Почему статистический прогноз вызывает сопротивление? 1 страница

Миль выражает недоумение по поводу того, что до сих пор обсуждается вопрос о том, какой прогноз лучше — кли­нический или статистический. Результаты многих исследо-ваний убедительно показывают преимущества статистического прогноза. Однако победитель в этом про­тивостоянии до сих пор не может завоевать сколько-нибудь крепких позиций в психологии. Почему же существует со­противление статистическому прогнозу? Прежде всего Миль не выказывает никакого намерения обращаться к «argumentum ad hominem»*. Он пытается понять, почему же так долго не осознаются преимущества статистического ме­тода. Миль приводит перечень социально-психологических факторов, которые, по его мнению, обусловливают не под-

* argumentum ad hominem —аргумент к человеку, (лат.) Выражение от­носится к доводам, воздействующим па чувства собеседника, в противо­положность объективным аргументам (прим.перев.).

дающееся рациональному объяснению сопротивление ис­пользованию статистического прогноза. Миль ничего не го­ворит об источниках этой информации: получены ли эти результаты в процессе статистических исследований, или же это итог клинических наблюдений. Отсутствие цифр и формул позволяет предположить, что это аргументы кли­нического типа.

1) Недостаточное знание статистических методов и сути самого противостояния. Миль указывает на тот факт, что многие молодые доктора философии ничего не знают о формуле предсказания Спирмена-Брауна и о теореме Байеса.

2) В какой-то степени здесь может сказываться опасение остаться без работы для многих сторонников клинической ориентации, поскольку применение математических формул может оказаться более эффективным.

3) Ориентация на статистические методы не соответствует профессиональным стереотипам — представлению о кли­ническом психологе как о специалисте, обладающем ком­муникативными навыками ведения клинической беседы и способном решать проблемы.

4) Клинические психологи обычно придерживаются одной теории, даже если не существует эмпирических доказа­тельств справедливости этой теории или если эта теория не является плодотворной основой для выработки гипотез.

5) Использование формул для описания той или иной ситу­ации часто воспринимается как дегуманизация.

6) Использование формул иногда выглядит неэтичным. Но неэтичным можно также считать и отказ от использова­ния формул в тех ситуациях, когда статистический про­гноз был бы гораздо эффективнее.

7) Не слишком легко воспринимается то, что компьютер способен решать проблемы и отвечать на вопросы лучше, чем человеческий разум. Миль защищает ту точку зре­ния, согласно которой только при решении ограниченного круга проблем компьютер действует успешнее человече­ского разума.

Клейнмюнц (1990, стр.302) также пытался ответить на вопрос: «Почему мы до сих пор используем свою голову вместо того, чтобы применять формулы?» Его ответ не столь радикален, как ответ Миля. Он приводит примеры исследо-

вателей, которые предпочитают клинический диагноз, да­же если известен прогноз, основанный на формулах. Один из таких примеров — использование программы для опре­деления причин острых болей в желудке. Проведенные в 1975 году испытания показали, что при использовании этой программы можно успешно диагностировать и выявлять причины острых болей в желудке в 91 % случаев. Это луч­ший результат по сравнению с прогнозами опытных специ­алистов. Но даже с учетом этих обстоятельств разработчики программы не рекомендовали ее для использования во всех без исключения случаях. Они сочли более разумным, что в ситуациях острой угрожающей боли врачи будут полагать­ся на собственный опыт и интуицию. Эксперты решили, что в критических ситуациях действия врачей будут более эф­фективными по сравнению с использованием программы. Возможно, в данном случае учитывалось то, что у специа­листов существует дополнительная информация (типа упо­мянутого Олпортом «знания о разбитой ноге»), но использование программы во многих случаях давало луч­шие результаты .по сравнению с мнением специалистов. Считается, что используемые в повседневной практике программы прогнозирования успешны в девяноста пяти процентах случаев. Но может случиться так, что для спе­циалистов будут интересны как раз оставшиеся пять про­центов случаев. Каким образом специалисты могут корректно поставить диагнозы в этих случаях?

