Мистицизм нэмбуцу и произнесение имени

Такая интерпретация нэмбуцу позволяет нам понять слова Иппэна:^[82] «Возрождение есть первое пробуждение мысли, и оно предполагает существование того, в ком свершается пробуждение. „Наму Амида Буцу” и есть возрождение; возрождение есть не-рож- дение. Когда происходит эта реализация, провидчески называю я ее первым пробуждением мысли. Когда человек поглощен именем Будды, превосходящим время, свершается возрождение, не знающее начала и конца.

Иногда различают последнее мгновение жизни и жизнь каждодневную, но это различение основано на сбившейся с пути мысли. В „Наму Амида Буцу” нет последнего мгновения, нет и каждодневной жизни. Это реальность, пребывающая во всех временах. Что же до человеческой жизни, то она — цепь мгновений, длящихся от вдоха до выдоха. Вот почему мгновение мысли есть последнее мгновение жизни. Если же это так, мгновение мысли есть последнее мгновение, и каждое мгновение суть возрождение».

Смысл этих мистических рассуждений Иппэна проясняют нижеследующие его высказывания.

«Когда сознание уничтожено в „Наму Амида Буцу”, это — верная мысль для последнего мгновения».

«Существует только имя Будды, за его пределами нет ни произносящего, ни призываемого. Есть только имя Будды, и за его пределами нет возрождения. Все существующее — это добродетели, хранящиеся в имени Будды. Если же это так, то, когда вы произнесением „Наму Амида Буцу” постигаете все вещи как нерожденные, стирая следы сознающего ума, то первая мысль, пробужденная таким образом, будет истинной мыслью вашего последнего мгновения, ибо не существует ничего, кроме мысли просветления, которая и есть „Наму Амида Буцу”.

Пусть имя владеет вами, а не вы — именем. Все вещи принадлежат одному сознанию, но это сознание не проявляется само по себе. Глаз не может увидеть себя, дерево не горит само собой, хотя по природе своей легко воспламенимо. Держи зеркало перед собой — и глаз увидит себя: таковы свойства зеркала, в этом его добродетель. Зеркало — одно на всех, все мы владеем им. Это великое зеркало просветления; таково имя, уже реализованное всеми буддами. Поэтому узри свой изначальный облик в зеркале просветления. Не читаем ли мы в Сутре созерцания, что это подобно видению своего облика в зеркале?

Дерево возгорится, если поднести огонь; огонь сжигающий — тот же, что и огонь, скрытый в дереве. Итак, все вещи обретают действительное существование благодаря согласию причин внутренних и внешних. Мы все наделены природой Будды, но лишь огонь трансцендентальной мудрости, которая есть не что иное, как имя (намадхея), может разжечь костер, в котором сгорят дотла наши страсти. Школа дзёдо учит, что тот, кто желает ухватить предмет, должен сначала избавиться от него. Сознание должно помнить о предписанном запрете».

В буквальном смысле «Наму Амида Буцу» не является именем (намадхея). Наму (намас на санскрите) означает «поклонение» или же «почтительное приветствие, отдание чести»; но обычно вся фраза «Наму Амида Буцу» рассматривается как имя, мис- тическая деятельность которого так высоко оценивается. Мастера школы Чистой Земли чрезвычайно подробно разрабатывали философскую сторону этой темы, но, как ни странно, всегда хранили молчание относительно психологической ее составляющей. Возможно, истоки этого молчания — в их концепции Амиды, онтологичной в самом фундаментальном смысле. Но, когда утверждается, что имя только одно и существует, а потому в нем стирается двойственность, противостояние того, кто повторяет имя, и того, к кому он (повторяющий) обращается, — это утверждение относится скорее к мистическому опыту, а не к метафизической рефлексии. Опыт произнесения имени единоприроден опыту решения коана. Когда объективная сторона опыта интерпретируется метафизически, имя объективируется и Амида становится абсолютной «силой другого»; но, с другой стороны, если посвященный — последователь дзэн, его понимание будет совершенно идеалистическим.

Автор Андзин кэцудзёсё придавал имени такое же значение, как и Иппэн: «Ни на мгновение не нарушается единство произносящего „Наму” и Амида Буцу: каждая мысль его есть мысль о „Наму Амида Буцу”. В каждом вздохе своем он слит с добродетелями Будды; все его существо есть субстанция „Наму Амида Буцу”... Если же в нем есть понимание смысла нэм- буцу-самадхи, тогда и телом, и сознанием своим он есть „Наму Амида Буцу”.

Поэтому, когда все существа прошлого, настоящего и будущего взращивают одну лишь мысль о вере в [изначальный обет Амиды], мысль эта сливается с единой мыслью о просветлении, [впервые пробужденной в Будде]; и тогда сознания всех чувствующих существ в десяти сторонах света в момент произнесения имени также возвращаются к мысли о просветлении.

