Основные тезисы для запоминания 3 страница

Изменения в настроении могут визуализироваться в виде перемен в структуре комплексов, лежащих в основе образа эго. До некоторой степени эго способно производить такие изменения, когда кто-то, скажем, напоминает самому себе о важных личных приоритетах в амбивалентной ситуации. Но это не более серьезно, чем напоминание о намерении избавиться от лишнего веса в ресторанном меню. Имея дело с более важными вещами, необходимо иметь и более глубокие уровни изменения идентичности, однако эти необходимые изменения лежат вне сферы сознательного выбора эго. На своем уровне эго должно попросту делать то, что оно может, после чего ждать действия трансцендентной функции и результатов этого действия,— символо-производящей способности психического, которая обладает возможностью изменять конфликт противоположностей путем выработки символического решения, делающего относительными обе враждующие противоположности в более широких пределах смысла.

Клиническая работа со сновидениями включает и помощь эго делать то, что находится в пределах его власти. В то время как лежащие в основе эго необходимые трансформации просматриваются случайным путем в образах сновидения, они не могут заказываться по воле пациента или анали-тика. Ответом на настойчивую мольбу пациента сказать, «что делать», является «делать то, что он может», следовать, насколько возможно, ближе к формам, в которых конфликт представляет себя, воздействовать, как только это возможно, на саму ситуацию — а затем ждать, наблюдать и доверять. Поддержка этого процесса — важная составляющая в преобразовании психического. Аналитическая ситуация (и личность аналитика) может быть единственным теменосом, которым обладает пациент,—

безопасным местом, в котором жизнь проходит целиком вместе во время тревожного перехода от старого эго-образа к нарождающемуся, более всеохватывающему и постигающему новому.

Принципиальным здесь является то, что сам эго-образ может меняться в зависимости от того, какой комплекс (или комбинация комплексов) использует эго в качестве доминирующей идентичности. Это достаточно легко увидеть в теневых проекциях, где эго чувствует себя «оправданным» в активном выражении неодобрительности к кому-либо (обычно принадлежащим к тому же полу, что и эго), кто воплощает качества, присутствующие (в ком-либо другом, кроме лица, осуществляющего само проектирование) в эго-образе пациента. Если такая теневая проекция и в самом деле является составной частью характерологической структуры данного лица, то сновидения часто демонстрируют эго сновидения вовлеченным в эту теневую деятельность или установку.

Если сама тень не проектируется, а эго ее отыгрывает, то в случае, когда тень интегрируется или диссоциируется из доминирующего эго-образа, может возникнуть любопытный тип сновидения. Например, «завязавшие» алкоголики вскоре после того, как они бросили пить, часто наблюдают во сне разнообразные сцены, связанные с употреблением алкоголя. Похожая картина наблюдается и у курильщиков, бросивших курить. Такие сновидения, простые по структуре, предполагают, что паттерн эго-идентичности , в который была встроена теневая деятельность, все еще продолжает сохраняться, хотя само эго уже больше с ним не отождествляется. (В понимании этих снов упрощенно, как осуществление желания, скорее всего, есть опасность очернить эго прошлыми установками и поведенческими стереотипами, нежели подбодрить его устремление от них прочь).

Более сложные сновидения иллюстрируют тот же самый принцип. Мужчина среднего возраста, который одно время хотел стать священником, но после этого сделал неплохую карьеру в другой области, вел чрезвычайно активную половую жизнь. Будучи разведенным со своей женой (с которой он тем не менее сохранял половую связь), он имел длительные еженедельные встречи с замужней приятельницей; в другое время он посещал местный бар, где находил женщин для случайных половых контак-

тов. В период такой лихорадочной сексуальной активности его сны всячески указывали ему на необходимость отправиться в церковь и причаститься! Его тень сохраняла то, что прежде обладало позитивной ценностью — религиозное личностное устремление и интерес — и оказалось диссоциированным, вероятно, вследствие крайнего фундаменталистского раскола между сексуальностью и религиозностью.