Клейнмюнц указал и на другую причину того, что более предпочтительным оказывается использование «головы». Ситуация клиента, с которой работает психолог-клини­цист, обычно плохо структурирована. Психолог имеет дело с «настоящей жизнью», с богатой человеческой натурой. По мнению большинства людей, в жизни происходит много неожиданных событий, встречаются ситуации, которые не имеют однозначной интерпретации. Клинический психо­лог учитывает это в своей работе. Использование же фор­мул возможно там, где существует хорошо структурированная проблема, при этом любые случайности интерпретируются как ошибки или же объясняются недо­статком знаний. Психолог, использующий формулы, «от­страняется» от анализа реальных жизненных проблем,

7!

поэтому при использовании формул возможен некоторый редукционизм. В целом же, по мнению Клейнмюнца, этот аргумент не валиден. Он использует пример шахматного компьютера, который приспособлен для решения сложных задач.

Прагматическим аргументом в пользу того, чтобы не использовать формулы, является высокая стоимость иссле­дований. Для того, чтобы иметь в своем распоряжении нуж­ные формулы, следует провести большое число предварительных исследований. Всегда существует опреде­ленная степень риска получить неадекватный результат, даже при использовании модели, считающейся валидной. Модели всегда несколько упрощают реальность, они долж­ны быть адаптированы к изменяющейся реальности. Моде­ли всегда «зависимы от контекста», то есх'ь они разрабатывались в определенное время, для определенной популяции и для определенных условий. Однако не стоит преувеличивать эти опасности. В противном случае можно прийти к «reductio ad absurdum»*, если рассматривать каж­дый контекст как новый (то есть как ситуацию, к которой не применимы ранее установленные закономерности). Да-вес и др. (1993) призывает исследователей использовать информацию о контексте при разработке моделей прогноза.

Айнхорн (1986), занимающийся вопросами теории ре­шений, анализирует проблему другим способом. Оба — и статистик и клиницист — должны принять решение. Одна­ко работа над проблемой происходит по-разному. Клини­ческий психолог, рассматривая симптомы как проявление глубинных процессов, выступает с позиций детерминизма. Он пытается воссоздать картину таким образом, чтобы все происходящее в настоящий момент напоминало прошлое или же было почти тождественно ему. Он стремится пол­учить совершенный прогноз. Этот способ рассуждения на­поминает постановку медицинского диагноза, где единицей анализа является болезнь, причину которой и стремится установить врач. На основе этого может быть определена эффективная стратегия лечения. В противоположность это­му статистик допускает существование ошибки и разраба­тывает модель таким образом, чтобы учесть влияние

* «reductio ad absurdum» (лат.) —доведение до абсурда (прим. перев.).

неизбежных случайных ошибок. Следовательно, статистик имплицитно исходит из того, что и мир, и человеческая природа содержит в себе элемент неопределенности, и что возможно лишь частичное познание. Каждая формула — это всего лишь попытка приближения к описанию комплек­сного феномена.

Айнхорн приводит пример, показывающий, что допуще­ние существования ошибки может вести к меньшей ошибке. Из исследований, показывающих, как люди осваивают представление о вероятности, известно, что, сталкиваясь со случайными событиями, они стараются раскрыть систему (понять принцип) и иногда действуют так, как будто эта система действительно существует. Например, если нужно определить, какой шар будет взят из ящика — белый или красный (при условии, что известен их пропорциональный состав — в ящике 40% белых и 60% красных шаров),— можно ориентироваться на то, что красных шаров больше, и при каждой пробе говорить, что будет взят красный шар. Ответ будет правильным в 60% случаев. Но возможна и другая стратегия ответов. Если известно, что соотношение между количеством шаров разных цветов 6:4, то можно попытаться ответить в 60% случаев «красный» и в 40% — «белый». Поскольку событие является случайным, вероят­ность успеха будет 0,60 х 0,60 + 0,40 х 0,40 = 52%. Таким образом, предполагать наличие несуществующей системы хуже, чем не предполагать вообще.

