой идет в одном из пророчеств Апокалипсиса. Обожженная, безжизненная земля на переднем плане покрыта первой травой, символизирующей возрождение жизни.
Во дворе Свято-Ильинского храма размещен колокол скорби. Ежегодно в ночь на 26 апреля, ровно в 1 час 23 минуты, когда произошла катастрофа, в колокол звонят, причем число ударов равняется числу лет, прошедших со дня трагедии.
Церковь Архистратига Михаила — покинутый храм, который расположен в селе Красно
Это последний из двух православных храмов, которые существовали в селах зоны отчуждения на момент аварии. Другой храм — Свято-Воскресенская церковь в с. Толстый Лес — сгорел во время пожара 1996 года. Село Красно находиться в 40 км от города Чернобыль на левом берегу реки Припять. Название же село Красно получило за свою необычайную красоту, поскольку со слов старожилов известно, что было оно очень аккуратным и ухоженным, а церковь дополняла его облик богатым убранством.
Первые упоминания о Храме Архистратига Божия Михаила относятся к началу XVII века. Название же село Красно получило за свою необычайную красоту, поскольку со слов старожилов известно, что было оно очень аккуратным и ухоженным, а церковь дополняла его облик богатым убранством.
Судьба церкви сложилась весьма драматично. В 1926 году она была закрыта, а священник был сослан в Сибирь. До 1942 года, когда церковь была открыта вновь, дважды предпринимались попытки сжечь ее, но селяне вставали стеной и оба раза спасали святыню. И все же в 1986 году уберечь церковь не удалось…
В первые же после аварии на ЧАЭС дни, наполненные всеобщей неразберихой и паникой, Михайловский храм в выселенном селе Красно был полностью разграблен. Древние иконы, другие ценные и уникальные предметы церковного обихода исчезли навсегда. Даже холсты с изображением святых, размещенные на стенах на большой
высоте, были сорваны. В последнее время силами церковной общины Свято-Ильинского храма и администрации зоны выполнена реставрация куполов и кровли церкви. Светло-зеленые купола церкви Архистратига Михаила сегодня можно видеть в ясную погоду с гостиницы «Полесье» города Припять.
Село староверов Замошня
Всякий, кто знаком с историей Чернобыля XVII-XIX веков, не может не удивляться существовавшему тогда религиозному разнообразию — хасиды, православные, католики, староверы, католики-раскольники спокойно сосуществовали вместе. Существует два объяснения такой толерантности. Во-первых, экономика Чернобыля того времени строилась на доходах от речной торговли. А, как известно, веротерпимость в торговых городах была нормой. Во-вторых, Полесье занимало периферийные, хозяйственно бедные пограничные земли. Поэтому коренные обитатели и хозяева Чернобыльского имения вынуждены были принимать и лояльно относиться ко всем, кто соглашался здесь жить, а значит, поддерживать численность населения и освоенность территории.
Так, в 1755 году здесь появились староверы из Стародубья, что на Черниговщине. Они скрывались не от преследования властей, а уходили от религиозного несогласия с земляками — те стали все чаще и теснее общаться с православными. Несогласные с таким положением дел староверы обосновались в Чернобыле и в селах Замошня и Красиловка.
Староверы внесли значительный вклад в местную культуру земледелия: «Жилища раскольников опрятнее не только мещан православных и крестьян-собственников, но и богатых евреев. При каждом доме сад и огород; и притом с такими качествами произведений, которые не умеют достигнуть окрестные крестьяне. Например: картофель, лук, капуста, огурцы, подсолнечник обрабатываются превосходно; плоды садоводства, даже нежные абрикосы и персики во множестве доставляются в Киев», — гласят литературные памятники истории.
Подробно скит чернобыльских староверов описывает К.Г. Паустовский в книге «Повесть о жизни. Начало неведомого века»: «Через несколько дней я пошел в скит. Лес был темен, завален буреломом. Потом не на поляне, а прямо в лесу, среди деревьев, я наткнулся на высокий тын из почернелых бревен. Такие тыны я видел на картинах Рериха и Нестерова, изображавших старые обители. Я пошел вдоль тына к воротам. Они были заколочены. Я долго стучал в калитку, пока мне не открыл тот самый монашек, что приходил за солью. Я вошел в заросший травой дворик, увидел рубленную из сосны косую маленькую церковь и сразу как бы выпал из своего столетия. Мы вошли в церковь. Горело всего три-четыре свечи. Старики в черных схимнических рясах с нашитыми на них белыми крестами и черепами не шевельнулись. Коричневой позолотой поблескивали во мраке узкие лица святителей. Горьковато пахло горелыми можжевеловыми ягодами — ими монахи курили вместо ладана».
Сейчас найти в Чернобыле, да и во всей зоне отчуждения объекты старообрядческой культуры уже трудно. Исключением можно назвать село Замошня, там есть старое кладбище и развалины церкви. Погост расположен на западной окраине села в дубовой роще, он небольшой, последние захоронения датированы 70-ми годами XX века. Намогильные сооружения представлены деревянными крестами старообрядческой формы — восьмиконечный крест с тремя перекладинами — и деревянными же надгробиями в форме домика — нарубы.
В ста метрах от кладбища высится кирпичная церковь. Это единственный элемент, оставшийся от женского монастыря XIX века. В 1930-х годах она была закрыта, а в годы после аварии на атомной станции в церкви сгорели купол и перекрытия.
Фактически от нее остались только стены, на которых нет ни росписей, ни надписей. Вместо прихожан здесь обосновалась густая растительность: в восточной части растут четыре осины, повсюду кустарники, краснеет спелая малина, шумит листва… Поэтому у всякого, кто попадает в этот участок леса, обнесенный кирпичными стенами, складывается довольно необычное впечатление.
