Перспективные проблемы и общая характеристика мотивации человека 7 страница

уверенность, уныние, отчаяние, надежду, тревогу), исходит из недифференцированного подхода к моти­ вации, из попытки свести ее к однородному множест­ ву инстинктов. В действительности же такие эмоции, как страх или гнев, обычно возникают уже вслед за переживанием неуспеха, т. е. уже на некотором этапе развития производного эмоционального процесса. По­ этому соглашаясь в целом с оценкой этого автора, который представлял свою классификационную схе­ му «...исчерпывающей, последовательной и в прин­ ципе верной, хотя еще сильно нуждающейся в поправ­ ке и доработке деталей» (1984. С. 103), следует, од­ нако, отметить, что в результате ее поправки класс производных эмоций значительно расширяется. Организация мотивационной сферы. Проекция идеи о функциональной классификации эмоций, из­ влеченной из рассмотренных концепций и лишенной какого бы то ни было остатка свойственного им па­ раллелизма, на представление об эмоциях как о субъ­ ективном проявлении потребностно-мотивационных процессов показывает, что механизмы мотивации обеспечивают на уровне психического отражения не только возникновение, но и развитие эмоций; это зна­ чит, что в потенциальном виде эмоциональная реак­ ция на некоторое событие является как бы развет­ вленной, причем каждая из таких ветвей соответ­ ствует определенной возможности ее дальнейшего. развития, отвечающего тому или иному варианту из­ менения ситуации. Если состояние потенциальной го­ товности к переживанию субъектом некоторой эмоции обозначить как мотивационную установку (см. Ви- люнас, 1986. С. 94), то данное представление можно сформулировать следующим образом: механизмы мо­ тивации устроены так, чтобы обеспечить возникнове­ ние ведущей эмоции в сопровождении ряда связан­ ных с ней мотивационных установок, каждая из которых способна при соответствующих условиях перерасти в реально переживаемую производную эмоцию. Данные о ситуативной динамике эмоций специ­ фически освещают принципиальную организацию мо­ тивационной сферы. Из них следует, что в ней наряду ^ со сравнительно автономными механизмами, специа­ лизированными в отношении отдельных потребностей

и обеспечивающими указание при помощи ведущих эмоций на непосредственно отвечающие им предме. ты, существуют универсальные, как это подчеркивал У. Макдауголл, мотивационные механизмы, способ­ ные проявляться в любой деятельности независимо от ее потребностной направленности. Типичный пример такой универсальной мотиза- ционной системы представляют собой механизмы, обеспечивающие возникновение эмоций успеха-неус­ пеха. Надежда или тревога по поводу цели, предстоя­ щей достижению, лишь интенсивностью зависит от ее мотивационного значения, тогда, как качеством — от хода деятельности .и опыта субъекта в данной си­ туации: «Надеждой мы называем сложное чувство, возникающее у нас при действии любого сильного желания и при предвосхищении успеха; ...по мере уменьшения благоприятности обстоятельств, чувство, .коренящееся в нашем желании, изменяется незамет­ ными градациями от надежды к тревоге и далее — к отчаянию» (Макдауголл, 1984. С. 107). Можно ска­ зать, что механизм эмоций успеха-неуспеха релеван­ тен не потребностям, а деятельности как таковой и организующему ее субъекту. Однако было бы неверно считать, что различение ведущих и производных эмоций соответствует раз­ личению специфических и универсальных механизмов мотивации. Дело в том, что ситуативное развитие эмоций может быть предусмотрено и происходить и в пределах механизмов, обеспечивающих удовлетво­ рение специфической потребности или некоторой их системы. Выше были пересказаны многочисленные варианты производного эмоционального процесса, которые, согласно Б. Спинозе, могут развиться из ве­ дущего отношения любви. Этот материал говорит о том, что мотивационная система, отвечающая за эмо­ циональную сторону человеческих взаимоотношений, не только обеспечивает формирование и сохранение эмоционального отношения к людям, но и содержит целый реестр потенциальных эмоциональных реакций на 'их состояние и поведение. Такой тип организации мотивационных систем, регулирующих 'специфические формы поведения, не является неожиданным и принципиально новым, так как имеет аналоги в механизмах регуляции поведе-

