Глава 13. Экологическая этика 281

выводится из учения о человеке как о «части» природы, а следует из признания особой миссии, особого назначения человека.

«Управление» и вытекающее из него «господство» легко пере­рождаются в «деспотизм», предполагающий право на произвол че­ловека по отношению к другим живым существам. Правда, некото­рые христианские течения сумели преодолеть искушение «деспо­тизма» и пошли по пути «совершенствования твари» с целью ее развития. «Управление» природой приобретало здесь смысл «со­участия» человека в творческой деятельности Бога.

Формой этого соучастия выступала трудовая деятельность человека, о ко­торой Иоанн Златоуст, например, писал: «Кормиться постоянным трудом есть вид философии; у таких души чище, характер сильнее». Последова­тели этого.направления «традиции управления», в частности, монахи-бе­недиктинцы считали лучшим способом сохранения природы не просто защиту ее от неправильных действий человека, а развертывание масштаб­ной трудовой деятельности на основе гармоничного и творческого взаи­модействия с природой. Такое взаимодействие, считали они, может вос­создать рай на месте прежней хаотической девственной природы.

Люди такого «духа управления» имели достаточно мудрости, чтобы, основательно работая над усовершенствованием почвы, воды, фауны и флоры, не нарушать экологического равновесия. На этом этапе «традиция управления» не была еще ориентирована на по­ступательное научно-техническое развитие за счет природы.

Зато в Новое время все больший вес приобретают идеи безо­глядного «пользования природой» и установления господства «над всем живым на Земле». Именно эти идеи способствуют расцвету машинного производства, развитию технического прогресса и безу­держной эксплуатации природы.

В философии это нашло отражение в социальной утопии Ф. Бэкона «Новая Атлантида» и в работах Р. Декарта, искавшего в науке возмож­ность для людей «сделаться хозяевами и господами природы». Овладе­ние силами природы и подчинение их потребностям человека станови­лись главными велениями Нового времени. Призывы же Руссо «Назад, к природе!», обращенные к человеку, уверовавшему в необходимость господства над ней, в этот период уже не имели практического успеха.

Однако этико-экологической критики заслуживают не сами тех­нические средства и масштабы преобразования природы под знаком

«традиции управления», а явления, связанные с внутренним пере­рождением этой традиции, состоящим в переходе от сохранения, улучшения, вдумчивого преобразования природы к ее радикальной переделке согласно заранее сконструированным проектам. Конеч­но, трудно отнести начало этого перерождения к конкретному пери­оду. Бесспорно, что ни стоики, ни христианские теологи при всей их «деспотичности» и «высокомерии» не предлагали переделывать данную человеку природу во что-то совершенно иное.

Одни из них считали природу достаточно хорошо устроенной, другие не считали человека настолько зрелым, чтобы основательно перестраи­вать природу, третьи же утверждали, что глубоко внедрившаяся в сущ­ность человека греховность лишает его способности контролировать самого себя, а потому он не может контролировать и свою деятельность по преобразованию природы.

Скорее всего, «традиция управления» начиная с Нового времени поступательно эволюционировала в направлении того, что сегодня называется «деспотическим антропоцентризмом» в отношении к природе. Бэкон, Декарт, Вольтер, Кальвин, а позже Гегель и дру­гие строили искусственный образ «деспотически-утилитаристс­кого» отношения к природе согласно своим мировоззренческим схе­мам. Деградация «традиции управления» была связана с разработкой социально-утопических проектов, пропагандой прогрессистских ил­люзий, духовным опустошением культуры. Вместе с тем параллель­но деградирующей «традиции управления» в отношении к природе развивалась другая традиция — -«традиция сотрудничества».

13.1.3. Нравственные основы «традиции сотрудничества»

Этим термином обозначается достаточно глубоко укорененный в западноевропейской культуре подход, согласно которому человек призван совершенствовать природный мир и раскрывать его не­реализованные возможности, которые не могут выявиться и рас­крыться сами по себе, без творческого содействия человека. В ос­нову этой традиции кладется неутилитарное и неинструменталь­ное отношение к миру. В «традиции сотрудничества» преодолевается жестокое отношение «традиции управления» к «не-людям», а также неравноправие человека и природы, ведущее к нравственному оп­равданию господства над ней. «Освобождение природы» или «ос­вобождение животных» от физического и морального подавления

282____________ Раздел IV, Прикладная этика: проблемы и решения

Глава 13. Экологическая этика

сторонники «традиции сотрудничества» считают необходимыми составляющими экологической гармонизации и нравственного об­новления самого человека, так как «сотрудничество» предполагает взаимность и нравственную основу.

Некоторые представители старой «традиции управления» склонны были определять нравственный статус животных по аналогии с умственно неполноценными людьми или маленькими неразумными детьми, считая мерой ценности всего живого именно способности человека. К тому же когда в живом существе видят просто средство или инструмент, пред­назначенный для достижения каких-либо целей, едва ли его будут высо­ко ценить и относиться к нему с большой мерой ответственности•_ «ра­бов не уважают».

Представители новой традиции выдвигают тот аргумент, что хозяй­ственное освоение живой природы, особенно одомашнивание животных, ведет к снижению уровня развития не только природы, но и человека, к их деградации. Так, дикие виды живых существ часто отличаются кра­сотой, совершенством и величием, тогда как домашние животные и куль­турные растения, предназначенные лишь для выполнения определен­ных функций, далеко не всегда столь прекрасны. Вместе с тем и живот­ным свойственно стремиться к достойной в своем роде жизни, считают сторонники «традиции сотрудничества»: и для человека, и для живот­ных весьма ценно, когда в их жизни по-настоящему осуществляются заложенные в них возможности.