«Украинская Атлантида»
Сюжет о «самоселах» является обязательным для любого репортажа из зоны отчуждения. В свое время наличие здесь людей стало для всего остального мира открытием и шоком. Для кого-то «самоселы» — герои, которые бросили вызов страшной катастрофе и существующей на то время системе. Для других — настоящие патриоты родной земли. Третьи видят в них последних носителей культуры Полесья.
Ростислав Омеляшко, директор государственного научного центра защиты культурного наследия от техногенных катастроф МЧС Украины, считает, что чернобыльская катастрофа стала причиной разрушения не только материальной, но и духовной составляющей человеческого общества, некогда здесь существовавшего. Люди, носители культуры, традиций и обрядов, рассредоточились и ассимилировали в других регионах, а потому уже очень скоро полесский этнос будет безвозвратно утрачен.
Еще в XIX веке известный краевед Лаврентий Похилевич писал об архаичных культурных чертах сел долины реки Припять. Как ни удивительно, но эта архаика не исчезла и к концу XX века. Находясь в зоне отчуждения, поражаешь-
ся обилию уникальных, почти музейных предметов быта в оставленных домах — прялки, рубеля, глиняные горшки ручной работы и даже лапти. Все это использовалось и составляло материальный мир культуры местных жителей. Увлекающийся любитель старины вполне мог бы собрать здесь приличную коллекцию. Причем не затрачивая на это много времени и сил, просто так, между делом, не выходя за пределы Чернобыля и в свободное от работы время. И такие коллекции собирали — почти на каждом действующем в зоне предприятии есть своя импровизированная этнографическая экспозиция.
Полесье было и отчасти остается своеобразным «этнографическим заповедником», в котором сохраняется много культурных особенностей, характерных для традиционного аграрного общества. Почему так? Вероятно, причина кроется в природных особенностях края: сильная заболоченность территории и бедные почвы привели к слабой его освоенности. Промышленная революция XVIII-XIX веков послужила некоторому развитию сельского хозяйства и добыче природных ресурсов, но при этом индустриализация и урбанизация обошли Полесье стороной. Такое периферийное положение позволило жителям Чернобыльского края сохранить прежний хозяйственный и, соответственно, культурный уклад жизни.
Сейчас много говорят о гибели села или даже о его геноциде. Но это уже заключительная часть процесса, который длится с середины XIX века. Промышленная революция начала переход от традиционного аграрного общества к индустриальному, и это новое общество строилось на материальных и человеческих ресурсах села. Поэтому гибель крестьянского образа жизни — одно из главных событий в истории СССР XX века.
Особенно ясно это стало видно в 60-х годах прошлого столетия, когда численность городского населения в Союзе превысила количество сельских жителей. В литературе тогда тему распада крестьянского уклада подняли писатели-деревенщики Астафьев, Белов, Распутин. В своих произведениях они описывали драматическое столкновение двух миров — нового и старого — двух разных мировоззрений. Они описывали, сохраняя тем самым для потомков уходящую в прошлое тысячелетнюю традицию крестьянской жизни.
В одном из первых документальных фильмов о катастрофе на ЧАЭС «Колокол Чернобыля» режиссер Ролан Сергиенко тоже затронул тему столкновения этих двух миров — сельского и индустриального. Эпизоды, где показаны напряженные, почти боевые действия возле разрушенного энергоблока, чередуются со сценами неспешной жизни прилегающих к зоне сел. Интервью ученых, военных и работников станции, в которых жестко описывается ситуация и дается оценка случившегося, сменяются озадаченными размышлениями сельских жителей о том, что же это такое? Вроде не война, но возможна эвакуация… И как с этим жить? Особенно выпукло демонстрирует это столкновение эпизод, когда дозиметристы проводят обследование архаичного колодца-журавля, а на окраине села в это время садится боевой вертолет МИ-24 с группой ученых на борту.
Характерно, что распад привычной жизни был растянут во времени на десятилетия. Из каждого поколения деревенских жителей кто-то непременно уезжал в город, поэтому жизнь в селах постепенно, но неуклонно трансформировалась. В результате же аварии на ЧАЭС и последующей за ней эвакуации с большой территории ушли почти все местные жители, те самые носители культуры. Более кратко, но образно об этом же сказала украинская поэтесса Лина Костенко: «После аварии на ЧАЭС исчез целый материк уникального этнокультурного значения…»
Она же дала название этому материку — «Украинская Атлантида».
Последними носителями культуры «атлантиды» стали «самоселы». Есть что-то парадоксальное в том, что катастрофа объекта — атомной станции, которая считалась вершиной технологической мысли индустриальной эпохи, привела к консервации традиционного аграрного полесского уклада. И это явление очень точно описала Лина Костенко, назвав «самоселов» «аборигенами атомных резерваций».
Например, в Чернобыле дома «самоселов» соседствуют с корпусами лабораторий, и это настоящие параллельные миры. Внутри лабораторий с тихим гулом работают спектрометры, в химических аппаратах осаждаются трансурановые элементы, на компьютерах строятся графики, пополняются и обрабатываются базы данных. Полученные здесь результаты исследований и наблюдений имеют широкую географию адресатов — отечественные и зарубежные научные центры, органы власти и управления, международные организации, такие как ООН и МАГАТЭ.
А рядом в домах «самоселов» на стенах висят фотографии предков с начала XX века, расставлены предметы быта и мебель, сохранившиеся с 50-70-х годов прошлого века. Люди ведут хозяйство и возделывают землю так, как это делали их деды и прадеды.
Два мира сосуществуют бок о бок, и в первом из них закладывается фундамент будущего, во втором — бережно сохраняется прошлое.