Этот пример помогает также понять, что сама по себе тень не является положительной или отрицательной. Тень — это всего лишь образ альтер-эго, персонифицирующий те содержания, которые не приписывает себе сознательная личность. Тень может выглядеть негативной с точки зрения доминирующего эго-образа из-за диссоциации и частичного вытеснения из эго, но ее действительные содержания оказываются положительными или отрицательными в зависимости от состояния наличествующего эго-образа.

Структура комплекса, связанного с эго-идентичностью, часто биполярна или даже более усложненная. Относительно простой биполярный комплекс имеет два паттерна идентичности, организованных специфическим образом. Один полюс часто приписывается эго как паттерн идентичности, в то время как координирующий противоположный полюс либо вытеснен в тень (со случайными проявлениями), либо спроектирован на лицо во внешнем окружении, обычно на близкого члена семьи, где он определяет безличностный паттерн взаимоотношения между эго и тем лицом, на которое спроектирован противоположный паттерн. Это, по сути, безличностная структура связи, которая одновременно вмешивается в индивидуацию того лица, которое бессознательно осуществляет проекцию, и препятствует достижению устойчивого личного взаимоотношения с тем лицом, на которое эта проекция направлена.

Другим примером биполярной структуры является паттерн господства/подчинения, где один полюс взаимосвязи рассматривается как господствующий, а другой — как подчиненный. В такой безличностной взаимосвязи, основанной на данном паттерне, большинство взаимодействий между этим двумя лицами осуществятся в пространстве упомянутого паттерна: один будет подчиненным, а другой окажется доминирующим. Но часто возникают

и симптоматические свидетельства обратимости паттерна. Например, очень преуспевающий бизнесмен, десятилетиями заботившийся обо всех окружающих, вышел в отставку и обнаружил, что страдает иррациональными страхами по поводу возможной внезапной болезни, в которой он мог бы почувствовать себя зависимым и беспомощным. Обсуждение показало, что страх смерти не являлся главной составляющей. То, чего он в действительности боялся, было переживанием противоположной (зависимой и подчиненной) идентичности, которую он всячески избегал с ранних лет с помощью компульсивной работы и заботы о других.

Сходная динамика определяет не столь редкую ситуацию, когда пилот или стюардесса боятся лететь в качестве пассажира. В случае со стюардессой вопрос о «сохранении контроля» над самолетом во время полета отсутствует, но символическое значение такого контроля имеет место. Еще чаще встречаются случаи, когда человек боится ехать пассажиром на автомобиле, хотя прекрасно себя чувствует, когда сам оказывается за рулем. Я знаю по крайней мере один обратный случай: одна очень влиятельная и руководящая собой женщина — до самонадеянности — не может заставить себя сесть за руль автомобиля и вынуждена нанимать шофера или такси даже для поездок на малые расстояния.

Не столь уж трудно приблизительно представить себе движение эго по разнообразным паттернам, изображая комплексы в личном бессознательном в виде неупорядоченной «сети» с определенными группами комплексов, собранных в паттерны, причем, каждая группа находится в контакте со всеми другими комплексами из этой сети. Если архетипическая сердцевина эго, основанная на Самости, представлена как луч света, то отдельные комплексы, освещенные этим «светом», будут текущими идентичностями эго. Та область, которая освещена, всегда соседствует с частью сети, остающейся в темноте. Эта неосвещенная сеть относится к разнообразным структурным паттернам не-эго — тени, аниме и т. д. Если «световое» эго перемещается, то оно меняет не только сами «содержания» эго, но также и паттерны взаимоотношений, связанных с этими содержаниями. В состоянии обычного сознания человек не осознает перемещения «света» эго, а попросту считает, что эта освещенная зона и есть эго.

Такой метафорический образ сети и света нуждается в дальнейшей разработке, поскольку сама сеть — структура нефиксированная. Фактически, когда эго «освещает» зону, оно тем самым получает возможность производить изменения в сети комплексов в данной области. Поскольку все комплексы находятся во взаимосвязанной области, любое изменение в одном вызывает в той или иной степени изменение в структуре всех других. Эго не только пассивно переживает «сеть», но активно участвует в создании (или разрушении) структуры «освещенных» комплексов.