В психологии сосуществуют оба подхода — и клиниче­ский, и статистический. Важно знать, в какой ситуации какое решение следует использовать. Если событие не яв­ляется случайным, то более предпочтительным будет ана­лиз системы. В иных случаях проведение анализа может напоминать стереотипное следование предрассудкам. Сто­ронники клинического подхода склонны предполагать на­личие «системы» в жизни своих клиентов. Статистики допускают существование границ ошибки и пытаются оце­нить размеры этой ошибки. В этой ситуации важно знать, насколько значимыми являются ошибочные допущения в той или иной области. С одной стороны, сказать, что фено­мен случаен, в то время, когда он таковым не является,— это значит потерять возможность для сбора информации. С другой стороны, говорить, что феномен не является отра-

жением некоей системы, что на самом деле не так, значит создавать иллюзию осведомленности и контроля.

Айнхорн приходит к выводу, что эти споры никогда не прекратятся. Будут сохраняться два различных подхода к решению.проблем в психологии, и это является стимулиру­ющим фактором для развития знаний и критических уста­новок в отношении возможностей познания. Вероятно и то, что клинические психологи и пользователи-непрофессио­налы переоценивают число правил для исследования реаль­ных феноменов.

Результаты исследований, свидетельствующие о том, что статистический прогноз более адекватен по сравнению с клиническим, не были встречены с энтузиазмом и не пол­учили немедленного одобрения. Давес и его сторонники столкнулись с критикой используемых ими методик. Иног­да критические замечания касались того, что используемая формула выведена не для данной конкретной популяции или же, наоборот, что формула не отражает популяцию в целом. Всегда можно отыскать выборку, для исследования которой данная формула абсолютно не применима. Замеча­ние представляется совершенно справедливым, но следует отметить, что при этом не предлагается никаких альтерна­тивных вариантов. В данном споре большинство аргументов относятся к тому, что могло бы произойти, а не к тому, что есть на самом деле. Давес и его коллеги знают, что иссле­дования, построенные на использовании формул, подверга­ются критике. Полученные конкретные результаты можно интерпретировать разными способами, но на самом деле редко встречаются альтернативные интерпретации, кото­рые бы подтверждались эмпирическими данными.

Как это ранее отмечал и Миль, Давес и его коллеги объ­ясняют существующее в психологии сопротивление исполь-зованию формул при составлении прогнозов и рекомендаций когнитивными и эмоциональными особенно­стями людей. Отвергаются не формулы сами по себе, а то, что эти формулы нам сообщают. Другое возражение связа­но с тем, что мы многого не знаем о явлениях, которые в жизни считаются важными. Человек может предвзято от­носиться к тому, что коэффициент корреляции прогноза с реальными жизненными событиями (средний возраст вступления в брак, школьные и академические успехи, по-

вторные преступления) в самых лучших линейных моделях находится в пределах от 0,3 до 0,4. Корреляции значимы, но они не слишком высоки и содержат большую долю неоп­ределенности. Подобного рода непредсказуемость может разрушить нашу веру в возможность понимания событий нашей жизни в сколько-нибудь значительной степени. На­конец отмечается и негибкость статистических моделей. Модели не меняются автоматически вслед за изменениями людей и обстоятельств. Но нельзя винить в этом модель как таковую. Необходимо пересматривать модели с учетом об­ратной связи. Для адаптации моделей к новым обстоятель­ствам необходимо проведение эмпирических исследований.

