Теоретические основы нейропсихологии 6 страница

Важнейшим методологическим принципом, объе­диняющим теоретические воззрения Л.С.Выготского и А.Р.Лурия, является принцип системного анализа пси­хических явлений, изучения психических функций и сознания в целом как системных образований. Этот принцип был претворен в ряде важнейших положе­ний, которые творчески разрабатывались А.Р.Лурия на протяжении всей его жизни. К их числу относятся перечисленные ниже.

1. Положения о системном строении высших психи­ческих функций, системном характере их развития и распада. Системное строение высших психических функций проявляется в их сложном многозвенном составе, в пластичном вариативном объединении компонентов и подчинении их инвариантной цели, достижение которой в различных условиях осуществ­ляется различными психологическими средствами.

Системные закономерности развития высших пси­хических функций состоят в детерминированном со­циальными факторами формировании этих функций как опосредствованных процессов, в постепенном из­менении их компонентного состава, и появлении но­вых системных образований.

Системные закономерности распада высших психических функций — вследствие локальных по­ражений головного мозга — состоят в появлении «первичных» дефектов и их системных следствий, т.е. в возникновении единого нейропсихологического синдрома, в основе которого лежит нарушение определенного фактора (структурно-функциональной единицы работы мозга).

Эти положения о системном характере развития и распада высших психических функций составляют методологическую основу современной нейропси­хологии.

2. Положения о системной организации работы
мозга как естественно-материалистической основы
(субстрата) высших психических функций.

Разрабатывая проблему «мозг и психика», А.Р.Лу­рия развивал идеи Л.С.Выготского о функциональных органах, или функциональных новообразованиях, со­здающихся в мозгу человека под влиянием социальных воздействий. Дальнейшее раскрытие этих идей приве­ло А.Р.Лурия к созданию теории системной динами­ческой локализации высших психических функций человека, согласно которой морфофизиологической ос­новой реализации каждой психической функции яв­ляется сложная функциональная система, состоящая из многих афферентных и эфферентных звеньев, ко­торые размещены в различных отделах коры больших полушарий и в подкорковых структурах. Иными сло­вами, в реализации каждой психической функции при­нимают участие не отдельные мозговые центры (что вытекает из концепции «узкого локализационизма») и не эквипотенциальные по возможностям мозговые образования (что соответствует концепции антилока-лизационизма), а мозг как совокупность многих диф­ференцированных структур, объединенных в различные функциональные системы.

Развивая идеи Л.С.Выготского о мозговых меха­низмах психических процессов, не сводимых к класси­ческим условным рефлексам, А.Р.Лурия выдвигал идею о необходимости создания «психологически ориентированной физиологии» (1977), которая долж­на дать физиологическое объяснение психическим функциям как сложным системным образованиям.

3. Положения о смысловом и системном строении сознания. Как уже говорилось выше, А.Р.Лурия — вслед за Л.С.Выготским — распространял детерминис­тический социально-исторический подход не только на высшие психические функции, но и на сознание в целом (что, как известно, сохраняет свою актуальность и в наши дни).

Сознание характеризуется смысловым и систем­ным строением. Смысловое строение сознания ба­зируется прежде всего на языке, который играет решающую роль в формировании не только разных форм сознательной деятельности, но и сознания в целом. Согласно представлениям А.Р.Лурия, слово — единица сознания. «Ткань» сознания построена из зна­чений слов, благодаря которым индивидуальное со­знание «сотрудничает» с общественным.

Смысловое строение сознания складывается из индивидуальных значений слов, из субъективных аспектов значений; оно включает не только интел­лектуальные, но и мотивационные и регуляторные компоненты, так как слово выполняет не только функцию отражения и обобщения действительнос­ти, но и функцию побуждения к деятельности, ре­гуляции поведения.

Сознание — не простая совокупность психичес­ких процессов, а их системная (межфункциональ­ная) организация, качественно иная по сравнению с составляющими ее компонентами. Сознание как особая динамическая метасистема находится в со­стоянии постоянного изменения, развития. В процес­се его развития происходит изменение соотношения между различными психическими функциями,различными видами психической деятельности, в ре­зультате формируются новые интегративные систем­ные образования (1979). В предисловии к монографии «Язык и сознание» А.Р.Лурия пишет, что он «цели­ком исходит в своем изложении из тех представле­ний о языке и сознании, которые в свое время были заложены Л.С.Выготским, и присоединяет к ним некоторые данные о развитии, протекании и распа­де речевой деятельности» (там же, с.7).

