История художника с цветовой слепотой 3 страница

Демонстрация Лэндом получения цветного изображения поразила своей простотой и походила на цветную иллюзию, о которой говорил Гете, — иллюзию, продемонстрировавшую неврологическую правду того, что цвета не самостоятельные субстанции и не автоматическая корреляция длины волны луча света, вызывающие ощущение определенного цвета, а субстрат мозга.

Этот эксперимент выглядел как аномалия и не укладывался в существовавшую цветовую теорию, но и не породил новой. Более того, казалось возможным, что знание зрителем существующих цветов может влиять на его восприятие.

Чтобы показать, что не существует ключа для предсказания цвета, который будет увиден, Лэнд решил заменить привычные, естественные изображения окружающего мира абстрактной многоцветной мозаикой, представлявшей собой набор полосок цветной бумаги. Такого рода мозаики напоминали картины голландского художника Пита Мондриана, и Лэнд назвал их «цветными мондрианами». Используя мондрианы, освещавшиеся тремя проекторами, и три фильтра — красный (длинноволновый), зеленый (средневолновый) и синий (коротковолновый) — Лэнд показал, что если на поверхности экрана формируется часть сложной многоцветной картины, то при этом нет простой связи между длиной волны света, отраженного от экрана, и воспринимаемым цветом.

Более того, если отдельную цветную полоску (которую, к примеру, мы обычно видим зеленой) изолировать от окружающих цветов, она будет восприниматься как белая или как бледно-серая вне зависимости от того, какой луч света использовался для ее освещения. Лэнд показал, что такая полоска не может считаться прирожденно зеленой, а свой цвет она получает, взаимодействуя с окружающими ее зонами мондриана.

В то время как, согласно классической теории Ньютона, цвет представлялся локальным и повсеместным и зависел от длины волны света, отраженной от каждой точки объекта, Лэнд показал, что цвет распределен не локально и не повсеместно, а зависит при наблюдении всей картины от восприятия цветов каждой точки объекта и цветового фона. При этом должны иметь место непрерывные связи, сравнение каждой части зрительного поля с его собственным окружением, чтобы получить глобальный синтез — по Гельмгольцу, совершить «акт суждения».

Лэнд показал, что это положение, или корреляция, подчиняется фиксированным, формальным правилам и что он в состоянии предсказать, какие цвета будут восприняты наблюдателем в различных условиях. Он изобрел «цветной куб», алгоритм для осуществления этой цели, а в сущности — модель сравнения мозгом яркости при различных длинах волн всех частей сложной многоцветной картины. В то время как цветовая теория Максвелла и его цветной треугольник основывались на концепции сложения цветов, модель Лэнда основывалась на сравнении.

Он полагал, что при восприятии объекта происходит сравнение двух сигналов: отражения от всей картины определенной группы длин волн или спектра (по терминологии Лэнда, «световой записи» спектра) и воздействия трех отдельных световых записей для трех длин волн, относящихся грубо к красной, зеленой и синей длинам волн. Этот второй сигнал создает цвет.

В то же время Лэнд старался избегать объяснений процессов, происходящих в мозгу при выполнении этих операций, и очень осторожно назвал свою теорию цветового зрения «теорией ретинекса», подразумевая, что должно существовать многофункциональное взаимодействие между сетчаткой (ретиной) и корой (кортексом) головного мозга.

Если Лэнд приближался к решению загадки цветового зрения на психофизическом уровне, опрашивая людей, как они воспринимают сложную многоцветную мозаику при изменении освещения, то Семир Зеки, ученый, работающий в Лондоне, решал проблему на физиологическом уровне путем внедрения в зрительную кору обезьян микроэлектродов, после чего измерял нейронные потенциалы, генерируемые при появлении цветного стимула, обычно изготовленного из цветной бумаги. В семидесятые годы XX века Зеки удалось найти на уровне циркуметриарной коры обезьян в зоне V4 группу клеток, которая, как он посчитал, реагирует на цвет. Зеки назвал их «цветокодирующими клетками».19 Таким образом, через девяносто лет, после того как Вилбрандт и Веррей высказали предположение о наличии в мозгу специального центра, отвечающего за восприятие цвета, Зеки доказал, что такой центр действительно существует.