Ни мыслимое, ни изреченное, родившись в посвященных, не остается с ними — [все они возвращаются к источнику, в котором рождается просветление]. В изначальном обете имя и сущность слиты воедино, поэтому имя содержит в себе всю сущность просветления. Будучи сущностью просветления, оно есть место для перерождения существ всех десяти сторон света».

Осознавали или нет мастера школы дзёдо (включая син) это обстоятельство, но в их метафизических выводах (или же в их теологии, если термин этот вообще применим к буддизму) отчетливо проступает психологический элемент. Мы не можем утверждать, что психология — это все в религии, хотя основной фон задает именно она. Даже в син, где вера стала основным принципом учения, многие изречения Син- рана, ее основателя, останутся непостижимыми, если не принимать во внимание его мистического опыта.

Например, проповедуя идентичность имени и изначального обета, заключающуюся в их недоступности человеческому пониманию, он основывает этот тезис на учении самого Будды. Объяснение достаточно просто, но как нам достичь подтверждения своей веры? Особенно тогда, когда мастера син убеждают нас отказаться от учености и рассуждений, как можем мы принять то, что механически вливается в наши головы; иначе говоря, какой авторитет послужит гарантией? Очевидно, мы должны воспроизвести в себе-------------------------------------------------------

и это касается даже тех, чей ум далек от логики, — определенное психологическое состояние, которое позволит просто сказать «да» всему, во что требуется уверовать. Почему следует произносить имя вместе с верованием в обет? Возможно, произнесение и есть верование, и наоборот; но это отождествление также должно основываться на опыте, а не на логическом рассуждении.

«Обет и имя нераздельны, ибо без обета нет имени, как нет обета без имени. Даже это утверждение требует человеческого разумения. Но, веруя в обет, превышающий возможности человеческого понимания, и в имя, также запредельное пониманию, вы произносите имя с одной только мыслью — зачем же вам прибегать к собственному пониманию?»¹

Кажется, достаточно одной веры, чтобы обрести уверенность в возрождении в Чистой Земле и в просветлении. Почему же так важно произнесение имени? Согласно мастерам син, не существует произнесения имени без веры, как нет верующей мысли, оторванной от имени; но почему же такое значение придается имени? Почему «Наму Амида Буцу» столь существенно для подтверждения веры?

Имя, чье значение заключается в отсутствии значения, — поскольку оно (имя) трансцендентно относительному человеческому знанию, — должно хотя бы однажды сбыться в опыте, чтобы можно было признать справедливость сказанного выше. С точки зрения дзэн, «Наму Амида Буцу» — это коан, заданный последователям школы Чистой Земли. Ког- да-нибудь, уже в который раз произнося имя, вы постигнете его тайну. Это — тот миг, когда ключ дается посвященному, когда ему вверяются все сокровища религиозного сознания.

«Изначальный обет Амиды приглашает в его Землю Благословения каждого, кто с абсолютным доверием и уверенностью произнесет его имя. Человек может иметь веру, но он ничего не достигнет, если имя не произнесено. Другой же может в интенсивном сосредоточении произносить имя, но, если его вера недостаточно глубока, перерождения не будет. Твердо верующий в перерождение, к которому приведет нэмбуцу, и в то же время неустанно твердящий имя, без сомнения, переродится в Земле Воздаяния».^[83]

Итак, мы видим, что без веры перерождение невозможно, но к чему здесь все-таки имя? Чтобы постичь эту тайну, принадлежащую к трансцендентальной мудрости всех будд, необходимо проникнуть в глубины нашего собственного существа и, согласно дзёдо, там мы встретим «Наму Амида Буцу», достигающее самого дна.

Опыт и теоретизация

Любая религия стоит на фундаменте мистического опыта, без которого рушатся все ее метафизические или теологические построения. Именно в этом состоит отличие религии от философии. Все философские системы могут когда-нибудь рухнуть; источник же глубочайших тайн, питающий религиозную жизнь, не иссякнет вовеки. Ни дзёдо, ни дзэн не могут оторваться от этого источника. Дзёдо основывает свое учение на нэмбуцу, дзэн — на упражнении коанов. В своих теоретических построениях они очень близки друг другу.

Дзёдо жаждет увидеть своих последователей возрожденными в Земле Благословения, достигшими там просветления. С этой целью им проповедуют об их греховности, об интеллектуальной неспособности постичь высшие истины буддизма и об их чрезмерной обремененности прошлой кармой, не позволяющей самостоятельно, своими усилиями освободиться от оков. Амида стоит перед ними, его изначальный обет подобен милостиво протянутой руке, опершись на которую можно перейти на тот берег потока рождений и смертей. Но до этой руки дотянется лишь тот, кто в сосредоточенности на «одной мысли» (экаччита) произнесет имя спасителя.