Ситуация становится еще более таинственной и усложненной, когда человек осознает, что эго — не единственная сила, которая может воздействовать на структуру комплексов. Последние также могут быть изменены деятельностью Самости или непосредственно (в констелляции отдельного контекста сновидения), или же опосредованным образом, через Самость, приводя эго лицом к лицу к определенным конфликтам или стадиям роста, которые эго пыталось избежать. Как эго, так и Самость влияют на структуру комплексов, на которые полагается эго в своем собственном ощущении идентичности. Ко всему прочему важно помнить, что эго основано на архетипе Самости и поэтому, в некотором смысле, оно является заместителем или представительским агентом Самости в мире сознания.

Чувство меняющегося процесса структур идентичности весьма полезно в клиническом использовании сновидений. Для того чтобы вести хорошую клиническую работу, используя толкование сновидений, совсем необязательно влезать во все глубины теоретических вопросов, связанных со сновидениями. Последние включают в себя прежде всего 1) эпистемологические вопросы относительно природы знания, 2) религиозные вопросы по поводу природы познающего в связи с окружающей его тайной существования и 3) промежуточный ряд структур обеспечения (архетипические мотивы), отраженный в мифах, сказках и народном фольклоре. Эти последние составляют богатое поле для прямого изучения архетипического символизма, но их следует использовать в интерпретации любой отдельной клинической ситуации с предельной осторожностью, так как сложность отдельной личности гораздо выше, чем сложность любого мифа.

Глава 3

Юнгианский подход к сновидениям

В юнгианском подходе к толкованию сноввдений выделяются три главных момента:

1) ясное понимание деталей сновидения, как таковых;

2) сведение воедино ассоциаций и амплификации в определенный порядок на одном или более из трех уровней — личном, культурном и архетипическом, и

3) помещение амплифицированного сна в контекст жизненной ситуации сновидца и в процесс его индивидуации.

Существуют, как уже указывалось, много неинтерпретатив-ных применений сновидений, таких как гештальт-разыгрывания разнообразных мотивов снов, ведущих к пониманию комплексов, символически представленных в сноввдений, но они совсем необязательно высвечивают значение самого сновидения, которое всегда должно быть рассмотрено на фоне текущей жизни сновидца.

Ясное понимание точных деталей запомнившегося сна существенно в смысле минимизации опасности редукционизма. Если анализанд просто сообщает, «мне приснилась работа», то остается неясным, действительно ли во сне возникла каждодневная рабочая ситуация или же здесь использовалась рутинная событийность для того, чтобы символизировать внутренние психические процессы. Сказать «Мне снилась работа» — равносильно если сказать, что пьеса «Гамлет» посвящена «семейным отношениям». Без пристального внимания к внутренним взаимоотношениям образов сновидения (в особенности в сериях снов) аналитик оказывается перед опасностью спроектировать свою собственную теорию на материал пациента. Если аналитик убежден, что межличностные отношения обладают первостепенной важностью, то ему слишком легко «увидеть» в фигурах сновидения связь с теми или иными людьми во внешнем мире. Аналогичным образом чрезмерный акцент на переносно-контрпереносной связи (искажение взаимоотношения пациент — аналитик, основанное на бессознательной динамике у обоих) может привести к тому, что слишком много

сновидений будет интерпретироваться в терминах аналитической ситуации. Форма редукционизма, к которой наиболее склонны аналитики-юнгианцы,— это то, что можно назвать архетипичес-ким редукционизмом. Так как все комплексы возведены из архе-типической сердцевины, то всегда возможно переамплифици-ровать мотив сновидения в сторону архетипического значения с сопутствующей опасностью замещения архетипическими (часто очаровывающими) амплификациями напряжений индивидуацион-ного процесса в собственной жизни сновидца.