Рассмотрение высших психических функций и сознания в целом как особых системных образований А.Р.Лурия, как и Л.С.Выготский, противопоставлял антисистемному, атомарному подходу, различным упрощенным объяснениям качественного своеобразия психического. А.Р.Лурия и Л.С.Выготский были актив­ными противниками редукционизма всех мастей: в виде бихевиоризма, реактологии, рефлексологии, механи­стической физиологии и т.д. Эти предостережения как нельзя более актуальны и в наши дни.

А.Р.Лурия объединяет с Л.С.Выготским и общее понимание роли эксперимента в научной психологии. А.Р.Лурия полностью разделял известное положение Л.С.Выготского о том, что психология призвана прак­тикой (экспериментом) подтверждать истинность своих гипотез. Однако и для А.Р.Лурия, как и для Л.С.Вы­готского, не существовал эксперимент вне теории, без соответствующего теоретического анализа. Оба были противниками «фельдшеризма» в науке — экспери­ментирования без достаточно ясных научных гипотез. Оба были блестящими экспериментаторами, доказав­шими, что экспериментальному решению подлежат не только простые, но и сложные психологические задачи. Ими на различных моделях была продемонст­рирована высокая эффективность двух основных экс­периментальных подходов к решению психологических проблем, двух методов изучения психического явле­ния, а именно:

а) через его формирование (экспериментально -
генетический метод);

б) через его распад, нарушение (эксперимен­
тально-клинический метод).

Основные научные достижения А.Р.Лурия были результатом использования этих методических под­ходов.

Таким образом, именно с позиций психологи­ческой школы, созданной Л.С.Выготским и его со­ратниками, А.Р.Лурия на протяжении всей своей жизни творчески разрабатывал (как теоретически, так и экспериментально) такие важнейшие пробле­мы, как социальная (общественно-историческая) и биологическая (генетическая) детерминация психи­ки, опосредствование высших психических функций знаками-символами (прежде всего речью), систем­ная организация психических функций и сознания в целом, мозговая организация психических процес­сов, соотношение теории и практики и ряд других.

В целом А.Р.Лурия, как ученик и последователь Л.С.Выготского, активно участвовал в построении новой научной психологии. В 20—30-е гг. ее форми­рование шло в процессе борьбы с «объясняющей» психологией с одной стороны, и с «понимающей», описательной — с другой.

И в более поздние годы А.Р.Лурия наряду с другими учениками и последователями Л.С.Выгот­ского (А.Н.Леонтьевым, А.В.Запорожцем, П.Я.Галь­периным, Д.Б.Элькониным и другими) продолжал разрабатывать единую теоретико-методологическую платформу, которая дала начало выходу из психологического кризиса и созданию новой психологичес­кой науки.Этот процесс продолжается и по сей день. Форми­рование психологии как научной дисциплины и в на­стоящее время в значительной степени находится под влиянием Л.С.Выготского и его верных учеников и последователей, одним из которых был А.Р.Лурия.

Говоря о роли Л.С.Выготского в творчестве А.Р.Лу­рия, нельзя не отметить особого отношения Александра Романовича к Льву Семеновичу. Это было почтитель­ное, уважительное и одновременно теплое отноше­ние к человеку, которого А.Р.Лурия считал своим учителем и которым он искренне восхищался. А.Р.Лу­рия неоднократно говорил о Льве Семеновиче как о самом выдающемся человеке, с которым ему прихо­дилось встречаться в жизни. Это была оценка Л .С.Вы­готского и как ученого, который оказал решающее влияние на формирование научных взглядов А.Р.Лу­рия, и как человека, уникального по своим личност­ным качествам — интеллектуальным и нравственным.

В своей книге «Этапы пройденного пути. Научная автобиография» Александр Романович писал: «Не бу­дет преувеличением назвать Л.С.Выготского гением. Более чем за пять десятилетий в науке я не встречал человека, который сколько-нибудь приближался бы к нему по ясности ума, способности видеть сущность сложнейших проблем, широте познаний во многих об­ластях науки и умению предвидеть дальнейшие пути развития психологии» (1982, с.25). В одном из выступ­лений он повторил эту оценку, сказав: «Л.С.Выготс­кий был гением, а мы в лучшем случае — таланты». Далеко не каждый учитель способен вызвать подобное отношение к себе: Александр Романович был учени­ком, не только достойным своего учителя, но и бла­годарным учеником. (...)