Исторические корни «традиции сотрудничества» уходят в дале­кое прошлое, когда моральный статус предписывался всему живому, а природа в ее первозданном виде объявлялась святыней, предме­том благоговейного поклонения.

Сравнивая отношение к природе в древние времена и в цивилизован­ном обществе, поэт А. Блок в начале XX века писал: «Для нас самая глубокая бездна лежит между человеком и природой; у них — согла­сие с природой исконно и безмолвно; мысли о неравенстве быть не могло. Человек ощущал природу так, как теперь он ощущает только равных себе людей; он различал в ней добрые и злые влияния, пел, молился и говорил с нею, просил, требовал, укорял, любил и ненавидел ее, величался и унижался перед ней; словом, это было постоянное ощу­щение любовного единения с ней — без сомнения и без удивления, с простыми и естественными ответами на вопросы, которые природа задавала человеку».

Такого благоговейного отношения, конечно же, не было и нет у сторонников господства над природой. Сугубо антропоцентричес­кая или «деспотическая» форма господства над природой, насажда­емая в техническую эпоху, является «мироотрицающей» в том смысле, что когда природу «покоряют», ее так или иначе считают какой-то чуждой силой, которую надо обуздать.

Сторонники этой тенденции и поныне считают, что девственная природа нужна далеко не всем людям, что многие предпочитают парк — лесу, а лужайку — пустыне, и интересы тех, кто приходит в лес с чисто мате­риальными целями, скорее всего возобладают над призывами тех, кто нашел в девственной природе психологически значимую ценность, кто ищет в контактах с ней возможность соединиться с миром в единое целое. Однако дело в том, что для человека ценна не столько сама девственная природа, сколько производимое ею состояние духа, чувство благоговейной просветленности, переживание красоты. Понимание глу­бокой таинственности мира может быть свойственно даже самым реши­тельным покорителям природы, например, под влиянием лесного без­молвия, пустынного уединения, величественного рокота моря. В такой обстановке требование господства над природой предстает совершенно неуместным, и человека наполняет иное чувство— чувство незначи­тельности и ненужности той суеты, которой мы порой посвящаем свою жизнь. И как тут не согласиться с Кантом, который испытывал самое «сильное удивление и благоговение» перед звездным небом над нами.

Именно восприятие мира как тайны, в глубине которой действу­ют «благорасположенные» к человеку животворящие силы, вдох­новляет представителей «традиции сотрудничества». Впервые цель «сотрудничества с природой» была определена раннехристианским сознанием: именно тогда природа стала мыслиться как участник будущей победы человека над силами хаоса, распада, зла и смерти. В современных терминах такой подход можно было бы назвать «ко­эволюцией»— понятием, обозначающим процесс совместного раз­вития биосферы и человеческого общества.

Концепция коэволюции природы и общества (Н.В. Тимофеев-Ресовский) определяет оптимальное соотношение интересов чело­вечества и всей остальной биосферы, предостерегая при этом от двух крайностей: стремления к полному господству человека над природой («Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача», — говорил советский преобразователь при-

284 Раздел IV. Прикладная этика: проблемы и решения

роды И.В. Мичурин) и пассивного смирения перед ней («Назад, в природу!» — призывал, как мы помним, Ж.-Ж. Руссо).

В средние века «коэволюционный» способ вовлечения природы в «ис­торию спасения человека» перекликается с намеченной в свое время апостолом Павлом темой рождения «новой твари» из недр «старой при­роды». Страдание «живой твари» стало пониматься как способ перехо­да ее к будущему свободному существованию, к величию, к славе. Павел указывал на необходимость солидарности человека и «не-людей» в об­щем деле участия в искуплении Христа. Однако для того, чтобы этот призыв был услышан, пришлось ждать около 16 столетий, в течение которых отношение к животным в Европе было, кстати, ненамного хуже, чем к большей части человеческого населения.

Отказ от жестокого обращения с животными по-настоящему начал­ся лишь в XVIII веке, когда развернулась острая борьба за социальную справедливость и освобождение человека от порабощения и духовного гнета. Тогда же возникли и получили развитие идеи о «правах живот­ных», о нравственной основе «сотрудничества с природой». В религиоз­ной философии XX века финальное состояние разрешенное™ конф­ликтов между человеком и природой названо Тейяром де Шарденом «точкой Омега», которая может трактоваться, в частности, как цель твор­ческого «сотрудничества с природой» во имя приближения к Боже­ственному совершенству.

Таким образом, можно проследить две основные группы мораль­но-ценностных установок в отношении к природе, которые в от­дельные периоды человеческой истории доминировали в обществен­ном сознании, не исключая при этом друг друга полностью. Первая группа установок противопоставляет человека природе. Как уже указывалось, подобные установки присутствуют в общественном сознании начиная с поздней античности и становятся доминирую­щими в Новое время благодаря идеологии христианства и станов­лению капиталистических отношений. Основоположники класси­ческой науки и рационалистически ориентированного гуманизма представляли природу как машину, как средство, позволяющее до­стигнуть социального благополучия, что привело, в конечном счете, к агрессивному, потребительскому отношению к ней.

И все же не следует считать, что весь этот период развития западной культуры — цепь одних только ошибок и деградационных перерожде­ний. И конечно же, нельзя утверждать, что утилитарное отношение к при-