ГЛАВА 1 Внутренний мир травмы в его дьявольской форме

1. Замечанием об этом отличии я обязан Робин ван Лобен Зелье (Robin van Loben Sels), которая обсуждала эти различия в своей последней работе "Сновидения как хлеб насущный", представленной в Институте Temenos в Вес-тпорте, Коннектикут, в октябре 1993.
2. Мы отсылаем читателя к работам Майкла Балинта, посвященным обсуждению различий между "злокачественными" и "доброкачественными" формами регрессии и их представленности в клиническом материале (см. Balint, 1979).
3. Леонард Шенгольд (Leonard Shengold) предлагает интересное обсуждение того, каким образом пациенты, пережившие тяжелую психическую травму (он называет тяжелую травму "убийством души"), используют самогипноз как защиту от невыносимой тревоги. Он пишет, что эти пациенты становятся виртуозами в гипнотизировании самих себя (см. Shengold, 1989).
4. Джеймс Мастерсон уделял особое внимание тому, как поощряющее частичное единство объектных отношений (RORU,Rewarding Object Relations Part Unit) образует патологический альянс со слабым эго пациента, сохраняя его, таким образом, слабым. Все импульсы, связанные с индивидуацией, направляются внутренним поощряющим объектом на самоублажающее регрессивное удовлетворение, способствуя, таким образом, избеганию пациентом борьбы в реальном мире, проживания своей тревоги и принятия на себя ответственности (см. Masterson, 1981).
5. Конечно, можно возразить, что несущий зло доктор-Трикстер в госпитале зомби является образом меня самого в переносе. Некоторые аналитики могли бы сказать, что Мэри бессознательно восприняла мое предложение связаться по телефону как уловку, вступив в тайный альянс со своими защитами, и, как следствие, в ее сновидении я предстаю в дьявольском облике — делающим инъекцию "расчеловечивающей" (dehumanizing) сыворотки. От такой интерпретации нельзя просто отмахнуться. Опасность тайного сговора с "ложным я" пациента представляется довольно реальной. Я уже выдвигал предположение, что в той степени, в которой я пытался "смягчить" для нее воздействие ее отчаяния и тревоги в течение предыдущих лет терапии, я вступал в тайный сговор с дьявольским аспектом ее Трикстера. Таким образом, этот материал демонстрирует нам дьявольскую подоплеку наших терапевтических благих намерений — всегда представляющих соблазн для терапевта, так же как и для пациента, выйти за пределы аналитической работы. Этот соблазн представляет особую опасность, когда в контексте эротического переноса появляется фигура черного мага.

С другой, классической точки зрения, инъекцию можно интерпретировать в сексуальном аспекте: что под моей "прекрасной внешностью* в переносе в своем сне Мэри разглядела мое намерение ввести (inject) в нее свой пенис и превратить ее в зомби. Ни одна из этих интерпретаций не является "неверной". Просто эти интерпретации являются слишком поспешными или слишком редуктивными, толкуя образ сновидения на языке конкретной аналитической реальности, отбрасывая бессознательную "скрытую" форму, будто бы бессознательное всецело занято отношениями переноса. Если мы будем исходить из самого образа, то мы увидим, что доктор-Трикстер и демон обжорства Мэри, видимо, имеют одно общее "намерение". Оба соблазняют ее покинуть "ее мир" и вступить в "их мир", в котором она попадает в измененное состояние "отключки" или "зомби". Это, по существу, состояния, лишенные чувств. Итак, видимо, "цель" нашей дьявольской фигуры состоит в том, чтобы погрузить ее в "оцепенение", в состояние деперсонализации. Зачем это нужно дьявольской фигуре? Для того, чтобы эго Мэри не столкнулось с тем, что считается этой фигурой несущим угрозу ее "нормальности (sanity)", т. е. чтобы не возникли реальные отношения, в которых она опять может кому-то довериться, что приведет только к ее убийству/расчленению (be massacre). Дьявол первый убьет/расчленит ее во внутреннем мире.