Давес и его коллеги уже отмечали, что люди с трудом принимают результаты прогностических исследований. По мнению многих, более достоверная и адекватная информа­ция о человеке скорее может быть получена при индивиду­альной работе с ним, нежели при оценивании его с помощью самых лучших тестов. Бар-Хиллел и Вагенаар (1993) с удивлением отмечают, насколько плохо люди понимают значение слов «шанс» и возможность. В нашей повседнев­ной жизни мы часто сталкиваемся со случайными событи­ями, такими, например, как пол ребенка при рождении, выигрыш на фондовой бирже. Последнее может быть опи­сано как «модель хаотичного движения». Такую модель можно представить себе, вообразив путь пьяного человека по скверу. Как считают Нисбетт и Росс (1980), приобрете­ние более глубоких знаний по статистике не слишком изме­нит ситуацию. Может возникнуть вопрос: «Можно ли понять, когда событие не является случайным?» Результа­ты некоторых игр и конфликтов непредсказуемы (можно не относиться к этому серьезно, так как результат игр станет •скоро известен). С другой стороны, представляется логич­ным четко знать, что некоторые феномены непредсказуе­мы. Душа бывает подобна ветру, который дует туда, куда он захочет, и пытаться его контролировать бессмысленно. Однако исследователи не отказались от поисков возможных способов прогноза и поисков системы в феноменах. Откры­тие такой системы означает рост знания и иногда (не всегда, но в большинстве случаев) возможность контроля.

Бар-Хиллери Вагенаар (1993) считают, что представле­ние людей о «шансе» отличается от того, как его определяют

в статистике. Имеется в виду, что серия случайных событий не воспринимается людьми как случайность. Эти ошибоч­ные представления становятся чем-то вроде «самодостаточ­ного пророчества». Если ошибочное мнение о случайном феномене существует довольно долго, то оно получит под­тверждение. Например, некорректное утверждение «слиш­ком большая любовь убивает» также получит подтверждение, поскольку ни один человек не бессмертен.

Другой пример. Главный менеджер меняет одного менед­жера за другим. Последний из них должен действовать на абсолютно непредсказуемом рынке. После определенного периода времени дела начинают идти хорошо. Главный ме­неджер доволен собой: он оказался прав, не побоявшись отвергнуть всех предыдущих кандидатов, и его не подвела интуиция в выборе подходящего человека на вакантную должность. Конечно, приводить аргументы задним числом — post hoc* — нетрудно, но это вряд ли оправдано.

Еще один пример. Официант полагает, что молодая, хо­рошо одетая пара заплатит большие чаевые. Он ведет себя очень корректно, демонстрирует свое дружелюбие, и в ито­ге получает весьма приличные чаевые. Post hoc он хвалит себя за свою «деловую» проницательность и знание психо­логии клиентов. Если же его ожидания окажутся ошибоч­ными, то, вполне вероятно, он назовет своих посетителей «снобами». Однако, его представление о собственной пси­хологической проницательности не будет поколеблено. Хо­рошо известно, что все, что свидетельствует в пользу наших гипотез, оказывается для нас более значимым, чем то, что противоречит им.

Как показано в данном разделе, многим клиентам и пси­хологам трудно отказаться от предпочтения клинического типа оценивания. В некоторых случаях, когда нет соответ­ствующей статистической модели, действительно сущест­вует необходимость в вынесении клинического суждения. Однако во многих случаях статистическая информация о вероятности и случайных феноменах не воспринимается корректно из-за влияния когнитивных и эмоциональных факторов. Ради сохранения привычных, но статистически ложных представлений люди даже готовы видеть их под­тверждение в любых эмпирических данных.

* post hoc (лат.) — после этого (прим.перев.) ■

Законченыли споры?

Преимущества и недостатки клинического и статистиче­ского типов прогнозов интенсивно обсуждались в пятидеся­тые и шестидесятые годы. Поэтому участники дискуссии сочли возможным рассматривать 1986 год как своеобраз­ную юбилейную дату. За исключением Сарбина, главные участники этой дискуссии не изменили своих позиций. В результате обсуждений появилась новая область исследова­ний — моделирование клинического заключения (judgment), целью которой является описание и объяснение этой важной деятельности клинического психолога, а так­же пользователей-непрофессионалов.