Личная дружба, связывавшая Л.С.Выготского с А.Р.Лурия (а также с А.Н.Леонтьевым), была тем фо­ном добрых человеческих отношений, который спо­собствовал высокой творческой активности всей «тройки». Годы сотрудничества «тройки» были насыще­ны не только интересными творческими диспутами и совместными экспериментальными исследованиями, но и добрым дружеским общением.

Оценивая вклад Л.С.Выготского в психологичес­кую науку, А.Р.Лурия писал: «За быстро промельк­нувшее десятилетие... Л.С.Выготский успел создать психологическую систему, которая до сих пор не изу­чена полностью. Фактически все отрасли советской психологии, как в области теории, так и в области практического применения, находятся под влиянием его идей. Это десятилетие навсегда изменило направ­ление моей собственной работы... К концу 20-х гг. цель моей дальнейшей деятельности четко определилась — я занялся развитием различных аспектов психологи­ческой системы Л.С.Выготского» (там же, с.44).

А.Р.Лурия всегда скромно считал себя лишь уче­ником Л.С.Выготского, что, безусловно, верно. Но это был ученик, во всех отношениях достойный сво­его учителя, сумевший творчески продолжить нача­тое Л.С.Выготским дело — перестройку психологии на научных началах. Благодаря работам и учителя, и его учеников психологическая школа Л.С.Выготского приобрела всемирную известность, и интерес к ней со стороны научной общественности и в настоящее время очень велик, потому что идеи этой школы об­ладают высокой эвристичностью, как это свойствен­но настоящей науке.

Т.В.АхутинА Л.С.Выготский и а.р.лурия: СТАНОВЛЕНИЕ НЕЙРОПСИХОЛОГИИ

Я хочу начать эту статью с воспоминания. В 1970 г. я закончила диссертацию, и мой руково­дитель Л.С.Цветкова решила показать авторефе­рат Александру Романовичу Лурия. Он сделал лишь одно исправление: в том месте, где шла речь о деталь­ной разработке принципов нейропсихологии, он вы­черкнул свое имя и написал: «Л.С.Выготский». Мне казалось, что, поскольку речь идет о детальной разра­ботке, здесь вернее назвать А.Р.Лурия, однако он сам думал иначе. Я со свойственной юным авторам реши­тельностью поставила оба имени.

Вспоминая этот факт, я хотела бы не только привести еще одно свидетельство верности А.Р.Лу­рия своему другу и учителю, но и поставить вопросы: если А.Р.Лурия прав, то каков был путь Л.С.Выгот­ского к детальной разработке принципов нейропси­хологии? каковы ее основания? в какую общую теоретическую систему эти принципы входят? — поскольку ответы на них существенны не только для истории науки, но и в тактическом и стратегичес­ком плане развития нейропсихологии (значимость целого для разработки частных вопросов, необходи­мость возврата к основаниям при каждом серьезном шаге развития науки).

Конечно, для ответов на эти вопросы у нас мало материала. Я имею в виду, во-первых, утрату ценных документов (записи клинических разборов, проводив­шихся Л.С.Выготским, которые хранила одна из уче­ниц Л.С.Выготского Л.С.Гешелина, потеряны; мое поколение еще помнит клинические разборы больных, проводившихся А.Р.Лурия, существовали их магнито­фонные записи, но они нигде не опубликованы), во-вторых, недостаточную разработанность архивов (огромный архив А.Р.Лурия до сих пор даже не опи­сан, но я помню, что в связи с публикацией работы Л.С.Выготского «Проблема сознания» в 1968 г. Алек­сандр Романович говорил А.А.Леонтьеву, что у него много подобных материалов, а есть еще архивы Р.Е.Ле­виной, Н.Г.Морозовой и других учеников Л.С.Выгот­ского), в-третьих, недоступность уже подготовленных материалов (...), в-четвертых, но не в-последних, по­чти полное отсутствие научно-исторических исследо­ваний сотрудничества Л .С.Выготского и А.Р.Лурия (на эту тему опубликовано лишь несколько работ (1981, 1982 и др.). И тем не менее, несмотря на эти обстоя­тельства, давайте попробуем обсудить известные и до­ступные материалы.