ния животных. «Разветвляющийся» тип организации инстинкта (Вилюнас, 1986. С. 133), на основе кото­ рого, например, осуществляется насиживание яиц птицами (Baerends, 1959), отличается именно одно­ временной готоввюстью отвечать специфическими реакциями на разные стимулы; эти реакции выпол­ няются в любом порядке в зависимости от последо­ вательности поступающих ключевых раздражителей. Со стороны механизмов мотивации такой инстинкт, как и обсуждаемые мотивационные системы, пред­ ставляет собой совокупность одновременно актуали­ зированных установок. Отличие состоит в том, что в случае мотивационной системы, регулирующей эмо­ циональные взаимоотношения, такие установки, оз­ начающие потенциальную готовность к определенным эмоциональным реакциям, отчетливо связаны с цент­ ральным образованием системы—ведущим отноше­ нием к человеку—'и из него развиваются. Впрочем, такое отличие может и не существовать, поскольку субъективная сторона актуализации мотивациошных установок в случае инстинкта просто неизвестна. Эмоциональные системы, имеющие центральное образование, которое служит организующим началом для многочисленных связанных с ним эмоций, были подмечены и обсуждались в психологии начала века. .В англоязычной литературе такие системы получили название sentiments (Shand, 1926), которое на рус­ ский язык обычно переводится как «чувство»: «Мы видели, что чувство представляет собой организован­ ную систему эмоциональных переживаний, концентри­ рующихся около идеи о каком-либо объекте» (Мак- Дауголл, 1916. С. 117); «Преобразованные воспита­ нием эмоции—это эмоции, интегрированные, или организованные, в чувства; они уже .не обнаружи­ ваются судорожно, изолированно, приводя к конф­ ликтным последствиям, а скорее ровно и согласован­ но, .видоизменяя и усиливая друг друга в направле­ нии к общей цели» (Phiilips, 1937. Р. 16). Однако в данном понимании эмоциональных си­ стем их «центральное ядро» обычно трактовалось как образование когнитивной природы: «Как ни называ­ лись бы приобретенные компоненты характера — чувствами, интересами, страстями или комплекса- ^^и, — все они сострят из организованной группы эмо-

⁴ В. К. Вилюнас

ций, связанных с мыслью об одном и том же объекте» (Burt, 1945. Р. 538). При таком понимании чувства- сантименты означают не отдельные онтологические явления, какими следует считать ведущие эмоции а гносеологические обобщения для обозначения всей системы связанных с некоторым предметом производ­ ных эмоций. Подобным образом чувства интерпрети­ руются и рядом советских авторов (Ковалев, 1957; Фортунатов, 1946; Якобсон, 1958), утверждающих, например, что «психический процесс непосредствен­ ного переживания какого-либо чувства и является эмоцией» (Смирнов, Трохачев, 1974. С. 31). Такая точка зрения отражает факт организован­ ности эмоций вокруг некоторого ядра, а не механизм их организованности. И если вернуться к тезису о том, что идею о ситуативной динамике эмоций, со­ держащуюся в учениях прошлого, современная пси­ хология утратила постепенно, то учение о сентимен- тах можно рассматривать как переходный этап этого процесса, на котором развитие эмоций уже. не призна­ валось, хотя еще отражалось. Во всяком случае феноменологический материал,. которым оперировали представители учения, тесно перекликается, а порой прямо совпадает со спинозов- ским: «Так, Шанд указывает, что когда человек ис­ пытывает чувство любви по отношению к какому- нибудь лицу или другому объекту, он переживает нежную эмоцию в его присутствии, страх или трево­ гу, когда это лицо в опасности; гнев, когда ему угро­ жают; печаль, когда его теряет; радость, когда объект чувствует себя хорошо или возвращается к нему; благодарность к тому, кто делает добро любимому существу, и т. д.» (Мак-Дауголл, 1916. С. 91). Отли­ чие состоит в том, что Б. Спиноза считал любовь не­ обходимой предпосылкой развития такого рода эмо­ ций, тогда как представители учения о сантиментах, уже частично подчиняясь позитивистскому запрету углубляться в мир внутренних переживаний, созре­ вавшему и закреплявшемуся в то время в психологии, констатируют внешний факт: все эти наблюдаемые эмоции, вместе взятые, способность человека к ним — это и есть любовь. Конечно, признание ситуативного развития эмо­ций, существования организованных систем, опреде-