Вопросы, требующие полного выяснения всего, что касается сна, схожи с теми, которые обычно используются для прояснения любой ситуации в обычной истории болезни. К примеру, если пациент рассказывает доктору о боли, то существует много дополнительных деталей, которые необходимо уточнить, например: боль постоянная или периодическая? Если периодическая, то какова частота ее появления? Боль острая или тупая? Появляется ли она в одном или в нескольких местах? Если в нескольких, то не кажется ли, что она начинается в одном месте, а отдает в других? Что усиливает боль? Что ее облегчает? Мешает ли она пациенту спать? и так далее.

Предположим, анализанд сообщает, что во сне он увидел черепаху. Каков размер этой черепахи? Какого она цвета? Спокойная по виду, спящая или активная? Наблюдаются ли еще какие-нибудь необычные признаки? Я сам видел во сне черепах до пятидесяти метров в диаметре, правда, видел и маленьких величиной в несколько дюймов. Но маленькая черепаха оказалась способной подпрыгнуть на три фута (приблизительно около метра,— В.З.) вверх и проглотить одним глотком довольно большой кусок ростбифа. Черепаха — это не просто черепаха!

Амплификация образов

Амплификация образа сновидения аналогична «счистке» трех слоев комплекса. В первом обнаруживаются личные ассоциации — где данный образ появился в жизни пациента, что он Думает об этом образе, как он его чувствует, ощущает и т. д. Эти

ассоциации обнаруживают природу комплекса, как он развивался вокруг архетипической сердцевины. Например, во сне может появиться человек, знакомый сновидцу, и здесь встает вопрос: должен ли этот образ сна рассматриваться объективно (относиться к реальному лицу во внешнем мире) или же субъективно (использование другого лица для персонификации какой-либо части собственной психики сновидца). Практически, знакомые люди, места или события вполне вероятно «заносят» в сон объективный смысл, но они могут также относиться к интрапсихическим реалиям сновидца, в особенности когда они сопровождаются сильным эмоциональным настроем. Разумеется, резонно всегда иметь в виду обе возможности, но в клинической работе со снами с позиций юнги-анского подхода акцент всегда делается на интрапсихическую значимость образов сна.

«Средний слой» комплекса содержит образы более культурного порядка или трансперсональные, такие как правило красного сигнала светофора, означающего СТОП; белый цвет брачного наряда; Президента, олицетворяющего управляющий центр в государстве, и т. д. Культурные амплификации зачастую известны сновидцу на сознательном уровне, но могут оказаться не упоминаемыми спонтанно. Если сновидец выражает согласие в случае предложенной ему аналитиком возможной культурной амплификации, то ее можно с уверенностью рассматривать, как потенциальную составляющую комплекса, обусловившего данный образ

сновидения.

Третий, архетипический, уровень амплификации характеризует юнгианское дополнение в общее пространство толкования сновидений. Архетипы сами по себе невидимы и являются попросту некоей тенденцией структурировать опыт определенным образом. Любой образ, структурированный архетипом, становится образом этого архетипа (хотя всегда передающий меньше, чем целокупная потенциальность архетипа). Архетипические образы в сновидениях часто не распознаются, потому что: 1) аналитик может быть не осведомлен о мифологическом или архетипическом значении определенного мотива; и 2) поскольку любой повторяющийся человеческий опыт может быть архетипическим, многие архетипические элементы слишком «намозолили глаза», чтобы привлекать к себе внимание.

Архетипические образы — это те образы, которые утвердили свою значимость на достаточно большом количестве людей в течение достаточно длительного времени, чтобы стать общепринятой частью большой символической системы — часто изображаемые в фольклоре, запечатленные в сказке, мифе или религиозной системе, архаические или продолжающие жить и сейчас. Психика многих людей способна «отфильтровывать» архетипический образ.

В клиническом сеттинге (лечебном процессе) вовсе не обязательно, по моему мнению, делать интерпретации на архетипическом уровне, чтобы провести доброкачественное толкование сновидения. Правда, встречаются случаи, когда архетипическая интерпретация гораздо более значима, чем толкование на индивидуальном уровне. Распознание архетипических образов, неизвестных сознательному разуму сновидца, может приоткрыть важное теоретическое окно в глубины природы психического и обеспечить более здоровую перспективу в наших личных каждодневных драмах.