За отправную точку рассмотрения мы возьмем статью Л.С.Выготского 1925 г. «Сознание как пробле­ма психологии поведения». Здесь Л.С.Выготский дал первый абрис психологии и, соответственно, пер­вое самое общее решение соотношения социо- и биогенеза человеческой психики, сознания.

Воспроизведем предельно кратко логику Л.С.Вы­готского, выстроенную в противовес существовавшим теориям. По его мнению, человеческое поведение

Вопросы психологии. 1996. № 5. С.83—97.

может описываться через безусловные и условные рефлексы, но при этом теряется его специфика: понятие «рефлекс», одинаково применимое к ха­рактеристике поведения животного и человека, ис­черпывающе для первого и недостаточно для второго. Первоначальная формула Л.С.Выготского такова: человеческое поведение отличается от поведения жи­вотного социальным опытом, историческим опытом и «удвоением опыта» — под последним Л.С.Выгот­ский вслед за К.Марксом подразумевает возможность сознательно (в сознании) представить цель действия, при этом он ссылается на вынесенное как эпиграф статьи высказывание К.Маркса об отличии самого плохого архитектора от пчелы.

Л.С.Выготский ставит задачу объяснить, как рефлекторная реакция может стать чем-то качест­венно иным — тем, что позволяет понять удвоение опыта. Обсуждая данные физиологии, Л.С.Выготский вслед за Н.Н.Ланге и Ч.Шеррингтоном прозорливо выделяет роль круговой реакции и проприоцептив-ной связи в организации поведения. Впоследствии эти мысли вылились в представление о функцио­нальной системе, а пока он делает следующий шаг, отталкиваясь от понятия «рефлекс».

Л.С.Выготский обращает внимание на то, что ме­ханизм рефлекторной реакции может быть иным, осо­бым при оперировании словом. Поскольку словесный раздражитель может быть воссоздан, т.е. стать реакци­ей, а реакция — раздражителем, эти рефлексы стано­вятся обратимыми. «Из всей массы раздражителей для меня ясно выделяется одна группа, группа раздражи­телей социальных, исходящих от людей. Выделяется тем, что я сам могу воссоздать эти же раздражители; тем, что очень рано они делаются для меня обра­тимыми² и, следовательно, иным образом определя­ют мое поведение, чем все прочие. Они уподобляют меня другим, делают мои акты тождественными с со­бой. В широком смысле слова, в речи и лежит источ­ник социального поведения и сознания» (1982, т. 1, с.95). И несколько ниже: «Мы сознаем себя, потому что мы сознаем других», «сознание есть социальный контакт с самим собой» (там же, с.96).

В итоге Л.С.Выготский преобразует первоначаль­ную формулу: исторический опыт и социальный опыт и сознание — все это частные случаи широко понятого социального опыта, и всем им присуща характеристика удвоенного опыта. Далее он делает вывод: «Сознание есть только рефлекс рефлексов. Таким образом, сознания... как особого способа бы­тия не оказывается. Оно оказывается очень сложной структурой поведения, в частности удвоения пове­дения, как это и говорится применительно к труду в словах, взятых эпиграфом» (там же, с.98).

Итак, в статье 1925 г. Л.С.Выготский приходит к тому, что сознание есть положенное внутрь со­циальное взаимодействие, и дает первое решение проблемы «мозг—сознание», выделяя роль слова в формировании человеческой психики: чтобы труд стал трудом, нужен механизм внеполагания цели действия, а он может быть построен только с помо-

² Много позднее А.Р.Лурия, изучая становление про­извольных действий у детей, показал, что контроль над речевыми реакциями появляется раньше, чем над дви­гательными. Это же было подтверждено на материале вербальных и невербальных конфликтных реакций вы­бора. щью воспроизводимого материального знака, в част­ности слова¹.

После появления этого ядра теории Л.С.Выготс­кого в «зоне его ближайшего развития» оказались и инструментальный метод, и понимание интериориза-ции, и разработка понятия функциональной систе­мы, и новый подход к словесному значению. Однако первой на повестке дня стояла экспериментальная проверка роли слова (знака, психологического орудия) в организации человеческого поведения. Л.С.Выготский намечает сначала генетическую линию исследований, а затем в его план входит и изучение распада психи­ческих функций.