дрзщих это развитие, не раскрывает всех тайн орга­ низации мотивационной сферы отражения; главные открытия несомненно впереди. Однако такое призна­ ние, взгляд на эмоциональную жизнь, как на постоян­ но 'развивающийся по определенным правилам про­ цесс, представляется обязательным условием прибли­ жения к тайнам мотивации. Много неясных проблем возникает при постановке вопроса о совместном проявлении отдельных эмоцио- нально-мотивационных систем, в частности о взаимо­ действии выделенных выше универсальных и специ­ фических систем. Факты говорят о том, что они регулируют поведение в теснейшей взаимосвязанно- *"' сти. Для появления страха, например, недостаточно того ведущего переживания, с которым воспринимает­ ся угрожающий агент. Как правило, в этом процессе участвует еще универсальная производная эмоция, констатирующая или предвосхищающая неуспех в попытке удалиться от угрозы. При других обстоятель­ ствах эта же эмоция может «включить» гнев, более того—направить его, так как его объектом обычно становится именно причина неуспеха. Сравнительно полно этот процесс развернут в опытах Т. Дембо, в которых повторяющиеся неудачи, неожиданно сме­ нившие первоначальный многократный успех, при­ водили к острым вспышкам гнева (Dembo, 1931). Не­ удача, в попытке убедить в чем-то любимого человека способна вызвать обиду, упреки, хотя в отношении .постороннего лица развитие эмоции в аналогичной ситуации может ограничиться простым разочарова­ нием. Такого рода факты свидетельствуют о том, что универсальные эмоции успеха-неуспеха, отражающие реальное продвижение в преследовании целей или возможность такого продвижения, служат в системе производных эмоций своего рода диспетчером, по сигналам которого возникают более специфические переживания. Однако насколько легко констатировать Данное функциональное проявление эмоций успеха- неуспеха, настолько трудно дать ему объяснение, так как изученность взаимодействия отдельных механиз­ мов и систем мотивации оставляет желать лучшего. Следует подчеркнуть, что в области мотивации четкое разграничение отдельных компонирующих си-

4*

стем неизбежно является условным из-за их предель­ ной переплетенности и, как можно думать, полевой природы взаимодействий, формирующих итоговые по­ буждения. Сложность такого разграничения была, в частности, показана в изучении чувств-сантиментов: «Наше исследование подтвердило изначальное пред­ положение об искусственности по'нятня отдельного чувства. Объектом любого чувства редко оказывает­ ся отдельная неизменная сущность или идея; это скорее система, способная как к внутреннему разви­ тию и усложнению, так и к вовлечению новых объек­ тов с присоединением к ним готовых эмоций и уста­ новок» (Phillips, 1937. Р. 309). Действительно, спинозовские закономерности раз­ вития производных эмоций из отношений любви и ненависти в том или ином сочетании могут проявлять­ ся в общении друзей, родителей и детей, супругов, в профессиональной, эстетической деятельности, да и при случайной встрече. Но это значит, что мотива- ционная система, отвечающая за эмоциональные вза­ имоотношения людей и специфическая по отношению к этому роду деятельности, оказывается достаточно универсальной, если рассматривать конкретные сфе­ ры ее проявления. Поэтому по отношению к склады­ вающимся в онтогенезе системам ведущих эмоций,, мотивирующих отдельные виды деятельности, более точным будет различение не специфических и уни­ версальных подсистем производных эмоций, а более и менее универсальных подсистем. Уточнение особенностей организации мотивацион- ной сферы будет продолжено ниже при обсуждении феномена мотивационной фиксации. Функции эмоций успеха-неуспеха. Общее функ­ циональное назначение системы производных эмоций,. являясь, можяо сказать, одним из лейтмотивов дан­ ной ра'боты, было уже неоднократно представлено: это — ситуативное развитие мотивации, обеспечиваю­ щее перераспределение мотивационного значения ве­ дущих побуждений на всевозможные значимые для них обстоятельства, промежуточные цели активности и собственные действия, а вместе с тем, при допол­нительном условии фиксации возникающих ситуатив­ных отношений,—и онтогенетическое ее развитие. Понятно, что в этом общем назначении отдельными