19 В соседней зоне коры Зеки нашел клетки, которые, как он счел, отвечают за зрительное восприятие движения. В 1983 г. интересное сообщение о полном невосприятии движения пациентом было сделано Зилем, фон Крамоном и Маем. Пациентка, за которой они наблюдали, потеряла способность воспринимать движение объектов во всех трех измерениях. К примеру, она затруднялась налить чай или кофе в чашку, потому что жидкость казалась ей замороженной. Когда все же она решалась произвести это действие, она не могла его своевременно прекратить. Пациентка также жаловалась на то, что ей трудно вести беседу, ибо не может уследить за движением губ собеседника. В многочисленной компании женщина старалась не находиться — неожиданная смена людьми их месторасположения ее раздражала. Серьезные неудобства она испытывала и на улице. Перейти дорогу для нее стало проблемой. «Когда я вижу автомобиль, мне кажется, что он далеко, — жаловалась она, — но едва я соберусь перейти улицу, как эта машина неожиданно оказывается вблизи». В конце концов она научилась определять расстояние до двигающейся машины по производимому ею шуму. — Примеч. авт.

Пятьюдесятью годами раньше видный невролог Гордон Холмс, обобщив двести случаев нарушения зрения, вызванного огнестрельными ранениями головы, поразившими зрительную кору, не выявил ни одного случая ахроматопсии. Исходя из этого, он заключил, что цветовая слепота не может возникнуть лишь от одного повреждения зрительной коры. Заключение такого крупного авторитета в области неврологии, каким являлся Гордон Холмс, привело к тому, что проблема потеряла практический интерес.20

20 По этому поводу Дамазио заметил, что описанные Холмсом случаи касаются повреждений дорсальной части затылочной доли мозга, что не могло вызвать ахроматопсии. — Примеч. авт.

Положение изменилось после того, как Зеки в семидесятые годы XX века опубликовал ряд работ в области неврологии. После этого в медицинских журналах стали появляться статьи, описывающие новые случаи ахроматопсии с приложением результатов исследований по визуализации мозга с помощью новых технических достижений (аксиальной компьютерной томографии, ядерно-магнитного резонанса, позитронной эмиссионной томографии). В эти годы впервые появилась возможность визуально определить, с помощью каких зон мозга человек воспринимает цветное изображение. Хотя описываемые в литературе случаи часто касались других повреждений зрения (ослабления поля зрения, зрительной агнозии, алексии), повреждения, их вызывающие, как представлялось исследователям, находились в срединной ассоциативной коре, в зонах, соответствующих зоне V4 коры головного мозга обезьяны.21

21 Большую работу в этой области проделали Антонио и Ханна Дамазио и их коллеги в университете Айовы. Их отчеты о проведенных исследованиях весьма обстоятельны и убедительны. — Примеч. авт.

В шестидесятых годах исследователи обнаружили в зоне V1 зрительной коры обезьяны клетки, чувствительные к длине волны, но не к цвету. В начале семидесятых годов Зеки обнаружил в зоне V4 клетки, чувствительные к цвету, но не чувствительные к длине волны. Однако эти клетки, указал он, получают импульсы от клеток зоны V1, проходящие через промежуточную зону V2. Таким путем чувствительность популяции зоны V4 покрывает большую часть диапазона видимого спектра.

Таким образом, Зеки подтвердил гипотезу Лэнда на анатомическом и физиологическом уровнях: световые записи для каждого спектра принимаются чувствительными к длине волны клетками зоны V1, после чего сигналы сравниваются и коррелируются цветокодирующими клетками зоны V4. Каждая из этих клеток функционирует как коррелятор Лэнда или как исполнитель «акта суждения», о котором говорил Гельмгольц.