Развернутое подведение итогов работы по ге­нетической части программы мы находим в книге Л.С.Выготского и А.Р.Лурия «Этюды по истории поведения. (Обезьяна. Примитив. Ребенок)», закон­ченной не позднее лета 1929 г. Наиболее сложной здесь оказалась глава о ребенке, написанная А.Р.Лу­рия. В соответствии с их общим замыслом А.Р.Лурия должен был выделить в поведении ребенка «раздвое­ние линии его развития на натурально-психологи­ческое и культурно-психологическое развитие» (1929, с.20). Под этим углом зрения он описывает данные как других авторов, так и группы Л.С.Выготского о развитии функций восприятия, памяти, внимания, речи и мышления. Как проявление натурально-пси­хологического развития А. Р.Лурия рассматривает, в частности, выделенный Ж.Пиаже феномен эгоцен­тризма мышления и речи ребенка. Здесь же, не за­мечая противоречия, А.Р.Лурия упоминает новые эксперименты Л.С.Выготского, показавшие плани­рующую функцию эгоцентрической речи (см. там же). А несколько ниже, вспоминая сравнение архитек­тора и пчелы у К.Маркса, пишет, что «огромному преимуществу интеллекта над инстинктом мы в боль­шой степени обязаны механизму внутренней речи... Переносясь извне вовнутрь, речь образовала важней­шую психологическую функцию, являясь представи­телем внешней среды в нас, стимулируя мышление, а как думают некоторые авторы, закладывая фунда­мент к развитию сознания» (там же, с. 196). Проти­воречивость собственной концепции (а не только изложения А.Р.Лурия) была осознана Л.С.Выгот­ским. Упомянув в письме к А.Н.Леонтьеву 23.07.29 о непоследовательности А.Р.Лурия, Л.С.Выготский пишет: «Это не личная вина А. Р., а целой "эпохи" нашей мысли...» (1994, с.14). Теория использования знака как психологического орудия без теории интериоризации, без представления о системной реорганизации психических функций не может непротиворечиво объяснить генезис поведения ре­бенка — к такому заключению через год подойдет Л.С.Выготский. Но прежде чем говорить об этом, кратко остановимся на истории второй — «патоло­гической» — линии исследований.

С целью ее осуществления Л.С.Выготский в 1926 г. пришел в Клинику нервных болезней, где уже работал А.Р.Лурия. В научной автобиографии А.Р.Лурия вспоминал: «Л.С.Выготский и я пришли

¹ Полностью разделяя точку зрения М.Г.Ярошевского о необходимости различения представлений, характерных для разных периодов творческого пути Л.С.Выготского, я не могу согласиться с его утверждением, что для первого отрезка этого пути (т.е. до 1927 г.) характерно «отсутствие... ориентации на марксизм и на принцип знакового опосре­дования психических функций» (1993, с.54).

в эту клинику в середине 20-х годов, может быть, по разным причинам. Я, пытаясь найти материал для анализа распада поведения у больных с неврозами (с помощью сопряженной моторной методики. — ТА.), Л.С.Выготский — с более широкими интере­сами, связанными с трудным и аномальным дет­ством, с одной стороны, и с ролью речи в поведении человека — с другой»² (1982, с.103).

Итак, первым заинтересовался органическими поражениями мозга Л.С.Выготский, он втянул в эту работу А.Р.Лурия, и они обратились к исследова­нию сначала нарушений речи (афазии), а затем на­рушений движения (болезнь Паркинсона) и других клинических форм.

Результаты обеих линий исследования Л.С.Вы­готский подытожил в докладе «О психологических системах» (1982), состоявшемся 9 октября 1930 г. в Клинике нервных болезней. Здесь он выстроил «лест­ницу экспериментальных данных», чтобы выдвинуть мысль, которую он «несколько лет вынашивал, но боялся высказать», — мысль о межфункциональных связях: «в процессе развития, и в частности истори­ческого развития поведения, изменяются не столько функции, как мы это раньше изучали (это была наша ошибка), не столько их структура, не столько сис­тема их движения, сколько изменяются и модифи­цируются отношения, связи функций между собой, возникают новые группировки, которые были не­известны на предыдущей ступени... Возникновение таких новых подвижных отношений, в которые ста­вятся функции друг к другу, мы будем называть пси­хологической системой» (1982, т. 1, с. 110).

Таким образом, Л.С.Выготский формулирует один из принципов современной нейропсихоло­гии — принцип системной организации высших психических функций.