видами производных эмоций осуществляются более специфические функции. Охарактеризуем некоторые ич них на основе прежней публикации (Вилюнас, 1976). Функциональное назначение эмоций успеха-неус­ пеха в общих чертах подсказывается попыткой осмыслить их эволюционную необходимость. Действи­ тельно, деятельность, побуждаемая только выражаю­ щей потребность ведущей эмоцией, при столкновении с непреодолимым препятствием продолжалась бы до полной потери сил. Живому существу необходим ме­ ханизм, который «выключал» бы фактор, побуждаю­ щий деятельность, как только она оказывается бес­ смысленной или даже просто нерентабельной, т. е. который выполнял бы по отношению к ведущему побуждению стоп-функцию. Такой механизм сущест­ вует, так как часто можно на-блюдать, что активность индивида, воспринимающего предмет своей потреб­ ности в недостижимых условиях, с самого начала исчерпывается одним созерцанием. Недостижимость предмета ведущей эмоции как бы 0'бессмысливает его, хотя, убра.в фактор, препятствующий его дости-'жению, нетрудно убедиться, что это обессмыслива- ние является ситуативным и условным. По всем признакам именно эмоции успеха-неуспе­ ха служат в качестве того универсального механиз­ ма, который подключается к процессу регуляции деятельности и на основе накапливаемого опыта опо­ вещает индивида о достижимости целей и оправдан­ ности активности. Такое представление более или менее прямо согласуется как с эмпирическими иссле­ дованиями, например уровня притязаний (Lewin а. о., 1946). выученной беспомощности (Хекхаузен, 1986. Гл. 11), так и с теоретическими взглядами. Согласно У. Макдауголлу, функциональное назначение эмоций успеха заключается в том, что они «усиливают и под­ держивают» исходное побуждение к цели, эмоций не­ успеха — что они это побуждение «задерживают и отклоняют» (1984. С. 106). Данное обобщенное представление допускает кон­ кретизацию. Дело в том, что переживания успеха-не­ успеха, четко выделяющиеся среди других производ- |ных эмоций, в свою очередь распадаются на несколь­ ко специфических подгрупп, отличающихся своим