В спорах о преимуществах того или иного типов прогноза победа оказалась на стороне статистического прогноза. Ес­ли люди предпочитают клиническое оценивание использо­ванию формул, что предполагает нарушение правил в отношении учета ошибок, вероятности событий и случай­ностей, то этот способ рассуждений может быть назван «не­рациональным» или «неоптимальным». Казалось бы, вопрос очерчен достаточно полно и как будто бы урегули­рован. Исчезла ли эта дискуссия из научной повестки дня? Витгенштейн (1958) считает, что вопросы вообще не могут иметь ответов, а проблемы — решений, они просто исчеза­ют на какое-то время и впоследствии появляются вновь. Случится ли что-либо подобное со спором о разных типах прогнозов?

Психиатр Кирмайер (1994) попытался показать отличие ситуации клинического прогноза от ситуации статистиче­ского прогноза. Он проанализировал свои собственные ме­дицинские, психиатрические и психосоматические диагнозы. В клинической ситуации присутствуют двое — клиент с волнующей его проблемой и эксперт. Этот эксперт не может поставить правильный и полный диагноз в каждом случае психологической или психосоматической жалобы. Хотя все руководства по медицине и призывают нас верить в то, что всем пациентам может быть поставлен правильный диагноз, de facto это может оказаться не так, несмотря на все знания, все статистически определенные нормы и фор­мулы решений. Такие руководства содержат описания абс­трактных, идеализированных случаев. Однако в реальной жизни существуют конкретные и трудные для работы слу-

чаи, для которых невозможна постановка точного (полно­го) диагноза. Иногда может быть и так, что диагноз очеви­ден, но лечение, адекватное для данного случая, не оказывает должного воздействия на клиента.

Более того, существуют вполне определенные ограниче­ния в постановке конкретного диагноза: врач (в медицине) или психолог не могут проверить все и каждую в отдельно­сти возможность. Для этого просто не хватит времени. Кро­ме этой практической проблемы, существуют вопросы и принципиального характера. Кирмаейр отмечает, что вза­имодействие клиента и эксперта носит особый характер. Оно отлично от взаимодействия в обычной ситуации и со­относимо с научным взаимодействием. Клиническая ситу­ация не тождественна экспериментальным условиям в биологии или психологии. Указанные подходы не являются ни взаимодополняющими, ни взаимоисключающими. По мнению Кирмайера, нужно считаться с тем, что существует область точных знаний и наряду с ней область знания более или менее неопределенного и неточного. Образуемое этими областями пространство используется для постановки диаг­ноза, поскольку оно позволяет эксперту интерпретировать проблему в процессе взаимодействия с клиентом и тем са­мым находить то, что de facto там содержится. Достаточно «независимый» пациент нередко вносит свой вклад в поста­новку диагноза. Клиент, кроме того, рассматривает себя как часть проблемы, и Кирмайер замечает по этому поводу (1994, стр. 191): «Уникальный характер клинических встреч ограничивает возможность использования какой-либо эпистемологии, исходящей из любого научного кон­текста,— будь то контекст экспериментальных наук (таких как биология и психология) или описательных наук (как, например, эпистемология). Здесь необходима особая — клиническая — эпистемология». Его вывод понятен: кли­ническая интерпретация, клинический прогноз (можно для этого придумать и другие названия) нуждаются в своей собственной эпистемологии. Кирмаейр приводит пример осуществления такого рода «клинической эпистемологии» в случае психосоматического расстройства пациента. Он использует различные источники информации — такие, как наблюдение симптомов, анализ общих и специфиче­ских форм поведения клиента до заболевания, психологи-

ческие показатели и психологические предпосылки. Эта информация используется для установления возможной ор­ганической патологии, для исключения обмана или хитро­сти. В описываемом им конкретном случае многие эксперты пришли к выводу, что пациент симулирует. Однако паци­ент был доставлен в хирургический кабинет и получил большую дозу сильнодействующих лекарств. В итоге на основе всех имеющихся данных было диагностировано со­матическое заболевание.