В тексте доклада Л.С.Выготский обсуждает и вто­рой принцип — принцип социального генеза высших психических функций. Именно здесь он высказыва­ет (возможно, впервые) мысль об интериоризации: «Изучая процессы высших функций у детей, мы пришли к следующему потрясшему нас выводу: вся­кая высшая форма поведения появляется в своем развитии на сцене дважды — сперва как коллектив­ная форма поведения, как функция интерпсихоло­гическая, затем как функция интрапсихологическая, как известный способ поведения. Мы не замечаем этого факта только потому, что он слишком повсед­невен и мы к нему поэтому слепы» (там же, с.115).

Это понимание позволило вскрыть конкретные психологические механизмы социального генеза психических функций и рассмотреть его следствие для проблемы локализации. Остановимся на этом подробнее.

Напомнив наблюдения Ж.Пиаже, что спор пред­шествует внутреннему диалогу — мышлению, Л.С.Вы­готский выводит из этого следствие: «первоначально всякая высшая функция... была взаимным психологи­ческим процессом. Один процесс происходил в моем мозгу, другой — в мозгу того, с кем я спорю...» (там же). Несколько далее после обсуждения наблюдений о развитии понятий Л.С.Выготский задает вопрос, «что физиологически в мозгу соответствует мышлению в понятиях» (там же, с. 128). Он говорит, что мозговым субстратом психических процессов являются сложные системы всего мозгового аппарата, сложное сотруд-

² Рукописный вариант автобиографии А.Р.Лурия, лю­безно предоставленный Е.А.Лурия.

ничество отдельных зон. Однако этот ответ еще не удовлетворяет его полностью.

Л.С.Выготский обращается к известным опытам по реорганизации движений паркинсоников с по­мощью внешних знаков (разложенных на полу бу­мажек) и выдвигает гипотезу, что «паркинсоник устанавливает связь между одним и другим пунктами своего мозга, воздействуя на самого себя с перифе­рического конца» (там же, с. 129). Таким образом, Л.С.Выготский говорит здесь о значимости «экстра­церебральных» (как он назовет это в 1934 г.) связей для создания психологических систем. Если все эво­люционное учение построено на том, что функция порождает орган, т.е. вызывает структурные изме­нения тела, то Л.С.Выготский говорит о новой фор­ме развития, присущей только человеку: его «мозг содержит условия и возможности такого сочетания функций, такого нового синтеза, таких новых сис­тем, которые вовсе не должны быть заранее запе­чатлены структурно» (там же, с. 128). В переводе на модные нынче понятия это может означать следую­щее: эволюция животных — это изменение hardware, материального носителя программ, развитие чело­века — это развитие software, гибкой, легко моди­фицируемой системы программ.

Как объясняет Л.С.Выготский этот сдвиг? По его мнению, формирование психологической системы проходит три этапа: «Сначала интерпсихологичес­кий — я приказываю, вы выполняете; затем экст­рапсихологический — я начинаю говорить сам себе, затем интрапсихологический — два пункта мозга, которые извне возбуждаются, имеют тенденцию дей­ствовать в единой системе и превращаются в интра-кортикальный пункт» (там же, с. 130).

Рассмотрим эти три этапа. Первый этап — об­щий для человека и высших животных, на нем ос­нована дрессировка. Второй этап — речь, обращенная к самому себе, воспроизведение команды другого, т.е. обратимый рефлекс, возможность удвоения опыта. Обособленный от непосредственных связей с телом и средой, второй — идеальный — опыт может пре­образовываться, перестраиваться, перепрограмми­роваться, что и происходит на третьем этапе.

Итак, в докладе «О психологических системах» Л.С.Выготский развивает два принципа нейропсихо­логии — социального генеза и системного строения высших психических функций, Здесь же проступают и первые очертания принципа динамической лока­лизации функций. Л.С.Выготский говорит: «Одна из основных идей в области развития мышления и речи та, что нет постоянной формулы, которая опреде­ляла бы отношение мышления и речи и была годна для всех ступеней развития и форм распада, но на каждой ступени развития и в каждой форме распада мы имеем их своеобразные изменяющиеся отно­шения» (там же, с. 110). Здесь задана идея, которую он развивает в шести главах «Мышления и речи»; идея седьмой главы «Мысль и слово» о том, что значения слов развиваются не только в фило- и онтогенезе, но и в актуалгенезе, т.е. каждый раз при движении от мысли к слову и обратно, придет поз­же. Таким образом, в зоне ближайщего развития самого Л.С.Выготского находится формулирование принципа динамической организации и локализа­ции высших психических функций, принципа, кото­рый тесно связан с новым пониманием актуалгенеза,