значением в регуляции деятельности. В этом отноше­ нии различаются констатирующие, предвосхищающие и обобщенные эмоции успеха-неуспеха. Эмоция, констатирующая фактический успех-неус­ пех, сопровождает отдельную попытку приближения к цели. Согласно «биологической теории эмоций» П. К. Анохина (1964), рассматривающей, по существу, именно эмоции успеха-неуспеха и изображающей фи­ зиологический механизм их возникновения, они яв­ ляются результатом сличения «обратной афферента- ции», несущей информацию о реальных достижениях действия, и его «акцептора», т. е. ожидавшегося эф­ фекта, и сигнализируют о совпадении-рассогласова­ нии этих двух — полученной и требующейся — харак­ теристик действия. В функциональном проявлении положительная эмоция, завершающая удавшееся действие, его «санк­ ционирует», закрепляет, тогда как отрицательная — немедленно ведет к поискам «новой комбинации эф- фекторных возбуждений», т. е., задерживая неоправ­ давший себя способ достижения цели, она в то же время усиливает поиск новых проб. Таким образом, эмоциональные переживания, констатирующие в дея­ тельности успех-неуспех, отвечают за смену проб в поведении «пробами и ошибками», являясь, по сло­ вам П. К. Анохина, тем «своеобразным „пеленгом", который или прекращает поиски, или вновь и вновь организует их» (1964. С. 356). Что представляла бы собой деятельность, не во­ оруженная таким «пеленгом», можно видеть в экспе­ риментах по выработке так называемой фиксации (Maier, 1949), где необходимость действовать в ус­ ловиях полной случайности достижений как бы вы­ ключает эмоции успеха-неуспеха из сферы регуляции поведения. Даже многократный неуспех не приводит в таких случаях к модификации действий, индивид отчаянно повторяет одну и ту же бессмысленную пробу. Подобно многим другим эмоциональным пережи­ваниям, эмоции, констатирующие реальный успех-не­успех, способны переключаться на свои причины, фик­сироваться на них и вновь воспроизводиться при пов­торном столкновении с ними уже в качестве эмоций, предвосхищающих возможные удачи или затруднения.

Предвосхищающие эмоции успеха-неуспеха, воз­никая при одном восприятии условий, служивших причиной радостей и огорчений в прошлом, сигнали­зируют субъекту о вероятном исходе действий до реального их совершения. Такая опережающая инфор­мация о безысходности действий в одном направле­нии и о вероятном успехе в другом существенно об­легчает субъекту поиск пути достижения цели, делает этот поиск «эвристическим» (Тихомиров, Виноградов, 1969). Из поведения исчезают слепые, заведомо бес­смысленные пробы, оно становится более адекватным, экономным. Именно в «эвристической» функции отчетливо об­наруживается приспособительное значение положи­тельного переживания успеха. Эмоция, констатирую­щая в деятельности успех, возникает тогда, когда деятельность уже завершена, цель достигнута, и ка­залось бы, что в этом случае эмоция лишена какого бы то ни было смысла. Однако она образует следы, актуализирующиеся при сходных обстоятельствах в будущем и склоняющие субъекта отдать предпочтение тем пробам, которые ранее завершались успехом. В противоположность предвосхищению неуспеха, лишь суживающему зону проб, ограничивающему по­ведение, следы прошлых успехов открывают субъекту конструктивные решения, направляют поведение; так, обезьяна после успешного приближения к себе при­манки с помощью палки \в повторных пробах начи­нает отдавать предпочтение предметам удлиненной формы. Но после успехов в доставании высоко под­вешенного плода с помощью ящика, использованного в качестве подставки, обезьяна впоследствии пытает­ся применить этот же предмет и для добывания при­манки из-за решетки. Подобные попытки, выделенные Кёлером (1930) в отдельный класс «грубых ошибок», являются хорошей иллюстрацией как самого влияния предвосхищающих эмоций успеха-неуспеха на дея­тельность, так и меры его совершенства. Показательно, что на такого рода ошибки способен также и человек. Так, испытуемый, добившись успеха в решении шахматной задачи при помощи некоторой фигуры, неосознанно и неоправданно отдает ей пред­почтение при решении следующей задачи (Виногра­дов и др., 1977).