Пробуждение этого состояния сосредоточенности на единственной мысли, на «одной мысли веры» составляет главную проблему учения дзёдо. Обет, имя, «одна мысль веры», произнесение имени, перерождение — таковы звенья цепи учения Чистой Земли. Ухватившись за одно из звеньев, вы ухватитесь и за всю цепь, и повторение имени мастера дзёдо считают важнейшим из звеньев. Именно в этом месте встречаются опыт дзэн и опыт дзёдо. И у нэмбуцу, произносимого вслух, и у коана одно основание.

С психологической точки зрения, цель повторения нэмбуцу вслух заключается в устранении фундаментального дуализма, являющегося основным условием действия нашего эмпирического сознания. Когда дуализм преодолен, все теоретические трудности и противоречия с легкостью разрешаются. Собрав в максимальном напряжении свои мысль и волю (адхьяьиа- на), адепт бросается в глубины своего существа. Однако он не просто странник, ничем и никем не направляемый. Он владеет именем. С именем он продвигается вперед; с именем он спускается в бездну; он всегда помнит о нем, обращается к нему, хотя зачастую и чувствует себя разлученным с ним.

Однажды, сам не зная как, он перестает быть собой, перестает быть тем, кто произносит имя. Остается одно имя: он (произносящий) сам есть имя, имя есть он. Затем вдруг исчезает и это; то же, что есть, нельзя назвать состоянием духовной пустоты или совершенной бессознательности. Никакие психологические определения не в силах описать этого состояния сознания. Но и это еще не конец пути; новое пробуждение приходит так же внезапно, как и прежде. Он пробуждается, и вместе с пробуждением приходит мысль. Эта мысль — имя и вера в изначальный обет Амиды и в возрождение. Восстание из состояния абсолютной тождественности знаменуется произнесением «Наму Амида Буцу», ибо к пробуждению адепт приходит через учение своей школы.

Религия по сути своей — личный опыт. Вместе с тем вера, реализованная на этом пути, пронизана интеллектом. Ведь когда опыт обретает имя, то есть когда он полагается как вера, он уже прошел через крещение интеллектом. Последний сам по себе бессилен, но, соединившись с опытом, он вновь обретает авторитетность. Таким образом, почти все религиозные противоречия группируются вокруг философии опыта; другими словами, они возникают на почве теологических тонкостей, но не самого опыта. Разночтения в интерпретации опыта зачастую становятся причиной наиболее яростных преследований или кровавых войн.

Как бы то ни было, именно религиозный опыт — это та неистощимая энергия, которая питает и метафизические системы. Этим объясняется разнообразие интеллектуальных интерпретаций, сосуществующих даже в едином комплексе буддизма. Таковы дзэн и дзёдо: они говорят на разных языках, на уровне же психологии их опыт в значительной степени совпадает.

Этим также объяснима и историческая связь, существующая между дзёдо и дзэн. Для поверхностного или интеллектуального взгляда любой из коанов дзэн и «Наму Амида Буцу» кажутся бесконечно далекими друг от друга.

«Что есть то, чему вовеки нет спутника?» — «Я скажу тебе, когда ты одним глотком проглотишь все волны Си!» Или: «С какой целью Бодхидхарма пришел с Запада?» — «Восточные горы плывут по волнам».

Интеллект не в силах усмотреть связь между этими коанами и «Наму Амида Буцу». Буквальный смысл «Наму Амида Буцу» — «Поклоняюсь Будде Амитабхе», и это достаточно ясно. Что же до гор, плывущих по волнам, осушения реки одним глотком, то в этих высказываниях нелегко обнаружить смысл.

О них можно сказать только одно: «Абсурд!» Разве можно обнаружить связь этих абсурдных высказываний с нэмбуцу?

Как уже отмечалось, нэмбуцу в ходе своего развития утратило значение «созерцания Будды», «размышления о Будде», полностью отождествившись с именем (мин~хао), а скорее, даже с «произнесением имени» (чэн-мин). На смену созерцанию и размышлению, или «вхождению в мир Будды», приходит постоянное повторение фразы, не обязательно обращенное к какой-либо определенной объективной реальности, но воспринимаемое просто как именование того, что лежит за пределами понимания, или даже как символ, указующий на нечто неописуемое, не имеющее признаков, полностью превосходящее интеллект, а значит, подразумевающее некое значение, превосходящее значение.

На этой стадии нэмбуцу имя довольно близко подходит к коану. Если до сих пор нэмбуцу и практика коанов шли каждый своей дорогой, теперь они оказались соседями, и каждый из них узнает себя в другом.

Дзэн стремится к очищению сознания от всех интеллектуальных примесей, чтобы во всей своей чистоте и ненарушаемой простоте оно было готово к первому пробуждению мысли. Именно с этой целью совершенно лишенный смысла (в обыденном понимании) коан задают последователям дзэн. Смысл этого упражнения состоит в возврате к изначальной пустоте, в которой еще нет действующего сознания. Таково состояние не-рожденности. С него начинаются и дзэн, и дзёдо.