Цветовое зрение, как и другие виды зрительных ощущений (глубинное зрение, восприятие движения, восприятие формы), не требует навыков и является естественной способностью человека. Правда, ощущение цвета можно вызвать искусственно — путем магнитной стимуляции зоны V4, тем самым породив ощущение цветных кругов и гало, так называемых хроматофенов.22Но в обыденной жизни цветовое зрение является одним из внешних чувств человека, частью нашего бытия. Зона V4 может являться генератором цвета, но она, безусловно, связана с сотней других зон мозга и, возможно, в определенной степени управляется ими. Можно сказать, что интеграция происходит на высшем уровне, а ощущение цвета связано с памятью, ожиданиями, ассоциациями и желанием привести окружающий мир в соответствие с нашим собственным представлением.23

22 Такие хроматофены могут возникать спонтанно при глазной мигрени. Мистер И. рассказал нам о том, что до происшедшего с ним несчастного случая у него иногда болела голова, а боль при этом сопровождалась появлением перед глазами цветных искр и кругов. Любопытствующий может спросить, что бы ощутил мистер И., если бы ему стимулировали зону V4. Ответ прост: в то время, когда мы наблюдали за мистером И., магнитная стимуляция ограниченного участка мозга была технически невозможна. Можно задать и другой вопрос: теперь, когда такая стимуляция стала осуществимой, не стоит ли ее опробовать на людях с врожденной ахроматопсией? Такие эксперименты мне неизвестны, и потому выскажу лишь соображение по этому поводу. Возможно, что у людей с врожденной цветовой слепотой зона V4 не развита, ибо не получает сигналов от колбочек сетчатки. Но если зона V4 существует как функционирующее устройство (хотя и не функционирует), ее стимуляция может вызывать поразительный эффект — взрыв беспрецедентного, совершенно нового ощущения в мозгу (сознании). В 1758 г. Хьюм любопытствовал, может ли человек представить себе и воспринять цвет, который он никогда в жизни не видел. Вероятно, на этот вопрос теперь можно ответить. — Примеч. авт.

23 Интересную мысль о силе ожидания и даже о душевном состоянии человека при восприятии цвета высказал один из моих пациентов, дисхромат, смешивавший красный цвет с зеленым. Такие люди затрудняются, к примеру, собирать красные ягоды в темно-зеленой траве, не замечают краски утренней зари, если кто-то не обратит их внимание на красивое зрелище. Так вот, этот человек сказал мне: «Чтобы „увидеть“ цвета, которые такие люди, как я, обычно не воспринимают, наши бедные колбочки нуждаются в расширении интеллекта и знаний, во внимании и сильном желании исполнить свое стремление». — Примеч. авт.

Мистер И., страдавший церебральной ахроматопсией (к счастью, не сопровождавшейся другими дефектами зрения), оказался, как я уже отмечал, интеллигентным, здравомыслящим человеком. К тому же он был художником и мог не только рассказать, но и наглядно продемонстрировать, как изменились в новых условиях его зрительные способности. Правда, когда мы впервые встретились с ним, он все еще пребывал в таком подавленном состоянии, что не находил подходящих слов для того, чтобы описать мир, в котором очутился.

После встречи с мистером И. я позвонил профессору Зеки и рассказал ему о необычном пациенте. Мой рассказ заинтересовал Зеки, и он выразил желание подвергнуть мистера И. мондриановскому тесту (которому он вместе с Лэндом не раз подвергал людей как с нормальным зрением, так и с дефектами зрения). Зеки прилетел в Нью-Йорк и присоединился ко мне, Бобу Вассерману, офтальмологу, и Ральфу Сигелю, нейрофизиологу.

При проведения теста мы использовали мондриановский стенд с большим набором особо ярких полосок цветной бумаги. Стенд освещался сначала рассеянным белым светом, а затем последовательно лучами, пропускавшимися через фильтры: красный (длинноволновый), зеленый (средневолновый) и синий (коротковолновый).

Мистер И. сумел различить геометрические формы большинства полосок на стенде, а вот их цвет он воспринимал в виде различных оттенков серого, но зато смог без труда классифицировать их по тональным значениям серой шкалы. Правда, иногда он все же сбивался. Так, находившиеся рядом красная и черная полоски при освещении стенда рассеянным белым светом казались ему одинаково черными. При освещении стенда световым лучом, прошедшим через фильтр, картина менялась: отдельные полоски становились контрастнее. Однако при смене фильтров полоски (за исключением черных) в восприятии пациента меняли свои цвета. Так, зеленая полоска казалась ему белой при использовании средневолнового фильтра и черной при использовании длинноволнового фильтра.