Опыт многочисленных радостей и огорчений в прошлом, актуализирующийся в виде предвосхищаю­ щих эмоций, по мере накопления обобщается. За эмо­ цией отчаяния лежит, как правило, не единичный не­ успех, а ряд переживаний, следовавших за всевозмож­ ными и тем не менее безуспешными попытками приближения к цели. Подобным образом обобщаются переживания, предвосхищающие успех-неуспех на от­ дельных этапах сложной деятельности; так, пережи­ вания спортсмена по поводу отдельных моментов предстоящей игры сливаются в общую тревогу за ее исход в целом. Обобщенная эмоция успеха-неуспеха взаимодей­ ствует с ведущим эмоциональным переживанием, по­ буждающим к деятельности, усиливая его, когда пред­ восхищается скорый успех, и лишая его побуждаю­ щей силы при предвосхищении трудностей и неудач. Таким о'бразом, именно данная разновидность эмоций успеха-неуспеха осуществляет по отношению к веду­ щему побуждению упоминавшуюся стон-функцию, лабораторный вариант которой изучается под назва­ нием выученной беспомощности (Levis, 1976; Maier, Seligman, 1976). Принцип взаимодействия эмоциональных пережи­ ваний, возникающих при восприятии предмета потреб­ ности в знакомой субъекту ситуации, можно условно сравнить с взаимодействием импульсов центральной и периферической зон в рецептивных полях зритель­ ной системы (см. Сомьен, 1975. С. 229; Hubel, 1963). Предположим, что образ среды тоже состоит из двух зон, продуцирующих два различных эмоциональных «импульса». Центром образа воспринимается предмет потребности, вызывающий ведущее побуждение, пе­ риферией — окружающие этот предмет условия, кото­ рые успехи-неуспехи в прошлом «разметили» так, что их восприятие сопровождается некоторой предвосхи­ щающей обобщенной эмоцией. «Выход» такого поля, так же как исетчаточного, зависит от взаимодействия обоих импульсов: благоприятные условия санкциони­ руют ведущее побуждение, неблагоприятные—нала­ гают вето. Чем сильнее потребность, чем интенсивнее ведущее побуждение — тем более верный неуспех должен предсказываться обобщенной эмоцией, чтобы это побуждение было задержано. Только таким вза-

имодействием, как бы решающим вопрос «стоит ли игра свеч», можно объяснить, например, 'почему кош­ка не взбирается на каждое дерево, на котором сидит воробей. Для полноты картины следует добавить, что наря­ду с важнейшими функциями, которые эмоции успеха-неуспеха выполняют в ситуативном развитии мотива­ции сами по себе (взаимодействие с ведущим побуж­дением, регуляция его выхода в действие, участие в выборе способа действия), ими еще осуществляется отмеченная несколько выше роль посредника, под­ключающего к регуляции деятельности другие произ­водные эмоции. В типичном случае такое подключе­ние означает привлечение к регуляции более специ­фических механизмов мотивации. Произвольное и эмоциональное разрешение ситуа­ций. По отношению к произвольно субъектом регу­лируемой активности'могут быть выделены три слу­чая совокупного проявления производного эмоцио­нального процесса, которые скорее представляют собой два крайних и промежуточный моменты неко­торой непрерывности. В первом из них этот процесс развивается исклю­чительно или преимущественно под влиянием позна­вательной активности субъекта, выявляемых ею свя­зей и зависимостей, т. е. управляется субъектом, яв­ляется им ведомым. Согласие между субъектом и возникающими эмоциями не обязательно должно быть абсолютным, между ними вполне возможны неприн­ципиальные расхождения и компромиссы. Так, чело­век, уступая эмоции, может с полным внутренним согласием отложить в сторону наскучившую работу, хотя раньше намеревался довести ее до конца; в дру­гой ситуации он может желать рассердиться и даже предпринимать усилия в этом направлении, но потом смириться с тем, что из этих усилий получилось. Такого рода расхождения между инстанцией субъ­екта и ею не управляемыми, но тем не менее санк­ционируемыми эмоциями не означают конфронтации между ними и не вызывают раздвоения побуждений. Способ решения задач субъектом в таких условиях трактовался ранее автором интеллектуалистически и выделялся под названием «разумного». Второй случай развития производных эмоций от-