Контекст сновидения

Сновидение следует «прочитывать» в контексте текущей жизни сновидца. Юнг чувствовал, что сновидения наиболее часто оказывались компенсаторами сознательной позиции эго, предлагая точку зрения (часто более содержательную), противоположную установке господствующей эго-идентичности. Эго всегда обладает ограниченным взглядом на реальность, в то время как сон проявляет тенденцию к увеличению эго (хотя фактическое увеличение может временно потребовать более узкого или более сфокусированного информирования). Помещение сна в контекст жизни сновидца вовсе не поддерживает облегченное «прочтение» или получение «ключа» к пониманию будущего действия. Точно также, принимая сон в качестве подтверждения текущей сознательной позиции сновидца, очень легко в большинстве случаев упустить компенсаторную информацию, которую содержит сновидение. Существует общее правило: если вы уже знаете, что — как вам кажется,— говорит сон, то вы упустили его значение.

Когда толкование сновидений делается установившейся практикой в психотерапии, контекст на протяжении серии снов также развивается, и появляется возможность увязывать образ в текущем сновидении с аналогичным образом в сновидениях предшествующих. Связанные, но различные образы могут рассматриваться как разные виды того же самого комплекса, часто принося дополнительные подсказки к выявлению смыслов, лежащих в их основе. Существуют и другие «заповеди» в толковании сновидений, но эти три вышеописанных базовых направления составляют саму суть.

Последующие разборы специфических примеров снов наряду с собственным опытом аналитика или врача будут способствовать пониманию того, как эти принципы применимы в реальной практике. Некоторые сновидения весьма легко укладываются в классическую драматическую структуру — ситуация, проблема и осложнение, кульминация и результат. В таких сновидениях часто возможно проследить неожиданные связи между сценами,— когда последующая сцена имеет своей, в некотором смысле, «причиной» действие эго сновидения в сцене предшествующей. Это особенно важно при наблюдении активности (или ее недостатке) эго сновидения, часто предлагающего непосредственные параллели в бодрствующей жизни. В общем, активность сновидения, имеющая место без участия эго сновидения (или с участием эго сновидения в качестве внешнего пассивного наблюдателя), также имеет отношение к «внешнему» — то есть бессознательному — в бодрствующей жизни сновидца. Другие принципы мы обсудим в последующих главах.

Глава 4

Сновидения

Как диагностический

Инструментарий

Первоначальные сновидения в анализе

На этапе предварительной работы с будущим анализандом его сны могут дать информацию как для диагноза, так и для прогноза. Хотя толкование сновидений никак не может заменить обстоятельное клиническое интервью и обследование умственного статуса, сны могут оказать существенную помощь в том случае, когда они объединены соответствующим образом с другим клиническим материалом.

Соответствующий опрос по поводу недавних или значимых снов вполне уместен в первом интервью; здесь важны любые вопросы, позволяющие пронаблюдать за интеллектуальной деятельностью пациента: поток мысли, способность к абстрагированию, ориентация во времени, месте и ситуации; оперативная и долговременная память; суждения в реальной и гипотетической ситуации; уровень, согласованнность и тип аффективной реакции-ответа (response); и такой факультативный, но интересный аспект умственной деятельности, как понимание пословиц. Новые пациенты зачастую оказываются польщенными, когда их спрашивают о снах, так как в расхожем мнении толкование сновидений считается естественной частью психоаналитической практики {психоанализа вообще, а не просто фрейдовского психоанализа). В повседневной жизни обычно публика весьма живо интересуется значением снов, и порой не всякий глубинный психолог способен удовлетворить этот интерес.

Недавние сны, в особенности приснившиеся после первого интервью, могут выявить некоторые стороны текущей бессознательней деятельности пациента. Сновидения, появившиеся на начальном этапе анализа, иногда указывают на долгосрочный исход представляемой проблемы. Человек с застарелой привычкой носить одежду лиц

противоположного пола (cross-dressing), например, в начале анализа видел сон, в котором он был одет в женскую одежду, шел через стоянку автомобилей, направляясь в отель, когда вдруг одежда соскользнула с него, от чего он, впрочем, даже и не встревожился.