На наши вопросы мистер И. отвечал уверенно, почти не задумываясь. Человеку с нормальным зрением было бы сложно да и, наверное, невозможно дать такие точные и «правильные» оценки цветов, увиденных им картинок, даже будучи знакомым с современной цветовой теорией. Для нас, подвергнувших мистера И. тесту на мондриановском стенде, стало ясно, что наш пациент хорошо реагирует на смену длины волны при освещении стенда, но установить истинный цвет полосок ему не под силу.

Это исследование не только внесло ясность в причину дефекта зрения нашего пациента, но и помогло установить очаг поражения, приведший его к цветовой слепоте. Стало очевидным, что у мистера И. поражена зона V4 вторичной зрительной коры головного мозга или утрачены ее связи с другими зонами. Зона V4 в человеческом мозге очень мала, но в то же время наша способность воспринимать цвет, жить в мире красок зависит от ее функционирования. Следствием сотрясения головного мозга, полученного мистером И. в результате автомобильной аварии, и стало поражение этой зоны, что привело к цветовой слепоте, изменившей его жизнь.

Сделав такое заключение, мы решили провести визуализацию мозга мистера И. с помощью аксиальной компьютерной томографии и ядерно-магнитного резонанса. Однако видимых дефектов мы не нашли. Вероятно, тому виной была техника, имевшая небольшую величину разрешения, что не позволяло увидеть миниатюрного повреждения зоны V4. Вероятен был и другой вариант: дефект этой зоны носил не механический, а метаболический характер. Наконец, представлялось возможным, что повреждена не зона V4, а связанные с ней зоны V1 и V2, а точнее, так называемые «шарики» зоны V1 и «полоски» зоны V2.24

24 Повреждение зоны V4 может быть установлено с помощью позитронной компьютерной томографии, которая позволяет установить степень метаболической активности различных зон мозга даже в том случае, если при визуализации мозга с помощью аксиальной компьютерной томографии и ядерно-магнитного резонанса анатомические повреждения в этих зонах не обнаружены. К сожалению, при обследовании мистера И. мы не обладали всей нужной нам техникой. — Примеч. авт.

Зеки и Фрэнсис Крик, присоединившийся к нам при визуальном исследовании мозга мистера И., отметили, что эти миниатюрные тела весьма активны метаболически и потому, вполне вероятно, чрезвычайно чувствительны даже к временному уменьшению кислорода в крови. Крик, с которым я детально обсуждал результаты наших исследований, предположил, что мистер И. мог отравиться угарным газом, который, как известно, ухудшает цветовое восприятие, влияя, по всей вероятности, на степень насыщения кислородом зон V1, V2 и V4. По словам Крика, угарный газ мог поступить в салон автомобиля, а, возможно, утечка случилась раньше, став причиной аварии.25

25 Мистер И., время от времени посещавший спортивные клубы, рассказал нам, что он говорил с боксерами, которые жаловались ему на временную потерю цветового восприятия, наступившую, как они полагали, после чувствительных ударов в голову. Частичная или полная ахроматопсия (в обоих случаях временная) наступают от обморока или удара по голове, в результате чего снижается поступление крови в заднюю часть головного мозга, в частности в зоны V1, V2 и V4. Ахроматопсия может наступить и при преходящем нарушении мозгового кровообращения, обусловленного артериальной недостаточностью. По мнению Зеки, такие нарушения оказывают негативное воздействие на чувствительные к длинам волн клетки шариков зоны V1 и полосок зоны V2. Временное ухудшение цветового зрения (включая явления дисхроматопсии) может также возникнуть при глазной мигрени, эпилепсии, приеме мескалина и других наркотиков. — Примеч. авт.