Диагностическая схема, таким образом, предполагает использование как знаний из области экспериментальных и описательных (корреляционных) наук, так и анализ мо­тивов и возможных интерпретаций. Некоторые психологи и психиатры допускают даже существование бессознатель­ной мотивации. Допущение интерпретаций, мотивов и не­полного (незавершенного) диагноза оставляет значительное место для анализа биографических данных клиента, таких характеристик, как социальное происхож­дение, культурный уровень. Неправильно думать, что мо­тивы ни с чем не связаны и в этом смысле произвольны. Кирмайер (стр. 195) утверждает, что «... имплицитная или "житейская" психология оказывает значительное влияние на оценивание клиницистом того, являются ли симптомы сознательно мотивированными или же они бессознательны, находятся ли они под произвольным контролем».

Диагностика психологических и психосоматических проблем почти всегда носит неопределенный характер. Экс­периментальный контроль и воспроизведение возможны в ограниченном числе случаев, а нормы выборки подходят лишь частично. Клиент и эксперт в процессе взаимодейст­вия должны прийти к достаточно глубокому пониманию психологических и психосоматических проблем. Сущест­вует область (вне «сильных» и «строгих» медицинских, пси­хологических и биологических данных), где подобные интерпретации допустимы. Кирмайер указывает на тот факт, что различные типы знаний не должны смешиваться, что факты и их интерпретация — это не одно и то же. В слабых местах психолог-клиницист может легко придать некоторый риторический пафос своей интерпретации, об­ращаясь к расхожей фразе, что «результаты научных исс­ледований показали, что...».

В этом разделе показа ею, что дискуссия о преимуществах клинического и статистического подходов еще не законче­на. Кирмайер считает, что существуют ситуации, когда следует использовать именно клиническую интерпрета­цию. Согласно этому автору, существует особая эпистемо­логия, применимая к получению клинического вывода и взаимодействию между экспертом и клиентом. Так что кли­нический прогноз образует область «sui generis»*. Это, ко­нечно, оспаривается психиатрами, по мнению которых, необходимость таких интерпретаций и «символизации» ис­чезнет, когда будет получено больше информации о работе нашего мозга и гормонов.

ТРИНАДЦАТЬ ИТОГОВЫХ ТЕЗИСОВ

1. В психологии можно видеть три связанных между со­бой исторических дискуссии. Это обсуждение преимуществ клинического или статистического типов прогнозов; проти­воположность способов характеристики человека с по­мощью объективных тестов и при непосредственном взаимодействии с экспертом; разные типы (способы) опи­сания — идеографический и номотетический.

2. Начало реальной дискуссии положила работа Миля (1954). И, хотя споры еще не завершены, их содержание несколько изменилось, а различия в подходах обозначились более четко.

3. Различия между описаниями и объяснениями на осно­ве результатов тестирования в противоположность непос­редственному наблюдению и взаимодействию с человеком отсылают нас к вопросам: что является отправной теорети­ческой базой, что есть редукционизм, а что считается ва­лидным методом и процедурой исследования?

4. Резкое противопоставление различий номотетическо-го и идеографического способов описания и объяснения не­правомерно и приводит к путанице, поскольку проведение номотетического исследования возможно и в индивидуаль­ном варианте. Объектом идеографического исследования является конкретный индивид. Исследования этого типа не нацелены на выявление общих закономерностей. Совре­менные эпистемологи считают резкое противопоставление различий идеографического и номотетического описаний

* sui generis (лат.) — особого рода, своеобразный (прим. переп.).