В докладе 1930 г. Л.С.Выготский не только подвел итоги, но и поставил новую экспериментальную за­дачу — изучение психических систем и их судеб. Он начал искать новые методы исследования, переос­мысливать старые — при этом и внутренняя логика, и внешние события направляли его к дефектологии и медицине. Перед Л.С.Выготским и его учениками закрылись двери почти всех педагогических учреж­дений в Москве, ухудшилась обстановка и в Экспери­ментальном дефектологическом институте. Несколько иначе обстояло дело с медициной: группу Л.С.Вы­готского позвали в Харьков во вновь созданный Психоневрологический институт. А.Н.Леонтьев, А.В.Запорожец, Л.И.Божович, а затем и А.Р.Лурия устроились на работу в Харькове, Л.С.Выготский колебался, но все же остался в Москве. Тем не ме­нее он регулярно ездил в Харьков, в 1931 г. посту­пил в Харьковский медицинский институт и успел сдать экзамены за три курса. А.Р.Лурия возобновил учебу в медицинском институте и стал интенсивно работать в клинике. В 1932 г. он описал проведенные шестью годами ранее Л.С.Выготским и им опыты с реорганизацией движений у паркинсоников (1963). В 1933 г. он прочитал лекцию о соотношении между структурой нервной системы и поведением. Чтобы создать адекватные тесты исследования афазий, он занялся изучением лингвистики. В письмах из Харь­кова будущей женеЛ.П.Линчиной А.Р.Лурия писал: «Мой афазик счастлив и сделает таким и меня» (18 мая 1933 г.), а через полтора месяца (26 июня) про­должил: «Я кончаю расправляться с моими афази-ками, стараюсь убедить почтенных старичков, что брат отца — совсем другое, чем отец брата... Сейчас наплыв дико интересного материала: агнозии и аг­рафии, послеродовые психозы с афазиями... мы за­хлебываемся в редчайшем материале. Я весь увяз в медицине: сижу с Выготским над патофизиологи­ей, — и конечно, вспоминаю Вас» (цит. по Е.А.Лу-рия, 1994, с.80-81)

Параллельно с клиническими наблюдениями и чтением работ психофизиологов и невропатологов Л.С.Выготский продолжает консультативную рабо­ту с детьми и подростками. Он обобщает этот опыт, как и данные генетических исследований в статьях и лекциях по возрастной психологии и дефектоло­гии. В этих работах заметное место занимает сопос­тавление данных развития и распада поведения, здесь он раскрывает принцип хроногенной локализации функций, объясняющий возможность подвижной динамической локализации функций и в онтогенезе, и в актуалгенезе. Так, в работе «Педология подрост­ка» (1930—1931) Л.С.Выготский вслед за Е.К.Сеп-пом и Э.Кречмером пишет: «...те механизмы, которые управляют нашим поведением на ранней ступени развития ...не исчезают у взрослого чело­века вовсе; они включены как вспомогательный ис­полнительный механизм в состав более сложной синтетической функции. Внутри нее они действуют по другим законам, чем те, которые управляют их самостоятельной жизнью. Но когда высшая функ­ция почему-либо распадается, сохранившиеся внутри нее подчиненные инстанции эмансипируются и сно­ва начинают действовать по законам своей прими­тивной жизни... Расщепление высшей функции и означает в условном, конечно, смысле как бы воз­врат к генетически уже оставленной ступени раз­вития» (1983, т. 4, с. 166).

Л.С.Выготский применяет эти положения, срав­нивая процессы образования и распада системы по­нятий, имеющие место соответственно в переходном возрасте и при амнестической афазии. На основа­нии данных А.Гельба и К.Гольдштейна и собственных наблюдений Л.С.Выготский полагает, что при этой форме афазии распадается «сложное единство, лежащее в основе понятия, тот комплекс суждений, который приведен в нем в известный синтез» и про­исходит «опускание слова к генетически более ран­ней функции, когда оно являлось знаком комплекса или фамильным именем» (1983, т. 4, с. 157). А.Р.Лу-рия позднее повторит это объяснение нарушения называния (см. раздел о семантической афазии в «Травматической афазии» (1947), современные ис­следования также подтверждают это толкование.