личается относительной .автономностью от намерений субъекта и способностью формировать альтернатив­ ные побуждения. Обычно это наблюдается при дей­ ствии сильных ведущих побуждений или в неожидан­ ных, непредвиденных субъектом ситуациях, при его затруднениях в поиске адекватного из них выхода. Специфические мотивационные системы в таких слу­ чаях как бы перехватывают инициативу и пытаются навязать субъекту то или иное разрешение ситуации, которое, в противоположность предыдущему, может быть названо эмоциональным. Способность специфических механизмов мотивации навязывать человеку определенные поступки связана с включенностью в цепи развивающихся производных эмоций побуждающих переживаний. Такие эмоции, как страх, гнев, стыд, зависть, ревность, восхищение, благодарность, уважение, симпатия, не представляют собой сугубо оценочных состояний, из них следуют определенные, иногда очень сильные желания. А по­ скольку желание суть «не что иное, как самое стрем­ ление действовать» (Спиноза, 1957. С. 570), возникаю­ щие производные эмоции побуждают человека в си­ туации к определенным действиям. Каждый пример, когда человек испытывает неко­ торое желание, в то же время понимая, что реализо­ вать его в данной ситуации не следует или «просто нельзя», когда перед ним возникает дилемма, посту­ пать ли так, как «хочется», или же так, как «надо», можно рассматривать как доказательство способности производных эмоций к проявлению, независимому от планов и намерений субъекта, возможности парал­ лельного развития им санкционированной и несанк­ ционированной ситуативной мотивации. Часто раз­ двоенное развитие ситуативных побуждений выра­ жает противоречие между дальней мотивацией, поддерживаемой и развиваемой субъектом, и непо­ средственными эмоциональными реакциями на си­ туацию. Слова «разрешение ситуации» в случае автоном­ ного развития производных эмоций не следует пони­ мать буквально. Разрешает ситуацию действие, реаль­но выполненное субъектом, а не желание — «самое стремление действовать». Производные эмоции в дан­ном случае предлагают субъекту всего лишь свой ва-

риант такого разрешения, с которым он имеет воз­можность и не согласиться. Однако сохранение субъектом общего контроля над выходом производных эмоций в действие не оз­начает их полного отстранения от поведения. Даже когда в случае упомянутой дилеммы человек прини­мает решение поступать по предписаниям «надо», разнообразные «хотелось бы» продолжают существо­вать как психические феномены, определяя содержа­ние внутренней жизни, ибо подчинить разумному решению течение мысли значительно труднее, чем внешнее поведение. Воздерживаясь от побуждаемого эмоцией поступка, человек тем не менее может ока­заться не способным устоять перед натиском заме­щающих грез и размышлений, отвлекающих его от выполняемой деятельности и снижающих ее продук­тивность. Проблема всевозможных последствий и эффектов данного, отвлекающего влияния производных эмоций на деятельность получила в современной психологи­ческой литературе стихийное обособление и обсуж­дается под названием стресса (Вилюнас, Овчиннико­ва, 1972; Китаев-Смык, 1983; Леви, 1970; Appley, Trumbull, 1967). Третий случай развития производного эмоцио­нального процесса отличается крайней степенью его независимости от произвольной регуляции деятель­ности, доминированием «ад ней, тем, что эмоциональ­ное разрешение ситуации происходит буквально. Речь идет о развитии аффектов, способность которых на­вязывать человеку определенные действия иногда ис­пользуется как существенный признак их определе­ния: «Аффект—это стремительно и бурно протекаю­щий эмоциональный процесс .взрывного характера, который может дать не подчиненную сознательному волевому контролю разрядку в действии»; «Действие в состоянии" аффекта, т. е. аффективное действие, как бы вырывается у человека, а не вполне регули­руется им» (Рубинштейн, 1946. С. 495). Такое обнаружение аффекта является, можно ска­зать, предусмотренным, так как с биологической точ­ки зрения он представляет собой универсальную за­крепившуюся в эволюции «аварийную» реакцию на экстремальную ситуацию, не получающую разреше-