несостоятельным. Нельзя сказать, что индивид не подчиня­ется никаким законам вообще, но в то же время нет такого закона, который был бы приложим ко всем потенциально возможным ситуациям.

5. Противопоставление номотетического и идеографиче­ского подходов оказало меньшее влияние, чем противопо­ставление клинического и статистического типов прогноза.

6. Изначально различие между клиническим и статисти­ческим прогнозами состояло в разнице способов интеграции данных. Позже обозначились различия в типах используе­мой информации, то есть сторонники прогноза статистиче­ского типа использовали данные психометрических тестов, в то время как клиницисты полагались на собственные впе­чатления и данные интервьюирования.

7. Сарбин обозначил различие между статистическим и клиническим способами интеграции информации. В прак­тическом отношении существует очевидное различие меж­ду двумя прогнозами, что убедительно показал Миль.

8. Различие между клиническим и статистическим под­ходами оценивается по-разному: как весьма незначитель­ная проблема, тривиальная проблема или даже несуществующая проблема. На наш взгляд, это серьезный вопрос.

9. В данной полемике победа — на стороне статистиче­ского подхода, клинический прогноз считается потерпев­шим поражение. Статистический прогноз содержит меньше ошибочных утвердительных предсказаний и меньше оши­бочных отрицательных предсказаний. Но в особых услови­ях клинический прогноз может оказаться более адекватным. Это не означает, что всегда следует опираться на статистический прогноз. Общество, вероятно, никогда не согласится с тем, чтобы, например, решение о возмож­ном освобождении преступника принималось согласно ка­кой-либо формуле.

10. Позитивным результатом полемики между сторонни­ками статистического типа прогноза и сторонниками кли­нического прогноза явилось возникновение интереса к тому, каков процесс получения клинического вывода.

11. Сопротивление принятию статистического подхода объясняется тем, что он недостаточно хорошо известен, а также тем, что в какой-то мере задевает Я-концепцию и

идентичность клинициста. Определенное влияние может также оказывать преданность клиницистов любимым тео­риям.

12. Сопротивление принятию результатов статистиче­ской модели внутри и вне круга психологов иногда объяс­няется распространенностью неправильного понимания случайности и склонностью к «самоосуществляющимся пророчествам».

13. Содержание этих споров можно представить как по­следовательность следующих шагов.

• Обнаружение противоречия.

• Противоречие получает название, обозначаются пози­ции.

• Обсуждается весомость аргументов.

• Иногда возможны попытки «примирения».

• Попытки одержать победу. Аргументы сторон различны, используются даже аргументы типа «argument ad homines»*.

• Новые участники дискуссии выбирают ту или другую сто­рону.

• То обстоятельство, что аргументы не убеждают противо­положную сторону, объясняют психологическими особен­ностями оппонентов.

Аргументы имеют свои периоды подъема и спада. Споры эти, очевидно,бесконечны.

argumenlum ad hominem — аргумент к человеку (лат.). Выражение от­носится к доводам, воздействующим на чувства собеседника в противо­положность объективным аргументам (прим. перев.).

Глава 3

Представление о надежности и валидности в обыденном сознании и в психодиагностике

В первой главе показано, что возможно рассмотрение трех уровней психодиагностики:

1) Уровень житейских представлений: психологические по­нятия имеют некоторое содержательное наполнение и в повседневной жизни, т.е. на уровне обыденного сознания;

2) Концептуальный и таксономический уровень: этот уро­вень представлен психологическими теориями о поведе­нии, мышлении, эмоциях;

3) Математический уровень: этот уровень представлен раз­личными моделями ответов на задания тестов и методи­ками анализа данных. Существует множество различных психологический теорий и концепций. К сожалению, не всегда можно подобрать для них адекватные статистиче­ские методы обработки данных, а с другой стороны, уро­вень математического моделирования не часто соответст­вует определенным концепциям и конструктам. Некоторые понятия не имеют вполне четкого значения, что затрудняет разработку для них математических мо­делей.