Это послужило предзнаменованием успешного лечения трансвестизма (не содержавшего элементов гомосексуализма) в пределах сравнительно короткого периода терапии (разумеется, в процессе лечения наблюдались свои трудности и кризисные периоды).

Другому мужчине с проблемами половой идентификации с самого начала анализа приснились два сна, указавшие на фактическое решение его беспокойства. Он вел себя и гомосексуальным и бисексуальным образом, но предпочитал быть только гетеросексуальным. Его гомосексуальное поведение, равно как и его беспокойство, и низкая самооценка, казались тесно связанными с эдиповыми проблемами; выражаясь психодинамическим языком, он искал мужской связи, чтобы компенсировать то, что, как он чувствовал, было эмоциональным отсутствием отца. Его сны показали, что бессознательное было готово усвоить проблему с помощью успешного умозаключения.

СОН 1:

Я нахожусь в притоне (sex den) или пещере — каком-то логове, неряшливом и неприятном. Я допиваю чье-то питье на ритуальный манер. Сцена меняется, и я оказываюсь на высоком дереве с множеством ветвей. Я не могу слезть с него. Вокруг меня присутствуют другие люди, играет радио. В конце концов я понимаю, что никто мне не поможет, и я должен спрыгнуть сам. Все же я зову на помощь, приходят двое мужчин и приставляют толстую доску к тому месту на дереве, где я вишу.

СОН 2 (спустя две ночи):

Я с каким-то мужчиной в здании в Гонолулу. Мы проходим в цокольный этаж к восточным баням и шлепаемся плашмя в разные бассейны. Затем там мы усаживаемся в кресла с ремнями наподобие тех, что в самолете или в Дисней-парке. Мой спутник знает, как пользоваться ремнями, а я не прочел инструкцию. Тем не менее к концу нашей поездки с ремнями я справился. По ходу движения кресла то погружались в воду, то выныривали из нее.

В обоих этих снах можно увидеть мотив либо безопасного спуска на землю (сон 1), либо получения безопасности к концу поездки (сон 2) без какого-либо серьезного инцидента, хотя и с некоторым напряжением и беспокойством. В первом сновидении помощь материализуется только тогда, когда эго сновидения принимает ответственность и решает спрыгнуть вниз, поскольку это кажется необходимым. Во втором сновидец не так всеведущ, как его спутник, но тем не менее заканчивает поездку без приключений. Результат в обоих сновидениях представляется «хорошим» в смысле консолидации его мужской идентичности. Буквально через несколько недель у пациента начался любовный роман с женщиной, и его гомосексуальные контакты и мысли пошли на убыль; одновременно с этим он стал чувствовать себя способным выразить более независимую позицию по отношению к своим родителям.

Оба сновидения приведены здесь исключительно по причине их прогностического значения, хотя очевидно, что существует и много других полезных ракурсов их рассмотрения. Оказаться «на дереве», например, означает в разговоре попасть в трудную ситуацию и содержит в себе отголоски шаманистских ритуалов инициации, описывавшихся как помещение на дерево, а на архетипичес-ком уровне, указывающих на тему мирового дерева или axis mundi — часто повторяющийся символ процесса центрирования в индивидуальной психике.