Впрочем, наши исследования мистеру И. не помогали. Прошло три месяца после происшедшего с ним несчастного случая, а цветовая слепота оставалась, как прежде, полной. К тому же он продолжал испытывать неудобства от слабой контрастности зрительных ощущений.26

26 Общаясь с мистером И., мы не сумели окончательно выяснить степень его восприятия формы предметов в обыденной жизни. Когда мистер И. подвергался мондриановскому тесту, он жаловался на то, что при длительном разглядывании полосок границы между смежными полосками расплываются. Однако при быстрой смене фильтров он видел каждую полоску отчетливо. Известно, что в зрительном процессе, помимо прочих структур, участвуют две системы: М-система, обеспечивающая глубинное (пространственное) зрение и восприятие человеком движения, и Р-система, обеспечивающая восприятие формы. Зеки считал, что расплывчатость изображения при его длительной фиксации обусловливается дефектом Р-системы, а его восстановление при движении определяется добротностью М-системы.

Вернется ли к мистеру И. прежнее зрение, мы сказать не могли. В некоторых случаях приобретенная церебральная ахроматопсия постепенно сдает позиции, в других случаях — нет. Не смогли мы точно определить и первичную причину цветовой слепоты. Варианты были различными: отравление угарным газом, сотрясение головного мозга, недостаточное кровоснабжение зрительных зон.

И все же мы смогли оказать мистеру И. некоторую практическую помощь. Исходя из того, что он во время испытаний на мондриане наиболее четко видел границы полосок при использовании средневолнового фильтра, Зеки рекомендовал снабдить мистера И. солнечными очками с зелеными стеклами. Такие очки были сделаны на заказ и вручены нашему пациенту. Мистер И. остался доволен: очки увеличили контрастность зрительных восприятий и помогли лучше различать формы предметов, границы которых теперь уже «не размазывались». Он даже стал смотреть цветной телевизор — очки с зелеными стеклами придавали изображению монохроматический вид. Правда, цветной телевизор мистер И. смотрел лишь вместе с женой. Находясь в одиночестве, он отдавал предпочтение черно-белому телевизору.

Потеря цветового зрения ошеломила мистера И., и это неудивительно. Восприятие цвета обогащает зрение человека, цвет помогает воображению, запечатлеваясь в памяти, помогает человеку познать окружающий мир, соприкоснуться с искусством. Ощущение разобщенности с внешним миром отмечалось врачами при описании каждого случая цветовой слепоты. Джордж Уилсон из Эдинбурга, потерявший цветовое восприятие в результате падения с лошади, перенес и душевное потрясение, оказавшись в своем саду и увидев, что его цветы утратили свою красоту. Для мистера И. все обернулось хуже. Его не только тяготила неестественность окружающего мира, его угнетало и то, что он не может работать, как прежде. В первые недели после того, как мистер И. поднялся с постели, он пребывал в подавленном состоянии, испытывая отчужденность внешнего мира.27

27 Чувство разобщения с окружающим миром не испытывают люди с врожденной полной цветовой слепотой. Тому подтверждением служит письмо, полученное мною от очаровательной интеллигентной женщины миссис Фрэнсис Фаттерман, у которой ахроматопсия с рождения. Вот что она пишет: «В отличие от людей, потерявших по какой-то причине цветовое восприятие, я никогда не переживала из-за того, что такого восприятия лишена. Окружающий меня мир прекрасен и без этого восприятия. Люди говорят, что мир должен казаться мне черно-белым или сонмом серых теней. Ничего подобного я не ощущаю. Понятие „серый“ для меня не имеет своего истинного значения, так же, как и понятия „синий“ или „розовый“, ибо я составила собственное суждение о цветах, в том числе о синем и розовом, а вот понятия о сером составить не сумела». Хотя ощущения миссис Фаттерман и отличаются от ощущений мистера И., оба отмечают расплывчатость понятия «серый», — понятия, которое человеку, страдающему ахроматопсией, говорит не больше, чем понятие «тьма» слепому или понятие «молчание» немому. В своем письме миссис Фаттерман отмечает и красоту окружающего ее мира. «Готова держать пари, — пишет она, — что если подвергнусь тесту, то сумею назвать гораздо больше оттенков серого по сравнению с теми, кто страдает приобретенной цветовой слепотой, не говоря о людях с нормальным зрением. В то же время черно-белые фотографии для меня слишком бесцветны. Окружающий меня мир гораздо богаче красками, чем черно-белые фотографии или телевизионные передачи. Мое зрение значительно красочнее, чем могут предположить люди с нормальным зрением». — Примеч. авт.