ния, а со стороны мотивационной регуляции означает возвращение к инстинктивному поведению в случае, когда механизмы онтогенетически развивающейся мотивации не способны обеспечить более совершен­ ное ее разрешение. Именно этим объясняются приз­ наки аффекта, свидетельствующие об отстранении инстанции субъекта от регуляции активности - - тор­ можение других психических процессов, так называе­ мое сужение сознания, предельная концентрация вни­ мания на предмете аффекта и др. Особенно ярко они . обнаруживаются в случае патологического аффекта (Калашник, 1941). Способность аффекта навязывать разрешение си­ туации 'получила признание ,в уголовном законода­ тельстве, предусматривающем меньшую ответствен­ ность за преступления, совершенные в этом состоя­ нии (см. Коченов, 1980; Кудрявцев, 1988; Снтковская, 1983). Конечно, разнообразие взаимоотношений между произвольной регуляцией активности и производным эмоциональным процессом нельзя сводить к выде­ ленным случаям идиллического согласия, конкури­ рующей конфронтации и подавления эмоциями субъ­ екта. Однако эти три варианта взаимоотношений нрезентируют ключевые моменты той полной дина­ мики, а порой и драматизма состязательности, в ус­ ловиях которой высшие инстанции регуляции стре­ мятся совладать с механизмами ситуативного разви­ тия мотивации и целенаправленно их использовать. Феноменология невротических симптомов (Кемпин- ски, 1975), защитных процессов (Sjoback, 1973), силы «Я» (Бассин, 1969) большей частью определяется итогами и успешностью этих попыток совлада.ния. Итак, в функциональном аспекте производные эмоции обнаруживаются весьма разнообразно. В са­ мом общем своем назначении они определяют способ деятельности и этим отличаются от ведущих побуж­ дений, которые отвечают за 'ее направленность, ко­ нечные цели. Однако 'следует сделать оговорку отно­ сительно того, что различение этих классов эмоций, как и многие другие различения в области мотивации, не имеет абсолютного характера и является скорее соотносительным, функциональным. Дело в том, что многие ведущие эмоции являются

экспроизводными, по происхождению представляя собой фиксированные и потерявшие связь с ведущим отношением производные эмоции. Но такая потеря связи, приобретение онтогенетически производной эмоцией функциональной автономности, часто не бы­вает полной. Поэтому некоторая эмоция, проявляю­щаяся в конкретной ситуации в качестве ведущей и функционально автономной, может оказаться произ­водной как по 'происхождению, так и в отношении более дальних жизненных планов. Подробнее проб­лема автономности мотивационных образований бу­дет рассмотрена при обсуждении мотивационной фиксации. Заключение. Ознакомление с феноменом эмоцио­нального переключения и его отражением в психоло­гической литературе, а также последующая попытка обобщить этот материал позволяют заключить, что эгяоционалыюе переключение является одной из глав­ных «единиц» ситуативного развития эмоций — слож­нейшего по организующим его механизмам, составу эмоций и выполняемым функциям процесса. В этом процессе эмоциональное переключение способно про­являться многократно и многоступенчато, так как оно задействовано в организации как универсальных (пе­реключение на причину эмоции успеха-неуспеха), так и более специфических (переключение 'сопереживае­мой эмоции любимого или ненавидимого лица) ме­ханизмов мотивации; оно, таким образом, является как бы метауннверсальным механизмом ситуативного развития мотивации. В случае проявления эмоционального переключе­ния в составе механизмов специфических мотивацион­ных систем развитие эмоций на его основе может быть описано при помощи достаточно конкретных закономерностей, сформулированных, в частности, в учении Б. Спинозы и допускающих формализацию (ср. Naess, 1971; Naess, Wetlesen, 1967). Дальнейшее уточнение особенностей эмоциональ­ного переключения сталкивается с затруднениями, •связанными со 'спецификой проявления этого меха­низма в условиях высших 'форм отражения. Рассмот­рим этот вопрос отдельно.