Связанные образы в серии сновидений

Прогресс в разрушении невротического паттерна часто может сопровождаться соответствующими сновидениями, растягиваясь далеко за пределы собственно лечебного периода и продолжаясь месяцы, а иногда и годы. Женщина с отмеченными нарушениями в ранней семейной жизни продемонстрировала такие изменения. Будучи ребенком, она являлась принципиальным источником эмоциональной поддержки отцу-алкоголику. Если она не пыталась позаботиться о нем, то чувствовала вину. Ее мать была благовоспитанной, образованной женщиной, поддерживавшей высокие стандарты знания для девочки, но не давшей ей

сколь-нибудь достаточной эмоциональной поддержки. Когда она обратилась к психотерапевту за помощью по поводу своих проблем в браке, то, в конце концов, решилась на развод, а впоследствии оказалась в сексуальной связи со своим бывшим психотерапевтом, за которого затем вышла замуж. И все это лишь для того, чтобы пережить повторение сексуальной невосприимчивости, которую она чувствовала в первом браке. Попытки полового контакта часто приводили ее в бешенство. Позже она предприняла аналитическую терапию (по Юнгу). И в групповой психотерапии, и в индивидуальном анализе она проявляла готовность помочь и интеллектуальную проницательность, хотя стойкие психосоматические проблемы (всегда связанные с эмоциональными факторами) вынуждали ее к частым госпитализациям.

Очень показательный инцидент произошел на одном из первых занятий в групповой психотерапии: она, как обычно, демонстрировала свою готовность помочь и проницательность относительно себя (схожую с ее связью с отцом), но когда мужчина, член группы, отказался от ее помощи, она взорвалась внезапным гневом, впервые показав свой подспудный гнев (связанный с ее депрессией). Примерно в это же время ей приснилось:

Собака-сука с двумя подрастающими щенками, повисшими на ее сосках, тащится по улице. Один из щенков оторвался от матери и попал под автомобиль. Щенок взорвался наподобие бомбы.

Этот поразительный образ взрывающегося щенка стал символом проблемы ее зависимости и связанного с ней бессознательного гнева. Многие ситуации в бодрствующей жизни могут быть связаны с ее бессознательной идентификацией либо с самим лицом, истощившим свою заботу о других (жертвующая собой мать), либо со вспышкой гнева, накопившегося в результате ее собственной зависимости (взрывающийся щенок) — поскольку в любом случае потребности зависимости никогда полностью не удовлетворимы и потому они не позволяли ей достичь собственной взрослой зрелости и независимости.

После второго развода она продолжала свой анализ, но некоторое время избегала любых личных контактов с мужчинами. Как раз в этот период ей снился сон:

Я нахожусь в египетском помещении, напоминающем одно из тех, которые есть в пирамидах. На возвышении — алтаре или погребальном постаменте — находится египетская принцесса-роженица, она собирается рожать. В основании возвышения меня насилует некто [фигура отца], который удерживает меня, тогда как я порываюсь вырваться. Я надеюсь, что женщина родит и тогда придет ее муж, он увидит совершающееся насилие и спасет меня.

Из этого сна становилось ясно, что отцовский комплекс в ее психологии был гораздо более активным, нежели конфликтная взаимосвязь с матерью. Сон также показывал возможность новой жизни (предстоящее рождение), предлагая изменение, инициируемое не эго, а тем, что потенциально могло привести к спасению сновидца от бессознательного паттерна, символизируемого во сне инцестом с отцом.

Знаменательно, что вскоре после этого сна женщина вступила в сексуальную связь с мужчиной, чья жена участвовала в сновидении в роли египетской принцессы,— несомненная проекция внутреннего спасителя сновидицы на реального мужчину. После краткого периода счастья, их отношения закончились, и она погрузилась в глубокую депрессию, которая — как она знала — была не совсем связана с внешней «ситуацией треугольника». Через какое-то время ей приснилось:

Я преподношу своей матери подарок, и мать реагирует также, как она всегда это делала в реальности — все, что бы я ни преподносила ей, она не любила. Я никогда не могла сделать ей приятное. И тут я поняла, почему ей не было приятно — она была мертвой! Рядом присутствовал доктор из одной мыльной оперы; я видела всю ситуацию такой, какой она была в моем первом замужестве, когда мои дети были маленькие. А доктор был хороший и заботливый.

Хотя, казалось, этот сон указывает на новый уровень осознанности, связанный со «смертью» материнского комплекса, в клинической депрессии этой женщины мало что изменилось. Она боролась с мыслью переехать в другой город подальше от этого мужчины, который все еще терзал ее мысли. В это время ей