И в самом деле, для мистера И. мир изменился и порой вызывал у него отвращение. Такие чувства испытывали многие люди, оказавшись в его положении. Джордж Уилсон после падения с лошади назвал свое зрение «искаженным», а один из пациентов Дамазио с горечью сообщил, что окружающий его мир стал «грязным». Можно задаться вопросом: почему люди, страдающие церебральной ахроматопсией, выражают свои чувства подобными словами, почему таким людям их зрительные ощущения кажутся ненормальными? У мистера И. не пострадала сетчатка, клетки зоны V1 не потеряли чувствительности к длине волны, но у него перестала функционировать зона V4, служащая для восприятия цвета. Работу зоны V1 люди с нормальным зрением не ощущают, ибо ее сигналы передаются на более высокий уровень — в зону V4, ответственную за восприятие цвета. Для мистера И. положение изменилось. Полученное им повреждение мозга ввергло его зрительные ощущения в сферу влияния зоны У в мир «доцветовых» ощущений, который нельзя назвать ни цветным, ни бесцветным.28

28 Подобный эксперимент, как недавно показал Зеки, можно провести с использованием запретительной магнитной стимуляции зоны V4, которая вызывает временную ахроматопсию. — Примеч. авт.

Мистер И. с его эстетическими чувствами нашел эти изменения поистине нестерпимыми. К сожалению, мало известно о том, как эмоции и эстетические воззрения влияют на восприятие цвета. Это предмет специального исследования.29

29 Крик задумывался над тем, не являются ли неприятные зрительные ощущения мистера И., давшие ему повод назвать «свинцовым» окружающий его мир, следствием особенностей функционирования М-системы, которая «различает оттенки серого, и потому ее белый, вероятно, соответствует тому цвету, который люди с нормальным зрением воспринимают как грязно-белый». Это предположение отчасти подтверждается тем, что люди с врожденной ахроматопсией, при жизни не претерпевшие повреждений высших зрительных систем, не жалуются на неприятные зрительные ощущения. Корби пишет: «Цвета мне никогда не кажутся „размытыми“, „грязными“. Мои зрительные ощущения резко отличаются от ощущений художника Джонатана И.». — Примеч. авт.

Цвет для мистера И. был не только частью его прежних зрительных ощущений, но и частью его эстетических чувств, его эстетического воззрения, частью мира, в котором он прежде жил и плодотворно работал. После происшедшего с ним несчастного случая цвет не только исчез из его зрительных ощущений, но и оставил воображение, выветрился из памяти, что временами доводило мистера И. до исступления, ибо глядя, к примеру, на апельсин, он не мог представить себе его настоящего цвета. Он часами сидел на лужайке около своего дома, стараясь представить ее зеленой. Впустую! Лужайка даже в воображении оставалась лишь темно-серой. Потеряв цветовое восприятие, мистер И. оказался не только в «изменившемся» мире, но и в мире враждебном. Эти чувства и настроения отразились в его первых картинах, написанных им после того, как он поднялся с постели.

Однако вскоре после того как мистер И. нарисовал «Ядерный восход солнца», он стал переосмысливать свое положение, стремясь к самосовершенствованию в новых условиях. Он даже занялся тренингом — упражнениями для начинающих художников. Но изменения в его жизни в лучшую сторону происходили и на уровне невральных процессов, напрямую недоступных сознанию и контролю. Мистер И. начал осознавать, что случилось с ним, на физиологическом, психологическом и эстетическом уровнях, и с этим осознанием наступила переоценка того положения, в котором он очутился, — окружающий мир перестал казаться ему ужасным и приобрел в глазах мистера И. «странную» привлекательность.

В течение года после происшедшего с ним несчастного случая мистер И. продолжал утверждать, что «знает» о цвете все и не утратил этой способности, хотя не только потерял цветовое восприятие, но и «цветное» воображение. Однако постепенно его уверенность в своем знании цвета — «внутреннего» знания, как он выражался — стала ослабевать. В конце концов у мистера И. создалось впечатление, что его полихроматическое прошлое стерлось, изгладилось, а его «внутреннее» знание цвета исчезло, почти ничего не оставив в памяти. Такая потеря памяти, происходящая на физиологическом и психологическом уровнях, в большей или меньшей степени может произойти и у ослепших людей вне зависимости от причины потери зрения (поражения зрительной коры головного мозга или сетчатки).30

30 Джон Д. Моллон описал историю болезни курсанта полицейского училища, который вследствие лихорадки (возможно, вызванной церебральным герпесом) получил серьезные осложнения, приобретя ахроматопсию, гемиантопию, а также частичную агнозию и лакунарную амнезию. Моллон сообщает, что при обследовании больного через пять лет после начала заболевания «пациент правильно назвал цвета травы, огней светофора и национального флага, но не смог назвать цвета других, не менее знакомых предметов: банана и почтового ящика». Такое же явление может возникнуть и при потере зрения, вызванного повреждением сетчатки, ибо при этом через несколько лет можно утратить и память о цвете. — Примеч. авт.

Обретя некоторое спокойствие и с удовлетворением сообщив, что окружающий мир перестал казаться ему ужасным, мистер И. заметил, что он с цветом «в разводе», но замечание это было сделано вскользь, словно он говорил о предмете, знание о котором безвозвратно утратил.

Нордби пишет:

«Хотя я знаком с физикой цвета и с физиологией его восприятия цветовыми рецепторами, его истинную природу я понять так и не смог».31

31 Действительно, некоторые знания о цвете могут приобрести и слепые. Шопенгауэр писал: «Слепой с большим интеллектом может понять теорию цвета из объяснений». Дидро рассказывал о Николасе Саундерсоне, знаменитом слепом профессоре, читавшем студентам оптику в Оксфорде в начале XVIII столетия. — Примеч. авт.

То, что недоступно для Нордби, стало недоступным и для мистера И., в какой-то степени ставшего походить на человека с врожденной цветовой слепотой, хотя он и прожил в цветном мире шестьдесят пять лет.

Забыв о цвете и отрешившись от своих прежних привычек, мистер И. спустя год после происшедшего с ним несчастного случая ощутил, что он чувствует себя гораздо свободнее в полумраке. Слишком яркий свет ослеплял его, и мистер И. счел лучшим временем суток вечер и ночь, которые, как он выразился, специально созданы для него, окружая его черно-белым миром.

По словам мистера И., он стал «ночным человеком» и ездил в другие города только ночью. Приехав, к примеру, в Балтимор или Бостон, он бродил по ночному городу, заходил в маленькие кафе. «Ночью в кафе все выглядит по-другому, — пояснял мистер И., — даже если в помещении горит яркий свет, в нем царствует темнота, пришедшая с улицы». «Ночью мир необычайно просторен, — продолжал мистер И., — на улице тебя не стискивает толпа, ты независим, свободен. Мне нравится ночь. Это поистине новый мир».

Мистера И. можно было понять. Ночью его недостаток не проявлялся. Он ощущал себя равным среди людей, а по остроте зрения даже превосходил их. «Я могу различить номерной знак машины за двести и даже за триста ярдов, — уверял мистер И. — У человека с нормальным зрением этого не получится».32

32 Своим предпочтением ночи дню и повышением зоркости в темноте мистер И. походил на Каспара Хаузера, юношу, прожившего долгие годы в лесной землянке. Вот что пишет о Каспаре Хаузере Ансельм фон Фейербах, известный немецкий криминалист, в изданной в 1832 г. брошюре, положившей начало обширной литературе о нюрнбергском найденыше: «Для Каспара Хаузера не существовало ни сумерек, ни ночи, ни темноты… Ночью он передвигался весьма уверенно, всякий раз отказываясь от фонаря, если ему его предлагали. Он глядел с недоумением на людей, проявлявших осторожность на темной лестнице или беспрестанно глядевших под ноги на неосвещенной дороге. В сумерках он видел лучше, чем днем. Однажды после захода солнца он разглядел номер дома, находившегося от него на расстоянии 180 шагов (137 м. — Примеч. перев.), а при дневном свете сделать этого не сумел. В другой раз, и тоже вечером, он разглядел комара, запутавшегося в паутине, находившейся от Каспара в нескольких ярдах». — Примеч. авт.

Наши рекомендации